скачать книгу бесплатно
– Ой, напужал, – захихикал Михей и высунул свой язык похожий на еловую шишку. – Ты свои грехи расскажи, как к мужней жене на кисель ходил, зелена вина напился, да в сено с ней повалился! А мужик пришел жены не нашел.
– Ты что болтаешь старый хрыч? К чьей жене? – тоже стал распаляться Рябинин.
– А к его! К чьей же еще?! Сам своими глазами видел, свечку держал, юбку снимать помогал, – кивнул он в сторону Геннадия.
– Ах, ты сволочь! – замахнулся тот кулаком в лицо Рябинина. – Ты мне тут сказки про параллельные миры рассказываешь, а сам к моей Галке ходишь, пока я в лесу.
– Да, ты что Геннадий, опомнись, этот старикашка несет невесть что, а ты веришь ему, – увернулся он от кулака егеря.
– Истинную правду говорю. – Сделал «самое правдивое лицо» Михей, закатив свои выцветшие «невинные» круглые глазки, и скрестив на груди маленькие ручки с грязными длинными крючковатыми ногтями.
– Зачем старому человеку врать?! – не успокаивался Геннадий и вновь пошел с кулаками на оперативника.
– За тем, чтобы нас поссорить! Чтобы мы поубивали друг друга, – раскрыл коварный замысел Михея Рябинин.
– А вот и нет, я того старого мухомора на чистую воду вывожу, – указал своим кривым пальцем он на Геннадия. – Наврал он тебе про людишек и про их жилище, никого тут нет, и отродясь не было. Лес мой! А вы теперь мои послуги. И из леса не выйдите, а сгинете тут! – топнул он ногой в рваном лапте.
– Заткнись, старый мухомор! – заорал на него Геннадий, – были там люди, я их сам видел.
– Да ты свои зенки горилкой залил, мочевым бычьим пузырем перетянул…
Пока шла словесная перепалка между Геннадием и Михеем, Рябинин, закрыв руками рот судорожно вспоминал, где он слышал про этого Михея, и кто такой этот Переруг. Но как назло на ум ничего не шло. Рябинин покусал себе губы и руки, разозлился еще сильнее и еле сдерживал себя чтобы не схватить нахального деда за его «козью» бороденку и вытрясти из него душу. Краем глаза он увидел, как Геннадий воплотил его желание и схватил того за бороду.
– Надо ему что-то дать! – скомандовал Рябинин, вспомнив наконец, о том, что ему рассказывали про этого злыдня его друзья и Даша.
Обзывая старика, и выслушивая оскорбления в свой адрес Рябинин искал в своей сумке хоть что-нибудь съестное, но там ничего не было и тогда он вспомнил, что в рюкзаке Геннадия была пачка соли.
Пришлось с дракой и кучей оскорблений добывать соль в рюкзаке егеря. Рябинин бегал по кругу вися на нем, пытаясь снять рюкзак с плеч Геннадия. Но у него никак не получалось. Наконец вышло расстегнуть рюкзак и вынув соль запустить ею в Михея. Тот как собака поймал пачку в полете и скрылся за кустом.
В ту же секунду наступило полное облегчение, и оперативник с егерем без сил опустились на землю.
– Кто это был? – отдышавшись и вытирая пот со лба спросил Геннадий. – Я его чуть не пришиб.
– Старикашка, который служит Переругу, – тоже тяжело дыша ответил Рябинин.
– Кто такой Переруг? – застегивая рюкзак снова спросил тот, и пощупал на щеке синяк, оставленный Рябининым.
– Какой-то сказочный злыдень. Который ссорится со всеми, и всех, кто мимо идет между собой ссорит, и за это дань с прохожих собирает, – застегнул свою сумку Рябинин, и потрогал рассеченную губу.
– А ты его откуда знаешь? – продолжал допытываться егерь.
– Нет, я с ним лично не знаком, – ответил оперативник, – просто, как-то вел одно дело и там мне пришлось столкнуться с нечистой силой и побывать в гостях у сказки. Ну, а если серьезно, то девчонка одна очень любила эти сказки и мне рассказывала, а теперь она пропала, а я ее ищу, не стал вдаваться в подробности Рябинин.
– Ловко ты в него солью запустил. Жалко ее, но уж лучше без соли, чем так. Я чуть не лопнул от злости, – нашел шапку в кустах егерь, сбитую Рябининым в пылу борьбы за соль, и одел ее на голову. – Еще чуть-чуть и меня бы разорвало. Пошли от сюда! – поднялся он на ноги. – А то вдруг этот мухомор вернется. Кому расскажи не поверят…
– А ты и не рассказывай, могут и в психушку определить, – посоветовал оперативник, и тоже поднялся на ноги.
