Монстры в городе (Страшный сон)

– Доброе утро! Слышал хорошие новости ― к Вам, Ася, вернулась память. Ну, не будьте букой, открывайте глаза, нам о многом надо поговорить.

И хоть сказано это было спокойным, даже ласковым тоном, почувствовав в его голосе скрытую угрозу, я приоткрыла один глаз. Он стоял рядом с кроватью, чуть сгорбившись, в том же тёмном, как и в прошлый раз, плаще, не отводя неприятного взгляда. «Практиканта» сегодня с ним не было, и меня так и подмывало спросить, где же он потерял такое чудо.

Словно приклеенная к лицу улыбка Ивана Ивановича вызывала тошноту и желудочные спазмы. В его глубоко посаженных глазах, казалось, клубилась тьма. Почему-то подумала, что простое русское имя Иван ему совсем не подходит, а вот какой-нибудь Люцифер ― пожалуй. Мысленно представила его с рожками и хвостом, да ещё в чёрно-красной накидке на плечах, и рассмеялась. Это прозвучало неуместно, словно насмешка. Не хотела же, ей-богу… И что я за дура?

Иван Иванович побагровел, а стоящая рядом медсестра выпучила глаза, решив, наверное, что от пережитого пациентка окончательно свихнулась. Не знаю, чем бы кончилась эта немая сцена, но тут раздались уверенные шаги, и знакомый властный голос произнёс:

– Посторонитесь! ― что прозвучало как сигнал о долгожданном спасении.

– Папа, папочка, я здесь… ― собрав все силы, закричала, или прошептала так громко, как только могла.

Отодвинув могучим плечом растерявшегося полицейского, папа в светлой ветровке и белом, накинутом сверху халате, словно ангел, разорвавший тьму, бросился ко мне и обнял, целуя:

– Как ты себя чувствуешь, малышка? Еле тебя нашёл, так спешил…

– Папочка, ― всхлипывая, прижалась к нему, не сомневаясь, что теперь всё будет хорошо, и никто не посмеет меня обидеть. Даже этот противный Люцифер с рыбьими глазами. Я взглянула на Ивана Ивановича, и испуганное сердце пустилось в неровный, смертельный галоп.

Он был удивительно бледен, тёмные глаза на узком лице казались пустыми, бездонными провалами. Чуть приоткрытый рот, нет, пасть, полная мелких острых зубов, была наполнена кровавой слюной. Я взвизгнула и зажмурилась, а когда разлепила веки, увидела испуганное лицо отца, нежно гладившего меня по волосам:

– Успокойся, зайчонок… Папа теперь с тобой, вместе мы со всем справимся, обещаю…

Я растерянно смотрела туда, где только что стояло отвратительное чудовище, но там никого не было. Всё ещё потрясённая, заикаясь, обратилась к медсестре:

– А где п-олицейский?

– Он только что ушёл. Такой внимательный и приятный мужчина, сказал, что не хочет вам мешать. Обещал зайти попозже, когда ты будешь одна.

– Одна… – это слово кувалдой било в висок, ― он вернётся и достанет меня. И никто не поможет…

Не знаю почему, но я была абсолютно уверена в этом и, плача от неизбежного страшного будущего, зарылась лицом в папино плечо.

– Кому пожаловаться? Кто поверит девушке «со сдвигом», пережившей такую трагедию? Никто, даже папа…

Я рыдала, а он продолжал успокаивать, повторяя снова и снова, что всё будет хорошо. Словно и правда в это верил, наивный…

– Его ни в коем случае нельзя втягивать в случившееся. Придётся тебе самой нести этот крест, а иначе погубишь обоих, ― кто-то невидимый прошептал эти слова мне прямо в ухо, и я ему поверила…

С этого дня всё изменилось: нас двоих перевели в отдельную палату, не разлучая до самой выписки. И неудивительно: вместе с работой в Генштабе у папы появилось много «полезных» знакомых…

Теперь в больнице всё шло как по маслу: врачи были очень вежливы и внимательны, каждый день приходил психолог, полиция тоже вела себя весьма… деликатно ― не докучала и лишний раз не беспокоила. Кстати, загадочный Иван Иванович с «практикантом» больше ни разу не появились. Это было странно, но приятно.

И следователям, и психологу я рассказала всё, что помнила о случившемся. Конечно, о своих видениях демонов-полицейских сообщать им не стала, иначе мне бы нашли больницу поинтереснее…

С этим делом всё было как-то не так ― о нём не писали в прессе, молчало и телевидение. Папа, смущаясь, попросил держать подробности произошедшего в тайне и «не распространяться», намекнув, что это указание «сверху». Я согласно кивала, раз надо ― значит, надо…

Похороны погибших одноклассников пришлось пропустить. Когда меня выписали домой, взяв подписку об обязательном посещении психолога, всё уже было кончено. Я не удивилась, узнав, что их гибель была объявлена несчастным случаем: мол, нетрезвые ребята, погуляв на вечеринке, решили прокатиться за город. Но не справились с управлением ― произошла авария… Наверное, так и сказали несчастным родителям.

