Летняя коллекция детектива

На лавке на боку, прикрыв лицо носовым платком, чтобы не лезли мухи, мирно спал участковый Илья Семёныч. Фуражка лежала рядом.

– Охрана на посту, – сказал Гриша тихо. – Дверь открыта, но в неё мы не пойдём.

– А как мы войдём?..

– Разумеется, в окно, Джон! Окна по такой жаре наверняка открыты тоже.

– Гениально, Шерлок, – прошипела Маруся со всем возможным сарказмом.

Гриша аккуратно прикрыл калитку, подумал немного, отбежал недалеко, сломал палочку с осинки и подсунул её под «вертушку».

– Это чтоб не сразу открылась. Пошли! У Валерика со стороны поля сетка, мы там перелезем.

Осторожно, стараясь не шуметь, они обошли дом. Гриша сунул рюкзак в небольшую копну сена, завалил его травой со всех сторон и с сомнением посмотрел на Марусю.

– Что-то я ерунду какую-то придумал, – сказал он и прищурился под очками. – Давай ты подождёшь меня здесь. А ещё лучше…

– Домой к тёте я не пойду и ждать тебя здесь не стану, – отрезала Маруся. – А если ты сейчас затеешь дискуссию, я разбужу Семёныча.

– Ты способна на такие подлости? – ужаснулся Гриша.

– Ты понятия не имеешь, на что я способна!

Гриша, друг детства, с которым они вместе прыгали на тигра Ваську и однажды разбили зеркало на дедушкиной «Волге», взял её за подбородок, повернул к себе и поцеловал.

Маруся пискнула.

Гриша разжал пальцы.

Маруся не отстранилась.

– Вы славный товарищ, Джон, – сказал Гриша, оторвавшись от неё. – Я всегда знал, что на вас можно положиться.

…Он стесняется, поняла Маруся, глядя ему в лицо. Ему неловко, и он несёт бог знает что.

– Как мы полезем? – спросила она, рассматривая его.

Он наклонился и задрал сетку. Получился лаз.

– Вы полезете так.

Маруся легла на живот в колкую и жёсткую траву и стала неуклюже протискиваться под сеткой. Гриша держал сетку и подпихивал Марусину попу.

– Отстань от меня, – сказала она, оказавшись на той стороне. Щёки от ползания по земле, поцелуя и его руки на её попе стали красными как свёкла. – Лезь сам давай.

Но он в дырку не полез. Он отпустил сетку, взялся рукой за железный столб и одним движением перемахнул на эту сторону.

Маруся пощупала свои щёки.

– Хорошо, что собаки нет, – пробормотал Гриша и пошёл вдоль дома, рассматривая окна. – Ну, конечно, всё открыто. Может, ты всё же здесь подождёшь? Там… мёртвый человек.

– Я с тобой.

Он кивнул, как будто принимая её решение, толкнул оконную раму, она неторопливо отворилась.

– Одну ногу сюда, а другую на подоконник. Поняла?

– Я к тёте сто раз в окно лазала!

И действительно, перелезла довольно ловко. Следом за ней в комнате оказался Гриша. Они стояли у окна и оглядывались по сторонам.

В доме было тихо, слышно только, как капает вода. Когда рыли колодец и ставили насосы, Валерик громче всех кричал, что водопровод и «тёплые сортиры» нужны только идиотам и он платить не станет, потому как знает, деньги всё равно украдут.

…Почему она об этом вспомнила? Всегда в минуты опасности или непонимания в голову лезут сплошные несуразности!..

Комната была большая и какая-то заброшенная. На диван накинута плёнка – видимо, накрывали его на зиму и забыли на всё лето. На подоконниках почему-то стояли чашки. Скатерть накрывала только половину стола, а на другой, ненакрытой, были навалены старые газеты, пыльные журналы с закрутившимися углами страниц, а сверху на журналах пристроена жестянка с гвоздями. Шторы с оторванными петлями свисали неровно, языками, на полу вдоль стены выстроилась батарея бутылок.

