Желанная Шести

Лисавета Челищева

Желанная Шести

Вторая часть книги – «Звериная Страсть».

Приятного прочтения, дорогой читатель!

Вторая часть книги – «Звериная Страсть».

Дитя первородного греха

Мои губы были вымазаны багровыми потеками недавнего грехопадения. Холодный воздух обжигал мои босые ноги, но я не чувствовала холода; напротив, по мне разливалось бодрящее тепло, когда я погружалась в дикую природу этого замерзшего царства.

Я бежала – о, как я бежала! Моя скорость превосходила скорость самого ветра – я была как размытая тень на фоне белоснежного покрова. Каждый шаг превращался в гимн свободы. Лес оживал вокруг – каждый шелест листьев и треск веток под ногами обостряли мои чувства.

Продираясь сквозь подлесок, я заприметила пасущегося на поляне впереди рогатого оленя.

С расчетливой точностью я взобралась на ветви ближайшего дерева, готовясь к удачному прыжку.

Но как только я собралась сорваться с места, неведомая сила с размаху обрушилась на меня. Мир закружился, и я рухнула на заснеженную землю.

По воздуху разнеслось рычание – низкий рокот. Передо мной возвышался Моран в обличье огромного белогривого волка.

Во мне взыграли дикие инстинкты, я оскалила клыки и с ревом набросилась на него. Мои когти впились в его густой мех, силясь вырваться на свободу. Но зверь был непоколебим: он ответил мне таким грозным рыком, от которого у меня зазвенело в ушах.

Во время борьбы изнеможение прокатилось по мне подобно волне, разбивающейся о скалистый берег. Мои силы иссякли. Что со мной было?

Моран смотрел на меня своими пунцовыми глазищами, пронзавшими, казалось, саму мою душу.

Затем последовало неожиданное предложение: волк призвал меня оседлать его спину.

С некоторой заминкой я взобралась на его могучую спину, чувствуя, как напряглись его мышцы, когда он вновь поднялся и тронулся в путь.

Я сопротивлялась желанию запустить мои пальцы в его мягкий мех. Прижаться к широкой спине зверя. Уткнуться носом в его мощную шею.

В глубине зимних сумерек, восседая на его спине, я вдруг уловила движение – сквозь кустарник проскочил зайчонок. Его изящная форма пронеслась мимо, как шёпот между листьями, а пьянящий аромат устремился ко мне – призыв сирены, манящий меня.

Не раздумывая ни секунды, я спрыгнула с волчьей спины. Захватывающее чувство погони бурлило в моих жилах, пока я стремглав побежала за неуловимым существом, каждый мускул моего тела разгорелся от неутолимой жажды теплой крови.

Но я была не одинока в этой неистовой погоне: Моран неотступно следовал за мной в своей превосходной волчьей форме. Его присутствие одновременно возбуждало и пугало, напоминая о той неприкаянной воле, что властвовала над нами обоими.

Заяц ускользнул в свою норку, предоставив нам возможность противостоять друг другу в хаосе охвативших нас инстинктов.

Моран рванулся вперед и прижал меня к земле, его вес давил на меня с такой силой, что дыхание покинуло меня. Еще немного – и я услышала бы, как ломаются мои ребра. На моих глазах он перевоплотился – его волчье обличье истощилось, явив мне человеческую фигуру.

Полностью обнаженный, мужчина навис надо мной, его бледная кожа мерцала в полумраке, подобно лунному блику на свежевыпавшем снегу. Его белые пряди ниспадали вниз, словно эфирные нити, касаясь моих щек так, будто были одушевлены собственными желаниями. Наши лица разделяли считанные мизинцы, я кожей чувствовала его горячее дыхание, пока чёрные плотоядные глаза буравили меня.

– Ты подчинишься и пойдешь со мной домой! Или я выволоку тебя отсюда за шкирку, как нашкодившую кошку. Так что решай, – рявкнул он, сжимая мои запястья в захвате.

С моих уст слетел звонкий смех, после чего я стала выгибаться под ним. Было нечто пленительное в ощущении того, что я нахожусь в его власти.

Я хитро улыбнулась, не ведая никакого испуга под его взглядом.

– Хорошо. Но только при условии, что ты поцелуешь меня сию минуту.

Взгляд Морана потяжелел, в глазах полыхнула тихая буря.