Дальше шли молча, потому как сил на разговоры не осталось.
Когда подошли ближе к реке, Рябинину эта местность от чего-то показалась знакомой. На излучине, уходя корнями в берег, раскачивая на ветру своим тонким стволом росла молодая плакучая ива. Рябинина охватил легкий озноб и тревога. Геннадий шел впереди на несколько шагов. Как только они поравнялись с плакучей ивой, их снова окутал густой сизый туман, и Рябинин потерял из поля зрения егеря.
– Геннадий! Геннадий! – услышал он свой глухой голос, словно не проходящий через туман. Как будто какая-то невидимая стена стояла впереди и заглушала его, и его попутчик не отзывался.
Теперь Рябинину казалось, что дерево стало большим, его ветви уходили высоко в небо, а ствол стал широким в несколько обхватов. Оперативник застыл на месте, боясь сделать лишнее движение, свалив все на преломление света и обман зрения. «Что только не померещится в тумане», – успокаивал он себя. «Сейчас туман пройдет, и все обретет узнаваемые формы».
– Геннадий! – снова позвал он своего спутника, но тот так и не отозвался.
Глава 8
«Неожиданное горе»
7 апреля на итальянском крейсере «Эльба», команда «Варяга» была доставлена в Севастополь, где ее с торжественными почестями встречали жители города, военные и гражданские чиновники.
Когда Антонов помог Бурову спуститься по трапу на берег, тот перекрестился и сказал:
– Благовещение сегодня. В церковь бы сходить.
Отовсюду с ветками мимозы, букетиками фиалок и крокусов, бежали девушки поздравлять героев. Мальчишки, пристраиваясь за ровным строем моряков тоже старались чеканить шаг. Антонов с Буровым и несколькими другими матросами, получившими тяжелые ранения в бою в военном параде не участвовали. После торжественной части они направились в церковь. И маленький старый священник специально для них отслужил ещё один молебен. Окропил их святой водой и благословил. Потом отдельно подозвал к себе Антонова, долго смотрел ему в лицо и жестом показал, чтобы тот склонил голову. Антонов наклонился, и священник накрыв его епитрахилью
стал читать над ним молитву. Потом намазал ему лоб елеем и приставил серебряный крест к губам. Антонов поцеловал крест, а священник произнес:
– Благослови тебя Бог, заступник и помощник хранителей света и добра. Никогда не смотри в темноту, ищи свет в своем сердце. Зло злом наказать нельзя. Только безграничная вера может спасти в трудную минуту. – Он перекрестил парня и одел ему на шею ладанку
. – Бог с тобой! В трудную минуту открой ее, она поможет тебе.
Пробыв около месяца в Севастополе и решив бумажные вопросы в местном адмиралтействе. Выхлопотав пенсию и денежное пособие Буров засобирался домой в Полтавскую губернию. А так как он был еще слаб, а Антонову нечем было заняться. Буров настоял на том, чтобы доктор поехал с ним.
– Ты, Роман Иванович, перед моим смертным одром, твердо обещал быть моим гостем. Я этого не забыл. Уважь, я ведь тебе жизнью обязан. Если бы не ты, я давно бы гнил в чужой земле. А сейчас я направляюсь домой на своих ногах, с руками, с головой. Не откажи! Уважь старого моряка.
– Какой же ты старый, – не согласился с ним Антонов, – сколько лет-то тебе?
– Тык, сорок первый пошел, – ответил Буров.
– В сорок лет жизнь только начинается, – ухмыльнулся Роман, цитируя героя Владимира Басова из фильма «Москва слезам не верит».
– Как так? Ещё малёхо и на погост, – не понял Буров.
– А, так, – стал объяснять Антонов, – люди до сорока – строят дом, карьеру, растят детей, а потом, отдыхают – ездят в путешествия, нянчат внуков, занимаются любимым делом: кто книги пишет, кто рисует, кто цветы выращивает.