Покойник, накрытый простынёй, лежал у стола, тело под тонким слоем ткани показалось Марусе маленьким, скрюченным, а при жизни Валерик виделся ей здоровенным мужиком!..

– Только ничего не трогай! – прошипел рядом Гриша.

– Сама знаю!

Один стул был опрокинут – видимо, на нём сидел Валерик, когда его ударили по голове. Маруся обошла стол с другой стороны, старательно отводя глаза от накрытого тела. Хорошо, что крови не видно!..

Второй стул стоял так, как будто сидящий отодвинул его, встал, но почему-то больше уже не садился. Может, потому, что гость встал как раз затем, чтобы убить хозяина? Он отодвинул стул, взял какой-то предмет – кстати, что это за предмет и где он? – ударил и ушёл, а мёртвый Валерик остался?..

На столе накрыто было на двоих – всё правильно рассказал участковый Илья Семёныч! И накрыто… деликатно, это точно. На разномастных тарелках залоснившаяся колбаса, сыр с масляными заветренными краями, серый сельповский раскрошившийся хлеб, коробка конфет, двух не хватает. Две гранёные розовые рюмки, точь-в-точь как у тёти Лиды, и бутылка портвейна, почти пустая.

– Смотри, – прошептала Маруся, и Гриша оглянулся. Он рассматривал что-то на комоде.

На одной из чашек были явные следы губной помады.

– Его что, женщина убила?!

– Совершенно необязательно, – быстро ответил Гриша. – Разумеется, портвейном и конфетами он угощался с какой-то дамой, но это не означает, что она его убила.

Вдруг послышался какой-то шум, нарастающий хрип, Маруся метнулась к окну, зацепила стул, тот загрохотал.

– Тихо! Тихо ты! – цыкнул Гриша.

Хрип перерос в шипение, и большие часы, висевшие в простенке, пробили двенадцать раз.

Маруся вытерла пот со лба. Гриша стоял не шелохнувшись, прислушивался. С улицы не доносилось никаких звуков, кроме обычных деревенских, – где-то пело радио, мальчишки играли в мяч, должно быть, возле сельпо, Прокопенко-супруг, по всей видимости, вновь натянул сетку, кто-то поехал на велосипеде, прозвонил в звонок.

Марусе стало стыдно, что она так струсила.

– Гриш, смотри, тут ещё окурки.

Он посмотрел.

– Явно курили двое.

– Если пили двое, возможно, и курили двое, – согласился Гриша. – Ты лучше ко мне подойди. Читай. Только руками не трогай.

На комоде валялись какие-то счета, надорванные конверты с автомобильными штрафами, листы бумаги, все разного размера.

– Вот, смотри.

Маруся стала читать, сильно выгибая шею, потому что листок лежал криво.

«В прокуратуру Российской Федерации, – было старательно выведено на листке в линейку. – Довожу до вашего сведения, что гражданин Васильев К. Д. был неоднократно замечен в противоправных и противозаконных действиях, наносящих реальный урон народному хозяйству с материальной стороны дела. Кроме того, гр. Васильев К. Д. также неоднократно замечался…»

Больше текста на листочке в линеечку не было, а слова «реальный урон» были дважды подчёркнуты.

Маруся прочитала ещё раз.

– Эх, найти бы его компьютер, этого Валерика, – сказал Гриша задумчиво, – и посмотреть быстренько, что там есть!.. Всё встало бы на свои места.

– Гриш, это же кляуза, да?

– Это черновик кляузы.

– И кто такой гр. Васильев, непонятно.

– Непонятно, – согласился Гриша. – И непонятно, где именно он совершает противоправные и противозаконные действия! Валерик, видимо, собирался дальше это указать, но нам от этого не легче.

– Гриш, а женщина? Если тут была женщина, куда она потом делась? Она убийца или сообщница, так получается?

Он покивал.

– Надо посмотреть, что на кухне, – сказал он и скрылся за бамбуковой занавеской, на которой были нарисованы пальмы и яхты.