– Где? – процедил он сквозь зубы.

– Где пожелаешь.

С грацией хищника Моран сократил расстояние между нами, стиснув мой подбородок и притянув меня к себе.

Его губы встретились с моими в яростном порыве, в столкновении сдерживаемой агрессии и жажды. Я чувствовала, как жар его прикосновений пронизывает меня насквозь, подавляя тягу к крови. Он один мог заглушить любой неутолимый голод, что у меня только мог быть.

Я растворилась в нем, мои пальцы погрузились в его волосы, привлекая его к себе ещё ближе.

Моран, Моран… Какова на вкус твоя кровушка? Сильнейший из волколаков, благородные черты лица, жесткий нрав… Какой ты на вкус?

Я впилась в его губы зубами, извлекая на волю кровавый эликсир со вкусом греха и спасения.

Реакция Морана была стремительной и жестокой: его хватка на моем горле сжалась в знак предупреждения. Но я стойко выдержала его взгляд, понимая, что связь между нами изменилась безвозвратно.

Я подняла подбородок, вызывающе ухмыляясь.

– Волчья метка твоя сломана, – объявила я. – Ты больше не можешь мной командовать.

– Ты не полностью во владении упыря. Половина тебя все еще принадлежит мне. И я уж постараюсь приложить все усилия, чтобы выбить из тебя эту тварь! Даже если придется… Ты вообще меня слушаешь?

Я хмыкнула, прикусив губу. Мой взгляд скользнул по его обнаженному торсу, так близко прилегающему к моим бедрам. Как интересно… Надо будет почаще сбегать из поместья теперь.

– Поговорим, когда твои мозги встанут на место! Очевидно, сейчас ты не лучше кошки в весеннюю пору.

Моран усилием воли заставил себя обратиться, и его человеческий облик постепенно истаял, высвободив скрывающегося под кожей зверя.

Я обхватила его за шею, когда тот перевоплощался, чем немало удивила его, судя по увеличившимся глазам. Ощущение меха и сухожилий под моими пальцами было одновременно волнующим и наводящим трепет.

А потом с грозным воем, эхом разнесшимся по чащобе, волк пустился в ночь со мной на спине.

Пока мы неслись сквозь тьму, я склонилась к Морану, скользнув рукой по его макушке. Его уши насторожились. Не ожидал он от меня проявления какой-либо ласки.

***

Когда Моран силой затаскивает меня в купальню, расположенную в его покоях, по моему телу разливается волна предвкушения. Дюжина свечей отбрасывает тени на его крепкую спину, когда тот поспешно облачается в шелковый халат.

Его презрительный взгляд задерживается на моем лице в ожидании моего протеста, но я не возражаю.

Он быстрым движением пытается подтолкнуть меня к уже ожидающей меня купальне, но я перехватываю его руку, на моих губах возникает задорная ухмылка.

– Кто сказал, что я желаю искупаться?

Я прослеживаю пальцами очертания его груди, с наслаждением отмечая, как напрягаются его мышцы.

– Этот дом – не место для грязных кошек.

Его пылающие глаза сталкиваются с моими, и между нами разгорается безмолвная битва воль.

– Почему же ты так печешься обо мне? Нравлюсь тебе?

– Что тут может нравиться? Лицо, подобное твоему, я могу запросто встретить в любом борделе и даже красивее. А твой характер… Лучше и не начинать!

С дерзким блеском в глазах я провела кончиками пальцев по его приоткрытым губам.

– Не лги нам. Я живу не первый век. Гораздо дольше, чем ты. Лицо этой девушки не найти ни в одном борделе, мой милый. Ищи днем с огнем среди знати, у которой есть все деньги губернь, чтобы изменить свои мордашки, – не найдешь ты подобного лица. Пытаешься нас принизить? Напрасно. Это тело уже занято, волчонок, – прошептала я. – Оно – моё.

– Раздевайся и смой с себя всю кровь!

– Как прикажешь. Но раз уж ты не хочешь признавать мою красу, я не позволю тебе любоваться мной. Отвернись!

Я избавляюсь от грязной одежды и подхожу к купальне. Вода в ней ледяная, и у меня нет никакого желания входить в нее. Я омываю руки, поднимаясь.

– Я закончила.

