Летняя коллекция детектива

– Что значит – деликатно? – не поняла Маруся.

Участковый повёл толстой рукой с зажатым в ладони бутербродом:

– Ну, красиво! Вот как у вас прям! Чашки с блюдцами. И портвейн сладкий, и конфеты в коробке. Может, жена его должна была приехать, кто её знает.

Маруся смотрела на него очень внимательно и пыталась соображать быстро:

– Из чашек пили?

– А чего ж из них ещё делать-то?! Пили, конечно. Ну, Лидусь, давай вторую, и пойду я этих гавриков из убойного ждать, егорьевских-то. Чует моё сердце, замордуют они меня!..

– То есть из чашек пили, из тарелок ели, да? – уточнила Маруся.

– Так точно, – вздохнув, согласился Илья Семёныч и опрокинул вторую. Сожаление и боль отразились на его лице. Должно быть, тётя это заметила, потому что ловко налила отставленную рюмку до самых краёв, поднялась и унесла бутылку в дом.

– Святая женщина, – прочувствованно сказал участковый. – Женился бы, если б не Тамарка моя.

Гриша жевал ломтик колбасы, положенный между двумя половинками огурца, хрустел и улыбался.

…Чему он улыбается? Марусе этот самый участковый совсем не нравился.

– То есть Валерик сначала стрелял в нас, а потом с кем-то пировал?

– Или наоборот, – подсказал Гриша. – Сначала пировал, а потом стрелял.

Участковый согласно покивал.

– А сейчас у него дома никого нет?

– Труп там его собственный есть, – вздохнул участковый. – Пока штукари из Егорьевска не явятся, трогать ничего не моги!

– А когда его убили? – продолжал спрашивать Гриша.

– Да я ж тебе не медицина, точно не скажу! Но давно уж, должно быть, вечером, не поздно.

– Да его кто угодно мог убить, – энергично жуя, сказала Лида. – Мало ли! Нет, не из наших, конечно! Но он ведь такой… говённый мужичонка был! Небось многим людям кровь портил, не только нам! Может, из Москвы приехали, да и… Наподдали ему как следует.

– Следов борьбы нету, – уточнил участковый.

– Может, картошки нажарить? – предложила тётя Лида. – У меня холодная есть!

– Под картошку-то опять выпивать придётся, а я на службе, – посуровел участковый. – Ну, оставайтесь на местах, ребята. Деваться некуда, теперь всем показания давать надо!

Он повздыхал, напялил фуражку, предварительно в неё дунув, забрал с поленницы пакет и ушёл за калитку. Маруся обратила внимание, что обут он не в форменные ботинки, а в зелёные резиновые шлепанцы без задников.

– Гриша, – начала Лидия Витальевна, как только участковый скрылся, – ты ни о чём не переживай и не беспокойся. Мы точно знаем, что ты всю ночь был дома и никуда не отлучался.

– Особенно хорошо это Маруська знает, – улыбнулся Гриша.

– Я никогда не храплю!

– Нет, конечно.

– Гриш, мне не нравится, когда ты надо мной издеваешься.

– Кто над кем издевается? – спросила тётя Лида. – Кто храпит? Мы были дома, спали, и никто из нас никуда не выходил.

– Лидия Витальевна, понятно, что я не убивал этого человека. Но нужны какие-то… доказательства. А у нас никаких доказательств нету, кроме Маруськиного храпа!

– Я не храплю!

– Какие доказательства? – вскинулась тётя Лида. – Ещё не хватает!.. Ничего мы не должны никому доказывать!

– Это только так кажется.

– Гриш, – испугалась Маруся, – может, нам в Москву уехать?

– Гениальная мысль.

Он налил себе чаю, отхлебнул и сказал:

– Лично я никуда не поеду.

– А если они к тебе будут приставать?

– Кто?

– Да эти… штукари из Егорьевска?!

– Значит, придётся доказать им, что я никого не убивал.