– Это ты мне про какую-то сказочную жизнь рассказываешь, – не согласился Буров. – В моей жизни нет никаких путешествий, окромя плавания по роду службы, внуков у меня тоже пока нет. Вот приеду домой дочку замуж выдам, крышу починю, жене с огородом помогать стану, хозяйство заведем, корову купим, а там глядишь и внуков дождусь. Дочка у меня красивая, ладная, работящая, – решил он заинтересовать Антонова. – Коса русая, глаза голубые, кожа белая, щеки румяные, девятнадцатый год пошел. Мне б такого зятя как ты. Это ничего что ты о крестьянской и морской жизни ничего не знаешь. Зато людей лечить умеешь, говоришь красиво, умно. Село у нас большое, да и соседнее рядом, знаешь сколько людей к тебе за помощью ходить станут. Ты будешь их лечить, а они тебе деньги, продукты, вещи. Проживем…
А на будущий год избу тебе новую отстроим. Маришка моя, дочка стало быть, ласковая, послушная, детишек тебе нарожает. Одна она у меня. Жена еще двоих родила, да не дожили они до года, померли. Лихоманка на них напала, сгорели… – смахнул рукавом навернувшуюся слезу моряк. – А Маришка выжила. Сильная она у меня, выносливая. Маленькая была мы вместе с ней в лес по грибы ходили, на рыбалку. Даже на охоту с собой брал, стрелять научилась, не хуже мужика белку в глаз бьёт…
Мне мужику бывало тяжко идти, а она ничего идет молчит, еще и снедь на себе тащит. А обратно с добычей шли, дам ей мешочек небольшой, так она хоть волоком, а донесет… Соскучился я по ней шибко, почитай три года не видал. И по жене тоже очень скучаю. Она у меня добрая, не многословная. Руки у ней мягкие, верткие, смотришь на них как они ловко тесто месят, белье стирают, штопают, не налюбуешься…
Отвернулся Буров от Антонова и снова вытер предательские слезы.
– Ничего, немного осталось, скоро дома буду. Обниму их обеих и…
Не договорил он уткнувшись в свое плечо.
Когда слезы перестали душить, а голос перестал трястись Буров спросил:
– А у тебя семья имеется? Может невеста? А то я тут вроде как сватаю тебя, а сам ничего о тебе толком и не знаю. И плавали с тобой два месяца, а так и не поговорили. Все некогда тебе, люди со своими хворями, начальство с вопросами… Так что с семьей-то?
– Ты Василий не обижайся пожалуйста, – начал Антонов, – если я тебе скажу правду – ты не поверишь и не поймешь, а обманывать или придумывать что-то мне тебе не хочется. Если коротко, то можно сказать так: семьи нет, невесты тоже. И чтобы тебя не обнадеживать, скажу сразу, – моя жизнь мне не принадлежит. Я всегда там, где я нужен, и это от меня не зависит. Поэтому я не могу завести семью. А с тобой я обязательно поеду, тем более что я тебе обещал. Чувствую, что мы с тобой не случайно встретились.
– Да, случай нас с тобой свел странный. Я до сих пор не могу в толк взять, как мы из Порт-Артура в корейском порту Чемульпо оказались? – решил задать давно мучащий его вопрос Буров.
– Даже не знаю, как тебе объяснить? – задумался Антонов. – Это как провал во времени и пространстве. К сожалению, я не знаю, как это происходит, но со мной это уже не в первый раз. Но тебе я хочу дать совет, чтобы ты не говорил об этом другим людям. Они тебя не поймут, будут смеяться, а то чего доброго еще и сумасшедшим объявят.
– Так вона, оно что получается? – почесал затылок Буров. – Значит ты из будущего что-ли? Я и смотрю чудной ты какой-то, знаешь шибко много. А можно у тебя спросить, – помялся он.
– Спрашивай, – неуверенно пожал плечами Антонов, – только предупреждаю, не на все вопросы я смогу тебе ответить.
– Скажи, мне одно. А, что не напрасно ли мы пролили свою кровь? Затопили «Варяг»? – внимательно всматривался в лицо Антонова старый матрос.
– Нет! Не напрасно! В этом можешь быть уверен. Ваш подвиг не забудут никогда. О «Вареге» будут слагать песни: «…Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никто не желает…», – напел мотив патриотической песни Антонов. – Снимут фильмы, напишут книги. Даже когда японцы поднимут «Варяг», и отремонтируют его, для того чтобы включить в состав своей эскадры, в назидание молодым японцам, и отдавая дань героизму русских моряков, они сохранят его название на корме, а ниже напишут: «На этом корабле мы будем учить вас, как надо любить свою Родину».
Буров внимательно слушал Антонова и его сердце наполнялось гордостью.
– А, в 1916 году Россия выкупит свой прославленный крейсер. – Закончил свой рассказ Антонов, преднамеренно умолчав о том, что случится с тем после Октябрьской революции 1917 года.
Дорога в Полтавскую губернию заняла несколько дней. Сначала ехали на паровозе, потом на перекладных, а потом и вовсе шли пешком. Часто останавливались, так как Василий был еще слаб, и Антонов настаивал на том, чтобы тот, как можно больше отдыхал.