Без предупреждения Моран оборачивается. Его глаза сканируют мое обнаженное тело, аки соколиные. Затем он хватает меня за локти и прижимает к краю купели. Ощущение заледеневшего мрамора против моей разгоряченной кожи вызывает во мне прилив экстаза.

– Ах-ха-ха!

– Чего ржешь, как жеребца?

– А разве не видно? Охлаждаюсь я, а пылаешь – ты! Возбуждаешься… Это так мило! Тело мое нагое, прекрасное, так дурманит твой разум?

– Заткнись!

Он по-хозяйски обхватывает мое лицо ладонями, поднимая меня из вод, будто я ничего и не вешу. Я вцепилась в его плечи и с вызовом столкнулась с ним взглядом.

В одно мгновение Моран сократил расстояние между нами, прижавшись к моим губам с настойчивостью порывистого желания. Другая его рука перехватила мою талию – это не было проявлением страсти, это был жест жесткой силы и подавления моей воли. Создавалось впечатление, что он не просто целует, а поглощает меня – его губы соприкасались с моими с ненасытной жадностью, которая могла соперничать только с моей собственной.

Его рука, державшая мое лицо, переместилась к моим волосам, запутываясь в них и притягивая меня ближе, словно опасаясь, что я могу ускользнуть от него.

Моран сбросил меня назад в ледяную гладь, и холодная вода окутала меня, как окутывает горло страх.

Дверь захлопнулась за ним. Но прежде чем он поспешно удалился, я успела заметить его безумный взгляд – глаза пылали необузданной яростью – и румянец, проступивший на щеках; ткань его брюк была слишком натянута, и это трудно было не заметить.

Мое тело содрогалось не только от холода, но и от томления, которое теперь разливалось по моим венам, как огненное русло. Время стало превращаться в нечто несуществующее: минуты таяли в часах, а я всё лежала, пребывая в промежуточном состоянии между жаром и морозным ознобом.

Вдруг я услыхала чьи-то торопливые шаги – срочные и громкие.

Дверь резко распахнулась, и на пороге возник Агний в белом полушубке; на его волосах сохранились снежинки с мороза.

– Агний… Моран, он…

– Я знаю. Увидел кровь на его одежде.

В одно мгновение он проследил за моим состоянием – его скулы напряглись, и я впервые увидела вспышку ярости на его лице.

Он метнулся ко мне, проворно захватил полотенца, и поднял меня из воды. Его руки обхватили меня, оберегая; от него исходило тепло, пока он нес меня через коридоры к своим гостиным покоям.

Там, в гостиной, он бережно уложил меня на мягкую кушетку у потрескивающего камина, где пламя плясало, словно дикие духи.

– Благодарю. Если бы не ты, Агний, я бы там и замерзла до потери сознания.

– Прости, я должен был появиться раньше. Моран подверг опасности всех, когда бросился за тобой в лес. Я хотел сделать это первым, но он меня опередил. Казимир вообще мог бы умереть, останься он за пределами поместья чуть дольше.

Надо было задержать Морана подольше тогда своим поцелуем. Быть может, тогда этот изуверский духовник получил бы по заслугам сполна! Пытался расправиться со мной, а потом удрал на свою вылазку…

Когда Агний ушел готовить чай, меня привлекло мерцание огня. Оно завораживало меня – то, как оно пожирало древесину и давало взамен тепло – за все нужно было приносить жертву. Я чувствовала себя подобно кукле, выброшенной после окончания игры: красивая, но сломанная, брошенная, поскольку больше была не нужна… Но Агний был другим: он всегда возвращался, чтобы починить то, что было сломано во мне. Заботливо он собирал осколки моей человечности, вдыхая силы в мой дух так, как мог сделать только он.

Я сбрасываю одеяло и приподнимаюсь с кушетки, перебираясь поближе к огню. Начинаю избавляться от влажной одежды и вскоре оказываюсь совершенно нагой.

Беру одеяло и оборачиваю его вокруг себя, чтобы было потеплее. Я прекрасно ощущаю его присутствие позади себя: Агний уже некоторое время находится в комнате и молча наблюдает за мной из тени.

– Знаешь, мне доставляет большое удовольствие знание того, что ты наблюдаешь за мной, – не поворачиваясь, замечаю я.

Он прочищает горло, приближаясь к сервировочному столику, на который аккуратно помещает две чашки.

