скачать книгу бесплатно
– Утром как всегда позавтракали, – начала женщина рассказывать, пытаясь вспомнить подробности, как велел следователь. – Я к старосте пошла коров доить. Я за скотом у него ухаживаю, – пояснила она. – Пять коров у него десять свиней и несколько десятков поросят. Козы, куры и гуси. Пока всех накормишь, напоишь, да уберешь за ними, так день и пройдет. Вечером без рук и ног домой возвращаешься. Вот за прошлый год за мои труды дал он мне коровенку и поросенка. Тем и кормимся. Серафима дома осталась, корова на ней и поросенок, да братишка с сестренками. За ними и присмотреть надо и обед приготовить. А еще я ей велела спать младших днем уложить, да сходить к золовке за яйцами, та обещалась дать десяток. В тот день я как раз в обед домой забежала, а Серафима уж собралась до золовки идти. Туесок взяла, платок повязала и вышла со двора. Помахала мне с крыльца и все…
– Больше я ее не видала, – снова заплакала женщина.
– А к золовке-то она дошла? – спросил Рябинин.
– Нет. Не дошла… – вздохнула та.
Когда вышли из дома пропавшей Серафимы Пархоменко, Рябинин стал подробно расспрашивать Бурова о его пропавшей дочери. Но тот ничего внятного сам не знал.
– Что ты меня пытаешь? Дочка пропала, когда я еще с войны не вернулся, – сердился Василий. – Катерина, тоже ничего вразумительного сказать не может. Вышла на улицу и не вернулась. Сказала матери, мол «я на часик, другой отойду», выбежала на улицу и не вернулась.
– В какое время это было? – Поинтересовался оперативник.
– Кажись, опосля обеда, Катерина сказывала, – поскреб лоб Буров.
– А в какой деревне еще девушки пропали? – положил свой блокнот в карман Рябинин.
– Так в Озерках пропали. Четыре версты от нас будет, – махнул в сторону леса рукой Буров.
– А пойдем окрестности осмотрим с тобой, – показал кивком на калитку Рябинин. – А потом в соседнюю деревню сходим, про девчонок, пропавших расспросим.
– Пошли, – тяжело вздохнул Буров, и направился со двора на улицу.
Обошли все село, сходили на речку, по тропинке дошли до леса.
– До вечера не управимся. Давай завтра с утра в Озерки пойдем, а то ноги у меня уже не ходят, – присел на поваленный сухой ствол березы Буров.
– Ладно, согласился с ним Рябинин. – Ты иди домой, а я к сельскому старосте схожу, разузнаю обстановку.
Из дома старосты через открытые окна доносились обрывки пьяных разговоров.
– Вот ты меня, началь-ссс-тво своё уе-ззз-дное уважае-шшь? – услышал знакомый голос пристава Рябинин.
– Как же не уважать? Конечно уважаю! Голубчик мой, Николай Игнатьевич, как вы могли усомниться во мне? – заверял того в своем уважении староста.
– Вот, кабы меня не уважжжа-ли, так посла-ллли бы на ответ-ссстт-венное задание? – икал становой пристав.
– Да разве абы кого пошлют? Токмо самых уважаемых, – поддакивал староста.
– Добрый вечер! – поздоровался Рябинин, входя в просторную горницу.
Солово и сельский староста сидели за столом, и как определил Рябинин уже довольно давно. На столе стояла наполовину опустевшая пятилитровая бутыль с самогоном, зажаренные перепела, зеленый лук, молосольные огурцы.
– Проходите к столу, милости просим, – пригласила Рябинина хозяйка дома, подававшая к столу варенный картофель обильно посыпанный укропом.
– Глашка! – крикнула она в открытую дверь, – сало принеси, колбасу, да посуду гостю подай. Поторапливайся!
– Щас! – отозвались с улицы.
– А-а, это ты? – с трудом сфокусировал взгляд на Рябинине пристав. – Что там с нашш-им ра-сссл-е-до-ва-нинием? – еле выговорил он.
– Пока ничего. Но завтра я планирую сходить в соседнее село и опросить родителей пропавших девушек и свидетелей, – браво ответил Рябинин, мысленно представляя майора Еремеева вместо пьяного пристава Солово.
– Дей-ссс-твуй! – махнул он рукой на Рябинина. – Придет-ссс-я задержать-ссся! – пожал пристав плечами, фокусируя теперь взгляд на старосте. – Ничего не поделае-шшшь, слу-жжж-ба!.. Наливай! – постучал он по пустой рюмке вилкой. – И давай выпьем за ува-жжжа-мых людей, коими мы с тобой являемм-ся, – икнул он. – А ты иди работай! – показал жестом он оперативнику на выход.
