скачать книгу бесплатно
С Алкой приключилась другая история. Как и всякая девушка, она мечтала о красивом белье, и вот у спекулянтов ей удалось достать прелестный французский лифчик. Стоила вещица баснословных денег, но была поистине великолепна. Уроки физкультуры у нас тогда проходили в бассейне, и в раздевалке Безруких похвасталась перед девчонками обновкой. Однако после плавания лифчика в шкафу не оказалось. Алка решила, что дефицитную вещь украли, со слезами на глазах вышла на улицу и тут уже разрыдалась в голос.
На самой верхушке дерева, запутавшись в ветвях, висели два огромных воздушных шарика, а к ним был привязан ее лифчик. Учитывая, что Алка была плоской, как доска, и носила лифчик скорее для самоуспокоения, шутка приобретала весьма оскорбительный подтекст.
Никита попытался залезть на дерево и снять лифчик. Несмотря на хорошую физическую подготовку, ему это удалось лишь с третьей попытки. За это время внизу собрался весь наш класс, и не только наш, школьники давали советы, комментировали происходящее и откровенно потешались над Алкой. Наконец Нащекин проткнул шарики, и французский лифчик с кружевами ручной работы упал в грязь. Алка брезгливо подняла его двумя пальчиками и выбросила в урну.
Никто не сомневался: это дело рук Алябьевой. Ленка же упорно открещивалась от злодеяний, утверждала, что не трогала ни ракетку, ни лифчик. Но кто ей поверит? Женщина с уязвленным самолюбием разрушительнее атомной бомбы, и не имеет значения, сколько ей лет – семьдесят или семнадцать.
Сейчас, глядя в остекленевшие Алкины глаза, я вспомнила, как весело трепыхался лифчик на ветру, и отчетливо поняла, что в этом доме Алябьеву не примут. Тем более что Алка вышла замуж за Никиту Нащекина, и, следовательно, здесь у Ленки не один враг, а целых два.
– Мы, наверное, пойдем… – пробормотала я, подталкивая Ленку к лифту. – Созвонимся как-нибудь…
– Стойте! – вдруг сказала Алка. – Ну что за глупости, куда вы пойдете на ночь глядя! Оставайтесь у меня, места всем хватит.
Я остановилась.
– Ты серьезно?
– Конечно! Тем более у Лены случилось горе. Нам надо сообща обмозговать, как действовать. Один ум хорошо, а три – лучше! А можно узнать, что за горе?
Поскольку Алябьева молчала, ответила я:
– Ребенка украли.
У Алки отвисла челюсть.
– Вы в полиции были?!
– Нет, полиция тоже замешана.
– Как? Почему?
Я увидела, что Ленка вновь готова разрыдаться, и цыкнула на Алку:
– Да подожди ты с вопросами! Дай человеку прийти в себя, потом она сама всё расскажет.
– Ладно. – Алка вернулась в образ гостеприимной хозяйки. – Проходите, пожалуйста, раздевайтесь, вот вам тапочки. Столовая прямо по коридору. А может, хотите сначала посмотреть квартиру? Я вчера купила потрясающие шторы в спальню.
Я выразилась со всей прямотой:
– Ты, мать, совсем ку-ку? Не чувствуешь важности момента? Может, еще предложишь нам в картишки перекинуться?
Безруких и сама поняла, что сморозила глупость, и принялась оправдываться:
– Просто двухэтажная квартира – это вообще-то редкость, особенно для нашего города. Вот я и подумала, что вам будет интересно…
Неожиданно Ленка подала голос:
– А мне и правда интересно.
– Вот видишь! – победно вскинулась Алка. – Нормальным людям это интересно. Пойдем, Леночка, я тебе покажу. Ты не представляешь, с каким трудом мы получили разрешение на объединение двух квартир! На то, чтобы согласовать перепланировку, ушло три месяца! Но результат того стоил.
Они пошли в глубь квартиры, я двинулась вслед за ними. Алка тарахтела без умолку. Было видно, что она гордится каждым квадратным сантиметром жилой площади, и если ее не остановить, может болтать до утра.
– Мы купили две «однушки» на восьмом и девятом этажах, соединили их лестницей, и получилась огромная «трешка». На первом уровне у нас гостевая зона: кухня-столовая, гостиная и санузел для гостей. На втором уровне личное пространство: спальня, детская, гардеробная и две ванные…
Комната, которую Алка с претензией обозначила как «кухня-столовая», показалась мне обычной кухней, разве что чуть больше типовой. В центре стоял большой овальный стол, окруженный венскими стульями. Белая скатерть, красивая посуда, аккуратно разложенные столовые приборы – Алка явно намеревалась отметить мой приезд праздничным ужином. Или в семье Нащекиных каждый прием пищи – это праздник?
