скачать книгу бесплатно
На столе появились блины, сметана и мед. В кружки налили парного молока.
– Угощайтесь! Егор Лександрович, – хлопотала хозяйка за столом, намазывая блины растопленным сливочным маслом. – Только с пылу, с жару.
Егор с удовольствием позавтракал, выпил молока и поблагодарил хозяйку:
– Если бы не служба остался бы у вас на веки. Спасибо вам за хлеб за соль. Все было очень вкусно.
– Я вам тут в дорогу гостинцев собрала, – протянула она Рябинину корзинку с продуктами. – Заезжайте, коли будите в наших краях. Гостям мы всегда рады.
– Спасибо. Если доведется обязательно заеду, – пообещал Рябинин, вышел во двор где его уже ждал Иван, и запрыгнул в телегу.
Поздним вечером въехали в небольшую деревеньку. Остановились на постой у родственника Ивана, отца Захария, тот оказался священником.
Когда заходили в хату, выяснилось, что в телеге с ними приехал и рыжий кот. Он нагло и чинно переступил порог дома раньше людей. Отец Захарий очень удивился, но четвероного гостя не прогнал. Выяснилось, что священнослужитель живет один и обслуживает три близлежащие деревеньки.
– А вы были женаты? – спросил отца Захария Рябинин, после скромного ужина. Который заключался из морковного чая без сахара и куске черствого черного хлеба.
– Не положено. – Ответил отец Захарий, выделяя все звуки «о» в словах. – Я иеромонах.
Глядя на то, как отец Захарий угощает кота кусочком заветренной домашней колбасы, Рябинин с улыбкой просил:
– А почему коту повезло больше чем нам?
– Ну, во-первых, он Тварь Божья, живущая по законам природы. Он не человек, но всё же гость мой. А потому ему лучший кусок положен. А вы люди, должны жить по законам христианским. Сегодня пятница – постный день. А потому вам скоромного вкушать не положено, – спокойно объяснил ему священник. Во-вторых, так уверенно и дерзко могут входить в избу с иконами твари избранные. Видать он кот не простой, а приближенный.
Кот вел себя так, словно понимал, что именно о нем говорят. Он смирно сидел в переднем углу на краю лавки и дремал прикрыв хитрые зеленые глаза.
– А как зовут сию скотину? – потрепал кота за шиворот отец Захарий.
Иван пожал плечами:
– Кот и кот. Кис-кис жинка звала.
– Хорс! – Вспомнил Рябинин кличку кота, а про себя добавил, «так его кажется Тоня Белова называла. Давно. В прошлой жизни…»
– Хорс?! – Изумился иеромонах. – Верно значит, что он приближенный.
– А что значит приближенный? К кому он приближен? – заострился нос Рябинина.
– Хорс, по-старославянски означает круг, знак повторения в небесном мире, как солнце, – стал пояснять отец Захарий. – Солнце днем медленно двигается по небу, а ночью возвращается обратно по подземному «Морю мрака», чтобы утром опять оказаться на небе. Хорс это имя добра «ХОР-оший» говорим мы о добром и заботливом человеке. Но Хорс никогда не появлялся один, он всегда в компании с другими ХОР-ошими, приближенными к Богу. Это как например, солнце не может быть без дневного света, или без неба… А поэтому Хорс считается заботливым помощником земледельцев. Вот твое имя Егор? – взглянул в глаза Рябинина иеромонах.
Угу, – кивнул тот.
– А в святках твое полное имя Георгий будет. Что означает – землепашец. Хранитель земли и ее тварей. Георгий-Победоносец, покровитель воинства, защитник. Тот который выезжает на белом коне и пасет стадо, в том числе и людское. Охраняет от зверей, над которыми он тоже властвует. Он побеждает змея, то есть дьявола, который в образе того самого змея является христианам и вводит их в грехопадение. Вот и получается, что Хорс, – погладил отец Захарий кота, – есть твой помощник. Ведь это он с тобой отправился в путь, чтобы рядом быть. А стало быть ты человек не простой, а ХОР-оший.
– А от куда ты знаешь, как зовут кота? – спросил молчавший до этого Иван.
– Просто это мой кот. Потерялся в пути. А потом смотрю и у вас такой же, – начал выкручиваться Рябинин. – И только сейчас понял, что он мой, раз со мной увязался. Все время крутится под ногами. А давайте спать, – перевел он резко тему разговора, – а то завтра опять весь день трястись в телеге.