– Есть, идти работать! – отлично сыграл роль подчиненного Рябинин.
– Завтра к вечеру приде-шшшь доло-жжж-ишшшь! И смот-ррри, у меня! – погрозил кривым пальцем становой пристав, чтобы придать себе важности.
Поужинав у Бурова, Рябинин и Антонов вышли во двор. Уже было темно. Большая часть неба была затянута облаками. И только сквозь их дыры были видны подмигивающие звезды.
– Ну, как расследование? Сдвинулось с мертвой точки? – спросил Роман друга.
– Надо опросить всех, чтобы была полная картина, – потянулся оперативник. – Не хочу делать скоропалительных выводов. Сначала нужно все проверить.
– Ну, а версии у тебя есть? – сгорал от любопытства Антонов.
– Есть. Но это только версии. Пока слишком мало информации, – снова ушел от прямого ответа оперативник. – Устал я, пойдем спать. Вот завтра в соседнем селе побываю и тогда уже поделюсь с тобой предположениями. А пока слишком много вопросов без ответов.
– Хорошо. Пошли спать, партизан! – буркнул недовольный Антонов, и стал подниматься на крыльцо.
– Доктор! Доктор! – кто-то позвал его с улицы. – Хорошо, что вы еще не легли, там сноха моя никак не может разродиться. Сутки уже мучается.
– А что-ж вы только сейчас пришли? – удивился и рассердился одновременно Антонов.
– Так я из Озерков, пока дошла. Ноги больные, старая я уже, чтобы как козочка бегать. А послать кого помоложе боязно. Девки-то вон молоденькие пропадают. Парни все на войне. В деревне одни старики, да дети. Села на скамейку пожилая женщина.
– Василий, а можно у кого-нибудь лошадь раздобыть? Спросил Антонов.
– Сейчас сбегаю к Мишке Соленому, раздобуду, – спустился с крыльца Буров.
Пока Антонов собирал инструменты, Василий вернулся с запряженной в дрожки
лошадью.
– Я с тобой поеду, – накинув на плечи куртку, пошел вслед за Антоновым Рябинин. – Все равно с утра в эти «Озерки» собирался.
Дорога заняла около часа. Накрапывал мелкий дождь, где-то вдалеке полыхали молнии и доносились раскаты грома.
– Хоть бы успеть до грозы, – подгонял лошадь Буров. – Но, родимая! Пошевеливайся!
Как только въехали в деревню, полил дождь, как из ведра и ярко сверкнула молния. Рябинин резко спрыгнул с повозки и крикнул остальным: – Быстрее в укрытие!
Антонов помог женщине слезть с дрожек, и с силой потащил ее под крышу стоящего рядом сарая. Вслед за ними ведя лошадь под уздцы поспешал Буров. Рябинин схватив саквояж Романа, бежал вслед за ними.
Молния словно целилась попасть именно в него, и посылала разряды один за другим. Они то и дело, как стрелы врезались в землю в каком-то метре от оперативника. Он прыгал между ними, как заяц запутывающий свои следы и не секунды не стоял на месте. Как только он оказался под крышей, молния ударила в сарай, и соломенная крыша загорелась. Лошадь заржала, встала на дыбы, вырвалась из рук Бурова и понеслась галопом в темноту.
– Стой! Куда ты?! Проклятущая скотина! А ну, вертайся назад! – пытался Буров вразумить и вернуть испугавшуюся лошадь. Но той было все равно, она летела по деревне, подкидывая на ухабах и кочках дрожки.
– Сам-то куда?! – Остановил его схватив за руку Антонов. Убьет-же тебя молния!
– А если лошадь потеряю, меня Мишка убьет! Это его единственная кормилица, – сокрушался Буров.
Молния еще несколько раз била в крышу сарая. Сгущалась темнота, страх и вонь наполняла легкие путников. Женщина упала на колени и стала неистово молиться.
– Господи! Спаси и сохрани нас грешных! – крестилась она. – Прости наши грехи вольные и невольные! Защити нас, рабов твоих…
Антонов достал из внутреннего кармана кожаный мешочек и вынул из него кольцо…
Голубой свет развеял темноту, гроза прекратилась, а крыша сарая потухла.
– Во истину, чудеса твои Господи! Слава тебе! Слава отцу, и Сыну, и Святому духу! Аминь! – озиралась по сторонам женщина и целовала нательный крестик.
– Да! Слава, Богу! – тоже перекрестился Антонов.
Только Рябинин стоял и растерянно смотрел на всех. Он не знал, как себя вести в такой ситуации. Но трясущаяся рука, сама перекрестила его.
– Аминь! – выдохнул он.
– Я пойду Бурову помогу лошадь найти, – вышел он из укрытия.