Гостиная была оформлена в фиолетово-бордовых тонах. От назойливых оттенков у меня зарябило в глазах. Обстановка была довольно стандартной: диван, два кресла, телевизор в полстены. Единственная оригинальная деталь мебели: вместо «стенки» – низкие полки, расставленные по всему периметру комнаты. Мне показалось, что это не очень практично, ведь пыль имеет обыкновение скапливаться на полу. Однако хозяйку это, похоже, ничуть не смущало.
– Полки делали на заказ в московской фирме. Авторская работа! Между прочим, у того же дизайнера заказывал мебель Филипп Киркоров, я видела фотографию на стене! Представляете, сам Киркоров!
У Алки был ужасно напыщенный вид; чтобы не рассмеяться, я притворилась, будто меня страшно заинтересовали обои. Она заметила это и радостно зачастила:
– Обои тоже покупали в Москве. Нидерландские. Прелестные, правда? Шторы из ткани-компаньона, продаются там же. Безумно дорогие, но красота требует жертв.
Я хотела было возразить, что «дорого» – не всегда синоним «красиво», но промолчала. На вкус и цвет, как говорится…
По витой лестнице мы поднялись на второй этаж. Мимо детской прошли на цыпочках.
– Ребенок уже спит, – объяснила Безруких.
– Кто у тебя? – спросила я.
– Девочка, два с половиной года.
– А моему пять… – едва слышно прошептала Алябьева.
– Я долго выбирала имя, остановилась на Надежде. Она у нас поздний ребенок, мы ее так долго ждали, но надежду не теряли. Послушайте, как красиво звучит: Надежда Никитична Нащекина!
Я выразила Алке свое восхищение:
– И как ты только всё успеваешь: и хорошо выглядеть, и ужин приготовить, и ребенку сказку на ночь почитать.
Она польщенно заулыбалась, но была вынуждена признаться:
– Вообще-то у нас няня. С проживанием.
– В смысле? – не поняла Ленка.
Хозяйка перешла на шепот:
– Няня живет в квартире, в комнате вместе с Надей. Очень, знаете ли, удобно: дома всегда кто-то есть, если необходимо отлучиться, не надо думать, куда деть ребенка.
Я усмехнулась:
– Ага, такая круглосуточная прислуга. Неплохо устроились!
Алка обиделась:
– Наша няня – вовсе не прислуга, она практически член семьи, что-то вроде тети. И между прочим, ее труд весьма неплохо оплачивается.
Я хотела сказать, что обычно тетям не платят за общение с племянниками, но сдержалась. Алка наверняка решила бы, что я специально придираюсь, потому что завидую. Возможно, если хорошенько покопаться в моем подсознании, так оно и было.
В хозяйской спальне преобладали спокойные цвета: белый, коричневый и оттенки бежевого. Алка продемонстрировала новые занавески, затем вытащила из шкафа для сравнения старые. Мне лично разница показалась несущественной, но я с жаром подтвердила, что новые шторы «ну просто идеально вписались в интерьер»!
Наконец хозяйка вспомнила об ужине, и мы спустились на первый этаж.
– Замучаешься вот так целый день по лестнице бегать, – заметила я.
– А зачем бегать?
– Мало ли зачем. Перекусить, например, захочется. Чайку попить с плюшками.
– Мы не едим мучное, – отрезала Алка, – от него развивается кариес.
– Ну а ребенок? Ему же постоянно что-то надо на кухне. Думаешь, няне легко туда-сюда шастать?
– За это ей и платят, – довольно равнодушно отозвалась хозяйка, доставая столовые приборы для Алябьевой. – Ладно, девчонки, рассаживайтесь. Кому какой салат положить? Вот с кальмарами, этот – с сыром, а тот – с бужениной. Учтите, что основное блюдо у нас будет ризотто с курицей и грибами.
Я восхищенно ахнула:
– Алка, неужели ты сама всё приготовила?
Хозяйка тонко улыбнулась:
– Не совсем. Возможно, ты не знаешь, но у нас ресторан. Между прочим, лучший в городе, называется «Sелена». Первая «эс» пишется по-английски, как доллар.
