Русская история с древних времен до конца XVIII века.

Картина древнейшего материального быта славян, которая воссоздается по данным сравнительного языковедения, не совсем согласуется с отзывами греческих и римских писателей VI и VII веков – Прокопия, Иорнанда, императоров Маврикия, Льва Мудрого и др., которые рисуют славян варварами, стоящими на низкой ступени развития. Маврикий и Лев Мудрый, например, говорят, что славяне не любят земледельческого труда и предпочитают жить в бедности и спокойствии, чем в богатстве и труде. Но надо принять во внимание, что эти отзывы даны свысока, людьми, оценивавшими жизнь современных им славян с точки зрения тогдашней греко-римской культуры. Кроме того, надо помнить, что названные писатели изображали быт славян в критическую эпоху их расселения, когда происходило некоторое понижение культурного уровня славянства вследствие сопровождавшего расселение хозяйственного расстройства и общественной дезорганизации. Но, во всяком случае, им не пришлось по расселении в нашей стране ab avo проходить весь тот путь развития, который они уже совершили в эпоху совместного жительства с остальными.

Материальный быт славян по расселении в Восточной Европе

Как только они сели на новых местах, как только жизнь их вошла в постоянную колею, неминуемо должна была последовать известная реставрация прежнего житья-бытья. Славяне принялись обрабатывать землю, водить домашний скот, бить зверей, ловить рыбу, добывать мед и воск, обрабатывать растительные и животные продукты, металлы, принялись предметами своих промыслов торговать с другими народами. В языческих могилах, относимых археологами к полянам, древлянам и северянам, находятся железные серпы и даже иногда зерна хлебных растений (ржи, ячменя и пшеницы). Еврейский путешественник X века Ибн-Якуб сообщает, что славянская земля обильна всякого рода жизненными припасами, что славяне – народ хозяйственный, они занимаются земледелием усерднее, чем какой-либо другой народ. Арабские писатели IX века свидетельствуют, что славяне в большом количестве разводили домашний скот, в особенности свиней. В северянских, полянских и волынских могилах языческой эпохи находятся останки лошадей, овец, свиней, куриные кости и яичная скорлупа. О развитии охоты и пчеловодства косвенные указания дают свидетельства византийских (Константина Багрянородного) и арабских писателей о товарах, которые вывозились из Руси в IX и X веках в Византию, Хазарию и Камскую Болгарию. То были главным образом меха, воск, мед. Пчеловодство было не только бортевое, но и пасечное: один арабский источник IX века подробно описывает ульи у славян, говоря, что делаются они из дерева в виде сосудов и в них живут пчелы и собирается мед. Археологические данные указывают на известное развитие у восточных славян мастерства всякого рода, ремесел. В раскопках северянских, древлянских и волынских языческих могил часто находили остатки шерстяной материи, обрывки полотна льняного и конопляного, остатки кожаной обуви, кожаных мешочков и ременных поясов. В древлянских могилах попадаются остатки перегоревшего железа, большие молотки и наковальни, большие грубо выкованные гвозди, ножи, огнива; в других могилах – топоры, долота, ключи, щипцы, скобы, реже – оружие:

мечи, копья, кольчуги, шеломы, щиты. В одной могиле на Погорынье была найдена небольшая железная наковальня и молоток к ней, двое весов с многочисленными разновесками и окованный железом ящик – по-видимому, принадлежность ювелира, золотых и серебряных дел мастера (кузнеца).

Торговля восточных славян

С расселением славян в Восточной Европе не только не прекратилось, но и усилилось их торговое общение с соседними народами. На юге по берегам Черного и Азовского морей продолжали существовать греческие колонии, которые, как прежде, так и теперь, вели торговлю с северными варварами. Кроме греческих колоний на средней и нижней Волге в столицах двух тюркских царств – Хазарского и Болгарского, возникло два новых средоточия торговли. Сюда стали приезжать из Арабского халифата купцы с восточными товарами и увозили отсюда сырые продукты страны – меха, воск, мед, и живой товар – рабов. Большое участие в торговле Восточной Европы приняли северные германские племена – норманны, прибывавшие сюда, как и в другие страны Европы, вооруженными отрядами под предводительством своих конунгов.

