Будь ближе к врагу своему, или Погоня за оборотнями

– Так уже приходил кто-то из ваших, в форме. Я ему дал…

«Уже опередил кто-то», – усмехнулся Ояр.

– А что ещё хотел? – вслух спросил он.

– Просил назвать завсегдатаев. Я назвал, кого знаю.

– Ну, молодец, думаю, мы с тобой подружимся, – улыбнулся Долгоногов.

– Ояр, а в чём дело-то? – встрял в разговор Мишка.

– Да вот, ищу людей, кто приходил сюда ночью за спиртным.

– Я приходил. У нас кончилась поддача, и я прибежал сюда затариться.

– Так-так-так, – Ояр напрягся. – Когда это было?

– Да где-то в районе часу ночи. Не помню точно – я уже был хорошо «датый».

– В магазине ещё кто-нибудь был?

– Кроме продавца, никого…

– Ну, а по пути кого-нибудь встретил?

– Когда шёл в магазин – нет. А вот когда выходил – на меня чуть не наехал какой-то козёл на велосипеде. Гад – мне бутылки едва не разбил…

– И как он выглядел?

– Да не помню я, темно было, пьяный был…

– Ну, старый- молодой, высокий- низкий? Вспоминай, Мишаня!

– Молодой – это точно. Он ещё, сука, обматерил меня. Крупный такой парень, одет был во что-то тёмное…

– А лицо, лицо запомнил? Описать его сможешь?

– Не знаю, вряд ли. Это мгновение было. Он чуть не сбил меня, обматерил и уехал.

– А откуда он ехал?

– Со стороны порта.

– Ладно, Мишаня, – Ояр понял, что больше ничего не добьётся. – Бывай! Как буду посвободнее, заскочу, – хлопнув старого приятеля по плечу, Долгоногов вышел из магазина.

Велосипед! Вот почему собака потеряла след. Конечно, если это был преступник. Но Ояр почему-то был уверен, что это именно он чуть не сбил Мишаню. А не прост этот парень, ой не прост! Правильно, велосипед меньше привлекает внимания, чем, допустим, автомобиль, а передвигается достаточно быстро, можно ехать дворами. Можно ехать там, где не пройдёт машина, – скверами или лесопосадками. И запомнить велосипедиста значительно сложнее, чем, допустим, пешехода. Что же, толково, толково…

Заместитель начальника особого отдела Прибалтийского военного округа полковник Шульгин энергичным шагом вошёл в кабинет командира танкового полка. Находившиеся там офицеры встали. Шульгин прошёл к месту во главе стола, окинул взглядом присутствующих. Всех этих офицеров он знал по службе и многие были его подчинёнными.

Совещание начальников особых отделов частей гарнизона решили проводить в кабинете командира полка по нескольким причинам: во-первых, кабинет был достаточно просторен, а во-вторых, там можно было соблюсти некоторую конфиденциальность. Кабинет был отделён от коридора помещением адъютанта, получившего приказание никого из посторонних не пропускать. Была ещё одна причина: к кабинету примыкала комната отдыха с дополнительным выходом непосредственно в коридор.

Полковник, только что приехавший из Риги, немного устал с дороги, но от предложенного обеда отказался: не хотелось терять времени. Он лишь попросил принести ему чаю в кабинет.

– Прошу садиться.

Полковник подождал, пока все рассядутся, но совещания не начинал. Наконец в кабинет вошёл адъютант командира полка со стаканом крепкого чая в мельхиоровом подстаканнике на подносе. Он поставил стакан перед полковником и вытянулся в ожидании новых приказаний.

«Хорошо вышколен», – подумал полковник, взмахом руки отпуская адъютанта. Тот чётко повернулся кругом и покинул кабинет.

– Товарищи офицеры, – Шульгин обвёл взглядом присутствующих. – Мы здесь собрались по чрезвычайным обстоятельствам. Убит наш товарищ – командир танкового полка. Наш долг – найти убийц. Мотивы преступления неизвестны. Дело осложняется ещё и тем, что, по-видимому, были похищены очень важные документы, которые могли находиться в кейсе Митрофанова. Об обстоятельствах дела нам доложит майор Крамаренко. Прошу, Виктор Сергеевич.

Начальник особого отдела танкового полка майор Крамаренко встал, привычно одёрнул китель и раскрыл лежавшую перед ним довольно объёмистую папку.

