Истории для рассказа в темноте

      Матрёна, пусть и суеверная девка, однако не поверила словам госпожи, но закивала, как бы поддерживая. Кто знает, что может натворить человек не выспавшийся после ночного кошмара? А сказки о нечистой силе, так они на то и сказки, чтобы детей пугать. Дети, к слову, не помнили ничего. Только рассказали, что им обоим приснилось нечто страшное, но что именно, описать не сумели.

Целый день, испивая лекарства, Аннушка старалась не думать о произошедшем, ничего особого не делала, только не отходила от племянников и время от времени читала Писание.

      К вечеру в гостиной разожгли камин, но тепло его Анны не коснулось. Сидя в кресле под шерстяным пледом в детской, она продолжала читать племянникам поэму. Девушку знобило. И когда Андрей с Марией уснули, Анна подошла к красному углу, посмотрела на подаренную икону Спасителя. Зажгла перед ней лампадку, потянулась к молитвеннику и встала на колени. Страх разрастался подобно снежному кому. Молитвы она читала вполголоса, не переставая креститься через каждые два слова окоченевшими пальцами. Тишина, эта мерзкая тишина, пугала.

      Вдали что-то хрустнуло. Раздался треск стекла и топот тяжёлых шагов.

В запертую дверь постучали. Ручка дёрнулась. Один раз. Не смей туда смотреть, Аня, не смей. Не смей открывать.

– Царю́ Небéсный, Утéшителю… – Анна встала с колен, но не сводила взор с молитвенника и пыталась читать бегло. От страха пересохло горло. – Ду́ше и́стины, – ручка двери дёрнулась во второй раз, уже резче, настойчивее. – Иже вездé сый… – На третий раз она поддалась неведомым силам и со скрипом отворилась.

      Анна Димитриевна остолбенела, видя, как в детскую входит оживший камень. Статуя на ощупь, точно слепой попрошайка, медленно двинулась вперёд. Каждый шаг давался ей с трудом. Лицо ангела кривила злоба в приглушённом свете делая его уродливым. Мало чем он был похож на красивого юношу. Крылья не напоминали крылья светлого вестника с картин Рафаэля Санти, нет, это был не слуга Божий. Тяжело ступая, изваяние остановилось, повернуло голову налево. Никого. Прямо. Здесь стояла Анна с молитвенником в руках. Направо. В своих мягких уютных постелях мирно спали дворянские дети. Туда. Ему надо к ним. Забрать с собой двоих сразу.

      Анна не помнила, как сорвалась с места и загородила собой племянников.

– Иже вездé сый и вся исполня́яй… – продолжала читать она, но на статую не смотрела. – Сокрóвище благи́х…

Перед глазами плыли разноцветные пятна, казалось, ещё немного, и она бы упала в обморок. В комнате, будто из ниоткуда, прозвучал жуткий булькающий смех. Каменная рука легла на страницы молитвенника. На глазах Анны ангел вырвал книгу и отбросил в сторону.

– Отдай мне! – твердил некто, указывая белым тяжёлым пальцем в сторону детей. Аннушка не двинулась с места, лишь перевела взор на подаренную икону Христа. Только бы крестников уберёг!

– Господи, защити нас, рабов твоих! – закричала Аннушка, умоляюще смотря на Спасителя, отчего-то медленно черневшего.

      Каменные пальцы отчаянно пытались схватить тонкую девичью шею, но им словно что-то мешало. Внезапно Иисус Христос на подаренной тёмной иконе странно улыбнулся Анне. Ухмылка рождалась на устах Господних отнюдь не добрая. Икона начала крошиться, гнить. С красного угла на пол посыпались личинки. Не желая видеть происходящее, Анна Димитриевна зажмурилась, представила светлый образ Николая Чудотворца и продолжила громко петь молитву. Будто из иного мира услышала она плач проснувшихся детей и вой каменного существа.

– ОТДА-АЙ! – простонало оно ещё раз. Скульптура с трудом размыкала каменные губы, говоря человеческой речью.

      Спустя мгновение всё прекратилось. Статуя скрылась за дверью, и шаги её стихли.

Личинки исчезли, а Спаситель на иконе вновь приобрёл светлый облик. Андрей и Маша, прижавшись друг к другу, завопили, когда тётушка без чувств рухнула на пол.