– Вот это правильно, – вдруг с чувством сказала тётя, и Маруся от неожиданности выронила ложку. – Вот это верно, сынок. А про доказательства я не подумавши сказала! Чего это мы будем ни с того ни с сего от людей бегать, когда мы ни в чём не виноваты?! Он вон в Маруську стрелял! Я чуть не умерла со страху! И ты тоже хороша, – укорила она племянницу. – Давай, говорит, уедем!.. Отец мне все уши прожужжал, какая ты великая сыщица! А ты сразу хвост поджала!

– Тебе папа так сказал? – спросила поражённая Маруся. – Что я великая сыщица?!

– Да не то что сказал! Сказал! Он то и дело про твои подвиги толкует и про аналитический ум!..

В это Маруся уж никак не могла поверить!..

Отец считал её дурёхой и размазнёй. И огорчался, что дочь у него такая размазня и дурёха, Маруся сочувствовала ему, понимала, что не удалась ни в каком отношении, никаких надежд его не оправдала! Вон шторы постирала, а в доме всё равно пылища!.. Она постоянно мечтала стать необыкновенной – красивой и умной, как профессорская внучка Агриппина, с которой Маруся недавно познакомилась. Агриппина была ловкой, деловитой, острой на язык и красавица необыкновенная, как из журнала. Такой дочерью папа наверняка бы гордился.

Нет, тётя Лида говорит что-то невозможное. Должно быть, она неправильно поняла отца. Да и вообще – странный какой-то разговор у них получается! Тётя предлагает им с Гришей приняться за расследование, что ли? И это тётя Лида – образец здравомыслия!

– Надо с людьми поговорить, – продолжала образец здравомыслия. – Наверняка кто-то что-то видел, слышал, но, может, внимания не обратил. Пока ещё эти из Егорьевска приедут, мы что-нибудь да разузнаем.

Маруся неуверенно засмеялась.

– Тёть, ты, оказывается, авантюристка.

– Да где мне! Гриш, кто вчера Валеру по зубам двинул?

– По зубам – никто, – сказал Гриша. – А в солнечное сплетение – мужик какой-то незнакомый.

– Константин, – подсказала Маруся.

Тётя подумала немного:

– С метеостанции, может? Или из лесничества? Оттуда иногда в магазин приезжают. За водкой, за хлебом. Продавщицу Зинку можно спросить. Она тут всех знает.

– Расспросить можно, – задумчиво протянул Гриша, – только вряд ли мы что-нибудь узнаем, Лидия Витальевна. Если это свои постарались, нам всё равно никто не признается, а если кто-то из города приезжал, этого не установишь. Дом Валерика на дороге самый первый, если и была какая-то машина, дальше его участка она не поехала.

– Хорошо бы узнать, чем его стукнули, – вступила Маруся. Её сыщицкий азарт, немного струсивший поначалу, теперь оживился и стал понемногу выбираться наружу. – Прикладом дробовика, из которого он по нашему дому стрелял? Или ещё чем-то?

– Эх, надо было у Ильи Семёныча спросить! – посетовала тётя. – Он мужик хороший, только на вид бестолочь. Он бы мне сказал по старой дружбе.

– Если у Валерика стол был накрыт, значит, он ждал гостей, правильно? – Маруся поднялась и стала ходить по траве, слегка прихрамывая – палец вчера сильно ушибла! – Или гостя. И что получается? Допустим, гость приехал, и они стали ужинать или чай пить…

– С портвейном, – подсказал Гриша.

– Ну да, с портвейном! А потом Валерик подхватился и помчался в лес из дробовика стрелять? А гость ждал, пока он постреляет?

– Или гостья, – опять подсказал Гриша.

– Ну да, гостья. Потом Валерик вернулся к столу, и этот гость или гостья его… убил. Так?

– Чепуха какая-то, – заключил Гриша.

– Точно чепуха, – подтвердила тётя Лида. Глаза у неё блестели.

