скачать книгу бесплатно
Участок, нарезанный в конце длинной, более полукилометра, улицы Степной, был размером в 20 соток, значительно меньше того, что остался на родине в Черниговке. Улица постепенно спускалась в долину реки Кадамовка вдоль ручья, впадающего в эту речушку.
В конце улицы спуск становился круче, поэтому один конец стороны участка, выходящей на улицу был на метр выше другого. Длина уличной стороны составляла около тридцати метров. В глубину участок также имел спуск в маленькую долину ручья не более метра в ширину, который пересекал весь участок параллельно улице.
Вся долинка этого безымянного ручья входила в участок, и только противоположный подъём уже шёл по другому участку, выходящему на соседнюю улицу.
Непаханая земля на участке была чернозёмная, особенно, в долине ручья, намывшего жирный ил по своим берегам. Но главное, это был свой клочок земли, за который можно было зацепиться, приложить руки и превратить его в родной дом, то отчего пришлось отказаться на родине.
От места работы Парфентия было всё-таки далековато, километра полтора, но ближе к шахте свободной земли уже давно не было, да и выбирать никто не предлагал.
С первым теплом Парфентий приходил на пустой участок и занимался его обустройством. После более года мытарств по чужим углам приятно сознавать, что, наконец, у тебя появился свой дом.
Правда, дома по сути не существовало, да и вообще ничего, лишь колышки по углам куска земли. Первым делом поставил шалаш, чтобы укрыться от южного солнца и от непогоды, вскопал целину, пока не вылезла трава, и сделал первые посадки.
Продумал расположение построек на участке. В верхнем углу участка он решил поставить избу, где и заложил фундамент из песчаника – местного строительного материала, который в избытке добывался в окрестных государственных и «диких» каменоломнях.
Теперь надо было подумать о доме. Строить новый дом накладно, не имел таких средств Парфентий, да и строить надо было быстро, чтобы к началу холодов заселиться.
Той же весной 1934 года Парфентий присмотрел в близ расположенном казацком хуторе Киреевка добротный щитовой дом на продажу и купил его за 600 рублей. Насколько большие были в то время эти деньги?
По словам знаменитого Стаханова И.Г, забойщика шахты «Центральная Ирмино» в Кадиевке, установившего в 1935 г. мировой рекорд добычи угля за смену (102 тонны), зарабатывал он в месяц до рекорда около 400 рублей. Думается, что заработок рабочего очистного забоя, то бишь Парфентия, не превышал 200 руб. В три-четыре месячных заработка обошлась Парфентию покупка дома.
Дом разобрали, перевезли на новое место и собрали на фундаменте. Как планировал Парфентий Захарович, дом поставили в самом высоком углу участка, в метрах пяти- семи от линии улицы. В центре дома из кирпича сложили печь, вывели трубу.
По линии задней стены печки сделали перегородку. Получилось две довольно просторные комнаты и кухня, в которую был вход со двора, вернее с сеней. Под сенями устроили погреб для хранения продуктов. Поначалу, полы залили глиной. Со временем Парфентий в комнатах устроил деревянные полы.
Стены и потолок оббили дранкой и поштукатурили. Всё лето и осень шли строительные работы. Почти всё делали своими руками, лишь на печку нанимали печника. В ноябре 1934 года окончательно перебрались в новый дом, вернее, на новое место, ибо дом был не совсем новым.
Но дом этот служил верой и правдой до 1955 года, двадцать лет, до того дня, когда его развалили, чтобы на том месте построить новый дом, дом для семьи Петра Линника. Но это будет двадцать лет спустя, а пока Петру было только тринадцать лет.
На новом месте по крестьянскому труду скучать не приходилось. Семья дружно поднимала новую землю. После тяжёлого труда на шахте под землёй Парфентий без передышки брался за лопату, топор и отдавался работе на усадьбе. Работал он по сменам, приходилось ходить на шахту и в ночь.
Но это давало возможность днём работать дома. Был разбит плодовый сад. Основная садовая культура – вишня, но были посажены также абрикосовые деревья, груши, яблони, крыжовник. В низине устроили огород, где выращивали помидоры, огурцы, лук, свёклу, капусту и другие овощи.
Завели корову, держали кур, уток, начали выращивать поросят. Младший Иван увлёкся разведением голубей, что было популярно в те времена. К 1937 году жизнь на новом месте вошла в колею, огород в долине ручья давал богатые урожаи овощей, начал плодоносить сад. Заработки Парфентия на шахте, хоть и не большие, но стабильные, позволяли поддерживать нормальные условия жизни.