***

Следующий день ознаменовался встречей рождественского сочельника. За детьми приглядывала няня. Анна же лежала в постели, сломленная лихорадкой.

– Что мне с ней делать, барышня? – спрашивала у Невской несчастная Матрёна, которая уже засомневалась, настолько ли история госпожи сказочная.

– Выкиньте с мужиками её. Прочь вынесите из нашего дома! Прочь – говорила Анна, тяжело дыша.

      Тело её горело жаром, зрение расплывалось. И в болезни она прекрасно понимала: ей это не приснилось, даже несмотря на то, что ангел стоял на том же месте у ели в гостиной, сложив на груди руки и печально смотря в потолок. Вестник Смерти обязательно их навестит. Сегодня. В ночь перед Рождеством.

– Утопите эту проклятую статую в реке, – стонала Анна, едва ли не плача.

      Иван, возлюбленный Матрёны, помогал той подносить лекарства барышне и положил на лоб Анны мокрую тряпицу.

– Вы бредите, Анна Димитриевна, – сказал он, – вам покой нужен.

– Дети… Дети… – ворочала головой хворая.

– Они с нянюшкой! – тут же попыталась успокоить её Матрёна. – Уж вы-то знаете: она в обиду их не даст!

– Что-то ещё прикажете, Анна Димитриевна? – уточнил Иван.

      Аннушка умоляюще посмотрела на слугу и попросила перо с бумагой. Наскоро написала она письмо Элен с просьбой приехать.

– Отправьте ей, немедля. Пусть казачок в Серпухов доедет, дайте ему коня… И там… К Элен…

– По таким-то сугробам, – тихо молвила Матрёна, озадаченно взглянув на Ивана. – Сгинет малец…

      Иван лишь плечами пожал. Что же им, подневольным людям делать оставалось?

В скором времени Анна Димитриевна уснула.

***

Вечером сыпал мелкий снег, штрихуя серые избы села и тёмный купол видневшегося поодаль храма. Стекло спальни Невской начали царапать ветви сухого дерева. Анна спала периодами, постоянно вскакивала с постели. Горящая огнём, она заставляла себя встать и пойти проведать племянников, но силы, казалось, покидали её с каждой минутой. В горле свербел кашель. Пахло известняком и чем-то кладбищенским. Молитвослов лежал на хрустальном столике у окна, и до него не было возможности добраться. В полудрёме виделась Анне статуя ангела и старое сморщенное лицо. Оно показалось смутно знакомым.

      В один момент сквозь сон Невской почудилось, будто кто-то стоит над ней и буравит взглядом.

– Андрей… Машенька…

      Собрав все силы, Анна встала с постели. Ноги тут же сделались ватными, стоило ей ступить на пол. Давай, Аня! У тебя получится! Покачиваясь, прямо в ночной сорочке, она пошла к двери.

      За спиной послышался скрежет. Обернувшись, Анна увидела, как окно царапают вовсе не оголённые ветви дерева, но длинные когтистые пальцы. Девушка не вздрогнула.

– Я тебя не боюсь, – процедила она через боль. Затем подошла к столику и взяла молитвенник, пристально глядя на ведьму, следившую за ней через окно.

Карга улыбнулась и погрозила костлявым пальцем. Уродливое, омрачённое злобой лицо неотрывно смотрело на Аннушку, а губы что-то шептали. Свечи начали гаснуть одна за другой. Запахи каменной пыли и могильной сырости резко ударили в нос. Улыбка ведьмы сделалась злее.

– Не получишь… – произнеся это, Аннушка рванулась прочь из спальни.

***

Помещичий дом пустовал. Ни одной свечи не горело в его коридорах. Ни одной живой души не увидела Анна Димитриевна. Смрад гнили и холод стоял невыносимый. И только коридор, ведущий в детскую, был немного освещён настенными канделябрами. Анна бросила взгляд на портреты, висящие на стенах, и оцепенела. У людей, предков Невских не было глаз: их выжгли точно пламенем. Из-под рам по обоям стекала кровь.

      Позади послышался звук тяжёлых шагов.

      Анна, твёрдо убеждая себя, что происходящее ей всего лишь снится, всё же крепко прижала к груди молитвенник и помчалась в детскую.

      У двери в комнату Марии и Андрея лежала служанка.

– Матрёна… – прошептала Аннушка, наклонившись. Тронула её, но та была холодна.

