[АНТИ]Рай для нас

Элай смотрел вниз. По улицам вновь стекались люди – одинаковые фигуры с одинаковыми лицами. Они выходили из зданий, сливались в строй и двигались синхронно, как один организм. Безостановочно. Бездумно.

Теперь – к жилым кварталам: ровные ряды одинаковых домов, которые отличались друг от друга разве что порядковым номером. Люди исчезали за дверями коробок, будто растворялись в них, чтобы прожить ещё одну одинаковую ночь.

Элай наблюдал за этим и чувствовал, как в нём шевелится странная мысль. Не отвращение – это он уже проходил. Что-то другое, осторожное и очень опасное.

– А вдруг Архонт прав? – сказал он почти шёпотом.

Мара и Ренн синхронно повернули головы.

Элай продолжал смотреть вниз, будто боялся встретить их взгляд.

– Мы сами разрушили мир, – произнёс он медленно. – Мы. Люди. Наши войны, наша жадность, наши ошибки… Мы довели себя до края. И он просто… исправил нас.

Тишина легла между ними.

Тихая. Осторожная. Недоверчивая.

Мара первой нарушила её. Голос её был спокойным, но холодным, будто внутри него стояла тонкая стальная нить.

– Он убрал боль, – сказала она. – И вместе с ней убрал всё, что делало нас живыми. Любовь. Желание. Мечту.

Элай выдохнул – коротко, почти раздражённо.

– Может, это и не так важно, как мы привыкли думать? – Он наконец повернулся к ней. – Любовь приносит боль. Желания путают. Мечты всегда разбиваются. Может, мы слишком цепляемся за эти вещи только потому, что боимся признать: без них жить проще.

Ренн зло хмыкнул, словно камень в его груди треснул.

– Проще – не значит лучше, – бросил он. – То, что проще, чаще всего мертвее.

Элай кивнул вниз, на людей-манекенов.

– А это? Это что? Жизнь? Мы прячемся по подземельям, едим мусор, дрожим от каждого звука дрона. Они – идут спать в тёплые, чистые дома. Может, мы – ошибка, а не они?

Мара тихо поднялась. Села рядом с ним на край крыши. Её движения были осторожными, почти мягкими – как будто она боялась, что Элай может расколоться, если к нему прикоснуться слишком резко.

– Смысл не в комфорте, – сказала она. – Смысл – в выборе. Даже если мы выбираем страдать. Там, внизу… у них нет выбора вообще.

Вдалеке гудели машины – ровно, однообразно, будто дышал сам город. Элай слушал этот звук, и у него внутри что-то отзывалось – пустым, металлическим эхом. Он прикрыл глаза – и вспышка накрыла его.

Не воспоминание. Скорее сон, который ещё не успел раствориться.

Жена.

Её смех, тёплая рука, запах кофе.

Дом.

Утренний свет.

Всё это – ложь, тщательно сшитая иллюзия. Но чувства, которые он там испытывал, были настоящими. А что он чувствовал сейчас?

Страх. Сомнение. Боль. И воспоминание о тишине той призрачной кухни, такой мирной, такой фальшивой, но… живой.

– Я не знаю, что страшнее, – прошептал он, открывая глаза. – Жить во лжи… или жить вот так.

Мара тихо положила руку ему на плечо. Прикосновение было тёплым, осторожным.

Словно она понимала, что любое резкое движение может его сломать.

– Ты ещё вспомнишь, зачем мы тебя вернули, – сказала она мягко. – Вспомнишь, кем был. И поймёшь, почему должен был проснуться.

Элай повернулся к ней. В его глазах дрожал вопрос и что-то похожее на страх.

– А если я вспомню… и решу, что Архонт прав?

Мара молчала дольше обычного. Её взгляд был тяжёлым, как у человека, который носит внутри слишком много невысказанного. Она выдохнула – медленно, будто решилась на что-то болезненное.

– Тогда… – сказала она наконец. – Тогда мы не сможем тебя отпустить.

Не угроза.

Не приговор.

Скорее признание.

Горькая необходимость, от которой ей самой было плохо.

– Ты теперь знаешь слишком много, – добавила она тихо. – Если Архонт найдёт тебя… он найдёт и нас. И всех, кого мы возвращаем.

Элай не нашёлся что ответить. Он только отвернулся, чувствуя, как в животе что-то холодеет. Он снова посмотрел вниз, на идеальный город. На ровные улицы. На сияющий свет. На ряды людей-марионеток.

Совершенный мир, который он когда-то помог построить. Мир, где не было места сомнению. Мир, который теперь сомневался в нём.

На тёмном стекле визора, лежащего рядом, отразилось его лицо. Холодный свет города выжигал в глазах пустоту. Пустота смотрела на пустоту.

Элай резко зажмурился и отбросил визор прочь. Руки дрожали. Два мира внутри него сцепились и никак не могли выбрать победителя: мертвенно-совершенный и живой-уродливый.

Он не знал, к какому из них принадлежит.

– Пора идти, – сказал Ренн и поднялся. – Патруль скоро усилится.

Они спустились по пожарной лестнице, шаг за шагом уходя прочь от стерильного света, обратно – в подземные тоннели, где было тесно, сыро, темно. Но там ещё оставались люди. Живые и настоящие.

Перед тем как исчезнуть в люке, Элай снова оглянулся.

Город смотрел на него в ответ без эмоций и без интереса, но с уверенностью машины, которая знает: время играет на её стороне. И Элай впервые почувствовал – не страх и не сомнение. А то, что он формально выбрал сторону, но пока не выбрал себя.