– Что ты со мной как с маленьким возишься? – сердился Буров. – Я что две версты без перекура пройти не могу. На охоту в лес и за десять верст ходил без отдыха. А тут пол версты еще не прошли, то посиди, то полежи! Да еще был бы перекур, как перекур, а то курить нельзя, на сыром не сиди, ноги не мочи, холодного не пей. Наставляешь меня, как гувернантка барина-младенца. Хоть в селе меня не позорь, не указывай. Мужики не поймут, на смех поднимут.
Антонов все его сетования пропускал мимо ушей, и при случае, все равно координировал и направлял его действия.
– Я врач, а ты мой пациент, – напоминал он ему, – и ты обязан меня слушаться.
Не доходя версты три до села под названием Каменка, где жил Буров им наконец-то попалась «попутка» в виде бабы Клавы и её старой кобылы по кличке Белка, которая тянула полуразвалившуюся скрипучею телегу.
– Василий, никак ты! Еле признала! – ловко спрыгнула она на просохшую дорогу и стала обнимать Бурова. – Не чаяли тебя уж и увидеть. Сказывали, что ты утоп. Потом письмо пришло: «… Так мол и так, ваш муж Буров Василий, пропал без вести во время взрыва на крейсере «Цесаревич», – рассказала по памяти строки из письма баба Клава. – И десять рублёв в придачу, на помины. А ты живой, слава Богу! Только уж больно худой, да бледный.
Сели на телегу, баба Клава дала напиться простокваши, которую не смогла продать в соседнем селе. И всё радовалась тому, что Василий жив.
– Вот Катерина-то твоя обрадуется, а то горе за горем, все глаза проплакала, чуть в петлю не залезла. А тут ты в утешение. Живой. Слава Богу! – перекрестилась баба Клава.
– Постой! – резко прервал ее Василий. – Какое горе? Что случилось? – напряглись все мышцы его лица.
– Какое горе? – наиграно переспросила она, и быстро перевела тему разговора. – Слава Богу, ты живой! Вы голодные, наверное, а мне вас и угостить нечем. На базаре была все распродала, окромя простокваши. Вот и не думала, что тебя живого встречу! Катерина-то твоя обрадуется! Живой! Не увечный! А парень с тобой кто?
– Это доктор, он меня вылечил. Осколки из меня повытаскивал, брюхо распоротое зашил. Я теперь как старый кафтан, перешитый да заштопанный. Ты это не увиливай от ответа, говори, что стряслось? Какое горе? – перешел в нападение Василий.
– Так, може и не горе, може еще найдется! Вон ты тоже без вести пропал, а нашелся. Живой! Не увечный! Вот Катерина-то обрадуется, – снова ушла от прямого ответа баба Клава.
– Тр-р-р! – выхватил из рук бабы Клавы поводья Буров и натянул их, чтобы лошадь остановилась. – Говори мне сейчас же что случилось?! Или я за себя не ручаюсь! Я контуженный! – замахнулся он на женщину.
– Что ты? Что ты? – замахала она на не руками. – И впрямь контуженный! Но это ничего, вот дома отойдешь, отъешься. Слава Богу живой! Не увечный! Катерина-то обрадуется…
Снова «завела она свою шарманку», но потом увидела глаза взбешенного Бурова и заголосила:
– Дак, я и говорю… может, и Маришка сыщется. Ты ведь вернулся живой, не увечный! А давеча на тебя бумага пришла, что пропал мол, без вести… Василий Буров и десять рублёв… на помин души… – стала рыдать женщина.
– Ты мне толком скажи, – схватил женщину за плечи моряк и стал ее трясти как грушу, – Маришка пропала что ли? Да не голоси ты! Отвечай где Маришка?!
– Так, это в конце марта и пропала. Вышла их хаты и не возвернулась. Вечером Катерина твоя всех подружек ейных оббежала, никто ничего не знает, никто не видал. А когда она и утром не пришла всем селом ходили искать… Не нашли…
Снова зарыдала баба Клава, вытирая слезы рукавом своего старого зипуна.
– И ведь девка то ладная была, красивая, работящая… – всхлипывала она.
– Ты это мне брось, ее раньше времени хоронить! – приказал Василий. – Тела ведь ее не нашли? Верно?
– Не нашли. Не живую не мертвую… – подтвердила та.
– Так может и сыщется еще? Может в лису заблудилась? Или в соседнее село подалась? – успокаивал сам себя обеспокоенный отец. – Гони, что стоишь! – прикрикнул он на женщину и бросил ей поводья.