– Можешь докладывать сидя, – Шульгин благоволил к майору.

– Спасибо, товарищ полковник, мне удобнее стоя, – майор предпочитал соблюдать субординацию.

Виктору Крамаренко недавно исполнилось тридцать два года. Высокий, худощавый, с волевым лицом, на котором очень сложно было прочесть какие-либо эмоции, майор пользовался авторитетом у офицеров полка. Его должность не очень способствовала выказыванию неприязни, но уважали его искренне. Перед начальством он не заискивал, подчинённых не унижал. Оперативником слыл толковым, и Шульгин уже подумывал о том, как перевести майора в округ.

– Товарищи офицеры, – начал майор бесстрастным тоном, – прошу вас принять во внимание обстоятельства, в которых мы вынуждены проводить расследование. По известным причинам, мы фактически отстранены от официального расследования. Этим занимаются местные правоохранительные органы. Официально мы от них информацию вряд ли получим. От территориалов[7] помощи ждать также не приходится. Они «доживают» последние дни. Вы же в курсе, что постановлением латвийских властей местные органы КГБ распущены, поэтому территориалы сейчас заняты своей судьбой. К то-то хлопочет о переводе из республики, кто-то ищет место на гражданке… Короче, они нам не помощники. Спасибо, что хоть информацией делятся. Наше положение в республике очень неопределённое. Поэтому никаких резких движений, в отличие от прежних времен, мы себе позволить не можем…

– Извините, что перебиваю, но уже совсем скоро начнутся переговоры союзного и местного правительств о выводе войск округа из республики. По моему мнению, уже через два года нас здесь не будет…

По кабинету прошёлся возмущённый ропот. Полковник успокаивающе поднял руку.

– Мы не можем в данной ситуации раздражать местные власти. Но это не значит, – полковник чуть повысил голос, – что мы будем сидеть, сложа руки. Есть чёткий приказ командующего округом проводить собственное расследование. И мы этот приказ выполним. Естественно, работать мы должны осмотрительно. Продолжайте, Виктор Сергеевич.

– Так, к делу, – майор зашелестел бумагами в папке. – Полковник Митрофанов был убит сегодня ночью неизвестными лицами. При нём был кейс. Он пропал, видимо, похищен. В кейсе, как мы предполагаем, были очень важные документы. В сейфе полковника их нет. По показаниям жены, накануне убийства Митрофанов работал дома с какими-то бумагами. Мы проверили его домашний кабинет – документов там нет. Видимо, полковник работал дома с документами, потом сложил их в кейс и отправился на службу. Либо он просто забыл переложить документы в служебный сейф, либо опять решил поработать дома. Дальнейшее вам известно: полковник Митрофанов убит, бумаги пропали.

– Разрешите, товарищ полковник, – встал со своего места светловолосый офицер в морской форме. – Начальник особого отдела бригады морских пограничников капитан третьего ранга Ершов, – счёл необходимым представиться он. – Мы с майором Раевским, – моряк кивнул в сторону кряжистого пограничника, – откомандированы к вам для оказания содействия расследованию.

Пограничники относились к особому отделу Прибалтийского пограничного округа, то есть, непосредственно не подчинялись Шульгину, и Ершов посчитал возможным тактично об этом напомнить.

– Слушаю Вас, капитан, – еле заметно улыбнулся полковник.

– Если кейс весь день находился в кабинете, возможно, документы были похищены ещё до убийства, а убили полковника с целью сокрытия следов, чтобы направить расследование по ложному следу.

– Игорь, побойся бога! – налёт бесстрастности мигом слетел с Крамаренко. – По-твоему, выходит, что у меня в полку «крот»?

– Стоп, стоп, стоп, – полковник успокаивающе постучал по столу. – Версии выдвигать будем позднее. Кстати, и эта имеет право на существование, – полковник бросил взгляд на Крамаренко. – Сейчас можно предположить всё что угодно, вплоть до теракта или диверсии иностранных спецслужб.

– Да, да! – продолжил он, уловив недоуменные взгляды офицеров. – С пятидесятых годов подобных случаев здесь не было, но вполне возможно, что в нынешнем бардаке кто-то не смог удержаться от соблазна использовать старые методы. Ещё два-три года назад они бы и подумать об этом не смели!