В Восточной Европе, среди необъятных пространств, по которым разбросалось редкое население, норманнам нельзя было сосредоточить свою деятельность на грабежах и завоеваниях, и они скоро перешли к торговому обмену, к мирному общению с финнами и славянами. По рекам Восточной Европы они проложили знаменитый торговый «путь из варяг в греки» и с товарами Восточной Европы стали ездить и в Византию, и в Хазарию, и в Болгарию, увлекая вместе с собой и славянских купцов, втягивая в торговый оборот все население Восточной Европы. О развитии торговли у русских славян и даже финнов с греками и арабами имеются обстоятельные показания греческих и арабских писателей IX и X веков. О том же свидетельствуют многочисленные клады с восточными монетами VIII–X веков – арабскими диргемами и их частями – ногатами (1/2 диргемы) и резанами (1/6 диргемы), с англосаксонскими монетами, с византийскими золотыми (солидами).

Религия славян

Не растеряли славяне во время своего расселения и того духовного капитала, который был накоплен ими в предшествующую эпоху в области общего миросозерцания, верований и культа. Сравнительное языковедение и древнейшие исторические свидетельства указывают на то, что у славян еще до расселения выработались некоторые более или менее устойчивые религиозные представления и черты культа. Славянам присуща была идея богов, высших существ, подающих благо, «богатство», и идея бесов, злых существ, причиняющих беды и несчастия людям. Этих богов и бесов славяне ощущали в явлениях окружающей природы и приписывали их свободной воле все, что совершалось в этой природе. В этом воззрении, вызывавшем естественное стремление направить волю богов и бесов в свою пользу, и лежало начало религиозного культа, который состоял у славян в молениях, обетах и жертвах. Та стадия религиозного развития, на которой находилось славянство при самом начале своего расселения, прекрасно изображена византийским писателем VI века – Прокопием. «Славяне, – писал Прокопий, – признают одного бога – создателя молнии – владыкой всех и приносят ему жертвы. Не знают рока и совершенно не верят, что он имеет какую-либо власть над людьми; если кому грозит очевидная смерть, в болезни ли или на войне, он обещает, если не погибнет, жертву богу и, спасшись, приносит в жертву обещанное и думает, что этой жертвой купил себе жизнь. Почитают они реки, нимф и некоторые другие божества, приносят им всяческие жертвы и по этим жертвам гадают».

Эти верования держались долгое время как у восточных, так и западных славян после расселения и даже после принятия христианства. В одном памятнике церковной литературы, дошедшем до нас в рукописном сборнике XIV века, но по содержанию и языку, несомненно, более раннего времени, некий «христолюбец» с негодованием говорит о том, что, несмотря на принятие христианства, многие приносят жертвы несуществующим богам: «Иной называет реку богиней и требу творит, иной творит требу на студенце, ища от него дождя, веруют в Перуна, Велеса, Хорса; огню молятся, называя его Сварожичем, молятся роду и роженицам и кладут им требу-тризну: караваи, хлеб, сыры, мед, кур; приносят жертвы бесам, болотам и колодцам, считают богами солнце, месяц, землю и воду, зверей и гадов, веруют во встречу, в чох, в птичий грай и другую бесовскую кобь».

О почитании источников, болот и рощ, то есть божеств, живших в них, говорят литературные памятники с XI века. Так, митрополит Иоанн упоминает о тех, «еже жруть бесом, и болотом, и кладезем». Церковный устав Владимира среди проступков, подлежащих церковному наказанию, перечисляет: «или кто молится под овином, или в рощеньи, или у воды». По свидетельству Косьмы Пражского, чешское простонародье в XI веке также почитало студенцы-колодцы, огни, святые боры, деревья и камни и приносило им кровавые жертвы. Гельмольд, писавший в XII веке, говорит о почитании рощ, источников и даже камней как о всеобщем обычае прибалтийских славян. Стало быть, культ леса и воды был исконно славянским у наших предков и не был результатом слияния с ними финнов, как это утверждалось иногда в исторической литературе. Исконно славянскими являются и имена главных богов у русских славян: Перун, бог молнии и грома, Даждьбог и Велес, олицетворявшие разные функции бога солнца как небесного светила, как источника жизни на земле, человеческой и животной, Сварожич – бог огня. Эти имена сохранились также и у западных славян частью в названиях божеств (Сварожич), частью в личной и географической номенклатуре. И у восточных славян так же, как у западных, ставились изображения богов, их идолы, перед которыми они и совершали свои моления и требы. Об этом рассказывают и арабские писатели (Ибн Фадлан), и наша летопись. По рассказу летописи, при Игоре в Киеве стоял идол Перуна, перед которым и приносила клятву в соблюдении договора некрещеная русь. При Владимире в Киеве стояли идолы Перуна, Хорса, Даждьбога и Стрибога; в Ростове, по преданиям, стоял идол скотьего бога – Велеса.