Жалеть о том, что ушли с насиженных мест, особых резонов не было.
Затишье перед бурей. год 1940
В семье Парфентия Линника воспитывалось пятеро детей. Двое старших получили начальное образовании, двое из троих младших – учились в ВУЗах. Странно как-то, – скажете вы. Что такого могло произойти в период между старшими и младшими, что так повлияло на мировоззрение семьи простого крестьянина и шахтёра. Да, имело место быть такое событие, следствием которого дети простолюдинов получили реальную (не на словах, а на деле) возможность учиться в университетах.
И тут как не крути, не изворачивайся, не витийствуй в благородном негодовании, не плюй с пренебрежением на постаменты истуканов пролетарских вождей, не гноби большевиков поделом и попусту, не вешай на Ульянова напраслину, а событие это есть не что иное, как октябрьская революция. Не будь оной, уделом всех были бы лишь навыки в письме и счёте.
По приезду в г. Шахты осенью 1933 года Петра и Ивана устроили в школу. Петра записали в шестой класс школы – десятилетки №30, которая находилась километрах в двух от дома, в административном центре района, сплошь состоящего из шахтёрских неблагоустроенных посёлков, за исключением конечно, нового посёлка Шахтинской ГРЭС, благоустройство которого было по тем временам просто фантастическим.
Школа №30 размещалась в замечательном двухэтажном здании, построенном в 1912 году русским промышленником Николаем Парамоновым. А теперь маленький сюрприз для гурманов истории. Школу эту построил уважаемый Николай Елпидифорович (а как его не уважать после такого?) в подарок, вы не поверите, своей жене! Не фитнес-салон, отнюдь, не домик в Майами в недосягаемости от шального русского духа, а школу, в подарок!
И ведь, наверное, знал, что обрадует жену этим несказанно. И, знать, любил он ненаглядную свою по-настоящему, ибо по сей день, более ста лет спустя, подарок этот несокрушимый радует глаз всякому, являясь архитектурным и историческим памятником города. А главное, в нём по-прежнему учатся детишки, и носит школа эта имя Николая Парамонова. Добрые дела бессмертят.
Школа №30 считалась ведущей школой Артёмовского района г. Шахты. В школе учились дети местной интеллигенции, руководства района и окрестных шахт. Ох, и нелегко пришлось Петру поначалу в новой школе, сыну простого крестьянина, проучившемуся пять лет в украинской сельской школе.
Да и требования были на порядок выше, чем в черниговской школе. Ведь в этой школе готовили будущих студентов ВУЗов, а чтобы стать шахтёром, хватало и школ—семилеток, которые были разбросаны по шахтёрским посёлкам.
Пётр, говоривший по-украински, сразу же почувствовал пренебрежительное отношение к себе как со стороны одноклассников, так и со стороны преподавателей. Неудивительно, что его заведомо записали в аутсайдеры. Пётр понял, что только хорошей учёбой он сможет поставить себя, по крайней мере, наравне со всеми.
Каких трудов ему стоило научиться говорить и писать по-русски без ошибок, избегать в речи украинских слов, которые порой так похожи на русские, избавиться от украинского акцента.
Мать Петра, Елизавета Семёновна, рассказывала, что Пётр помногу занимался и требовал тишины во время занятий. Вот Михаил, его старший брат, учился легко, сразу схватывал материал, домашние задания выполнял быстро и хорошо.
Не принижая способностей Михаила, надо признать, что Пётр в учёбе своей совершил подвиг. Ведь Михаил учился на Украине, а Петру пришлось на ходу перестраиваться на русский язык, на другие учебные программы. Учёбой Пётр боролся за свой авторитет, доказывал себе и другим то, что он не аутсайдер.
В апреле 1937 года, когда Пётр учился в девятом, предвыпускном классе, в школе решили организовать литературный вечер памяти Маяковского, посвящённый седьмой годовщине смерти пролетарского поэта. Владимир Маяковский, как известно, свёл счёты с жизнью в возрасте тридцать шесть лет 14 апреля 1930 года.
Петру поручили выступить с докладом о творчестве поэта, и он тщательно готовился к докладу – прочитал главные произведения поэта, ознакомился и сделал выписки из имеющейся в районной библиотеке дополнительной литературы.