На скулах полковника заиграли желваки. Он взял короткую паузу, чтобы успокоиться.

– Продолжай, Виктор Сергеевич. Кто со стороны местных правоохранителей будет непосредственно заниматься этим делом?

– Вот они, их здесь все знают, – Крамаренко передал Шульгину две фотографии. – При составлении досье мы использовали как наши источники, так и информацию «территориалов» и непосредственно из милиции. Так что сейчас мы о них знаем даже то, что они сами о себе не знают.

– Молодцы! Умеете, когда захотите. Докладывай!

– Что именно?

– Всё, вплоть до антропометрических данных, – недовольно поморщился полковник.

– Слушаюсь! – невольно подобрался майор. – Возглавляет расследование старший следователь по особо важным делам майор милиции Островецкий Олег Семёнович, – Крамаренко указал пальцем на одну из фотографий. – Тридцать пять лет, еврей…

– Еврей? – удивился полковник, всматриваясь в фотографию. – Совсем не похож. А как он попал в милицию? Было же указание ограничить доступ лицам этой национальности к службе в органах.

– Хм, да… Его направили по разнарядке горкома комсомола. А милицейская кадровичка не удосужилась вовремя поднять на него документы. Сами видите, у него национальность на лице не написана. Короче, она провела с ним беседу, он согласился пойти на службу в милицию. А когда оформляли документы, ей чуть плохо не стало. Попыталась дать задний ход, но не тут-то было. В парня вцепились замполит и зампоопер[8] – нынешний начальник милиции. Ещё бы: спортсмен, с высшим образованием – такие кадры на дороге не валяются. О ни-то и протолкнули его кандидатуру. А кадровичка схлопотала выговор, её потом перевели с понижением в какой-то занюханный райотдел.

– Интересно, продолжай!

– Родился в Белоруссии. Там и сейчас проживают его родители. Окончил там транспортный институт, по распределению попал сюда. Работал на железной дороге начальником участка. Ему там прочили хорошую карьеру, по отзывам, он очень толковый инженер…

– И как же он согласился из начальников в милиционеры?

– Да там какая-то мутная история произошла. Прежнего начальника, который принимал его на работу и дал ему квартиру, как-то нехорошо «ушли», а с новым у него отношения не заладились. Тот из молодых, да ранний, с мохнатой лапой в Управлении дороги. Короче, Островецкий ему едва морду не набил. Ну, это в его характере: коли шлея под хвост попадёт, не разбирает ни чинов, ни званий.

– Ничего себе еврей! Ну, продолжай!

– В органах служит с 1980 года. Начинал с опера. С 1986 года – в следствии. Три месяца назад заочно с отличием окончил высшую школу милиции, получил направление в адъюнктуру в Москву, но отказался.

– Почему!?

– Два месяца назад в автокатастрофе погибла его жена. У него на руках осталась шестилетняя дочка. Она сейчас у бабушки, в Белоруссии. О какой уж там Москве в этой ситуации могла идти речь?

– Катастрофа как-то связана с его служебной деятельностью?

– Никак не связана. Он сам контролировал расследование. Несчастный случай в чистом виде.

– Дальше!

– В 1988 году служил в Афганистане…

– В Царандое советником?[9]

– Нет, вернее, направлялся в Царандой, но в Ташкенте переиграли. Там в учебном центре он окончил ускоренный курс командиров РДГ[10] и был направлен в мотострелковый полк. Так что честно все одиннадцать месяцев отлазил по горам. Награждён орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу».

– Неплохо отлазил! А с чего это в Ташкенте всё переиграли?

– Ну, это как раз понятно. Отличный спортсмен. Командир внештатной группы захвата в отделе, прошёл сборы командиров разведывательно- диверсионных групп…

– Какие ещё сборы? – полковник вытаращил от удивления глаза.

– Вы у нас в округе недавно, не в курсе. В 1983 году после истории с корейским «Боингом» ведь чуть дело до войны не дошло…

– Как это не в курсе? Я, что, в это время, по-твоему, находился в безвоздушном пространстве? – сердито перебил полковник.

– Вы меня не так поняли. Вы просто можете не знать, что здесь происходило, на местном уровне.

– И что же здесь происходило?