– Тёть, ну ты-то что? – взмолилась Маруся. – Ты же такая осторожная! Когда я на электричке в Москву собираюсь, ты мне покоя не даёшь, каждый раз с меня слово берёшь, что я в тамбуре не поеду и у окна не сяду! И в тамбуре опасно, и у окна опасно!.. А сама что?

– А что я? – воинственно спросила Лида. – Разве я не человек? Человек, да ещё баба! И знаешь, какая любопытная? А тут такое дело! Убийство, да прямо у меня под носом. И от Гриши нужно подозрения отвести, мало ли чего там они надумают, егорьевские-то сыщики!

Маруся ещё немного походила по траве.

– Давай твой палец пластырем заклеим, – предложил Гриша, наблюдая за ней. – Или бинтом замотаем…

– Гриш, давай лучше в магазин сходим, шут с ним, с пальцем, – перебила его Маруся. – Тёть, чего нам надо? Соли полно, хлеб Гришка вчера привёз!

– Сахару надо, – моментально отозвалась тётя. – Килограмма три возьми, не меньше. Компоты будем крутить. Бутылку водки надо, я бы наливки ещё зарядила, у нас груши пропадают. Тортик вафельный возьми, только если свежий.

Гриша ушёл в дом и вернулся с йодом и пластырем. Через плечо перекинуто полотенце. Он налил в таз немного кипятку из самовара, добавил холодной воды из колонки и поставил таз перед Марусей. Тётя Лида наблюдала.

– Суй туда ногу, – велел он.

– Зачем?! – изумилась Маруся.

– Ампутировать буду, – буркнул Гриша. – Больная, на стол!

Маруся села на лавку и опустила ногу в таз. Гриша, крепко взяв её за щиколотку, побултыхал ногой туда-сюда, вынул, поставил на край скамейки и тщательно вытер полотенцем.

– Надо йодом сетку нарисовать, – посоветовала тётя Лида.

– А рожу можно нарисовать?

Он помазал Марусин палец, заклеил пластырем и вознамерился было забинтовать, но она воспротивилась:

– Гриш, у меня тогда нога ни в одни босоножки не влезет!

– Наденешь кеды.

– И в кеды не влезет!

– Мои наденешь.

– Да ну тебя! Не нужно мне никакого бинта!

Но он всё равно забинтовал, конечно.

Втиснувшись в кеды, Маруся поняла, что так значительно лучше и совсем не больно, но говорить об этом Грише не стала. Во-первых, он сказал, что она всю ночь храпела, а во-вторых, обращается с ней как с подружкой по пионерлагерю, а не со взрослой девушкой.

…Во всём виноват тигр Васька, вот что! Тигр Васька, на котором они плавали в Северке и который очень быстро порвался. У Гриши тогда были синие трусы с белой полоской, а у Маруси розовые с оборкой. Никогда и ничего романтического не получится у людей, которые в синих и розовых трусах плавали вместе на тигре!..

Гриша нацепил рюкзак, а Маруся пересчитала в потайном отделении кошелька бумажки – их было и осталось три.

– Может, на мотоцикле поедем? Тем более у тебя палец болит.

– Ой, Гриш, давай лучше пешком, а? Смотри, красота какая! Последние тёплые дни, а потом…

– Знаю, знаю, потом дожди зарядят!

Лида проводила их до калитки, посмотрела вслед. Они шли вдоль улицы: очень высокий и худой Гриша и крепенькая Маруся, едва достававшая ему до плеча, – и громко разговаривали.

Лида вздохнула, вернулась в дом и разыскала свой мобильный телефон, засунутый за ненадобностью на этажерку за горшок с геранью. Она набрала номер, послушала, и лицо у неё стало серьёзным.

– Я всё сделала, – сказала она, когда ответили. – Как и договаривались. Хотя на это много времени ушло, и вообще всё не так получилось, как мы планировали. Посмотрим, что из этого выйдет. Слишком опасно.

– Значит, мы хотим доказать, что ты никак не мог убить Валерика, – рассуждала Маруся на ходу. – Нет, ну это и правда смешно, но ведь они не знают, что ты на подобное не способен.

– Кто они и на что я не способен?