– Хорошо. А мы к пациентке, – взял свой саквояж Антонов. – Показывайте, куда идти, – обратился он к женщине.
– Да тут уже недалече, – поправила она платок на голове и указала рукой в какую сторону им нужно идти.
Войдя в старенький дом с камышовой крышей, Антонов в блеклом свете лампадки и сальной свечи за печкой разглядел цветастые шторки. Оттуда доносились протяжные женские стоны.
– Лариса, дочка, я доктора тебе привела, – зашла за шторку женщина.
– Да, помрет она, – вздохнула сидевшая рядом с той бабка-повитуха. Слабая она, крови много потеряла. Плод большой не идет.
– Да, замолчи ты Филимоновна! Без тебя тошно! – прикрикнула свекровь на бабку.
– Отойдите все! И сколько есть свечей, все зажигайте. Окно откройте, духота ужасная! – скомандовал Антонов.
Женщины вышли и стали суетиться по дому.
– Воды вскипятите, тряпки чистые давайте, – крикнул через плечо Роман склонившись над роженицей.
Девушка была совсем молоденькая. Рыжие волосы разметались по подушке, на лбу выступили капельки пота. Антонов достал фонендоскоп и стал слушать сердцебиение плода. Оно было нитевидным.
– Ребенок еще жив, но лежит неправильно. Нужно делать кесарево сечение, – поставил диагноз Антонов, после осмотра.
– Что делать? – не поняла свекровь.
– Разрезать живот, достать плод, зашить живот, – пояснил он.
– Так ведь она умрет. Что я скажу сыну, когда тот с войны вернется. Что я позвала доктора, а он зарезал твою жену? – заплакала свекровь.
– Все будет хорошо. Риск конечно есть, но небольшой, – стал внушать перепуганной женщине Антонов. – Вот если ничего не делать, тогда и мать может умереть, и ребенок тоже. А так есть шанс что они оба выживут. В Крайнем случае ребенок будет жив, если у него нет никаких патологий.
– Маманя, пусть уже режет… Сил моих больше нет терпеть…
Услышал Роман голос роженицы.
– Если я умру, дочку Верочкой назовите, в честь моей мамы, а коли мальчик будет пусть будет Алешенькой…
– Да, милая, назову как велишь, – затряслись губы у свекрови, а из глаз полились слезы.
– Успокойтесь, все будет хорошо! – успокаивал ее Антонов. – Что вы раньше времени слезы льете?
– Доктор, это очень больно?.. Спросила роженица.
– Я сделаю тебе укол, и ты ничего не почувствуешь. Ты просто уснешь и все. А когда проснешься уже все будет позади. – Улыбнулся Роман, облачаясь в белый халат.
Спустя час по дому разнесся детский плачь.
– Ну, вот и ваша девочка-Верочка, обрезав пуповину протянул Антонов ребенка бабушке.
Повитуха ловко протерла ребенка и завернула в приготовленные пеленки.
– И с Ларисой все будет в порядке. Операция прошла успешно. Она слабая пока. Ей надо пару недель полежать сил набраться. А потом она будет как новенькая. Только пусть несколько лет побережется не рожает, а то швы могут разойтись. – Дал рекомендации свекрови доктор.
– Ой, даже и не знаю, как вас благодарить, – снова залилась слезами женщина. Она поклонилась Антонову в пояс, и стала целовать тому руки.
– Что вы? Не надо, – с силой отцепил он от своих рук женщину. И по сыновьи обнял ее за плечи. – Я же говорил, что все будет хорошо.
Женщина достала из-за иконы сверток и протянула Антонову.
– Возьмите не побрезгуйте, за труды, – вложила она сверток в руку Романа.
Он развернул его, там были деньги.
– Нет, нет! – Денег я не возьму. Они вам сейчас очень пригодятся. Снохе вашей сейчас хорошо питаться нужно. Да и ребенку много чего понадобиться. А вот от чая я не откажусь, – подмигнул он женщине и вернул ей сверток.
– Чаю?.. Удивилась женщина. – Да, да конечно. Побежала она к самовару и стала выставлять на стол нехитрую еду.
Когда выпили по чашке чая с хлебом и медом, из-за занавески послышался голос Ларисы:
– Маманя… Я живая?
– Живая, живая, – заверила ее свекровь.
– А ребеночек? Он… – Не успела закончить Лариса
– И Верочка живая, здоровенькая, спит она. И ты поспи. Доктор велел тебе две недели спать и с кровати не подниматься, – вошла к снохе за занавеску женщина. – Спи, голуба моя, тебе силы нужны. А за Верочку не переживай, я за ней присмотрю.
Спустя некоторое время в дверь тихонько постучали. Хозяйка впустила в дом промокших и грязных Бурова с Рябининым.