– Матрёна… – вновь позвала крепостную Анна, перевернула её и увидела, что у несчастной свёрнута шея.

      Закричать госпожа не успела – позади раздался такой голос, будто нож точили о камень:

– Отдай мне!

Медленно обернувшись, Анна увидела белое крылатое изваяние на другом конце коридора.

– Нет…

      Шаг назад. Ангел приблизился.

Ещё один. И ещё…

Статуя сорвалась с места.

      Закричав, Анна перешагнула мёртвую, забежала в комнату и дрожащими пальцами заперла дверь на ключ. Крестники мирно спали в кроватях и, казалось, не слышали ничего. Медлительные шаги становились всё ближе. Анна посмотрела на красный угол. Лампадка у иконы потухла. Лик Господень сделался уродливым, не было теперь на иконе Христа-Искупителя. Вместо Него смотрел на Аннушку и спящих детей страшный размалёванный чёрт. Отвернувшись от иконы, Невская заслонила собой племянников и принялась читать молитву истинному Богу, смотря в пустоту:

– Отче Наш, иже еси на небеси…

      Сильный удар сотряс дверь.

– И да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое…

      Дверь не поддалась и во второй раз. Прогнившая икона упала на пол.

– Да будет воля Твоя, яко на небеси́ и на земли́. – Анна читала быстро, задыхаясь на каждом слове.

      Дверь распахнулась. Ангел возник на пороге. Секунда, и он вцепился в шею Невской ледяными пальцами. Молитвослов выпал из её рук.

      Проснувшиеся дети завопили.

– БЕГИТЕ! – успела выкрикнуть Аннушка, прежде чем каменные руки, сжимая горло, подняли её в воздух.

      Наконец, она узрела истинное лицо подаренной статуи. На мертвенно бледном лике зияли пустые глазницы, из которых по скулам стекала жидкость, похожая на смолу. На полу вокруг тяжёлых пят образовалась чёрная лужа. Губы скульптуры кривились в злой усмешке.

– Хлеб наш насущ-щный да́ж-ждь нам… дне́с-сь, – хрипела Анна, отчаянно пытаясь глотнуть воздуха. – И оста́ви нам до́лги наша…

– Тётушка!

      Андрей, схватив Машу за руку, помчался к выходу, но дверь не поддалась. Зато снаружи раздался стук и громкий голос:

– Анна! Аня, открой немедленно! Что там у вас происходит?!

      В тот момент лицо существа исказила злоба. Оно стало несимметричным, ужасающим: чёрные глазницы поплыли вниз, переносица провалилась. Белые крылья окрасились алым…

– Яко же и мы оставляем должнико́м нашим… и не введи нас во искушение…

– Заткнисссь, – статуя со всей силы стиснула Анне горло. Детям удалось повернуть ключ в замочной скважине и Анна, теряя сознание, услышала в ужасном вопле голос отца:

– АНЮТА!

      Грянул выстрел. Пуля ударила в каменные одежды статуи и отскочила в стену. Демон, взвыв как от боли, отпустил Анну. Девушка рухнула на пол, но тотчас вскочила, успела перехватить крестников. Скульптура, истекая чем-то чёрным, наступала на Димитрия Невского. Демон выбил из его руки мушкет, вцепился каменными пальцами ему в глаза, намереваясь их выдавить.

      В отчаянии Анна схватила с пола гниющую бесовскую икону и со всей силы ударила статую по согбенной спине, завершая молитву:

– НО ИЗБАВИ НАС ОТ ЛУКАВОГО!

      Статуя замерла. Зашаталась, пошла трещинами… И наконец взорвалась.

Тяжёлые обломки распались в стороны, чудом не задев детей. Бесовская «икона» рассыпалась пеплом.

– Tante!2 – Андрей кинулся в объятия Анны вместе с плачущей Машей.

Невская не могла отдышаться, хватаясь за посиневшее горло.

– Всё хорошо, всё будет хорошо… – обрывисто бросала она. – Больше оно не вернётся.… Папа?.. – тут она посмотрела вниз.

Отец лежал на полу, не двигаясь, пустым взором уставившись в потолок.

– Деда! Деда! – дети подбежали к дедушке, начали трясти, надеясь, что он встанет.

Но Димитрий лежал неподвижно. Аннушка на коленях подползла к отцу.