Идолы стояли под открытым небом и на возвышенных местах; каких-либо хором для них – храмов – не было. Моления и требы совершались всеми, кто хотел; особого класса жрецов еще не было. Впрочем, были особые люди, объявлявшие себя и другими считавшиеся особо близкими с богами. То были вещие люди, знавшие и предрекавшие будущее. Из общей прародины принесли восточные славяне и свои верования в загробную жизнь. В могилах славян, относящихся к языческому периоду, вместе с костями или пеплом сожженного покойника находятся обыкновенно различные предметы хозяйственного обихода: нож, огниво, кремни для высекания огня, железные орудия, деревянная или глиняная посуда. Очевидно, погребая покойника или его прах, славяне убеждены были, что жизнь его будет так или иначе продолжаться и в могиле и что домашние вещи ему понадобятся. Представлением о загробном существовании объясняется и обычай справлять тризну на могиле покойника, которого услаждали пиром – яствами, питиями и песнями в его честь. Почет покойникам воздавался и в другое время, в самый расцвет весны, когда, по верованию славян, душа умерших выходила из могил погулять и повеселиться вместе с живыми на игрищах, названных заимствованным у жителей Римской империи словом русалии (rosalia, праздник роз), вследствие чего и души умерших стали называться русалками. Особым почетом пользовалась душа умершего родоначальника, дедушки домового, щура, которая пребывала в доме и продолжала печься о его благосостоянии. Эту душу славянин звал на помощь всякий раз, как его постигала какая-нибудь беда. Таков смысл известного заклинания: чур меня, чур меня. Наряду с представлениями о продолжении существования в могилах религиозная мысль славян возвышалась до представления иного мира – рая, страны тепла, света, зеленых садов, куда удалялись души умерших. Чтобы облегчить им этот переход, и существовал обряд сожжения трупов.

Славянские языческие праздники

Древний славянин одной жизнью с природой дышал, отзывался на все крупные перемены, в ней совершавшиеся. Начало нового солнечного года, после самого короткого дня, славяне справляли праздником, получившим под влиянием греко-римской культуры название коляды (calendae). Судя по позднейшим переживаниям, праздник носил земледельческий, хозяйственный характер: вечер среди снопов, перед нагроможденной кучей хлебов; пожелания и ворожба урожая и приплода на будущий год; приглашение на трапезу мороза и т. д. Когда начинало чувствоваться приближение весны, происходил второй языческий праздник – проводы зимы-морены (в христианскую эпоху этот праздник справлялся на Масленице), причем происходило сожжение соломенного чучела зимы-костромы. Когда весна вступала уже в свои права, справлялась Радуница. На Красной горке, обнажившейся из-под снега и зазеленевшей травой, водились хороводы, пелись песни, посвященные весне-красне, и происходило умыкание девиц. Расцвет весны, время цветов славянин справлял, как уже сказано, «русальями», игрищами и песнями, в которых приветствовались резвившиеся русалки и затем оплакивались русалки, попадавшие с деревьев и разбившиеся до смерти (то есть ушедшие вновь в могилы). Летний поворот солнца – наивысший расцвет природы и вместе с тем предвестник умирания, праздновался под именем Купала. Под вечер сходились молодые люди обоих полов, надевали на голову венки из зелени и цветов, опоясывались гирляндами и, схватившись руками, водили хоровод вокруг костра или зеленой ветки, пели песни и прыгали через костер. Этот праздник удержался и после принятия христианства, причем сопровождался иногда явлениями полового исступления: было женам осквернение, девам растление.