– Ну, эти, из Егорьевска. Специалисты по сыску, – Маруся состроила уважительную мину. – Они же не знают, что ты убить в принципе никого не способен! И нам нужно…

– По-моему, – перебил Гриша, – убить способен любой человек. В принципе.

Маруся сбоку взглянула на него – похоже, он не шутил.

– Гриш, ну что ты говоришь? Ты хочешь сказать, что можешь убить? И я тоже? И тётя?!

– Думаю, да. Я даже уверен, что да!.. Если кто-то станет всерьёз угрожать жизни моих близких и я смогу придумать, как это сделать, чтобы меня не поймали, я убью.

– С ума сошёл? Или ты шутишь?

– Не сошёл и не шучу. Я утверждаю, что «налёт цивилизации» гораздо тоньше, чем кажется. Мы себе льстим, когда называемся цивилизованными людьми. Я не более цивилизован, чем первобытный человек, который защищает свою пещеру. Если в неё лезет другой первобытный человек – чтобы занять место посуше, размозжить голову моему ребёнку, изнасиловать мою жену, а потом столкнуть её с обрыва, – я дам ему дубиной по голове. Чтобы он ничего этого не сделал. Объяснять ему, что он неправильно себя ведёт, я не стану. Мне будет некогда.

Маруся смотрела на него, чуть не открыв рот.

Он передразнил её.

– То, что я умею читать, считать и гоняю туда-сюда формулы, ничего не означает! Вернее, это означает только, что я умею читать, считать и знаю физику. Во всём остальном я по-прежнему ужасающе первобытен. И я в этом уверен.

– То есть ты ничем не отличаешься от тех питекантропов, которые подрались на переезде? Помнишь, тётя рассказывала?..

– Отличаюсь, конечно! Питекантропы дрались не за жизнь близких или свою собственную, а за кусок тухлого мяса!.. У меня хватит мозгов придумать, как добыть это мясо, ни у кого его не отнимая.

– Ты рассуждаешь… странно.

– Возможно. Но цивилизация терпит крах по всем статьям, разве ты не видишь? Каждый день телевизор смотришь и не видишь?.. Все поучения великих гуманистов вроде Руссо или Дидро пошли прахом. Их или извратили до состояния импотенции, или выбросили в сточные канавы. Ценность каждой человеческой жизни?.. Помилуй бог, где она? Кому сейчас это интересно? Интересно жечь, резать, взрывать, чтоб кровь рекой, чтоб трупов побольше, чтоб в Интернет выложить, как головы режут, – вот это да! Вот это интересно и зажигательно!

– Гришка, что ты придумал?!

– Ничего я не придумал. Я вижу, как меняется мир. Просто на глазах, Маруська. Если бы моему деду сказали, что университеты будут закрывать и на их месте открывать медресе, он бы страшно удивился и ни за что не поверил бы. Ты помнишь моего деда?

– По… помню, конечно, – запнувшись, сказала Маруся.

– Вот и получается, что пятьдесят лет назад мир был гораздо более цивилизованным, чем сейчас. А что будет ещё через пятьдесят лет, даже представить страшно.

Они помолчали.

– И мы сейчас идём не искать доказательства, что я не убивал Валерика, – продолжил Гриша тихо и чётко. – Мы собираемся установить истину и узнать, кто убил человека. Потому что мы одни из последних, кого это ещё интересует. Кто конкретно убил конкретно этого человека, не важно, плох он был или хорош. Просто мы когда-то читали гуманистов, и нам втемяшилось в голову, что человеческая жизнь – ценность сама по себе. Не в планетарном масштабе, не в политическом аспекте, не в рамках соглашений ОПЕК о ценах на нефть. Мы из той уходящей цивилизации, и нам важна человеческая жизнь.

– Ну, ты наговорил, – пробормотала Маруся. – Я-то до гуманизма не додумалась, Гриш. Мне просто любопытно, как и тёте Лиде.