Творческая работа увлекла Петра и расширила его кругозор, доклад получился ярким и содержательным, литературный вечер прошёл на высоте.
С тех пор он, преданный поклонник творчества Маяковского, долгие годы помнил множество его стихов. Доклад не остался незамеченным. По-видимому, кто-то из преподавателей рекомендовал опубликовать его в городской газете «Красный шахтёр». В номере газеты за 14 апреля 1937 года появилась статья «Поэт-революционер».
К выпускному десятому классу Пётр стал одним из лучших учеников «сильного» по составу класса. А, когда в начале выпускного учебного года руководитель назвал фамилии претендентов на золотую медаль, то в их числе не оказалось его, Петра Линника.
Это задело его за живое, и в душе он решил «утереть нос» и кандидатам на медали, и классному руководителю, и всему классу. Цель поставлена, и год самоотверженной работы на её достижение.
В июне 1938 года Пётр на отлично сдаёт выпускные экзамены и получает аттестат зрелости с отличием, что довольно редкая по тем временам оценка выпускника. Это давало право быть принятым в институт без вступительных экзаменов.
Так Пётр уже с раннего возраста умел концентрировать усилия на достижение поставленных целей, добиваясь своего, но это уже была черта характера – целеустремлённость и внутренняя самодисциплина. И впредь, энергичный и целеустремлённый, за что бы он не принимался, тому отдавал все силы и настойчиво добивался цели.
После блестящего окончания средней школы Пётр решил поступить на химико-технологический факультет Новочеркасского индустриального (впоследствии политехнического) института. Как выпускника с отличием, его принимают в институт без экзаменов.
Почему он выбрал специальность химика? Увлекался химией в школе? Сказать, что химия была модной среди молодёжи? В Шахтах не было химических предприятий. Но ведь именно эта довольно редкая по тем временам и, казалось бы, не популярная специальность определила судьбу Петра в период войны.
Несмотря на то, что через неделю после начала войны Пётр добровольцем уходит в армию, его отзывают и, как студента-химика, направляют на учёбу в Военную академию химзащиты. Хочешь – не хочешь, Родине виднее. Судьба, божий промысел? Но об этом позже.
С первого сентября 1938 года Петр Линник студент ВУЗа. Новочеркасск – столица низложенного большевиками донского казачества, расположен километрах в сорока от Шахт. В ясную погоду, если забраться на старый террикон, то можно рассмотреть горящие золотом на солнце купола потрясающего Вознесенского кафедрального собора в Новочеркасске. Пётр устраивается в общежитие и часто, при каждой возможности, приезжает домой на Степную.
К тому времени, старший брат его, Михаил закончил Обиточенский сельхозтехникум и после двухлетней работы ветфельдшером в госплемсовхозе им. Карла Либкнехта поступил на ветеринарный факультет Одесского сельхозинститута.
Но под Новочеркасском в Персиановке, как раз на полпути в г. Шахты находился Ветеринарно-зоотехнический институт им. 1-ой Конной армии. Новочеркасск конечно не Одесса, кто спорит, но зато рядом дом, родители, братья. В 1940 году Михаил перевёлся из Одесского сельхозинститута в Новочеркасский ветеринарно-зоотехнический.
Летние каникулы 1940 года братья проводят дома и, немного отдохнув, вместе с младшим Иваном работают в совхозе «Артёмовец», расположенном километрах в четырёх от дома, за посёлком ГРЭС. Работали в поле, на жаре, Петру особенно тяжело давались эти трудовые каникулы. Но помогать надо было, ибо отец Парфентий Захарович тянул на свои заработки двух студентов.
Елизавета Семёновна не работала, хватало ей забот в домашнем хозяйстве, от Ивана тоже пока толка было мало. Да и личные потребности студентов возросли. Надо было быть прилично одетым.
Пётр стремился хорошо одеваться, всегда был опрятен и аккуратен. Старался носить светлую рубашку и галстук. Будучи студентом, одевался модно, насколько позволяли ему возможности. Об этом рассказывала Елизавета Семёновна, считавшая Петра привередливым в одежде. Одеждой и обувью он дорожил и бережно к ним относился.
Как-то, почти тридцать лет спустя, Юрий, сын Петра, будучи студентом энергетического техникума, приобрёл модный в 60-х годах светлый пиджак. Елизавета Семёновна, полюбовавшись на обнову внука, предложила примерить пиджак Петра. Сшили пиджак по заказу как раз перед началом войны, и поносить его Пётр не успел, война не дала.
