Призрачный рассвет. Прикоснуться к тебе

– Пока нет. К тому же у нас есть приемные часы для родственников. Тогда и приходите, – сказал Андрей Григорьевич.

Он собирался закрыть за собой дверь, но Кирилл схватился рукой за косяк, не давая этого сделать.

– А что с девушкой? – спросил он.

– Какой девушкой? – не понял врач.

– С пассажиркой мотоцикла. Ее зовут Оксана Терентьева.

– Она скончалась.

Лицо Кирилла побелело, а Сашка ошарашенно уставился на врача. Я в ужасе закрыла рот рукой, пытаясь осознать сказанное. Погибшая была ровесницей ребят, всего лишь на пару лет старше меня. И пусть мы и не общались, вчера я невольно оказалась свидетельницей последних часов или даже минут ее жизни.

– Вы ничего не путаете? – спросил Сашка.

– Хотел бы я ошибаться, но нет. Мы уже сообщили ее родным. До свидания.

С этими словами доктор захлопнул дверь в отделение, а мы впятером так и остались в коридоре.

Глава 6

По пути домой мы с Сашкой молчали. Каждый из нас настолько ушел в себя, что за полтора часа не произнес ни слова. Но это не была гнетущая, неловкая тишина, которую хочется разрядить. Я практически ее не замечала, и, если брат решил бы ко мне обратиться, я бы его не услышала – монолог в голове звучал куда громче, чем любые звуки внешнего мира.

Осеннее солнце иногда выглядывало из-за кучевых облаков, а потом снова скрывалось в ослепительно-белой вате, напоминавшей о больнице. Я не могла смотреть наверх и молила о проливном дожде, но прогноз не обещал сегодня ничего подобного. Только в кино погода соответствовала настроению героя. В жизни солнце смеялось надо мной, прячась за желтеющими листьями деревьев.

Всю дорогу не получалось отделаться от мысли, что на месте Оксаны могла быть я. Сама давно мечтала прокатиться на мотоцикле навстречу ветру. Даже иногда представляла перед сном, как прижимаюсь к широкой спине Егора, в ушах шумит, а ночные огни сливаются в яркие цветные полосы.

Я очень хотела почувствовать скорость. Но моей мечте оказалось не суждено воплотиться в реальность, потому что так и не хватило смелости попросить покатать меня на мотоцикле.

Еще вчера я ревновала Егора и завидовала Оксане. Она могла крепко обнимать его за талию, сидя на пассажирском месте. Могла кричать от восторга, чувствуя, как пьянящий коктейль из серотонина и адреналина струится по венам. Но именно ее жизнь остановилась у меня на глазах.

Сашка наверняка тоже думал о погибшей. Я в этом не сомневалась, хотя не умела читать мысли. Брат шел как будто по инерции, опустив голову. Его лицо выглядело изможденным. Брови сдвинуты к переносице, а руки сжаты в кулаки. Когда на дороге попадались мелкие камешки, он пинал их в бессильной злобе.

Мы с братом еще не подходили к черте между миром живых и миром мертвых настолько близко. По крайней мере, в сознательном возрасте. Когда мне было пять лет, а Сашке – семь, после долгой болезни умер наш дедушка. Но я мало помнила те времена и не разговаривала о них с братом.

А сейчас смерть вновь напомнила о себе. Она сделала это без всякого предупреждения, словно ураган, появившийся из ниоткуда и сметающий все на своем пути. И те, кого затянуло в эпицентр бури, оказались вынуждены собирать обломки прошлой жизни.

Наша квартира была в ужасном беспорядке. Переступив порог и сняв кроссовки, я попыталась оценить масштаб катастрофы. Кто-то пролил на ковер какой-то напиток и щедро рассыпал конфетти вокруг разбросанных стульев. Почти что сорванные шторы подметали пол. Бутылки и пачки из-под чипсов громоздились на столе, а под ним блестели осколки стекла. Воздух в кухне-гостиной был настолько тяжелым, что я даже удивилась, как утром мы здесь не задохнулись.

Стараясь ни на что не наступить, я осторожно подошла к окну и открыла его. Порыв ветра, ворвавшийся в квартиру, тут же наполнил легкие. Я сделала глубокий вдох и обернулась на брата, который стоял посреди комнаты.

– Когда приедут родители? – спросила я.

– В три, – мрачно ответил Сашка, поднимая один из стульев.

– То есть у нас… два часа?

Нам требовалось вернуть квартире нормальный вид, а времени осталось катастрофически мало. Мама будет в шоке, если увидит, во что превратился дом. Будучи дизайнером интерьеров, она собственноручно выбирала каждую вещь, стараясь найти идеальное сочетание цветов, фактур и материалов, и жестко контролировала рабочих, чтобы все выглядело как на 3D-рендерах в ее ноутбуке.