– Кстати, про тётю я вообще ничего не понял, – сказал он. – Зачем ей понадобилось, чтобы мы затеяли какое-то доморощенное расследование?

– Ей понадобилось?!

– Ну, конечно! Ты вообще в Москву собралась уезжать, а она тебя остановила. Может, она знает, кто убил? Или догадывается? Или ей нужно что-то проверить и она хочет, чтобы проверили мы?

– Гриш, зачем ты всё это говоришь?! То крах цивилизации, то тётя! Я и так вчера перепугалась и ногу сильно ушибла!

– Болит?

– Не болит! Нормально всё!

На пыльном пятачке перед магазином никого не было – хлеб ещё не привезли, а за водкой слишком рано. По дороге гоняли на велосипедах мальчишки – разгонялись, доезжали до песка и там отчаянно виляли, стараясь удержать руль. Некоторые проскакивали песчаные кучи с ходу, другие с трудом, а третьи валились, поднимая тучи пыли. В поле за магазином Прокопенко-супруг в синих тренировочных штанах и майке-алкоголичке топтался возле железного остова футбольных ворот.

Гриша посмотрел на него и остановился.

– Марусь, ты иди за сахаром, – сказал он негромко, – а я подойду вон… к Прокопенко. Ты не знаешь, как его зовут? А то неудобно.

– Виктор Павлович, по-моему.

– Спроси у продавщицы, откуда взялся вчерашний Константин.

– Я сама знаю, что спрашивать, – фыркнула Маруся.

Ей не хотелось, чтобы Гриша разговаривал с Прокопенко, и она видела, что Грише тоже не хочется с ним разговаривать.

…Нынче супруги Прокопенко жили в доме Гришиного детства, и всё давно стало по-другому, изменилось навсегда, и ничего с этим нельзя поделать, но Гриша много лет не мог себя заставить приехать в деревню, трусил, не хотел бередить раны. Они давно должны были зажить, эти самые раны, но вот не заживали что-то.

Маруся поднялась на магазинное крылечко, помедлила, оглянулась на Гришу, который шагал через поле, высокий, как журавль, вздохнула от жалости к нему и вошла.

Странное дело, продавщицы Зины за прилавком не оказалось.

Всё было как всегда: полки, уставленные винными и водочными бутылками, пивными банками, а также банками с сизым сливовым вареньем и жёлтой кабачковой икрой, горчицей и хреном в тюбиках – почему-то здесь горчицу и хрен отпускали исключительно в тюбиках, как на космической станции. Дальше внавал шли чипсы, разнообразные печенья в мятых пачках, каменные пряники, баранки, карамельки в пакетах, за ними баллоны с растительным маслом, трёхлитровые банки с берёзовым соком, а в углу большая бочка с малосольными огурцами. Зимой к ней прибавлялась ещё бочка с квашеной капустой.

И огурцы, и капуста у них в сельпо были очень вкусные, их охотно брали, даже в Москву везли.

– Здравствуйте! – громко поздоровалась Маруся и прислушалась.

Никто не отозвался.

Вряд ли Зина куда-то ушла или уехала, позабыв запереть магазин на две деревянные перекладины. На одной из них всегда висел огромный, как из рыцарских времён, заржавленный замок.

– Здравствуйте! – повторила Маруся погромче.

В окно, забранное решёткой, ей было видно, как по улице носятся мальчишки.

Она ещё немного постояла, потом подняла перекладину и подошла к двери во внутреннее помещение.

– Зина! – позвала она и шагнула в тёмный коридор, уставленный ящиками из занозистых досок и мешками из коричневой дерюги. Поперёк одного из мешков шла чёрная надпись «САХАР-ПЕСОК, 50 кг».

– Зина, вы здесь?!

Маруся заглянула в первую же дверь. За дверью оказался крохотный кабинетик без окон, залитый синим электрическим светом. За столом в кабинетике сидел сосед Саня в наушниках и, притоптывая ногой, рассыпал по пакетам чай. Завидев Марусю, он вытаращил глаза, выдернул из уха наушник и спросил, чего ей надо.