Для Юрия понятие «довоенный» было столь отдалённым, что он весьма скептически отнёсся к предложению бабушки. Тем не менее, она покопалась в шкафу и достала пиджак Петра, который провисел там без дела почти четверть века. Юрий надел его и глянул в зеркало.
Пиджак оказался великолепным, прекрасно сшитый из мягкой, но держащей форму шерстяной ткани цвета светлой охры, в мелкую 2-х миллиметровую чёрную клеточку. Чуть приталенный, он сидел, как сшитый по заказу. Юрий с удовольствием носил пиджак отца до призыва на военную службу в 1967 году.
Закончились последнее мирное лето 1940 года, быть может, самое счастливое лето для всей семьи. Прижились на новом месте, поутихла ностальгическая тоска по родным местам и дому в Черниговке. Появились хорошие знакомые и друзья, сроднились с соседями. Наладилось приусадебное хозяйство, начал плодоносить молодой сад, земля сторицей платила за старания и труд.
Парфентий Захарович втянулся в нелёгкую шахтёрскую долю, был на хорошем счету, зарабатывал не много, но хватало содержать семью с двумя студентами. Хорошим подспорьем был урожай с приусадебного участка и выращивание птицы и скотины.
Первое лето они проводили вместе с младшими сыновьями. «Все вместе и душа на месте» – гласит русская пословица. Конечно, с ними не было старших детей Галины и Василия, но у них на Украине в Черниговке были свои семьи – «отрезанные ломти».
Старшая дочь Галина, скучая по родителям и младшим братьям, навещала их часто, насколько позволяли её домашние дела. Василий наведывался реже, на нём держалось большое хозяйство в Черниговке.
И вообще, жизнь осязаемо улучшалась. В магазинах становилось больше товаров, в городе появился общественный транспорт, улучшалось медицинское обслуживание. Казалось бы, можно с уверенностью и оптимизмом смотреть в завтрашний день, после мытарств начала тридцатых годов, но со страниц газет ощутимо веяло холодом зреющей большой войны.
Малые войны фатальной чередой уже следовали одна за другой – война в Испании, Халхин-Гол, финская война. Униженная Версалем Германия, поражённая коричневой чумой фашизма, жаждала реванша. В сентябре 1939 года заполыхала Европа, огненный вал катил к западным границам страны. Оставалось менее года до того трагического часа, когда жизнь всей страны и каждого расколется на «довоенную» и «военную».
Закончилось последнее предвоенное мирное лето. Михаил и Пётр уехали на учёбу в Новочеркасск. Они приезжали по воскресеньям, потому казалось, что они дома и скучать по ним не приходилось. Младший Иван, закончив пять классов, решил начать самостоятельную жизнь и с ноября работал заправщиком на нефтебазе, расположенной неподалёку.
На пороге танковыми траками громыхал грозный 1941 год.
Старшие братья Михаил и Пётр. Июнь 1941 г. Шахты
Прошла зима 1940—41 года с морозами, снегом, обманными южными оттепелями и гололёдом. Начались обычные весенние дела и заботы во дворе, саду и огороде – перекопка, посадки, мелкий ремонт построек.
Как обычно, буйно зацвели сады в начале мая. Наступило долгожданное настоящее летнее тепло. Начало лета – лучшее время года на юге. Палящий зной ещё не наступил, всё благоухает, молодая зелень свежа и буйно распускается на глазах.
Парфентий Захарович, которому 19 декабря 1940 года исполнилось пятьдесят четыре года, девятый год продолжает трудиться на шахте им Артёма.
Старшие сыновья Михаил и Пётр заканчивают третий курс институтов и вновь, как это было в прошлом году, вольются в семью на целое лето. Две пары молодых сильных рук будут хорошим подспорьем Парфентию Захаровичу. А он кое-что запланировал на предстоящее лето и готовил материалы и инструмент.
Воскресенье 22 июня началось безмятежно, ничто не предвещало дурных вестей. Парфентий Захарович и Елизавета Семёновна поднялись немного позднее, чем в будние дни.
Парфентий Захорович собирался на центральный рынок вместе с Иваном, у которого был выходной день. Надо было прикупить кормов для птицы и ещё разные мелочи по хозяйству. Почти каждое воскресенье он ходил на рынок.