– Нет, пожалуйста, нет!.. – трясущиеся руки закрыли мёртвому глаза и по комнате разлился горестный плач.

Сердце Димитрия разорвалось ровно в тот момент, когда разрушилось проклятое изваяние.

***

Отца похоронили недалеко от родного поместья, на сельском кладбище спустя три дня. После отпевания вечером у могилы собрались Аннушка, Элен, приехавшая из Серпухова да вернувшиеся с Москвы Александра и Николя. Элен, вся в чёрном, скорбела по Димитрию так, будто всю жизнь с ним дружила. На деле такого никогда не происходило. Он был ей абсолютно чужим человеком.

Снежные хлопья кружили на ветру, осыпая новую статую ангела, поставленную на надгробие. Свет фонарей в руках господ Невских проливал бледное золото на камень, и в лучах этих лицо ангела выражало умиротворение. Видно было: сей ангел зла никому не желает.

– Божие чудо, что он успел, – говорила Александра об отце, и голос её дрожал. – Когда папенька там, в Москве, резко сорвался с бала и велел заложить карету, чтобы отправиться обратно к тебе, мы все поразились. Он тогда себя не слышал, кричал, что почувствовал опасность.

      Анна слушала, затаив дыхание и решила под конец открыться, поведать сестре историю страшных ночей. Взамен от сестрицы она услышала историю про бабку Маланью.

– Эта карга умерла намедни, – вдруг встрял в разговор господ крепостной Иван, поодаль одиноко сидящий у могилки Матрёны.

Резко прокаркала ворона, следящая за людьми с ветви голого дерева.

Сомнений, что здесь было замешано колдовство, не осталось ни у кого. И только Николя Чернышев горестно усмехнулся, намекая на то, что Аннушке не прочь было бы лечь в лазарет для душевнобольных.

– Где ваши глаза, Николя? – изумилась Александра. – Выходит убийство нашей девки Матрёны вы тоже спишете на бред моей сестры? Анна и отец спасли наших с вами детей!

Чернышев, сочтя достоверным ответ супруги, спорить не смел.

– Прошу меня простить, mon cherié3. И вы, Анна Димитриевна, простите.

      Анна склонила голову, позволила сестре уткнуться в складки шерстяного плаща и заплакать. Сегодня можно и нужно было лить слёзы. Иван в отличие от сдержанных помещиков, убивался, не стесняясь своего горя и рыдая над деревянным крестом у могилы возлюбленной.

Аннушка молча продолжала обнимать сестру и неподвижным взглядом смотреть на надгробие. Там, на каменной скамье, неподвижно восседал крылатый вестник.

– Если ты ещё рядом, отец, дай мне знак, – тихо проговорила Анна заплаканными очами взирая на статую. – Покажи мне, кто это сотворил.

Сашенька не придала бормотанию Анны значения – горе взяло над ней верх.

Не смогла увидеть она и как статуя, хранительница отцовского покоя, встала со скамьи. Изваяние повернуло голову в сторону и подняло тяжёлую руку. Анна не дёрнулась, не издала ни звука, словно ждала именно такого исхода. Изящный каменный палец медленно указал на Элен. Кладбище услышало пронзительный вопль.

– Что, видишь его, дорогая? – Аннушка недобро улыбнулась.

– Что за шутки?! – Элен в ужасе отпрянула от могилы, расширенными глазами глядя на ожившую статую.

Анна, заслонив собой сестру и её мужа, которые перестали понимать, что происходит, спросила прямо:

– Икона и статуя – твои подарки, чтобы погубить нашу семью?

Она на секунду перевела взор на ангела и тот кивнул. Элен. Она.

– В этом деле тебе подсобила бабка Маланья? Верно? Не переживай, в Сибирь тебя никто не сошлёт. Мало кто поверит в сказки о нечистой силе. Ты мне только объясни: зачем?

– Николя… – Элен, наконец, оторвала взор от живого камня и со слезами посмотрела на Чернышева.

Сашенька проследила за взглядом, и сама обернулась к мужу.

– У меня есть супруга, – ровно сказал офицер, старавшись не смотреть на Элен. – И Бог свидетель нашего брака, Элен. Всё, что было меж нами, в прошлом.

Мозаика в мыслях Анны теперь сложилась идеально. Ради того, чтобы Чернышев остался один и, видимо, достался только ей, эта безумная решила погубить всё семейство сразу!