– Извини меня, – его голос низкий и исполнен благоговения. – Я уже слишком давно не видел женских форм, и никогда еще не встречал столь изящных.

Агний подбрасывает в огонь еще дров, и пламя ярко вспыхивает.

– Я отведала человеческой крови. Теперь упырь властен надо мной в полной мере? – тихо вопрошаю я.

Он замирает от моих слов, его взгляд прикован к огню. Наблюдаю, как его черный глаз поглощает весь свет вокруг, а голубой, наоборот, – отражает его.

Я подношу чашку с чаем к губам, вдыхая умиротворяющий аромат ромашки.

– Агний, – мой голос едва превышает шопот, и я ласково беру его руку, направляя ее к своей щеке. Его неспокойный взгляд встречается с моим, и что-то в нем смягчается. – Давай сбежим отсюда вместе? – мягко прошу я, прижимаясь к его ладони губами. – Только ты и я. Теперь я свободна от метки, и ты можешь оставить это поместье позади. Со мной.

Он сосредоточенно разглядывает мое лицо, но по его лбу пролегает тень, и он опускает взгляд.

– Как бы я ни жаждал такой свободы… Я не могу, Шура. Бросить своих братьев – значит предать их и обречь на прозябание здесь.

Он качает головой – медленно, твердо и болезненно. Во мне закипает разочарование.

"Он прошел испытание! Оставь его," – кричит во мне тоненький голосок истинной Шуры.

С обретенной твердостью я гордо вскидываю подбородок и встречаюсь с ним взглядом.

– Я готова вынести суд за твои деяния… Я отпускаю тебе твои грехи. Если это в моих силах, я хочу, чтобы ты освободился от своего бремени.

Агний на мгновение замирает в созерцательном молчании, затем подходит ко мне, обхватывая мои руки своими теплыми ладонями.

– Благодарю тебя. Я был готов принять любое твое решение. Спасибо, Шура.

Он предлагает мне чашку чая, его аромат оказывает расслабляющее действие, и, когда я отпиваю глоток, на меня наплывает дремота.

Я откидываюсь на обивку кушетки, пока Агний подносит к своим губам дудочку и начинает наигрывать завораживающую медленную мелодию, разносящуюся по гостиной. Мой разум погружается в видения древних лесов и заброшенных деревень.

– Теперь, когда вурдалак дремлет в тебе, – Агний опускается передо мной на колени. – Я бы хотел разделить это короткое время с тобой, Шура. С истинной Шурой.

Я хмурю брови, пытаясь подняться из своего вялого состояния.

– Что ты добавил в мой чай?

– Немного трав, собранных на лугах, где ступни нежити горят, – ласково улыбнувшись, отвечает он. – Теперь она дремлет внутри тебя. – он дотягивается до моих рук, с нежностью поглаживая их. – Из всего, к чему когда-либо притрагивались мои руки, твоя кожа – самая… заветная.

Его губы касаются моего запястья, а затем осторожно скользят по внутренней стороне моего локтя.

Завороженная мерцающим пламенем камина, я нахожусь в плену видения нашего совместного будущего, раскрывающегося, как лепестки бутона во время цветения. Я вижу в пламени, как привожу Агния в свою родную деревню, представляю его своим родителям, и в моей груди разгорается радостное волнение. Смех заполняет мой слух, когда я вижу, как мы кружимся вокруг праздничного костра во время Купалы; яркие краски вихрем вьются вокруг нас под ночным покровом. В этом грезоподобном видении мы лежим на мягкой траве под пологом звезд, обмениваясь жаркими поцелуями, которые выражают больше, чем могут передать любые слова.

Мне отчего-то становится невыносимо смотреть на это. Что-то кажется ужасно неправильным. Я вспоминаю Лукьяна. Это он целовал меня ночью в поле под звездами! Я все еще принадлежу моему жениху. Мое сердце все еще тоскует по нему.

Я моргаю, закрывая глаза. Вдруг я чувствую губы Агния на своих. Или это всего лишь иллюзия? Я боюсь разомкнуть веки.

Приоткрываю рот, позволяя этому ощущению затянуться. Его губы плавно скользят по моим, слегка прижимаясь к ним.

– Прошу, скажи мне, Шура. Я один мечтал об этом во снах? – слышу я его тихий голос.