– Мне Зину надо, – сказала Маруся. – Я за сахаром пришла.

Сосед Саня немного подумал, как будто не сразу сообразил, кто такая Зина и при чём тут сахар.

– Да! – вдруг воскликнул он, словно вспомнив. – Так пошли, я продам!

Запирая дверь в кабинет, он объяснил, что «Зинка попросила его подменить».

– У ней ребёнок в лагере тут недалеко и чего-то затемпературил, вот она и сорвалась. А мне говорит: «Посиди, Сань, за меня, всё равно до пяти часов никакой торговли нету, а если закрыть магазин, то на меня верняк жалобу накатают!» Такой народ, чуть что не по его, сразу – жалобу! А сейчас работу потерять кому охота?.. Так чего ты говоришь? Сахару тебе?

Маруся сказала, что три килограмма.

– Развесного или в пачках? Развесной дешевле выйдет.

Маруся согласилась на развесной.

– Я раньше на заправке работал, – говорил Саня, взвешивая сахар. – Там, конечно, водку и селёдку не продают, всё больше жвачки и сухарики, а всё одно – торговля.

Маруся попросила ещё бутылку водки, которую Саня снял с полки со всякими шутками, что пить, мол, здоровью вредить, и всякое такое, а Маруся объяснила, что водка нужна для наливки, и решила взять ещё полкило шоколадных конфет.

– Саша, а вы не знаете того вчерашнего человека, который… который Валерика приструнил? Я его раньше никогда не видела.

– Во дела с Валериком этим, да?.. Главное, орал, орал – всех, мол, убью, сожгу, в колодец головой суну! И тут ему конец и пришёл.

– Так что это за мужик?

– А я бы его сам убил, – продолжал Саня жизнерадостно, не отрывая взгляда от стрелки старомодных механических весов. Стрелка покачивалась. – С удовольствием! Он мне два колеса испортил! Главное дело, даже вулканизация не поможет, надо новые покупать, там всё в клочья изодрано! Скотина такая, «звёздочки» разбросал, где он только их взял! Господь Бог на небе всё-о видит, всё-о слышит! Раз – и готово, нету Валерика!

– А торт вафельный свежий?

– Откуда я знаю? На, посмотри!

Маруся посмотрела и вернула. Торт был совсем старинный.

– За кого ты спрашивала, я не понял? За Костяна, что ли?

– Который Валерика ударил, и тот сразу упал. Ну такой, в камуфляжных штанах, высокий.

– Костян и есть! Так он из лесничества Ново-Егорьевского! За Ёлкино сразу направо сворачиваешь и чешешь сначала по грунтовке, потом по грейдеру. А он тебе зачем?

– Да ни за чем, – бросила Маруся беспечно. – Просто мы тут столько лет, а я его первый раз вижу.

– Он и есть недавний. Он раньше где-то под Владимиром, что ли, работал или под Нижним. Главное дело, участковый наш, Семёныч, мне говорит: приедут спецы из Егорьевска, всех опрашивать станут, так ты первым делом расскажи, что Валерик тебе шины пропорол. А я что, дурак совсем? Я им про шины, а они меня на нары, да? Может, его Костян и порешил, а меня на зону?

– Да они разберутся, – сказала Маруся, которой надоел Саня.

– Знаю я, как они разбираются! Я чё, не сидел по малолетке, что ли?! Им, главное, палку-галку в ведомость, закрыто, мол, дело. А кто там по правде виноват, какая разница!..

Маруся отсчитала денежки, подождала, пока из кассового аппарата вылезет чек, и сняла с прилавка тяжёлый пакет.

– А этот лесничий и Валерик были хорошо знакомы?

– Да почём мне знать-то?! Вроде и вовсе не были. Костян редко здесь бывает, говорю же! И к нему туда не наездишься, в глухомань-тмутаракань.

– А жену Валерика вы знаете? Где она сейчас?