Утром иеромонах разрешил путешественникам позавтракать плотнее и даже сам угостился кусочком буженины, которую дала в дорогу заботливая жена Ивана. Часть гостинцев Рябинин уговорил взять иеромонаха, глядя на то как скромно живет духовное лицо. Тот сначала не хотел брать угощение, но потом перекрестился и произнес:
– Прости Господи гордыню мою, ибо если ты посылаешь мне дары через руки рабов твоих, я принимаю их.
Он снова перекрестился, потом перекрестил гостинцы и гостей:
– Ну, с Богом! Храни Господи в путешествии рабов твоих Ивана и Егория, и тварь Божью Хорса. Протяни руку помощи им в трудную минуту и наставь на путь истинный в скитаниях их, – благословил он отъезжающую телегу.
Дорога тянулась вдоль леса и была размытой. Телега то и дело застревала в глубоких колеях и Рябинин весь грязный и уставший, потому что каждые 10-15 минут ему приходилось высвобождать ее из липкого плена, вспоминал о благах цивилизации и скоростном транспорте.
«При нормальной дороге, я на своих жигулях преодолел бы это расстояние максимум за полтора часа. А теперь я вторые сутки в пути, и то только где-то на его середине. Хотя именно по вине все тех же жигулей и русской проселочной дороги я нахожусь здесь и сейчас. Так что дело видимо не в дорогах и не транспорте, а во мне… «Счастливом человеке». Интересно, куда это запропастилась моя Недоля. На телеге, наверное, сидит и потешается надо мной…»
Еремеев тоже постоянно спрыгивал с телеги в жидкую грязь, и тянул лошадь под уздцы. Хорошо было только коту, который лежал в телеге на мягкой подстилке, поджав под себя короткие лапки и прищуренными глазами взирал на происходящее с кошачьей ленью и безразличием. Иногда он тянулся и зевал, но большую часть пути мирно спал, похрапывая и посапывая, и эти звуки отдаленно напоминали мурлыканье.
Свернули на опушку леса и остановились у реки, чтобы смыть грязь и поесть.
– Еще верст двадцать, и твой Латуринск покажется, – жуя хлеб с тонким ломтиком сала, подбадривал Рябинина Иван. – Я как раз на ярмарку успею, может продам что, кивнул он в сторону нагруженной нехитрым товаром телеги. – Степке сапоги нужны, Варьке отрез на платье, а малым гостинцев обещал. Мопа…, – задумался на секунду Иван вспоминая название конфет. – Ма-па-н-се. Точно они у меня мапансе просили.
– Монпансье. – Поправил его Рябинин.
– Ага, его. – согласился тот.
Неожиданно с телеги спрыгнул кот и прижав уши подбежал к Рябинину. В эту же секунду Егор тоже ощутил холод и тревогу. Небо стало заволакивать черными тучами, поднялся ветер.
– Что за черт? – Выругался Иван. – Только что солнце светило.
– Иван, ты это иди к телеге и выезжай на дорогу, – схватив кота за шиворот, стал запихивать его себе за пазуху Рябинин.
– А, ты куда?! – округлились глаза Еремеева.
– А я, похоже, уже приехал, – смотрел куда-то в лес сквозь него Рябинин. – Быстрее! Быстрее! – Закидывал он в телегу корзину с припасами и выталкивал на дорогу ничего не понимающего Ивана.
– Но! Пошла, родимая! – потащил лошадь к дороге тот. – А ты, как же? – обернулся он в сторону где был Рябинин.
Но его уже скрыла темнота, напоминающая смерч. Воняло тиной, тленом, болотным газом.
Вытащив лошадь на дорогу, Иван еще раз оглянулся в сторону смерча, но там уже ничего не было, кроме густого рваного тумана. Еремеев постоял в нерешительности несколько минут, и вернулся на опушку, где совсем недавно они сидели с Егором и обедали. Он позвал несколько раз того по имени, затем обошел поляну, сходил вдоль реки метров по двести в обе стороны, углубился метров на пятьдесят в лес, но никого не нашел.
– Что за чертовщина? – Смотрел в глаза лошади Иван. – Ты видала, когда-нибудь такое, чтобы люди среди белого дня пропадали? И что я теперь скажу, куда я дел гостя свого? Кто поверит в такое светопреставление? Еще в душегубы запишут. Мол Иван Еремеев, человека потерял в пути, в дороге. Надо бы кому следует рассказать.
– Но! Пошла! – вскочил он в телегу. – В город, в полицейский участок поехали, – приказал он ей, как таксисту и хлестнул кнутом.