Нравы славян

Древнейшие известия о славянах вообще и о русских в частности рисуют их жизнерадостным народом, любившим пляски, песни, музыку. Пляски и «бесовские песни» были на игрищах меж сел; «с плясаньем и плесканьем» совершались на Руси свадьбы; «бесовское пенье и блудное глумление» (вероятно, нескромные песни или шутки) были обычной принадлежностью пира или беседы у русских славян и после принятия христианства, как свидетельствуют о том христианские моралисты-проповедники; свое жизнерадостное настроение наши предки подогревали хмельным питьем, до которого были великие охотники. Сладкий опьяняющий напиток – мед (ό μεδος) был в большом употреблении у славян еще в V веке; им потчевали византийского посла Ириска и его спутников, ехавших в стан к Аттиле, оседлые жители Паннонии, перевозившие послов на лодках через реки. Араб Кардизи писал о восточных славянах, что у них водится много меда и вина; у одного человека бывает по сто жбанов меда. Ибн Фадлан, рассказывая о купцах, приезжавших из Руси, писал между прочим: «Они весьма склонны к вину, пьют его днем и ночью, так что случается им иногда и умирать с кружкой в руках». Византиец Скилица, описывая болгарский поход Святослава, рассказывает, что воины Святослава не помнили об осторожности, пьянствуя по целым ночам, увлекаясь свирелями, бубнами и плясками. Можно поэтому думать, что подлинная действительность нашла себе выражение в известном изречении, вложенном нашим книжником XI века в уста князю Владимиру: «Руси есть веселие пити, не можем без того быти».

Эта жизнерадостность в связи с давнишним экономическим общением с другими народами породила некоторые черты славянского характера, о которых согласно говорят иноплеменные наблюдатели. Византийский император Маврикий писал о славянах: «Они ласковы с чужеземцами, принимают их у себя, провожают от одного места в другое, куда ему нужно, и даже если гостю приключится какая-либо беда по вине хозяина, то тот, кто принял после него гостя, выступает против нерадивого, считая честью для себя заступиться за гостя». Подобные же отзывы дают арабские писатели о русских славянах и немецкие – о западных. Русь, по словам арабского писателя IX века, «чтит чужеземца и приветливо обходится с отдающимися под ее попечение, либо часто бывающими у нее и охраняет их от всяких приключений». «Нет народа, – пишет Адам Бременский о поморских славянах, – более гостеприимного, чем они». Эта выработавшаяся особенность народного характера, в свою очередь, явилась благоприятным условием для дальнейшего культурного общения славян и даже слияния их с соседними народностями.

Общение с иноплеменниками и его последствия

Выше было указано на то, что восточные славяне после своего расселения по южным пространствам нашей страны вступили в оживленные торговые сношения с греческими колониями на Черном море и Византией, а также с Хазарией, Болгарией и халифатом. Эта торговля содействовала образованию среди восточного славянства класса богатых, состоятельных людей – лучших, вячших, купцов, которые заводили известную роскошь в своей одежде, пище, домашней обстановке и вооружении, пользуясь для этого привозными изделиями Греции, Востока, Скандинавских стран. Но наряду с дорогими тканями, украшениями, винами, оружием в эту среду стали проникать и семена образованности, книжного учения. К началу X века в нашей стране существовала уже письменность. Купцы, приезжавшие из Руси в Царьград, по свидетельству Олегова договора с греками 912 года, составляли иногда «рукописание», то есть письменное духовное завещание. Ибн Фадлан, видевший в 921 году погребение знатного русса в Итиле, сообщает, что руссы ставили над могилами своих покойников столбы, на которых надписывали имена умерших и того князя, при котором он умер. Хотя все эти известия относятся к руси, а не славянам, но русь в то время, по всем признакам, была уже туземным классом, в состав которого входили не только пришлые варяги, но и славяне.

Но общение с соседями приводило не только к повышению, но и к известному понижению культурного уровня восточного славянства. В этом отношении с течением времени должно было произойти известное расслоение среди восточных славян, различие между ветвями их, расселившимися в южных пространствах, и ветвями, расселившимися в северных пространствах.