Я взяла мусорный пакет и решительно начала складывать в него бутылки и бумажки. Сашка молча последовал моему примеру.

Вдвоем уборка давалась в разы быстрее, чем я ожидала. А еще она позволяла отвлечься от тяжелых мыслей.

К счастью, большинство разрушений оказались легко поправимы. Мы надеялись, что сможем объяснить родителям, куда исчезли пять бокалов, почему шатается ножка одного из стульев и зачем нам внезапно понадобилось стирать ковер.

Спустя полтора часа комната выглядела практически так же, как и до вечеринки. По крайней мере, на первый взгляд. Когда брат пошел выносить мусор, я как раз закончила вытаскивать посуду из посудомойки и решила еще раз придирчиво оглядеть квартиру. Оставались мелочи: поправить покосившуюся картину и вернуть на тумбочку любимую мамину лампу с плафоном из витражного стекла. Вчера я специально спрятала ее от гостей в своей комнате, а сейчас снова взяла в руки. Только совсем забыла про порожек.

Тяжелая лампа выскользнула из моих рук. А в следующую секунду я полетела на пол вслед за ней. Плафон разлетелся по комнате разноцветными осколками.

– Черт, черт, черт! – не сдержалась я.

Поморщившись, я привстала с пола и потерла ладонью пострадавшее колено. На нем красовалось большое красное пятно. Теперь будет синяк. Но мелкие кусочки стекла, к счастью, в меня не попали.

– Аня!

Я услышала за спиной голос Сашки и обернулась. Не снимая кроссовок, брат тут же бросился ко мне.

– Как ты? Не поранилась? – Он присел на корточки рядом.

– Нет, только коленку ушибла.

Брат протянул мне руку, помогая подняться.

– Мелкая, и почему ты такая неуклюжая?

– Не знаю…

– Тебе надо жить в комнате с мягкими стенами.

– Оппа!

Не в силах сдержать возмущение, я слегка стукнула его по руке. Но ответа не последовало, потому что нашу перепалку прервал скрип входной двери.

– Дети, мы дома! – донесся из коридора голос мамы.

Я и Сашка как вкопанные застыли на месте преступления.

Разувшись, папа первым вошел в комнату и с высоты своего огромного роста оглядел остатки маминой лампы.

– Саша! Аня! – пробасил он. – Вас ни на минуту нельзя оставлять без присмотра!

Перед папой мы всегда робели, хотя он ругал нас только за дело. Но его идеальная выправка и строгий взгляд внушали глубокий трепет. Особенно когда он надевал деловой костюм, собираясь в суд на очередную битву за добро и справедливость, – он многие годы вел частную адвокатскую практику.

Но и сегодня, в обычном джемпере и джинсах, папа все равно выглядел угрожающе. Он уперся руками в бока и сурово посмотрел на нас с Сашкой сквозь стекла прямоугольных очков, из-за чего по спине побежали мурашки. Казалось, температура в комнате упала сразу на десять градусов.

Вслед за ним ворвалась мама и сразу же схватила меня за плечи. Она даже не стала снимать спортивную ветровку, в которой ездила на дачу. Ее подбородок дрожал, а чистые голубые глаза блестели, будто она едва сдерживала слезы.

– Солнышко, ты цела? Нигде не болит?

Мама начала судорожно ощупывать мои руки.

– Мы все объясним, – Сашка заговорил первым.

– Это я виновата, – произнесла я, глядя на осколки на полу. – Споткнулась и случайно ее задела.

– Я не о лампе. Ты точно не пострадала в аварии?

Услышав мамины слова, мы с Сашкой в страхе переглянулись.

Они знают.

Наверняка Елена Владимировна звонила папе и рассказала о моей роли в произошедшем. Наши родители общались друг с другом, поэтому вряд ли получилось бы долго хранить тайну. Но мы не ожидали, что правда станет известна так скоро.

– Нет, мам. Все нормально, – попыталась я ее успокоить.

– Точно? – Она с силой сжала мои запястья.

– Да. На мне ни царапины.

– Слава богу!

У мамы вырвался вздох облегчения, а захват стал слабее.

– А за лампу ты не злишься? – спросила я.

– Нет, конечно! Главное, что ты в порядке!

С этими словами мама заключила меня в объятия. Ее тепло заставило забыть и о лампе, и о больнице, и о красном мотоцикле. Ужасы прошедшей ночи, невероятная усталость и нервное напряжение на минуту исчезли. Осталась только нежность.

Когда мама, наконец, отстранилась, я думала только о том, что мне не хочется возвращаться в реальный мир.

– Так, дети. У меня к вам серьезный разговор. – Папа окинул нас тяжелым взглядом. Сашка снова поник, не успев порадоваться, как ловко мы избежали наказания.