С самого утра в понедельник, у полицейского участка Иван ждал городового. Но тот появился ближе к обеду. На его лице были явные следы вчерашнего застолья, разило густым перегаром и всем своим скорбным видом, он давал понять просителям, а их к обеду собралось больше дюжины, что ему не до них. Но Иван, и еще один худосочный мужичек в дранных лаптях были настойчивы и их приняли.
– Человек пропал! – заявил с порога Еремеев, между прочим тоже полицейский.
– Куда про-пал?.. Как про-пал?… – Медленно, важно с большой неохотой стал задавать вопросы городовой.
– Я не знаю куда и как он пропал. Если бы знал, я бы его сам нашел и к вам бездельникам не приходил, – погрозил толстой сарделькой своего пальца Еремеев.
– Кто по-след-ним ви-дел про-пав-шего? – выдавливал из себя каждое слово и растягивал его чуть ли не по слогам городовой.
– Я его видел последним, – раздражался Еремеев.
– При ка-ких об-сто-я-тель-ствах вы ви-дели по-тер-пе-вше-го в по-след-ний раз? – поднял мутные страдальческие глаза полицейский.
– При за-га-до-чных! – тоже по слогам произнес Еремеев.
– Ког-да про-пал про-пав-ший? – не моргая уставился тот на Ивана.
– В субботу днем. Среди белого дня! Взял и пропал! Испарился! Фух!.. И все! – развел руками Еремеев.
– Где сие об-сто-ятель-ство име-ло место быть? – закрыл глаза городовой.
– В лесу на опушке в верстах двадцати от Латуринска, – заявил Еремеев.
– Очень хорошо! – просиял городовой. – Это не мой участок. Это не ко мне. Вам в другой участок надо бы обратиться, – встал из-за стола и взяв под руку не успевшего ничего сообразить Ивана, повел его к двери. – Вот и славненько! – открыл он дверь, ведущую в коридор.
Там на скамейке сидел «Худосочный», как окрестил его Еремеев.
– Ваше благородие! – подпрыгнул тот со скамейки.
– Опять ты? Как ты мне надоел! – стал высвобождать свою руку из-под локтя Еремеева городовой.
– Ваше благородие, смилуйтесь, Христом Богом, прошу, – плюхнулся он на худые острые колени, торчавшие из рванных штанов. – Лошадка, это все что у меня было. Это кормилица моя. Чем мне теперь детушек кормить? Ведь помрут с голоду, – плакал «Худосочный» и подползал на коленях ближе в полицейскому.
– Уйди с глаз моих! Ничего я здесь поделать не могу. Нет ни у тебя, ни у меня доказательств, что лошадь твоя. Его слово – против твоего, это не доказательство! Так что проваливай! – брезгливо оттолкнул тот «Худосочного», и крикнул в конец коридора:
– Михалыч, чаю! Нет, лучше квасу! Нет, рассолу! Поди суды, лучше в лавку сбегай! – развернулся он, и вошел в кабинет, закрыв за собой дверь.
«Худосочный» поднялся с кален и качаясь пошагал к выходу. За ним шел и Еремеев.
– Что там у тебя с лошадью приключилось? – спросил мужика Иван.
– Да, цыгане проклятые увели, – шмыгнул носом тот.
– А ты точно в этом уверен? – затянул потуже ремень на штанах Еремеев.
– Точнее некуда! Я сам видал мою Ласточку в ихнем таборе, покуда вчера они не снялись и не подались в соседнюю деревню, – вытер рукавом нос «Худосочный».
– А улики, у тебя есть? – со знанием дела стал производить допрос Иван.
– Какие таки улики? – не понял мужик.
– А это такие штуки, которые доказывают вину вора, али душегуба, – пояснил Еремеев, вспоминая расследование Рябинина.
– Нету… – тяжело вздохнул «Худосочный».
– А лошадь твоя дорогу домой хорошо знает? – подмигнул Иван мужику.
– А то как же, ведь она у меня почитай, уже лет восемь живет, я ее еще жеребёнком выходил, – оживился «Худосочный». Его радовало, то что хотя бы этот совсем не знакомый ему человек проявляет к нему интерес и участие.
– Поехали в табор! Ты знаешь где он нынче стоит? – решил выручить «Худосочного» Еремеев.
– Да тут не далече, верст двадцать, – обрадовался тот, и даже улыбнулся щербатым ртом.
– Ого, недалече?! – присвистнул Еремеев.
Мужик приуныл, и улыбка тот час сошла с его обветренного загорелого лица.
– Ладно, поехали! Попробую помочь твоему горю, – уселся в телегу Иван и кивком пригласил «Худосочного» сделать тоже.