Финское влияние

Славянская колонизация в лесных пространствах Восточной Европы происходила на землях, занятых главным образом финскими племенами – чудью, весью, мерей, муромой и т. д. Судя по тому, что в этих местностях оставались прежние финские названия рек, озер и разных урочищ, надо думать, что расселение славян на финской территории совершалось исподволь, не сразу, причем устанавливалось мирное сожительство пришельцев со старожилами, приводившее в конце концов к слиянию последних с первыми. Ассимиляция финнов со славянами вызывала коренное изменение физического типа восточных славян, точнее сказать, вносила в него то разнообразие, которое наблюдается в настоящее время. По известиям византийцев и арабов, знавших, главным образом юг нашей страны, славяне были рослыми, крепкого телосложения, светловолосыми людьми; этими своими чертами они особенно поражали греков и арабов. Впоследствии эти черты не являются уже преобладающими в физическом типе русского народа. Этот тип представляет уже большое разнообразие, причем немало встречается черт, роднящих его с финским, – приземистость, скуластость, темноволосость, смуглость лица и т. п. Эта же примесь финских элементов повлияла и на разнообразие русско-славянских говоров, из которых некоторые представляют значительное отклонение от коренного славянского произношения. Финны, в общем, были менее культурным народом, чем славяне. Писатель, дающий о них первые сведения, – Тацит – нарисовал их жалкими дикарями. «У финнов, – читаем в его описании, – чистая дикость, гнусная бедность: нет ни оружия, ни лошадей, ни пенатов; их пища – трава, одежда – кожа, ложе – земля; вся надежда на стрелы, которые за неимением железа заостряют костями. Охота кормит одинаково мужчин и женщин, которые всюду сопровождают своих мужей и требуют себе часть добычи; детям нет другого убежища от непогоды и зверей, кроме шалашей, сплетенных из ветвей; сюда же идут юноши, сюда удаляются старцы. Они считают это состояние более счастливым, чем обрабатывать поля, строить дома, дрожать за свое имущество, завидовать чужому. Не опасаясь людей, не страшась богов, они достигли трудно достижимого – они ничего не желают». Разумеется, за последующее время финны не остались на этой стадии развития, а ушли вперед. Как теперь дознано учеными (на основании заимствованных слов), при посредстве иранских племен финны ознакомились с металлами, стали употреблять металлические орудия труда и борьбы; при посредстве же иранцев ознакомились с начатками земледелия и скотоводства; благодаря литовцам улучшили свою одежду, жилища и расширили земледелие и скотоводство. Но в общем финны в своем культурном развитии остались позади германцев, литовцев и славян, а некоторые из их племен, наиболее заброшенные в лесных дебрях севера, даже и теперь живут почти так же, как во времена Тацита (вогулы). Внедрение восточных славян в их среду, смешение с ними должно было приводить к некоторому одичанию и самих славян, к понижению их духовного уровня. В глухих лесах севера в общении и даже родстве с угрюмыми, замкнутыми их обитателями славянские колонисты теряли свою жизнерадостность и экспансивность, проникались страхом перед темными силами природы, злыми духами, рассеянными в дуплах деревьев, болотах и реках, и искали помощи и защиты у кудесников или волхвов (шаманов). И до сих пор не исчезли в духовной жизни русского народа следы этого подавляющего народную психику влияния.

Родоплеменной быт

Картину славянской культуры необходимо дополнить еще данными относительно их общественной организации. Еще из периода индоевропейского единства славяне вынесли выработанные семейные отношения, одномужнее супружество и виды кровного, по отцу, родства. Об этом свидетельствуют праарийские слова: отец, мать, сын, дочь, брат, сестра, стрый, свекор, деверь, ятровь (жена деверя), невестка. После того, в эпоху совместной жизни, они выработали термины для обозначения родства по матери и жене (уй, дядя по матери, и т. п.). Патриархальная праславянская семья, заселяя весь, составляла общину, соединенную узами кровного родства, иначе – род. Община-род носила общее имя от своего родоначальника (с окончанием на – ичи, – овичи, – вцы), владела сообща имуществом и управлялась своим старшим (старостой, владыкой, господарем), который поддерживал мир и согласие в общине, разбирал недоразумения в ее среде и распоряжался трудом ее членов. Первоначально старейшиной был естественный глава семьи – отец, дед, иногда прадед, а по смерти его старший или способнейший (по выбору) сын. Род, разрастаясь в дальнейшем, распадался на несколько родов, которые, сознавая свое родство, образовывали следующую ступень общественной организации – братство (у черногорцев до сих пор сохраняются следы этой организации в виде братств, празднующих общий церковный праздник одного святого, заменившего старого предка – праотца). Братство, разрастаясь в дальнейшем или соединяясь с другими братствами, образовывало племя, во главе которого стояли жупаны, воеводы, князья, имевшие значение родовых старейшин и предводителей на войне. Жупаны, воеводы и князья выходили из старших членов старшего рода. Общественная жизнь во всех этих соединениях нормировалась распоряжениями и судом этих властей, которые руководствовались выработавшимся в обществе правосознанием и обычаем, правом и законом, а также решениями родовых и племенных совещаний – вече.