– В МВД республики был тогда мобилизационный отдел. Там сидели два строевых полковника, дослуживали до пенсии, составляя планы призыва в армию и разные бумажки. В общем, их никто не трогал и они никого не трогали. А после «Боинга», когда стали всерьёз готовиться к какой-то открытой конфронтации с Западом, эмвэдэшное начальство выдернуло их из «норы» и наделило полномочиями. Те и решили тряхнуть стариной. Обновили мобилизационные планы, заставили составлять схемы обороны милицейских объектов, писать кипы разных бумаг – в общем, развернулись вовсю. Мне когда-то начальник милиции жаловался: мол, у всех дел невпроворот, а тут надо ещё и этими бумагами заниматься. Мы, кстати, получали копии всех этих бумаг для координации деятельности.

Полковник Шульгин с интересом слушал майора.

– Короче, согласно новым планам, местный отдел милиции должен был в случае отступления армии уходить вместе с войсками, но две группы по десять человек оставались в тылу наступающих. Командовать этими группами назначили Островецкого и Долгоногова, то есть командира внештатной группы захвата и его заместителя. А в состав групп вошли наиболее подготовленные опера и бойцы группы захвата.

– Разумно…

– Да, но потом решили устроить сборы командиров РДГ и выдернули всех на базу учебного отряда пограничников в Добеле. Можете себе представить: дел выше крыши, а их неделю заставляют заниматься всякой ерундой. Пока были ОФП, рукопашный бой, стрельбы, минное дело – ещё ничего. Даже марш-бросок по болотам. Но когда начались тактические занятия, Островецкого прорвало. Он просто издевался над полковниками, постоянно высмеивая их. Чашу их терпения переполнило то, что, когда отрабатывали реальные места базирования групп и складов, Островецкий отказался подписать оперативную карту с нанесёнными на неё местами базирования. Он заявил, что уж если дойдёт дело до настоящей заварухи, то он туда ни за что не сунется.

– Почему? – изумился полковник.

– Дело в том, что оперативные планы были составлены на основе старых схронов «лесных братьев».

И Островецкий заявил, что если, мол, такие карты есть у нас, то они наверняка есть и у натовцев.

– Ну и правильно заявил.

– А полковникам это не понравилось. Он же фактически обвинил их в полном служебном несоответствии. Может, ещё и национальный фактор сыграл роль, – не знаю, но был составлен разгромный рапорт с требованием уволить строптивого старлея (он тогда ещё старшим лейтенантом был) из органов. Вот копия рапорта, а вот копия рапорта Островецкого с его объяснениями, – майор передал полковнику несколько листов из папки.

Шульгин их внимательно прочитал.

– Ну и язва ваш Островецкий, – усмехнулся полковник. – Вроде всё грамотно, обстоятельно изложено, но с такой подъё… – Шульгин еле удержался от непечатного выражения. – Ну, и чем всё закончилось?

– Да ничем! Военная истерия заглохла сама собой, полковникам посоветовали не мешать людям работать, старлея слегка пожурили, чтобы впредь был более снисходителен к чудачествам пожилых людей, – майору доставляло удовольствие пересказывать этот случай: видимо, он сам немало натерпелся от крупнозвёздных придурков. – А бумаги в личном деле остались, что впоследствии, по-видимому, и сыграло свою роль.

– Да-а… интересный тип этот майор, – протянул полковник. Он ещё раз с симпатией взглянул на фотографию. – Что ещё по нему?

– Отличный спортсмен – мастер спорта по самбо и дзюдо, двукратный чемпион МВД по дзюдо, очень сильный рукопашник – инструктор рукопашного боя в отделе. Хороший стрелок, кстати. Выступает за отдел практически по всем видам спорта. Рост 184 см, вес 86 кг.

– А это ещё к чему?

– Вы сами просили, – бесстрастно ответил Крамаренко.

– Шутки перестал понимать? – покачал головой полковник. – А впрочем, и эта информация не повредит. Во всяком случае, ясно, что этот парень в одиночку может запросто заломать несколько человек.

Присутствующие согласно закивали головами. Островецкого они знали – он не раз проводил семинары по рукопашному бою в частях гарнизона. Встречаться с ним один на один на узкой дорожке ни у кого желания не возникало.

– Что ещё? Женщины, спиртное, может, ещё какие- нибудь слабые места, может, на руку нечист?

– На руку-то как раз чист. Может быть, именно поэтому он может себе позволить такие взаимоотношения с начальством. Он ведь прежнего прокурора прилюдно послал…

– Это который сейчас зампрокурора республики? Что, и это ему сошло с рук?