– Витя, разве ты не видишь, в каком они состоянии? На Ане лица нет! – вмешалась мама. – Может, подождешь до завтра?

Она загородила меня своим телом, как львица, защищающая львенка от главы прайда.

– Ира, завтра может быть уже поздно!

– Ничего не поздно! И ты остынешь, и она придет в себя.

– Пап, я расскажу, как все было. – Брат тронул отца за плечо.

– Да уж, пожалуйста! – понизил голос тот, и его губы сжались в прямую линию. – У меня к тебе очень много вопросов. А ты, Аня, пока убери стекло.

Они оба вышли в коридор, и я расслышала, как папа процедил:

– С вами я когда-нибудь окончательно поседею.

Я хотела достать из кладовки веник и совок, чтобы выполнить папино поручение, но мама остановила меня, взяв за руку. Ее взгляд все еще выражал страх и беспокойство, а тонкие брови выгнулись домиком.

– Давай потом уберемся, – сказала она.

– А если кто-то случайно наступит? – Я застыла на полпути к кладовке.

– Тут только мы. Присядем?

– Хорошо.

Мы вместе сели на диван. Мама взяла мою ладонь в свою и слегка сжала. А я опустила голову, не в силах смотреть в ее расстроенное лицо. Оно слишком напоминало мое собственное. Бабушка любила доставать старые альбомы с фотографиями и говорить, что я выросла маминой копией. Правда, сейчас она подстриглась под каре и покрасила волосы в блонд.

– Как ты вообще оказалась ночью на улице? – спросила мама.

– Вышла проветриться, – сказала я.

– И Саша тебя отпустил?

– Он не слышал, как я ушла.

– Ты же понимаешь, что не стоит гулять в такое время одной.

– Да, понимаю. Просто…

– Я знаю, что ты у меня умная девочка, – ласково произнесла мама. – Наверное, у тебя была какая-то причина. Саша опять над тобой подшутил? Он у меня получит!

– Нет, дело не в нем. Но я… я не могу тебе сказать.

– Ладно. Не стану выпытывать твои секреты. Только обещай мне, что будешь осторожнее.

– Хорошо, мам. – Я наконец решилась поднять на нее взгляд и кивнула.

– И Егор… Мы слышали от Лены, что с ним случилось. Бедный мальчик…

– Давай не будем об этом сейчас… Лучше посмотрим телевизор.

Взяв пульт, я нажала на кнопку включения. Экран на стене зажегся голубым, и на нем появились кадры темной улицы вместе с бегущей строкой местных новостей. Может, в них расскажут что-то новое о вчерашней аварии?

Мама коснулась моей ладони в попытке забрать пульт, но я только крепче сжала его.

– Не будем переключать, – сказала я.

Только диктор говорил о другом – видимо, начало сюжета мы пропустили:

– …После этого происшествия разыгралась погоня, достойная голливудского блокбастера.

В передаче машина ГИБДД под звуки сирены преследовала авто. Оно было то ли черного, то ли синего, то ли зеленого цвета – в темноте разглядеть было сложно. Тем не менее оно показалось мне смутно знакомым, хотя качество съемки с видеорегистратора оставляло желать лучшего.

– Водитель иномарки больше часа петлял по улицам, отказываясь останавливаться. При этом один из патрульных автомобилей вылетел в кювет, а другой врезался в отбойник. Гонщик тем временем бросил машину во дворах и скрылся.

Я дрожащими пальцами схватила телефон и зашла в галерею, чтобы еще раз посмотреть на вчерашние фото.

– Что такое? – спросила мама с беспокойством в голосе.

– Ничего, все в порядке. – Я слегка улыбнулась ей, но улыбка получилась натянутой и неестественной.

– Полиция разыскивает неизвестного шумахера. Возбуждено уголовное дело, – тем временем продолжал ведущий новостей.

Пока сюжет не закончился, я продолжала сравнивать машину на экране со своими фото. Могла ли именно она столкнуться с мотоциклом Егора?

Глава 7

Не знаю, сколько времени я провела без движения, уставившись на экран телевизора. В передаче показали еще несколько новостей – про подготовку к празднованию Дня города и ремонт детской поликлиники. Затем усатое лицо ведущего сменила реклама стирального порошка, но я продолжала смотреть в одну точку, крепко сжимая в руке разбитый мобильник.

Я вспомнила, как вчера сотрудник ГИБДД передавал по рации информацию о зеленом авто своим коллегам.

Чья-то ладонь коснулась моей руки, заставив вернуться в реальность.

– Солнышко, что с тобой? – Мама обеспокоенно смотрела на меня.

– Ничего, – покачала головой я. – Можно, я пойду?

– Конечно.