Я открываю глаза, вглядываясь в его безмятежное прекрасное лицо. Уголок его губ слегка вздрагивает, и он опускает взгляд, кивая.

– Я понимаю. Я все понимаю. Прости меня за мои действия. Я утратил все свои манеры с годами. Прости меня, Шура. Я больше не позволю…

– Нет, не один. Я тоже грезила об этом.

Я робко привлекаю его ближе, мои пальцы обвивают его шею. Застенчиво улыбнувшись, я касаюсь своими губами уголка его губ, где находится родинка.

Глаза Агния затуманиваются нежной дымкой, когда он поднимает на меня взгляд.

– В моей родовой волости существует поверье, что родинки – это поцелуи суженых в прошлых жизнях.

При этой мысли по моему лицу скользнула улыбка, а в животе все затрепетало.

Он берет мою руку и подносит ее к своим устам, одаривая маленькую родинку на моем запястье поцелуем.

– Когда впервые увидел тебя, – с оттенком печали произносит Агний, – на пороге нашего дома, замерзшая, ты лежала без сознания. Я пообещал себе тогда, что никогда не позволю себе видеть в тебе что-то большее, чем просто гостью нашего жилища. – его улыбка приобретает горько-сладкий смысл, пока он предается этим воспоминаниям. – Но потом… когда ты воздела руки к небесам, молясь за меня… Ты вошла в мое сердце и навсегда сделала его своим домом. – Агний проводит рукой по моим волосам, восхищенно разглядывая меня, отчего мое сердце ускоряет свой бег. – Тот, кто способен чувствовать, – этим и приговорен.

Я проваливаюсь в сон в его руках – самый спокойный сон, что я когда-либо знала.

***

Я пробуждаюсь среди благоухающих на ветру садов роз. Там возвышается она – мой двойник, видение неземной красоты с каскадом белых волос и яркими алыми глазами.

– С возвращением, дитя мое!

Улыбка на ее губах притягивает меня ближе.

Когда я разглядываю ее, меня охватывает смятение. Она стоит, как изваяние, в центре безмятежного пруда, окруженного тонкими нитями багровых виноградных лоз, уходящих в глубины вод.

– Смотри, моя милая девочка, – обращается она ко мне. – Знаешь ли ты, что это такое?

Когда я приближаюсь, она приподнимает руки, и виноградные лозы взвиваются вверх в унисон. Женщина достает из своих ниспадающих волос тонкое лезвие и умело перерезает одну из них. Та теряет свой лоск и рассыпается в прах.

– Многие мужья упивались вином моим от буйства моего блуда, – с чарующей улыбкой возвещает она, продолжая отрезать новые витки виноградных лоз. – И цари предавались любодейству со мной; купцы земные богатели от изобилия яств моих!

От речей ее дрожь пробегает по телу моему, и я вдумываюсь в их смысл.

– Это души, что были проданы тебе?

– Не проданы. А отданы в обмен за миг Блаженства на вашей земле Яви. – ее глаза вспыхивают потусторонним знанием. – Ты обретешь могущество сродни моему, дитя мое. Только… в том случае, ежели возжелаешь этого сполна. А пока же у меня есть для тебя одно предложение. Я вижу, как ты страдаешь, как пьешь ты горные травы, дабы усыпить силу мою дарованную тебе. Остерегайся каждого в том поместье: они алчут твоей невинности и стремятся присвоить твою светлую любовь себе, аки пиявки.

Луноликая выдерживает паузу, и выражение ее лица смягчается, когда та продолжает: – Я понимаю, что тебе нужен кто-то, с кем ты сможешь оставаться собой. Поэтому дарую я тебе такую возможность: ты сможешь общаться с одним волколаком в поместье. С кем именно – выбирать тебе. С ним упырь внутри тебя будет пребывать в спячке, но с любым другим он пробудится и будет слово молвить за тебя.

– Их шестеро. Будет ли справедливо, если я изберу троих?

Ее заливистый смех звучит в наступившей тишине как колокольчики.

– Ха-ха-ха! Ты уже владеешь языком так же, как и я!… Ну хорошо, – уступает она. – Три будут принадлежать тебе, и три будут насыщать жажду похоти упыря.

Беловолосая дева издала мелодичный свист, который разнесся по лесу. Из глубин его теневых чащоб медленными прыжками появилось некое существо.