– Ну, а что ему сделаешь? В начальство он не рвётся, взятки не берёт. Раскручивает такие дела, которые мало кому по зубам. Кстати, его вспомогательные шахматные таблицы по многоэпизодным делам сейчас в школе милиции курсанты изучают. А насчёт женщин и спиртного – так это в норме. Не монах, конечно, но постоянной любовницы нет, и не было, а отдельные приключения – не в счёт, сейчас на этом никого не прихватишь. Выпить может много, но не злоупотребляет. Предпочитает снимать стресс физическими нагрузками. До сих пор много тренируется. Так что прижать его, в случае чего, будет трудновато.

– Ясно. Что по второму?

– Оперативное сопровождение осуществляет старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан милиции Долгоногов Ояр Петрович. Он на второй фотографии. 29 лет, наполовину латыш, наполовину русский. Родился в Новосибирске…

– Где? – удивлённо спросил полковник.

– В Новосибирске. В 1948 году его мать с семьёй по пятьдесят восьмой статье[11] была выслана в Новосибирскую область. Там она и познакомилась с отцом Ояра. В 1965 году они вернулись в Латвию.

– Интересные дела здесь творятся. А вообще, сотрудники с чистой анкетой в этом отделе имеются?

– Товарищ полковник, разрешите объяснить!

– Ну, объясни.

– Товарищ полковник, вы в республике человек новый и, может быть, ещё не совсем знакомы с местными реалиями.

– А без предисловий?

– Это Латвия. Я здесь с 1980 года. Попал сразу после училища. Тут у половины населения кто-то был выслан или осуждён по «пятьдесят восьмой». А с другой стороны, здесь в очереди на поступление в милицию не стоят. Это в южных регионах дают солидные взятки, чтобы приняли на работу в милицию. Здесь же, наоборот, сотрудникам выплачивают премии за каждого поставленного в строй новобранца. Комплектуются, в основном, за счёт увольняемых в запас военнослужащих из дислоцированных в регионе частей. Поэтому когда на службу приходят местные толковые ребята, то на «неправильную» национальность или «неправильных» родственников стараются глаза закрывать. Тем более что мать Долгоногова давно реабилитирована. Знаете, товарищ полковник, в милиции ходит такая поговорка: «Чем южнее – тем продажнее»! Так вот, местная милиция в этом отношении достаточно чистоплотна. Нет, бывает, конечно, всякое, но мздоимцев здесь больно бьют по рукам сами же менты. Кроме того, надо принять во внимание и весьма непростые взаимоотношения между республиканской милицией и прокуратурой. Милиция, в основном, укомплектована русскоязычными кадрами, коренные латыши на эту работу не очень-то рвутся. Работа грязная, опасная, малооплачиваемая, в общем – непрестижная. Прокуратура же, наоборот, в основном укомплектована латышами. Поэтому в этих непростых взаимоотношениях присутствует ещё и некий национальный нюанс. Короче говоря, местная прокуратура сурово бдит за милицией и никогда не упустит случая «прищучить ментов». Ну, а те, в свою очередь, пытаются отплатить прокурорским той же монетой.

– Хм… интересная информация. Продолжай!

– Так вот, по Долгоногову. Фактически он местный, здесь окончил школу. С 1980 по 1982 годы служил срочную в Афганистане. Сержант, командир отделения разведроты парашютно- десантной бригады. Награждён медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». В милицию пришёл сразу же после армии, начинал помощником дежурного по отделу. Потом – заочная школа милиции. С 1984 года в уголовном розыске. Очень дружен с Островецким, собственно, тот и перетащил его в розыск.

– Тоже спортсмен?

– Да нет, спортом особо не увлекается, хотя очень приличный рукопашник, но это от службы в ВДВ. А, в общем-то, спорт ему не очень и нужен. Двухметровый амбал, у него кулак с мою голову. Нашего Лагутовского давеча чуть с лестницы не спустил.

– Семья?

– Женат, детей нет. С женой живёт плохо. Скандалы, ссоры, ну это-то понятно при его работе. Мужик дома почти не бывает, а когда выдаётся свободная минута, старается к подружкам заглянуть – благо у него их пруд пруди. Он этого особо и не скрывает. Естественно, жена бросается в бой, но чем больше она на него наезжает, тем больше он куролесит. Выпить может много, но контроля над собой не теряет.