В этот момент за окнами зафырчал мотор, звук приблизился, скрипнули тормоза и хлопнули двери.

Гриша возник из-за занавески. Маруся замерла.

Послышался ещё какой-то шум, хлопнула калитка.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – хриплым со сна голосом пролаял участковый.

– Здорово, Семёныч! Что-то у тебя на участке каждую неделю происшествия?! Не так, видать, разъяснительную работу ведёшь! Вот впаяю тебе взыскание, будешь знать.

– Воля ваша, товарищ капитан!..

– Ох, будь моя воля, я бы сейчас на Северке пескарей ловил! Ну, веди, показывай потерпевшего-то!

– Быстро, – одними губами сказал Гриша. – В окно.

Маруся ласточкой перемахнула подоконник, за ней бесшумно выпрыгнул Гриша, схватил её за подол и сильно потянул. Она почти упала на сухую твёрдую землю под стеной дома.

В доме топали тяжёлые башмаки, громко разговаривали люди.

– И окна распахнуты! – сказали у Маруси и Гриши над головой.

– Да, видать, сквозняком распахнуло, товарищ капитан. А может, и были открыты, жарынь какая стоит, спасу нет. Да вы не беспокойтесь за окна, никто сюда не полезет, что вы! Деревенские все покойников до ужаса боятся!

– Да где тут у тебя деревенские, когда все до единого дачники?!

– Тоже верно, товарищ капитан.

– Ну, докладывай, что ли.

– В девять ноль-ноль без малого я постучал в дверь. Мне никто не ответил, я зашёл, и вот тебе пожалуйста.

В доме продолжали ходить. Защёлкал фотоаппарат.

– А чего тебя понесло сюда в девять ноль-ноль без малого?

– Жалоба поступила! От гражданки Александровой Лидии Витальевны. Покойник, то есть Валерий Петрович Сыркин, по её словам, обстрелял её племянницу из дробовика.

– Подтвердилось?

– Так точно. Стреляли в них. Лампочку разбитую и дробь я изъял при понятых.

Не было никаких понятых, под стеной подумала Маруся. Придумал ты понятых, Илья Семёныч! Но мы с тётей тебя не выдадим!

– Дробовик – вот он, я и без всякой экспертизы вам скажу, товарищ капитан, что из него стрельнули не позднее вчерашнего вечера!

– Так, может, эта твоя Лидия Витальевна или племянница её и долбанули потерпевшего по черепушке-то? Со страху?

Маруся стиснула Гришину руку.

– Никак нет, такое невозможно, – твёрдо ответил Илья Семёнович. – Их там в доме трое человек, они после стрельбы заперлись на все замки и всю ночь глаз не сомкнули. Сама Лидия Витальевна – человек исключительно положительный, племянница в университете преподает и вообще – девушка-ромашка, никаких тебе вредных привычек, кавалеров подозрительных, никаких шумных компаний, мухи не обидит!

Маруся слушала, и ей было стыдно, что Гриша тоже это слышит.

– А третий кто? Ты сказал, их в доме трое вроде.

– Бывший сосед ихний. Академика Яхонтова внучок. Яхонтовы участок уж лет десять как продали, а внучок приехал бывших соседей навестить, то есть Лиду и племянницу её. Мне так Лида объяснила. Они, видать, и в городе дружат, а может, и соседствуют.

– То есть обстрелянные не при делах, получается?

– По моему мнению, нет. Не при делах. А потерпевший был мужик вздорный, характером вредный. Крови многим поперепортил. Жена его и та раз в год по обещанию наведывалась.

– Гош, ты снимаешь?

– Ясное дело, товарищ капитан, – бодро ответил невидимый Гоша.

– А орудие убийства где?

– А вот тут загвоздка, товарищ капитан. Нету его.

– Как?! Убийца с собой забрал, что ли?

– Выходит, забрал.

– Марат Яковлевич, чем его шарахнули?