– Ксаню-то? Конечно, знаю! Она приезжает редко и сейчас в Москве, должно быть, где же ещё? Они сами с Москвы. Тут половина с Москвы, а другая половина с Егорьевска. Зинка вон с Воскресенска, зимой там живёт. А чего она тебе далась, жена-то?

– Наверное, нужно ей позвонить, – на ходу придумала Маруся. – Она, может быть, не знает, что несчастье произошло.

– Да без нас есть кому звонить, – махнул рукой Саня. – И телефона у меня нету. У Наташки есть, которая из того дома. Они соседи, у ней точно есть.

Маруся выбралась из сельпо с непонятным чувством облегчения, как будто опасности избежала, хотя Саня был приветлив и ничего такого не говорил и не делал.

Гриша ждал её на лавочке и, как только она вышла, сразу поднялся и взял у неё из рук пакет. Он всегда носил её сумки, и Марусю это раздражало. Впрочем, сейчас его помощь была очень кстати.

– Ну что Прокопенко? – спросила она.

– Ничего не видели и не слышали. Мне кажется, я его оскорбил.

– Как?!

– Ну, я стал спрашивать про Валерика. А он мне сказал строго, что с такими отбросами общества ни он, ни его супруга не могут иметь ничего общего.

– А ты?

– А я сказал, что речь идёт не о том, что у них было много общего, а об убийстве.

– А он?

– А он говорит, что слышать ничего не желает.

От магазина они почему-то повернули в другую сторону, не к тётиному дому, а к краю деревни.

– Зины нет, – начала доклад Маруся. – Она уехала к сыну и попросила подежурить Саню.

– У которого «Лада Гранта», и ему Валерик шины пропорол, – перебил её Гриша.

– Саня сказал, что вчерашний мужик в камуфляже из Ново-Егорьевского лесничества. Сюда приезжает нечасто и с Валериком, кажется, был незнаком. Или почти незнаком. Кстати, про шины Саня рассказывать полиции не хочет, говорит, что его сразу на нары определят. Разбираться, мол, никто не станет: мол, Валерик шины ему попортил, а Саня его за это убил, и все дела.

– Это как раз подход питекантропов, – заявил Гриша и улыбнулся. – Не человеков.

– Гриш, мне от твоей сегодняшней философии тошно.

– Самому тошно, а что делать?

– Жену Валеры зовут, видимо, Оксана или Ксения. Саня назвал её – Ксаня. Телефон её есть у Натальи, они соседи. Я сказала, что, наверное, жене нужно позвонить.

– Да ей, скорее всего, уже позвонили.

– Я же должна была что-то сказать! – Тут Маруся остановилась и уставилась на ворота. – Гриш, зачем мы сюда пришли?!

– Мы ведём расследование, – быстро ответил он. – Я Шерлок, а ты Джон.

– Наоборот, – поправила Маруся. – Ты что, хочешь залезть в этот дом?!

– Если ты будешь вопить, весь план сорвётся. У тебя есть с собой стамеска, револьвер, газовый фонарь и две маски из чёрного шёлка?

Он сбросил на землю рюкзак и осторожно потянул на себя калитку. Оглянулся и подмигнул Марусе – ну просто невозможный тип!..

– Гриш, – зашептала она, – здесь человека убили, в этом самом доме! Его наверняка охраняют!

– Кто его охраняет? – в ответ зашептал Гриша. – Его может охранять только наш участковый Илья Семёныч. А он у твоей тёти угостился наливкой.

– И что?!

Гриша пошире открыл калитку, оглядел двор и снизу вверх кивнул Марусе. Она подлезла ему под руку и тоже заглянула.

Двор был пыльный и тесный, трава вся жёлтая, с уцелевшими островками зелёной. Должно быть, на островки попадала вода, когда поливали грядки. Чахлые яблони почти не давали тени, и плотно в ряд теснились сараи и сараюшки, сколоченные из разномастных досок. Под стеной дома пристроена широкая, доски в четыре, лавка, некогда покрашенная в зелёный цвет. Краска давно облупилась и кое-где совсем облезла, а кое-где скатывалась в длинные струпья.