Такова была общественная организация славян, выработавшаяся у них еще до расселения и державшаяся долгое время и после расселения, отчасти даже при образовании первоначальных славянских государств. Собственно при расселении первоначальная родоплеменная организация обыкновенно разрушалась, расселялись по разным местам как члены родов, так и родственные роды – братства и племена. Разрывались установившиеся родственные и традиционные связи и заменялись новыми – связями соседства. Но с течением времени, когда первоначальное брожение улеглось, мало-помалу восстанавливались и прежние формы быта. Отделившиеся семьи, разрастаясь, превращались в роды; роды, разрастаясь, превращались в племена. Даже группы людей разных родов и племен, поселяясь вместе, устраивали свое общежитие по прежним формам родоплеменных организаций, образовывали искусственные роды и племена. Так продолжалось до поры до времени, пока натиск врагов не заставлял славян сливаться в военные союзы, которые, приобретая прочность и постоянство, превращались в государства. Этот процесс был общим для всего славянства, в том числе и для наших предков – восточных славян. Рассмотрение этого процесса и выдвигается теперь на первый план в нашем изложении. Чтобы уяснить его, необходимо внимательно пересмотреть и оценить те данные, которые имеются у нас об общественном быте восточных славян накануне их объединения.

Глава шестая

Общественная организация восточных славян накануне объединения их под властью киевского князя

По вопросу о том, в какой общественной организации жили восточные славяне непосредственно перед объединением своим под властью русских князей, в исторической литературе были высказаны разнообразные мнения. Чтобы подойти к истине, необходимо так или иначе разобраться в этих мнениях, взвесить аргументы, приводившиеся учеными в их защиту.

Теория родового быта

В первую очередь в научной литературе было выставлено положение, что восточные славяне до самого призвания князей жили родовым бытом. Положение это было высказано и энергически защищаемо представителями так называемой юридической школы в нашей историографии – дерптскими профессорами Эверсом и Рейцем, московскими – Соловьевым, Кавелиным и некоторыми другими. Эверс и его последователи в обоснование своего мнения использовали все места летописи и других источников, где только можно усмотреть указания на родовой быт, и, в конце концов, установили приблизительно такую схему начальной русской истории. До прибытия варяжских князей славяне жили мелкими, совершенно обособленными друг от друга обществами, которые представляли совершенно естественное соединение лиц, происходивших от одного родоначальника, разросшиеся семьи или роды. Во главе этих мелких обществ стояли родоначальники, а за отсутствием таковых выборные родичами старейшины, которые все дела вершили по общему совету на вечах рода, разбирали тяжбы и взаимные несогласия родичей, а в столкновениях с чужеродцами являлись их вождями и представителями. Этот быт, логически развиваясь, пришел, так сказать, к отрицанию самого себя. Непрестанные распри и усобицы между отдельными родами сделали в конце концов жизнь восточного славянства невозможной, особливо при непрестанных обидах со стороны соседей, и пробудили в славянстве естественное тяготение к объединению, к установлению внутреннего мира и порядка в земле, правды или суда, взамен дикого самоуправства и своеволия родов. Результатом этого и было призвание князей и добровольное подчинение им славянства. Эти князья все отдельные роды объединили в один, так сказать, общий род, а сами стали в положение родоначальников, старейшин этого рода. «Новое государство в первоначальном своем состоянии, – писал Эверс, – есть не что иное, как соединение многих великих родов, а новый властитель не что иное, как верховный патриарх. Устроение и управление государства есть правление великим семейством – единственный образец, который имели в виду люди, вступавшие в новое великое общество».