Возникла некоторая пауза, а потом заговорил язвительный и отчётливый голос:

– Как всегда, тяжёлым тупым предметом. Череп раскроен, по всей видимости, смерть наступила мгновенно. Как говорила моя бабушка Сара, когда приходили нежданные гости, эффект внезапности! Похоже, в момент смерти потерпевший что-то писал. Вот ручка.

– Писатель! – фыркнул товарищ капитан. – Я думал, он портвейн пил, а он – писал. Экая разносторонняя личность! Из двустволки пострелял, портвейнцу попил, потом пописал! А там чего, Илья Семёныч?

– Кухня и спальня.

– Сейчас они выйдут из комнаты, – зашептал Гриша Марусе на ухо, – и мы уходим. Очень быстро и очень тихо. Я первый, ты за мной. Поняла?

Маруся кивнула.

– На счёт «три». Раз. Два. – Она зажмурилась. – Три!

Гриша, пригибаясь, побежал к сетке, перемахнул через неё, Маруся тоже сорвалась с места и побежала, как могла – ей казалось, очень быстро.

Он уже приподнял нижний край, и Маруся, обдирая колени, кое-как протиснулась под сетку.

– Что ты еле шевелишься, – прошипел Гриша. Раскопал в траве свой рюкзак, и они бросились к деревьям.

Бежали они довольно долго и остановились, только когда дом Сыркина скрылся за поворотом дороги.

– Я сейчас умру, – сказала Маруся, наклонилась и упёрлась ладонями в колени. – От жажды. И ещё от страха.

Гриша вытащил из рюкзака бутылку воды и подал ей.

Вода была тёплой, почти горячей, изумительной на вкус. Обливаясь и постанывая от наслаждения, Маруся выпила половину, а половину отдала Грише, и он тоже стал жадно пить.

– Давай на траве посидим, – допив, предложил он.

Они сели под дерево на колкую траву, и Маруся подолом юбки вытерла горящее лицо.

– Вы молодец, Джон, – похвалил Гриша и обнял её одной рукой. – Ваше умение лазать под заборами достойно кисти самого лучшего карикатуриста в мире!

– Гриш! – Маруся укоризненно посмотрела на него. – Ну что ты всё дразнишься?! Ну, знаю, что я размазня и тетёха! Не умею быстро бегать, скакать через козла и брать препятствия! И что теперь?!

– Никакая ты не тетёха, – сказал он удивлённо. – Я совсем не то имел в виду.

– Да! Не то! Мне школьная физкультура всю жизнь отравила! Вот всю жизнь! Может, я совсем другая была бы, если б не физкультура!

– Маня, при чём тут школьная физкультура, я не понял?

– Да при том, что это одни страдания! Прыгать не могу, в волейбол не умею! Ну, неловкая я! И нечего на меня смотреть! На козле этом я всю жизнь застревала, а другие девчонки знаешь как перепархивали?.. Мне физкультурник орал: «Александрова, что вы на него лезете, как куль с мякиной?!» И все смеялись. И ты вот тоже смеёшься!..

– Я не смеюсь, – он как будто всерьёз растерялся. – Ты ничего не поняла. Наоборот, я хотел сказать, что ты очень ловкая. И собранная. И хладнокровная! Ты же не стала орать и не побежала сдаваться, когда эти приехали, на «газике»! Ты в окно выскочила. Выпорхнула, – поправился он и улыбнулся. Маруся посмотрела, не смеётся ли всё же, но он и впрямь не смеялся. – А потом бежала! Нет, ты летела как стрела!..

Маруся улыбнулась.

– А про карикатуриста я просто так сказал. Нет, ну правда, всё это, наверное, было очень смешно! Как мы с тобой подслушивали, а потом понеслись…

– Благодарю вас, Шерлок, – кивнула Маруся.

Она помолчала.

– Очень хочется есть, – пожаловался Гриша, сорвал травинку и стал её жевать.

– Я тебе яйцо варила, – спохватилась Маруся. – Вкрутую, как ты любишь. И забыла про него. Хорошо бы тётя его выключила, а то оно, наверное, давно на потолке. Вот кулёма и есть кулёма!..