Проходил по торговым рядам, заходил в лавки, присматривал и закупал всё необходимое на неделю. Ещё в субботу составлялись планы, что приобрести на рынке в воскресенье. Заявки делала и Елизавета Семёновна, то сода, то соль, то перец у неё заканчивались. Да и предметы домашнего обихода покупались на рынке, глиняные горшки, чугунки, ножи, топоры.
Одним заходом в воскресенье Парфентий Захарович старался закупить всё, чтобы на неделе не думать об этом. Районный рынок был немалый и находился километрах в трёх от дома на Власовке, поэтому вся эта воскресная рыночная процедура продолжалась до полудня.
Раньше Парфентий Захарович ходил на рынок вместе с супругой, было это веселей и легче. Он присматривал и приценивался к мужским товарам, Елизавета Семёновна смотрела свои, но всё покупали вместе, с обоюдного согласия и совета.
Подрос Иван и стал ходить с отцом, ведь с рынка редко когда возвращались налегке, надо было нести груз, втроём же ходить – значит оставлять хозяйство без присмотра. Но когда дело касалось сугубо женских дел, ткань, шерсть и другое, Елизавета Семёновна шла с мужем.
Летом в воскресные дни рынок начинается рано, чтобы до начала полуденного зноя снова стать пустынным. В то утро Парфентий Захарович и Иван, не мешкая, собрались и быстро пошли верх по Степной. Прошли длинную улицу, перешли железнодорожные пути, ведущие к шахте Артём-1 и здесь в утренней воскресной тишине неожиданно раздался вой сирены.
Парфентий Захарович знал этот звук. Это голосила аварийная сирена его родной шахты. Ничего хорошего этот звук не предвещал, фактически так объявлялась аварийная тревога на шахте. Значит, где-то под землёй на большой глубине шахтёры попали в беду.
Обычно, заслышав вой сирены, женщины окрестных шахтёрских посёлков, у которых мужья или сыновья находились на смене, бросали дела и в чём были одеты, бежали к шахте и, столпившись у проходной, с тревогой ожидали сообщений.
До шахты было около километра. Немного приостановившись, они продолжили путь, но тревога разрасталась в душе. Иван вопросительно посмотрел на отца. «Авария, лишних и близко не подпустят …,» – хмуро ответил Парфентий Захарович на немой вопрос сына, тем самым прекращая дальнейшие разговоры на эту тему.
Они шли по грунтовке, проходящей вдоль окраины шахтёрского посёлка. Из домов начали выбегать люди. Они что-то кричали друг другу, но на шахту, как обычно в таких случаях, никто не бежал. Напротив, какие-то люди бежали по улице от здания управления шахты.
Они забегали во дворы, выбегали и спешили в следующие. Парфентий Захарович, почуяв недоброе, приостановился у крайнего дома улицы с тем, чтобы дождаться, когда молодой парень добежит до крайнего дома, и узнать, что же произошло.
Но ждать не пришлось, из дома вышел мужчина лет сорока. Заприметив Парфентия Захаровича и Ивана, стоявших в неведении у калитки его забора, подошёл и произнёс с мрачным спокойствием, – «Война, мужики! Немец с утра бомбит Украину и Белоруссию. Только сейчас по радио передавали. Приёмник у меня, включил вот… Как обухом по голове…»
Спустя несколько дней приехали из Новочеркасска взволнованные Михаил и Пётр. У Михаила на руках была повестка из военкомата – явиться и так далее. Как-то недобро ёкнуло материнское сердечко у Елизаветы Семёновны. Три дня на сборы.
Парфентий Захарович, сам прошедший германскую, подумал, что неужели некому воевать, если с самых первых дней войны, мобилизуют пацанов, которые и в глаза не видели даже охотничьего ружья, от учёбы отрывают студентов. Ведь немцу противостоит непобедимая Красная армия.
Такой, по меньшей мере, вывод напрашивался из газет, которые так любил читать Парфентий Захарович. Но когда медленно прочитал повестку Михаила, понял, что заваруха быстро не кончится, как он пытался поначалу себя успокоить.
За себя он не боялся, ему 55, в вояки уже не годился, так, в обозе…, а в окопе уже долго не усидишь. Но готов был вспомнить боевую молодость, лишь бы не шли его сыновья на пушечное мясо.
Однако, все-таки надеялись на лучшее. Месяца через два-три, глядишь, остановят немца и попрут его восвояси. Да и выбора то не было. Михаил нервничал, но вида старался не подавать, храбрился и шутил.