– Какая же ты… – Аннушка сомкнула губы, не желая произносить грубых слов. – И детей не жалко тебе было?

      Ангел вернулся на место и больше не двигался. В тот момент, почувствовав себя в безопасности, Элен словно сошла с ума. Рассвирепев, она рванулась к Анне, и в сгущающихся сумерках что-то блеснуло. Сашенька завопила. Кинжал, больше похожий на ритуальный, полоснул Анну по ладони. Ни Иван, ни Николя не успели бы её спасти, если бы со стороны не прогрохотал выстрел.

– Бросьте нож немедленно! – послышался громкий голос.

Элен отскочила назад, уставившись на незнакомца. Господа посмотрели в ту сторону и увидели, как молодой человек направил пистолет на Элен. Её глаза безумно смотрели на возникшего из пустоты мужчину.

– Михаил Соколов, – спокойно представился высокий господин в партикулярной шинели. – Я познакомился с Димитрием Невским в Москве на балу по случаю Христова Рождества, и он пригласил меня погостить. Да, вот не успел познакомиться, как уже пришлось прощаться. Это ведь его могила?

Господа в смятении кивнули.

– Александра, Николя, я помню вас. А вы… – он посмотрел на Анну. – Анна Невская. Вы?

      Барышня неуверенно кивнула. Михаил приблизился к Анне и осторожно коснулся кровоточащей руки.

– Всё будет хорошо, я не оставлю вас. У вас его глаза, храбрые. А вам, сударыня, – он строго поглядел на Элен, – покинуть бы земли Невских да поскорее, пока я не сдал вас властям!

– Будьте вы все прокляты! – сквозь зубы плюнула Элен и, неуклюже переступая через сугробы, направилась прочь.

– Благодарю, – прошептала Анна Димитриевна не в силах оторвать взгляда от спасителя. По виду он не напоминал помещика, скорее всего был обычным штатским человеком, городским.

– Вы всегда носите при себе оружие? – тихо поинтересовалась Анна. Спаситель иронично усмехнулся.

– В такие дальние места тяжко было бы без пистолета, разбойники, говорят, здесь хорошенько промышляют. Хвала Господу, эта сударыня не успела сотворить то, что хотела.

– Да… Вы вовремя здесь оказались…

– Разбойники, душевнобольные или нечистая сила, Господи, не знаешь, что хуже! – попробовал пошутить Соколов.

– С бандитами не сталкивалась, а вот с нечистой силой, – тут Невская обвела печальным взором всех присутствующих на кладбище, – с ней же мы столкнулись все.

Михаил с позволения девушки, прижал её к себе, укутывая шинелью.

– Христос рождается, и нечисть вся в землю уходит, – произнёс он слова, будто заклинание. Затем посмотрев на Анну, горько, но тепло ей улыбнулся: – С Рождеством Вас, Анна Димитриевна.

***

Михаил Соколов, прибывший из Петербурга и спасший Анну от смерти, теперь жил с ней, уже с законной супругой, в столице. Венчались они тихо и особо старались не вспоминать страшные зимние дни.

      Год спустя у Аннушки родились близнецы. Род Невских продолжался. Димитрий был бы очень этому рад, Анна в том не сомневалась. До сих пор не могла поверить Анна, что Высшие Силы не только сохранили ей и её племянникам жизнь, но даровали верного любящего супруга. В Санкт-Петербурге жизнь мчалась с бешеной скоростью. С недавнего времени Михаил готовился поступать на службу, и потому всё свободное время посвящал жене.

– Скоро состоится императорский бал, – сообщил Михаил. – Мы приглашены. И вся твоя семья.

– Ох, наконец, я увижусь с племянниками. Андрюша и Машенька поди подросли…

– Конечно, увидишь, душа моя. А знаешь ли, дорогая, кто, говорят, будет на балу?

Анна с любопытством всмотрелась в лицо супруга.

– Да неужели сам?..

– Верно, мы сможем пообщаться с Александром Сергеевичем. С этим царскосельским стихоплётом!

В голосе его прозвучала тонкая ирония.

Однако, поддерживавший увлечения супруги, Михаил начал читать стихотворение, через каждую строку нежно целуя Анну в щёки, губы, шею:

–– Как сладостно!.. но, боги, как опасно

Тебе внимать, твой видеть милый взор!..