– Марусь, ты мне надоела. Ты вроде идиотическими припадками никогда не страдала.

– Это не идиотические припадки, – объяснила она серьёзно, – а комплексы. Медицинский термин.

– Я считаю, что комплексы и есть идиотизм.

– Повезло тебе. Ты – человек без комплексов!

– Я как-то никогда об этом не задумывался.

– Повезло тебе ещё раз!..

Они помолчали. Солнце светило, где-то трактор гудел, стучал мяч, мальчишки вопили восторженно: «Е-есть!», и радио пело длинную песню.

– Пойдём на речку, – вдруг предложил Гриша. – Последние дни такая теплынь стоит, потом дожди зарядят. Как пить дать.

Маруся, ни секунды не думая, потёрлась щекой о его плечо. Плечо было твёрдым, и от футболки приятно пахло – одеколоном и немного потом. Гриша пристроил подбородок ей на макушку, и они некоторое время сидели молча и неподвижно.

…Разве можно двигаться и разговаривать, когда твоя щека лежит у него на плече, а его подбородок упирается в твою макушку?.. Двигаться и разговаривать в таких случаях – преступление. Вам так не кажется?..

Они сидели довольно долго, а потом он отстранился. Маруся вздохнула.

– На речку, – быстро сказал он. – Только по дороге зайдём ещё в одно место, ладно?

– В какое место?

– К Наталье, у которой, по слухам, имеется телефон Валерикиной жены.

– Зачем?

– Мы попросим номер и поговорим с его женой. Может, это она приезжала вчера?

Маруся была согласна на всё, идти куда угодно и делать что угодно.

В конце концов, они ведь собрались на речку! В первый раз с тех пор, как они плавали вместе на тигре по имени Васька. Он очень быстро прохудился и потом всё время сдувался.

Они пошли по дороге обратно в сторону Валерикиного дома, возле которого так и стоял «газик», – видимо, егорьевские сыщики продолжали расследование.

Наталья, похожая на маленькую кудлатую болонку, вешала во дворе своего дома бельё.

– Здравствуйте, Наталья! – прокричал из-за низкого штакетника Гриша. – Бог в помощь!

Маруся на него взглянула, фыркнула и покрутила головой.

Женщина оглянулась.

– А мы к вам!

– У меня давно всё готово, – неожиданно ответила Наталья. – Сейчас только бельё довешаю!

Гриша с Марусей ничего не поняли.

Наталья пристроила на верёвку последнюю наволочку.

– Парень, как тебя, Гриша, да? Тащи вон ту рогулину!

Она показала, какую именно «рогулину» тащить. К яблоне на самом деле была прислонена суковатая палка. Гриша принёс её.

– Ну, подцепляй, подцепляй!

– Что… подцеплять?

– Ах ты, что за молодёжь бестолковая! Видишь, бельё почти по земле полощется! Верёвку подцепляй рогулиной! Дай я сама!

Она ловко зацепила суком бельевую верёвку, утвердила палку на земле, полотенца и наволочки вознеслись вверх, как на флагштоке.

– Ну вот, внизу-то пылища, а так хорошо! А теперь пошли!

В доме Наталья скрылась за какой-то занавеской, чем-то там пошуровала и выволокла огромный медный таз.

– Вот! – сказала она, любуясь на таз. – Для райских яблок самое лучшее дело. А Лида сначала сироп из антоновки варит?

Маруся призналась, что не знает.

– Ну, говорю же, бестолковые! В медном тазу сироп ни за что не потемнеет – это главное, когда из райских яблок варишь. Лида меня ещё утром попросила, сказала, парня пришлёт.

– Наташа, – отважилась Маруся, – а у вас нет телефона жены Валерика? Как её зовут?

Наташа вдруг как будто испугалась. Глаза у неё забегали, словно у маленькой девочки, уличённой во вранье.

– Какой телефон? Зачем телефон? – пробормотала она, схватила какое-то полотенчико и стала смахивать пыль с комода.