Это было очень грустно, и порой хотелось открыть правду о том, как же всё было на самом деле, но подвести папу я не могла. Так что истину о страшной трагедии в лесу пришлось оставить на попечении своей совести, а она пока послушно помалкивала.

Я верила, что, вернувшись из больницы домой, сразу же почувствую себя лучше. Как бы не так… Поселившаяся в душе грусть по погибшей подружке и, как ни странно, нелюбимых раньше ребятах, сознание собственной неполноценности, проще говоря ― уверенность, что я постепенно схожу с ума ― всё это делало жизнь тяжёлой и безрадостной. «Депресняк» поймал Асю Трифонову в свои крепкие объятия ― глупо звучит, наверное, но это так: меня просто замучила тоска.

Я вернулась в университет, как никогда раньше, самозабвенно училась, нагружала себя любой работой и всё только для того, чтобы очередной пустой день закончился, и, наконец-то, можно было уснуть без задних ног, а главное ― без сновидений.

С некоторых пор я не переносила сны, ведь в них видела погибших ребят и Иван Иваныча-Люцифера с огромными когтями вместо рук, разрывающего их на части, а потом впивающегося мелкими острыми зубами в человеческую плоть…

– Ты ― следующая, ― слышался мне его мерзкий голос, и я просыпалась со слезами на глазах.

Регулярные посещения врача почти не помогали: от таблеток страшно болела голова, и невозможно было сосредоточиться. Я перестала их пить, просто изнуряя себя работой ― иногда это срабатывало. Главное, папа был рядом…

– Пока он здесь, монстр в дом не сунется, ― я верила в это и потому кое-как держалась на плаву. Но вот наступил день, когда расстроенный папа, обняв, сообщил, что уезжает в очередную горячую точку, иначе с работой можно будет попрощаться. И хотя он уверял, что готов всё бросить, устроившись простым охранником, его полные тоски глаза говорили о другом. Поэтому приходилось делать весёлое лицо, убеждая его, что я ― в порядке, а он обещал, что скоро вернётся. Мы оба знали, что лжём друг другу…

На время командировки из провинции приехала папина троюродная сестра тётя Клава, решившая пожить в столичном городе в своё удовольствие. Пришлось и на это согласиться, лишь бы папа успокоился. Мы не обещали писать или звонить друг другу, понимая, что это не всегда возможно.

Простились, и я осталась ждать его возвращения, совсем как мама раньше, с ужасом считая часы и дни, когда проклятый монстр придёт за мной. А то, что это рано или поздно произойдёт, сомнений не было, ведь настырный голос в голове не давал мне думать иначе…

Глава 3

Время шло, и, как ни странно, ничего ужасного не происходило: монстры из шкафа по мою душу не вылезали, страшные сны снились всё реже, и даже настырный голос в голове помалкивал. Папа иногда передавал весточки через знакомых, у него всё было хорошо. Во всяком случае, так он уверял ― и это радовало. Тётя Клава не докучала, целыми днями где-то пропадая, и, кажется, кого-то себе нашла. Иногда за завтраком она восторженно рассказывала о своём новом знакомом, но я только кивала, думая о своём, нерадостном. Так мы и жили.

Приближался Новый год. Я всё ещё надеялась, что папа вернётся к празднику: вместе нарядим ёлку и, как в детстве, пойдём смотреть салют. Но, честно говоря, не особенно в это верила… Девчонки из группы предлагали встретить праздник в компании на загородной даче одного из ребят. По понятной причине, я наотрез отказалась ― слишком свежи ещё были ужасные воспоминания. В нашей группе никто так и не узнал о том, что случилось в начале осени; однокурсники считали меня скучной, нелюдимой гордячкой, а я и не торопилась их в этом разубеждать.

Наступил последний день декабря, и стало очевидно, что папа не приедет, значит, и этот Новый год мне предстояло встречать в одиночестве. Тётя Клава извинилась, сказав загадочным голосом, что у неё «планы» на вечер, и, раздражённо пожелав ей повеселиться от души, я закрыла дверь. Вытащив с антресолей ёлку, поставила её посреди комнаты, ещё час просидела, перебирая старые игрушки, но так ни одной и не повесила ― чувствовала себя брошенной и ненужной, даже позвонить было некому…

Однако ближе к двенадцати, притащив из холодильника салат и шампанское, включила телевизор и, усевшись на пол перед «глупым ящиком», начала праздновать. К бою курантов я была уже хороша ― сказалась неумение пить, зато на душе стало гораздо легче. Покричав «ура», даже успела загадать желание, и как только за окном начали взрываться петарды, нетвёрдой походкой побрела к балкону, прихлёбывая шампанское прямо из бутылки.