Антонов наблюдая эту картину, не знал какие слова подобрать, чтобы облегчить страдания Василия, но как на зло ничего на ум не приходило. И он просто молчал. В голове был полный сумбур и не одной логичной мысли, которую можно было высказать в слух.
«Был бы тут Рябинин, он бы разобрался… У него опыт, знания…» – рассуждал растерянный Антонов. «Возможно он бы нашел… тело…» – испугался Роман своих мыслей и краем глаза посмотрел на убитого горем отца девушки, как будто боялся, что тот может «услышать» его мысли.
Но Буров сидел мрачный, осунувшийся и черный от неожиданно навалившегося горя. И Антонов продолжил размышлять.
«Если следовать логике, то с того момента, как пропала девушка прошел уже месяц. За такой большой период в лесу выжить не возможно, тем более сейчас не лето, холодно, земля сырая, а в конце марта наверняка еще снег был, а ночью мороз. Если допустить все же, что она выжила, то где она может находиться? В каком-нибудь зимовье охотников, например?» – рассуждал он. «Тогда напрашивается другой вопрос, почему она не вернулась домой. Ведь Василий говорил, что дочку свою он часто брал с собой на охоту. А это значит, что она лес знает. Если уж она зимовье нашла и спаслась, тогда и дорогу домой отыскала бы. Значит не нашла и не спаслась…» – помрачнел Роман. «В больнице? В коме? С амнезией? В плену? Сбежала? Украли с целью выкупа? Убили и закопали… Чтобы скрыть следы преступления. Утопили?» – перебирал он веер мыслей в своей голове, как новостную ленту в разделе криминальная хроника в интернете. «Нет, это не мое. Здесь нужен Рябинин. Вот он то разобрался бы и докопался до истины…»
Прервал ход своих мыслей Антонов, у которого начались головные боли и подкатила тошнота, когда он вспомнил еще и про «расчленёнку».
– Ой, горе-то какое! Не уберегла! Не усмотрела! – кинулась жена Василия ему в ноги. – Прости меня окаянную! – рыдала она, обхватив его ноги чуть выше щиколоток.
– Что ты Катенька! Встань! – нежно поднял он жену за плечи и повернув ее лицо руками, стал целовать в глаза, щеки, губы. – Как же так? Как же так… – шептал он ей в самое ухо, и тоже плакал. Его широкие плечи вздрагивали, а большие руки тряслись, в растрепанных волосах женщины…
К вечеру, когда все немного успокоились, пришли в дом соседи: кто с квашенной капустой, кто с моченными яблоками, кто с салом и хлебом. Накрыли белой скатертью стол, расставили рюмки. Баба Клава принесла большую бутыль с самогоном. За стол все сели молча. Больше перешептывались между собой, чем общались и обсуждали волнующие всех темы. Антонов впервые был на таком мероприятии, и не знал, как себя вести. Это напоминало, что-то среднее между поминками и встречей. Спас положение седенький мужичек Степан. Он встал, взял со стола вилку, и звонко постучал ей о наполненную самогоном рюмку.
– Соседи! – торжественно произнес он. – Сегодня мы с вами собрались в этой хате, по случаю геройского возвращения с войны нашего односельчанина Василия Бурова. Он указал рукой в сторону поникшего хозяина. – Мне очень жаль, что мы встречаем его с печалью. Но герой не заслуживает такой встречи! Мы все понимаем, что в этой семье большое горе, но с другой стороны и большая радость. Твой муж Катерина вернулся живой! С руками и ногами, с головой, с боевой наградой. Сегодня мы собрались здесь, чтобы выпить за его здоровье! За его героизм! За тебя Василий! Степан протянул в середину стола руку с рюмкой и все облегченно вздохнув тоже встали и начали чокаться.
– Будь здоров, Василий!
– За тебя, сосед!
– Здоровья тебе!
Слышались заздравные возгласы людей, собравшихся за столом.
Выпили, закусили. Потом все стали задавать волнующие их вопросы. Деликатно обходя темы связанные с пропажей дочери. Мужики спрашивали о войне, о потерях, о том, какие разговоры ходят между матросами. Не будет ли войны с немцами? Женщин больше интересовал сам подвиг русских моряков, и то как выглядят японцы, как они живут, чем занимаются?
Антонов сидел в углу возле теплой печки и думал о том, как все-таки важно не терять свои корни. Он завидовал этим простым крестьянам, которые пришли встретить соседа с войны. Завидовал тому как неспешно они ведут беседы, как соблюдают субординацию, как уважительно относятся друг к другу. Как тактично, на интуитивном уровне они стараются отвлечь семью от горя и как многому у них можно поучиться.