– Жены Валерика, – пояснила Маруся. – Она редко приезжает, а вы же тут по соседству с ними живёте, наверняка у вас телефон есть!

Наташа ничего не ответила, продолжала вытирать пыль. Гриша снизу вверх кивнул Марусе, это означало – он что-то замышляет.

– Я у вас воды попью, – сказал он. – Жарко невозможно.

И вышел на кухню.

– Мы думали, ей нужно позвонить, жене, – оправдываясь, заговорила Маруся. – Вдруг она ещё не знает, что случилось…

– Нечего ей звонить! – вдруг резко сказала Наташа, перед носом у Маруси встряхнула полотенце и забросила его себе на плечо. – Только человека баламутить! Да и наверняка ей сто раз позвонили! Без нас!

– Вы не подумайте, что я не в своё дело лезу, – пробормотала Маруся, – я просто так… Мы с тётей Лидой подумали…

– Всю жизнь Оксана с этим придурком промаялась, – махнула рукой Наташа. – Всю жизнь!.. Вот не поймёшь, то ли замужем лучше, то ли вовсе бобылкой, если такой муж попадётся. Он же хулиган! Самый натуральный, таких на НТВ показывают! Столько лет он голову ей морочил, столько раз обещания обещал: исправлюсь, мол, стану другим человеком! Как же! Стал! И помереть-то по-человечески не смог. А её теперь затаскают, ох, затаскают!..

– Да кто её затаскает, если она ни при чём и вообще всё время в Москве была?! – удивилась Маруся.

– А это не наше дело, где она была! – вдруг взбеленилась Наташа. – Ты её в деревне видела? Нет? И я не видела. Не было её тут, с июля месяца не было! И нечего наговаривать!

– Никто не наговаривает, – успокаивающе сказал появившийся из кухни Гриша. – Мы просто думали телефон узнать! А если вы не хотите давать, так и не надо, сами позвоните, да и все дела.

– Не стану я никуда звонить!

Гриша пожал плечами и взялся за таз:

– Ну, мы пойдём?..

Они выбрались на улицу, где под жарким солнцем реяло в вышине чистое бельё и на дорожке от него шевелились и ползали тени.

– Лидке скажите, чтоб на сильный огонь таз не ставила! – в окно крикнула Наташа. – Медь сильного жара не любит, потемнеет вся!

– Скажем! – крикнул в ответ Гриша, и они опять – в который раз за сегодняшний день – пошли по улице в сторону своего дома.

– Ничего не поняла, – призналась Маруся. – Что это она так… расстроилась?

– Она не расстроилась, а испугалась. Это разные вещи, дорогой Джон.

– Хорошо. Испугалась. Чего?

– Это вопрос.

– И вы знаете на него ответ, Шерлок?

– Да.

– Как?! – поразилась Маруся.

– Ты спросила телефон жены Валерика и ещё, кажется, как её зовут. – Гриша теперь нёс таз прямо перед собой, как щит. Щит горел на солнце так, что приходилось прищуривать глаза. – И Наташа моментально сильно перепугалась, даже мы это заметили. Мы же заметили?

Маруся кивнула.

– И мне вдруг пришло в голову, что они не просто соседки, а, допустим, подруги. Возможно это? Вполне! И Наташа знает что-то такое, что может быть для подруги… опасно. Например, вчера вечером Валерик угощал портвейном именно свою супругу, которая после долгого перерыва наконец-то приехала в деревню. Я решил это проверить и проверил.

– Как?! – опять поразилась Маруся.

– У Наташи на кухне в раковине стоит грязная посуда. На чашках следы губной помады, в точности такой же, как у Валерика дома. Я не эксперт, но это и так видно. В пепельнице окурки.

– Точно такие же, – перебила Маруся, – как в пепельнице у Валеры.

Гриша кивнул и опять перехватил таз. Тащить его было неудобно.

– Ничего себе, – протянула Маруся задумчиво. – То есть жена вчера была с ним.