С тяжёлым сердцем проводили его со двора. В Новочеркасск с Михаилом отправился Пётр. Хотел было ехать и отец, но Пётр уговорил остаться. Потом Парфентий Захарович пожалел, что поддался на уговоры, и ругал себя за то, что послушал Петра.
Начудили сгоряча его сынки. Через день возвращается…, нет не Пётр – Михаил. Елизавета Семёновна, завидев Михаила, разрыдалась, даже не узнав, в чём же дело: «Ой не к добру, не к добру… Господи помилуй!»
С потерянным видом Михаил рассказал невероятную историю о том, как Пётр, сгоряча, решился идти с братом и тут же записался добровольцем. Но каким-то причинам мобилизацию Михаила перенесли на три дня, а Пётр, к их общему ужасу, остался, и исправить это было уже невозможно.
«Дураки..», в сердцах выразился Парфентий Захарович. Через три дня ушёл и Михаил. Ушёл навсегда, через два года и три месяца 3 октября 1943 года он будет сражён осколком снаряда на Букринском правобережном плацдарме Днепра. Что же, недобрая примета, к сожалению, сбылась.
Через неделю пришла весточка от Петра. Писал, что его направили в Сталинградское танковое училище. Училище это находилось в стадии организации и формирования. Только 12 августа 1941 года, постановлением ГКО Сталинградское танковое было введено в строй действующих.
Следом пришло письмо от Михаила. Он в г. Орджоникидзе, курсант местного Военного училища связи. «По моим стопам пошёл. Мечтал стать ветврачом, станет военным связистом…», – с горечью подумал Парфентий Захарович, бывший связист русско-германской.
Год войны позади, конца не видно. Год 1942
Август 1941 года. Пётр Линник курсант танкового училища. Петр никогда не питал симпатий к механике, к мотоциклам, автомобилям. Ему же, наполовину химику-технологу, пришлось осваивать фактически тракторную технику.
Если бы он окончил это училище, то его шансы пройти невредимым четырёхлетнее горнило танковых сражений были мизерны. Потери личного состава бронетанковых войск Красной армии в период ВОВ уступали лишь потерям стрелковых войск.
Но судьба вела Петра за руку, и даже опрометчивая запись в добровольцы фактически на три месяца вывела его из мобилизационного тотализатора. На одном из последних учебных стрельб выявилось, что для танкиста, у которого и так ограничены возможности наблюдения, обзора и наведения орудия, у курсанта Линника слабое зрение. Петра тщательно проверили и, выдав документы, отправили домой.
В октябре 1941 г., спустя три месяца, к радости домашних Пётр вернулся в отчий дом, в Шахты. Дома он узнал, что Михаил учится в училище связи в г. Орджоникидзе. Пётр встал на учёт в военкомате.
Через неделю приходит повестка, и он вновь уходит из дома. Но на сей раз его мобилизуют по специальному распоряжению, как студента-химика, на учёбу в Военную Академию химической защиты им. К. Е. Ворошилова, в Москву.
Опасения в том, что фашистская Германия применит химическое оружие, как в первой мировой войне, заставили срочно приступить к усиленной подготовке военных специалистов по химическому оружию. Вот вам и выбор химико-технологического факультета при поступлении в ВУЗ. Будь Пётр на любом другом факультет, фронта бы не избежал.
Судьба упорно не хотела отправлять его на фронт. Вместо поспешного курса пехотного училища, скороспелых лейтенантских погон и должности командира взвода на передовой, Пётр попадает в военную Академию с полным курсом обучения, в столицу.
И ведь что удивительно, его возвращают из бронетанкового училища, что само по себе странно, именно тогда, когда в военкоматах появляется указание о мобилизации студентов – химиков окончивших не менее трёх курсов. То есть указание это как будто специально под Петра, который окончил три курса химико-технологического факультета.
В октябре младшего сына Парфентия Линника Ивана мобилизуют на строительство оборонительных сооружений – противотанковых рвов на берегу Северского Донца в районе совхоза «Чапаевский», однако уже к девятому ноября он вернулся.
В декабре его снова призывают и в составе большой команды маршем направляют в станицу Камышинскую километрах в ста пятидесяти от Шахт.
По-видимому, там формировалась крупная воинская часть. Однако к их приходу часть эта уже была сформирована призывниками 1923 года рождения и передислоцирована в другое место. Вся команда возвращается в Шахты. Десятого января Иван вновь заявляется домой. Его вновь мобилизуют, на сей раз, он становится бойцом местного истребительного батальона.