На улице люди веселились, поздравляя друг друга, и глядя на праздничный салют, хохоча, взрывали хлопушки. Мне вдруг стало так завидно и захотелось туда, к ним, что, не раздумывая, кое-как обувшись и натянув пальто, я поспешила на улицу, так и не выпустив из руки недопитую бутылку шампанского.

Мне даже в голову не пришло задуматься над вопросом ― взяла ли с собой ключи и закрыла ли входную дверь ― в тот момент было не до этого. Выйдя в холл перед лифтом и с трудом попадая пальцем в кнопку вызова, ждала, нетерпеливо прихлопывая ногой в такт известной новогодней песенке, раздававшейся из-под соседской двери.

– Весело им, сволочам, и дела до меня нет ― конечно, зачем я им сдалась! Кому вообще нужна, даже родной отец бросил, ― бубнила себе под нос, распаляясь всё больше и больше. Весёлое настроение очень быстро менялось с «люди, я вас обожаю!» на «ненавижу всех и вся». Лифт, наконец, приехал, и я бесцеремонно в него ввалилась, краем глаза заметив, что там уже кто-то стоит, опустив голову.

– Здравствуйте, с Новым годом! ― чудом сохранив остатки вежливости, пробурчала я, собравшись снова приложиться к бутылке шампанского, которое, как назло, никак не кончалось. Двери с противным скрежетом закрылись, и лифт поехал вниз. Тут молчаливый сосед, даже не потрудившийся ответить на поздравление, поднял голову и улыбнулся. От этой улыбки хмель стремительно меня покинул. Я икнула, вжавшись в стену кабинки так сильно, словно хотела прямо через неё на ходу вывалиться наружу, лишь бы сбежать от попутчика…

Это был… ну, как его там звали, молодой «практикант», помощник страшного полицейского. Такой румяный, лопоухий, всё время прятавшийся за своим начальником. Сейчас он не казался ни испуганным, ни нерешительным, это был абсолютно другой человек, да что я говорю, не человек вовсе. Он был высоким и даже мог показаться симпатичным, если бы не круглые рыбьи глаза, холодные и пустые, и ухмыляющийся рот, прямо как у его начальника, полный мелких, острых, словно специально заточенных зубов.

Парень моргнул, закрыв свой ужасный рот. Я выдохнула, решив на мгновение, что всё это мне почудилось спьяну. Но его длинный чёрный язык, неожиданно высунувшийся наружу и облизавший тонкие губы, убедил, что это точно не видение, а…

– Какая мерзость… Ты, тварь, ещё смеешь ухмыляться и облизываться на меня, да я тебя… получи! ― со всей силы врезала ему по противной физиономии бутылкой, зажатой в правой руке.

Он ещё больше выпучил глаза, сползая по стенке на пол. Я смотрела на него сверху вниз и не могла поверить, что это моих рук дело. В жизни Ася Трифонова и мухи не обидела: ругалась ― да, бывало, но чтобы кого-нибудь ударить? Однако, доказательство, как говорится, было налицо, то есть, на полу.

Перевела ошарашенный взгляд на свою ладонь, сжимавшую отколовшееся горлышко бутылки, и осколки под ногами. Всё ещё не веря в произошедшее, смотрела то на поверженное существо, то на свою героическую руку. Но тут лифт остановился, приветливо распахнув двери.

К счастью, внизу никого не оказалось, и, скомандовав себе:

– Беги, Аська! ― я метнулась к выходу из дома прямо в веселящуюся толпу. Неслась на заплетающихся ногах словно пьяный ветерок, при этом умудрившись ни разу не споткнуться. Ну разве это не новогоднее чудо?

Вылетев из дверей на улицу к соседям, под очередной тост разливавшим шампанское по прихваченным из дома бокалам, я невольно сморщила нос. От одного только вида шипучего напитка тошнота подступила к горлу, но кто-то, подхватив меня под руку, так что я затряслась от страха, закричал явно нетрезвым голосом:

– Это ж Асенька, соседка наша! Ну-ка, налейте ей, пусть выпьет с нами, она хороший, ик, ч-ч-еловек…

Отбрыкаться не удалось: соседи навалились на меня всей толпой, заставив выпить. А потом я уже плохо соображала: кажется, мы дружно покричали «ура!» салюту, кто-то предложил слепить снеговика, но не получилось ― снега в этом году практически не было, поэтому за отсутствием такового выпили ещё и пошли домой праздновать дальше. Меня захватили с собой как почётный трофей, сопротивляться уже не было сил.