– Примем это за рабочую гипотезу, – предложил Гриша.

– Тогда получается, что она его убила?!

– Возможно. Но равновероятно, что не она. Жена могла попить с Валериком чаю и уехать обратно в Москву, например. Или зайти в подруге Наташе, с ней тоже попить чаю и уже после этого уехать в Москву.

– Или он стал её оскорблять, как тут всех оскорблял, и она ударила его по голове!

– Тяжёлым тупым предметом, – подхватил Гриша, – которого так и не нашли возле трупа. Или она забрала этот предмет в Москву?

– Или выкинула в овраг, – рассердилась Маруся. – Тут у нас кругом сплошной лес, овраги, а дальше болота. Самые лучшие в мире места, чтобы спрятать тяжёлый тупой предмет, и никто его не найдёт!

Возле забора тётиного дома стояла какая-то незнакомая машина. Должно быть, к соседям кто-то приехал и перепутал участки. Гриша обошёл машину, толкнул калитку, пропустил вперёд Марусю – это оказалось очень неудобно, потому что ему мешал таз, но Гриша был вежливым человеком, – и заключил:

– Самое непонятное и очень странное, что чашек с губной помадой в раковине было две. Две! То есть были две какие-то женщины с одинаковой губной помадой. И одна из них пила чай с убитым.

– Подожди, Гриша, – сказала Маруся быстро. – Это нужно обдумать. Это всё правда очень странно, очень…

– И кто такой гр. Васильев, которого убитый Валерик неоднократно замечал в противоправных и противозаконных действиях, наносящих реальный урон народному хозяйству с материальной стороны дела?

– Ты запомнил? – поразилась Маруся. – Такую лабуду?!

Гриша вздохнул.

– Понимаешь, если Сыркин реально портил жизнь гр. Васильеву, а этот гр., допустим, человек решительный, то он вполне мог убить. И нам обязательно нужно выяснить, кто он такой.

– Как мы это выясним?

– Для начала спросим у твоей тёти, нет ли в деревне людей по фамилии Васильев с инициалами К. Д. Только сначала махнём на речку, Джон! Последние жаркие дни, как мы можем их потерять, Джон!

– Никак, Шерлок! – засмеялась Маруся.

Ура! Они идут на речку вдвоём! В первый раз с тех самых пор, когда… Они обогнули дом, вышли на лужайку, и оба встали как вкопанные.

На лужайке было полно народу, и все незнакомые, так в первую секунду показалось Марусе.

– А у нас гости, – непривычным фальшивым голосом объявила вынырнувшая из кустов тётя Лида. – К тебе приехали, Марусенька!

На самом деле гостей было всего двое, а вовсе не толпа, но ни одного, ни другого Маруся не узнавала.

– Здрасте, – поздоровался вмиг помрачневший Гриша. – Лидия Витальевна, Наташа прислала вам таз. Для сиропа из антоновки.

– Вот спасибо! Я про него позабыла совсем.

– Ты чего уставилась как неродная, Марин? – спросил из шезлонга статный красавец, засмеялся и сдернул тёмные очки. – Мы-то надеялись, что ты будешь визжать от восторга!

– Мы ни на что такое не надеялись, – заявила девица, объедавшая с куста чёрную смородину. – Привет, Маруська!

…И тут Маруся узнала в ней профессорскую внучку Агриппину, с которой виделась один раз в жизни! Они с Гришей приезжали к профессору Астрову после того, как Маруся нашла труп в планетарии, и его внучка угощала их шикарным обедом.

– Агриппина?! – словно не веря своим глазам, пролепетала Маруся. – Откуда ты взялась?..

– Из Москвы, – сказала внучка деловито, подошла и чмокнула Марусю в щёку. От неё изумительно пахло духами и чуть-чуть смородиной. – Меня дед послал тебя проведать. Правда-правда! Такая, говорит, хорошая девушка, надо её и молодого человека в гости пригласить! Привет, отличник! – поздоровалась она с Гришей.