– Мне мою Ласточку ХОРоший человек вернул, а я попробую тебе твою вернуть, – стегнул он лошадь по крупу. – Но! Родимая, пошла!
Глава 13
«Становой пристав»
Антонов следовал совету извозчика, шел прямо, никуда не сворачивая. В голове была каша, не то от усталости, не то от разных дум. Мысли путались. Он то думал о пропавших девушках, то о своих пациентах, а то вообще вспоминал своих друзей: Тихомирова, Рябинина, Кондратьева. Потом плавно мысли переходили в воспоминания о Тоне, о Северском, переключались на представления о матери, о ее жизни и смерти. Дойдя до калинового куста, о котором говорил ему мужичок, Антонов остановился передохнуть. Достал из-за пазухи кусок хлеба, намазанный толстым слоем топленого масла и картошку в мундирах, завернутые в чистую тряпицу заботливой хозяйкой. Сел у куста предварительно подстелив свою куртку и принялся обедать.
Когда бутерброд был доеден, ему захотелось пить. В нескольких метрах Антонов услышал журчанье ручья и направился к нему. Оказавшись с обратной стороны калинового куста он увидел камень. И тут же знакомый холодок побежал по его телу. Антонов стал внимательно разглядывать местность. Сначала калиновый куст с его желто-оранжевыми бусами, потом ручей и камень.
«На камне должна быть метка», – подошел он ближе к нему. Метка была. В эту же секунду он почувствовал, как резко похолодало, и вокруг него начала образоваться черная жижа тумана. Тогда Антонов машинально вынул из-за пазухи кожаный мешочек. Он уже знал, что сейчас появится страх, и темнота поглотит его. Как только его пальцы коснулись кольца, появился голубой огонь, и Антонов оказался внутри него, словно в голубом кристалле, и темнота не могла до него добраться.
В этот раз он не потерял сознание и видел, как она старалась пробить защитный свет, в котором находился Роман. Тьма обретала разные причудливые формы: она то как огромная птица когтями рвала его, то грызла огромными волчьими зубами, а то и вовсе была огромным молотом и старалась разбить его в дребезги нанося мощные сокрушительные удары. От этих ударов искры как молнии разлетались на несколько метров, от них валились и дымились деревья, комья земли подлетали вверх, как после взрывов.
Антонов закрыл глаза, он верил, что с ним ничего не случиться. Прижав рукой к груди ладанку, подаренную старым священником он помнил его слова о силе веры. Он представлял, как Тихомиров спасает людей делая уникальные операции, как Рябинин освобождает заложников, как Тоня парит в небесах свободная легкая и счастливая. И от этого в его душе разливалось приятное тепло и покой.
Удары и звуки становились все тише, Антонов открыл глаза и обнаружил что темнота стала рассеиваться. Она клочьями висела на кустах, ветках деревьев, стелилась по земле. Он больше не боялся ее, и она отступила…
Роман спрятал кольцо обратно в мешочек и понял, что уже поздний вечер. Солнце заходило за горизонт играя последними лучами. А в лесу, где он сейчас находился сумерки спустились еще быстрее.
«Мужик мне говорил, что от калинового куста, нужно пройти три версты, а потом повернуть налево», – рассуждал сам с собой Антонов, – «потом ручей, который впадает в озеро. Нужно идти вдоль этого ручья».
Шел Антонов примерно час, пока совсем не стало темно. У него не было фонарика, и он боялся сбиться с пути.
«Три версты я, наверное, уже прошел, но только развилку дороги не видел. Надо остановится и подождать рассвет», – решил он и стал искать подходящее место для ночлега.
Пособирав чуть ли не на ощупь хвороста и сухих еловых лап Антонов разжег костер. Который сразу никак не хотел разгораться, а все дымил. Намучившись с ним и вдоволь и накашлявшись, Антонов наконец-то привалился спиной к березе и задремал. Костер разгорелся и теперь трещал хрупкими веточками, словно голодное животное, перекусывая их большими рыжими зубами.
– Эй, друг! Можно у твоего костра присесть? – услышал сквозь дрему Антонов чей-то знакомый голос.
Он открыл глаза и стал всматриваться в силуэт человека, стоявшего на расстоянии нескольких метров от костра. Лица невозможно было разглядеть, а вот фигура тоже показалась знакомой.
– Проходи, присаживайся. Вдвоем веселее, – пригласил путника к костру Антонов.
Тот подошел ближе, и как понял Антонов, тоже стал его с интересом разглядывать.
– Голос мне твой знаком… или показалось? – подошел человек еще ближе.