– Игоша, преподнеси три волчьих ягоды нашей почтенной гостье. Убедись, что лицо твое скрыто, гостья может испугаться. – властно приказала она.

Игоша – существо с темно-зеленой кожей, внешне напоминающее человека, но отличающееся неопрятными длинными космами и обветшалым телосложением – протянул три волчьи ягоды в своей заскорузлой и дрожащей ладони, прикрывая свое лицо другой.

Я обеспокоенно отступаю на шаг при виде того, как какое-то существо выползает из канавы. Из его рук выпадают несколько ягод, и он тут же поспешно их собирает, жалобно хныча, совсем как раненый зверь.

– Не прячь лицо, Игоша. Я не боюсь тебя.

Когда я приняла ягоды, на меня навалилась непреодолимая сонливость; зрение помутилось.

– Даруй эти ягоды тем, с кем хочешь пребывать собой. До новой встречи в другом вещем сне, дитя мое, – мягко прозвучал ее шелковистый голос в моем уплывающем сознании.

Охота на лис

Вино с его сахаристым привкусом никогда не могло сравниться с одурманивающим вкусом крови, который теперь преследовал мои чувства. Насыщенный пунцовый оттенок, переливающийся в моем бокале, был заманчивым напоминанием о том, чего я отныне жаждала больше всего.

Я вальяжно расположилась на бархатном диванчике, доминирующем в гостиной. Уютная обстановка контрастировала с унылой метелью за окнами. Скука стала моим постоянным спутником на протяжении этой недели. Я изрядно исхудала, ведь обычная еда меня больше не интересовала.

На столе были разбросаны книги – большинство из них были весьма занудны, но в некоторых я обнаружила мимолетную интригу—например, в духовных трактатах. Но все они были испещрены непрекращающимися каракулями Казимира, его мысли раздражающе прерывали мое созерцание.

Пока я томилась в этом состоянии апатии, коротая время за бокалом вина, мое внимание привлекла проходящая мимо фигура в ближайшем коридоре. Знакомый запах донесся до меня: Юргис.

Я порывисто выпрямилась и двинулась к вестибюлю, чтобы полюбоваться им получше. Рыжие локоны юноши, вернувшегося с пробежки по садам, переливались на фоне темного интерьера, как угольки. Он до конца не замечал моего присутствия рядом.

В голове зашевелилась шальная мысля: а не хочу ли я с ним позабавиться?

Недолго думая, я подкралась к нему сзади, и на моих красно-вишневых губах расплылась лукавая улыбка. Шустрым движением я отвесила ему резкий шлепок по заднице. Его изумленная физиономия заставила меня залиться звонким смехом.

Волколак крутанулся, выпучив глаза от охватившего его недоумения.

– Попался, рыжик, – игриво шепнула я, проводя ногтями по его плечу, огибая его, точно хищник, присматривающийся к добыче.

Юргис озадаченно хмыкнул, окинув меня взглядом с ног до головы.

– И что же это за небесный дар такой? Я заинтригован…

Раньше, чем я успела среагировать, его рука грубо оплела мою талию, притянув меня к себе так, отчего наши губы едва не соприкоснулись. От него исходил волнующий жар… Должна признать, что среди всех волчат Юргис… обладает самой пылкой внутренней энергией.

– Посмотрю, как ты будешь себя вести, – дразняще усмехнулась я, вырываясь из его хватки. Но он был проворен: поймав мою ладонь, он вернул меня обратно.

– Куда собралась? Мы же только начали, человечишка… О, как глупо с моей стороны забыть. Вурдалачья красуля.

Я тряхнула головой, отбрасывая его руку.

– Я отправляюсь на кухню. Хочу приготовить что-нибудь сладенькое… Слышала лучший подарок мужчине—подарок, сделанный своими руками…

– У тебя мужчин полный дом. Ты всех одаришь?

– Только самого послушного. И сладкое послевкусие разделю с ним.

На моих губах мелькнула загадочная улыбка: я упивалась напряжением, возникшим между нами. Юргис начал неспешно кружить вокруг меня, перекрывая вход на кухню с видом доминанта. Его взгляд был острым, когда он склонился ближе, изучая мое лицо. Я невольно отпрянула.

– В чем дело? Испугалась небольшой порции веселья? – его горячее дыхание задело мое ухо.