– Да-а, характерец под стать дружку, – полковник сложил обе фотографии вместе. – Этот-то хоть прокурора не посылал?

– Прокурора нет, но начальнику милиции на стол своё удостоверение швырял, причём в присутствии всего личного состава. Рожков его на каком-то совещании начал распекать, а Долгоногов посчитал, что незаслуженно, ну и вспылил…

– Да уж, порядки в здешней милиции. Капитаны швыряют удостоверения в полковников, – Шульгин покачал головой.

– Долгоногов тогда был ещё старшим лейтенантом, а Рожков – подполковником…

– И чем всё закончилось?

– А практически ничем. Долгоногов получил устное замечание за несдержанность, остыл и вернулся к службе. Рожков же умный мужик. Он прекрасно понимает, что такими кадрами не разбрасываются. Долгоногов – прекрасный сыщик, его здесь каждая собака знает, и он знает каждую собаку. Можно, конечно, окружить себя послушными пай-мальчиками, а работать кто будет? Кто результат даст? Милицейская служба не для паинек!

– Ну что ж, – Шульгин ещё раз взглянул на фотографии и вернул их майору. – Это серьёзные ребята, но, к сожалению, в этом деле мы по разные стороны баррикад. Для них главное – раскрыть преступление, а для нас – найти документы. Повторяю: ни при каких обстоятельствах они не должны попасть в чужие руки.

Первое: работу следственной группы взять под плотный контроль. Действовать при этом очень осторожно, чтобы не выдать раньше времени нашего интереса. В нужный момент документы необходимо перехватить.

Второе: проводить собственное расследование, для чего задействовать все оперативные силы гарнизона. При этом опять же стараться не привлекать к себе излишнего внимания местных органов.

Третье: непосредственное руководство операцией возлагаю на майора Крамаренко. Все вы обязаны оказывать ему максимальное содействие! Майор, ежевечерне мне подробный отчет о ходе операции. В случае обострения ситуации докладывать мне немедленно в любое время дня и ночи.

Вам всё ясно?

– Так точно!

– Завтра в 8.00 здесь же оперативное совещание. Обдумать все версии, даже самые маловероятные, и предоставить планы работы по ним с учётом всех наших возможностей. Вопросы?

– Нет вопросов, товарищ полковник.

– Тогда все свободны. Майору Крамаренко и капитану Лагутовскому остаться.

Участники совещания встали и молча покинули кабинет, в котором остались Шульгин, Крамаренко и Лагутовский. Крамаренко подошёл к закрытой двери комнаты отдыха и тихонько постучал. Вышедший оттуда мужчина в штатском коротко кивнул присутствующим и, не дожидаясь разрешения Шульгина, присел на стоящий около двери стул.

– Это наш коллега из милиции, – попытался сгладить неловкость Крамаренко.

– Виктор Сергеевич, давай без ненужного чинодральства. Сейчас здесь все свои, – самые посвящённые. А вас я себе таким и представлял, наслышан, – полковник крепко пожал руку привставшему незнакомцу. – Извините, что не пригласили участвовать в общем совещании. Не хотелось бы, чтобы о вас знали посторонние. …А теперь прошу всех внимательно выслушать всё, что я вам сейчас скажу, – полковник прошёлся по кабинету и обернулся к присутствующим. Глаза его нахмурились, выражение лица стало жёстким.

– Вы единственные в этом городе, кто знает, что в действительности содержится в этих документах. Митрофанов совершил грубейшее нарушение, вынеся эти бумаги с территории части. Но что сделано – то сделано. И вы понимаете, почему недопустимо, чтобы эти документы попали в чужие руки. Это не просто государственная тайна – это бомба. Поэтому необходимо сделать всё, чтобы вернуть документы. В крайнем случае, чтобы они не попали в руки посторонних. Короче, нельзя допустить, чтобы сотрудники милиции добрались до документов, тем более – в ближайшее время. Я не могу вам сейчас назвать конкретные сроки, но вы прекрасно понимаете, что по истечении этого времени документы потеряют свою ценность. Поэтому, если не удастся их вернуть, то необходимо всеми способами хотя бы притормозить ход расследования, чтобы сотрудники милиции раньше времени не обнаружили эти бумаги. Это приказ!