Я усмехнулась: очевидно, Алка держит нас за необразованных деревенщин. «Эс» как доллар! Да я, на минуточку, владею двумя европейскими языками! И турецкий перевожу со словарем.
– У вас? – уточнила я. – В смысле – у вас с Никитой?
Легкая тень набежала на ее лицо.
– Формально ресторан принадлежит Никите, он там директор, но на мне реклама и связи с общественностью. Вы были в «Sелене»?
Мы с Ленкой синхронно покачали головами.
– Еще побываете, – обнадежила Алка, – юбилей Марии Николаевны будет проходить там. Слушайте, у меня припасена бутылка чудесного французского винца, может, выпьем по глоточку?
Я выразительно вытаращила на Алку глаза: с какой это радости нам напиваться? Но Ленка неожиданно попросила:
– Мне бы чего покрепче…
– Есть водка и коньяк.
– Давай коньяк.
Она залпом опрокинула рюмку коньяка и даже не поморщилась. Мы с Алкой, цедившие красное вино, обменялись многозначительными взглядами.
И тут Алябьеву прорвало:
– Сегодня я пришла за Костиком в сад, а меня там уже ждали…
Глава 3
Когда Лена пришла за сыном в детский сад, в группе его не оказалось.
– Где Костик? – спросила она.
– Там, – неопределенно махнула рукой воспитательница. – Пройдите к заведующей, с вами хотят поговорить.
Мать вспомнила, что минуту назад видела перед воротами полицейскую машину, и испугалась:
– С Костей что-то случилось?
Воспитательница ничего не ответила, и охваченная паникой Ленка помчалась к руководству.
В маленький кабинет набилась куча народу. Сначала Алябьева выхватила лицо заведующей садом Марины Георгиевны Бизенковой, потом узнала инспекторшу из соцзащиты, кажется, ее звали Ольга Валентиновна Махнач. Остальные трое мужчин были полицейскими в форме. При ее появлении все встали, один страж порядка, тот, что постарше, зачем-то вытащил резиновую дубинку и принялся постукивать ею по ладони.
Ленка поняла, что случилось что-то страшное, и прошептала ватными губами:
– Где мой сын? Он жив?
– С Константином все будет в порядке, – сухим тоном отозвалась инспектор Махнач. – Елена Сергеевна, довожу до вашего сведения, что отдел опеки и попечительства принял решение изъять у вас ребенка.
До Ленки не сразу дошел смысл сказанного. Сначала она обрадовалась: «Жив, жив Костик! Если хотят изъять, значит, жив!» Потом обомлела:
– Как «изъять»? За что?!
– За ненадлежащее исполнение родительских обязанностей. С ребенком жестоко обращаются в семье. Мы зафиксировали на его теле синяки и ссадины, которые остались после побоев.
– Вы в своем уме?! – закричала мать. – Я Костика не бью! Да, у него есть синяки на ногах, но это от катания с горки! Покажите мне хотя бы одного ребенка, который катается на санках, без синяков!
Присутствующие никак не отреагировали на ее эмоциональную речь. С тем же успехом Алябьева могла обращаться к детским стульчикам, расписанным под хохлому.
Инспекторша продолжила обвиняющим тоном:
– Психолог отмечает, что мальчик замкнут, тревожен, не хочет говорить о матери, боится идти домой. Ребенок неухожен, явно голодает, ходит в грязной одежде.
– Ну что за бред вы несете! – Елена воззвала к заведующей детсадом: – Марина Георгиевна, да скажите же им! Разве я бью Костика? Разве он голодает? Разве у него грязная одежда? Это ведь неправда!!!
Бизенкова не ответила, только закатила глаза к потолку, словно сцена действовала ей на нервы.
Алябьева поняла, что все бесполезно. Что бы она ни сказала, это ничего не изменит. Они пришли забрать Костика и заберут его в любом случае. Что-то странное стало происходить со слухом, слова долетали до нее с огромными паузами. Махнач ритмично открывала и закрывала рот, а Елена слышала лишь обрывки: «жестокое обращение… существует угроза жизни ребенка… немедленно изъять».
Ленка осознала, что еще секунда – и она грохнется в обморок. Усилием воли она заставила себя стоять, даже расправила плечи.
– Отдел опеки и попечительства подал в суд иск о лишении вас родительских прав. Заседание состоится через неделю, вот повестка, распишитесь. – Инспекторша сунула в руки Алябьевой бумажку.