Забуду ли улыбку, взор прекрасный

И огненный, волшебный разговор!

Волшебница, зачем тебя я видел —

Узнав тебя, блаженство я познал —

И счастие моё возненавидел…4

Едва прозвучало последнее слово, с первого этажа раздался стук.

– Господь милостивый, мы кого-то ждём? – улыбнулся Михаил, нехотя отрываясь от поцелуев.

      Он собрался было пойти посмотреть на незваного гостя, но Анна его опередила, решив, что Чернышевы приехали попросту раньше, чем обещали.

– Я сама, Миша, встречу, сама…

Странное предчувствие встревожило Аннушке сердце, когда она спустилась вниз. Слуги будто пропали все из дома, и никто не открыл двери. Анна сама их распахнула.

На крыльце у парадной стояло нечто тяжёлое, накрытое белой простынёй. На ступени лестницы лежал конверт. Развернув его трясущимися руками, Анна прочла единственную фразу, красивым почерком выведенную на листе:

«Avec amour de Paris!»5

Бес дёрнул снять с непонятного подарка покрывало. Под ним оказалась статуя ангела. Печальными глазами смотрело на Анну изваяние, и странная улыбка кривила его каменные губы…

«Последнее слово Ковена»

Рика Иволка

      Отец Лелех был строг с Аньезе с самого начала их совместного пути, и, кажется, совершенно не поверил, когда она назвалась ему некой Мильной из Бруга. Купеческой дочкой, потерявшей всю семью из-за черной немочи, что скосила полгорода минувшей зимой.

– Выжила после немочи? А отметины где?

– Свет миловал, – Аньезе сиротливо куталась в накидку – слишком дорогую для купеческой дочки, но зато крепко изгаженную, благодаря дорожной грязи, лесу и вязкому броду, в котором она едва не оставила сапоги.

– Угу, миловал, – старый священник не спускал с купеческой дочки пытливого взгляда, пока подавальщица не опустила пред ними две плошки со скудной похлебкой. Лук да хрящи, лебеда и плохо общипанная птичья кожа. Не чета яствам, к которым Аньезе привыкла дома. – Ладно. Вначале помолимся.

Отец Лелех ритуально сложил ладони перед собой, прикрыл глаза и тихо прошептал слова благодарности Принесшему Свет в умы и сердца людские. Купеческая дочка наверняка бы тоже всерьез помолилась, но Аньезе не рискнула, только беззвучно напевала первую пришедшую в голову песенку. Ее душа, язык и кровь с рождения принадлежат иным силам. С этим уже ничего не поделаешь.

Прочитав молитву, святой муж быстро принялся за еду. Каким бы строгим он ни был, этот отец Лелех, она все же чувствовала в нем доброту. Священник так и не взял с Аньезе платы за место в его телеге, даже оскорбился и потом бухтел полдня, сидя на козлах. Он ни разу не спросил, куда и от кого бежит бедная сиротка в одеждах дворянки, а главное – не лез с нравоучениями. Хотя неизменно заставлял молится перед едой, после еды и по утрам вместе с ним.

Они повстречались в корчме одной рыбацкой деревушки, куда Аньезе, голодная и уставшая, заявилась после нескольких дней беспрестанного бега по лесам и рощам. У нее было правило – не соваться в поселения, красться обходными путями, но бросаясь в бег, Аньезе не учла, что совершенно не готова к таким путешествиям, еще и в одиночку. Голод привел ее к людям, как раненую обезумевшую волчицу. К счастью, вместо воров, разбойников или еще каких злодеев, ей попался этот добрый седой клирик.

К несчастью, неудобные вопросы он ей, все же, задавал.

– Можешь не говорить, от кого бежишь. Скажи только – большая ли опасность? Я должен знать, кого везу в обитель.

Большая, отче, ох, какая большая.

Но обитель Света была ее последней надеждой, последней пристанью. Она очень надеялась, что священные знаки на самом слуге Света и пропитанные божественной благостью стены святого дома удержат Ковен. Прогонят. Кто знает, быть может, Аньезе очистится там от скверны Сокрытого и Ковен потеряет к ней всякий интерес. Кто знает, может под ликами святых она сама прогорит до самых костей, и это тоже своего рода избавление. Иного не оставалось.

– Ничего такого, отец, – Аньезе прикусила губу – внутри что-то неприятно кольнуло. Совесть? – Ничего страшного.