Мама отпустила мою руку, позволяя встать с дивана. Я будто на автопилоте отправилась по знакомому маршруту. Голова гудела от десятков мыслей, которые взвились в черепной коробке, как рой растревоженных ос.

Захлопнув за собой дверь комнаты, я сделала еще пару нетвердых шагов, а потом ноги окончательно подкосились. Я рухнула на кровать и закрыла глаза.

Какой же страшный, длинный день… Мне до ужаса хотелось, чтобы он оказался сном. Я проснусь в понедельник, приду в университет и снова встречусь с Егором в коридоре. Увижу его лукавую улыбку и солнечные зайчики в растрепанных темных волосах, а он помашет мне рукой в знак приветствия.

Внезапно в ладони завибрировал телефон – в мессенджер пришло новое сообщение. Неужели опять спам? Я нехотя открыла глаза. На экране загорелось уведомление – сообщение от Дары.

«Аньон! Как прошла вечеринка?»

Я не знала, что сказать подруге. Правду? Врать не имело смысла – такие новости распространялись со скоростью лесного пожара. Дара в любом случае узнает о произошедшем из аккаунта группы. Скоро Сашка и Кир опубликуют пост, и тогда всем станет известно о событиях прошлой ночи.

«Егор попал в аварию».

Напечатав эти слова, я тяжело вздохнула и перевернулась на спину. Надо было собраться с силами, прежде чем продолжать. Мне нужно было время, чтобы превратить сумбурные мысли во внятные предложения.

«Вчера я видела, как он столкнулся с машиной. Он жив, но в критическом состоянии. Врачи говорят, что ему очень повезло», – каждое слово давалось так, будто я писала его собственной кровью.

В ответ Дара прислала только одно слово. Она, в отличие от меня, не боялась крепко выругаться.

«Ты где?» – напечатала вдогонку подруга.

«Дома», – набрала я и уставилась в потолок.

Казалось, комната вертелась вокруг люстры, как карусель в парке аттракционов. Я на секунду закрыла глаза, чтобы остановить головокружение, но пришлось снова их открыть и прочесть очередное сообщение.

«Ясно», – коротко написала она.

Я устало потерла виски, подтащила к себе подушку и забылась беспокойным сном.

Там, во сне, у меня на коленях лежал раненый Егор. В кромешной темноте я не могла видеть его лица, но аромат сандала и мятной жвачки подсказывал – это точно он. Мои руки были по локоть перепачканы липкой жижей, которая неприятно пахла железом. Я пыталась поговорить с Егором и успокоить его, но на мои слова он только шепотом повторял:

– Что случилось?..

Его слабый голос периодически заглушал шум прибоя. Волны с грохотом разбивалась о прибрежные скалы, а разъяренный ветер трепал мои распущенные волосы.

– Это я… Аня, – говорила я Егору в ответ. – Помощь уже близко. Только продержись до рассвета.

Где-то я слышала одну фразу: «Ночь темнее всего перед рассветом». Нам просто нужно было оставаться сильными. И верить, что лучи восходящего солнца разгонят кошмар.

* * *

Странный звук вывел меня из дремы. Я с трудом разлепила веки и приподнялась на кровати, тщетно пытаясь понять, откуда он исходил. После тревожного сна голова стала тяжелой как гиря, а уши будто набили ватой. Звук повторился. Кажется, в дверь моей комнаты только что постучали.

Ну и кому еще я понадобилась? Почему нельзя оставить меня в покое на несколько часов? Вставать с постели не хотелось.

– Кто там? – пробормотала я, прежде чем снова упасть лицом в подушку. Но мне не ответили.

Тогда я сползла с кровати и поплелась к двери, шаркая тапочками по полу. Сейчас уже вечер. Наверное, мама решила позвать меня к ужину. Скажу ей, что не голодна, и пойду спать дальше.

Я взялась за ручку и открыла дверь. На пороге стояла совсем не мама.

– Дара? – Я удивленно отшатнулась.

Лучшая подруга пристально разглядывала меня из-под челки. Ее волосы разлохматились, а щеки горели, будто она пробежала спринт.

– Эх, Аннет… – покачала головой Дара. – Ты меня очень разочаровываешь. Я неслась к тебе со всех ног, а ты…

– Я просто уснула.

– Ладно, забей.

Не дожидаясь приглашения, она вошла в комнату. Я заперла за ней дверь, а потом прислонилась спиной к холодному дереву – колени еще подгибались, и мне отчаянно требовалась опора.

– Ты как вообще? – спросила Дара, с тревогой глядя в мою сторону.

– Отвратительно, – призналась я.

Сегодняшний день с большим отрывом занял первую строчку в десятке худших в моей жизни. Еще вчера я была полна надежд на будущее и сердце замирало в предвкушении чудес. Я надеялась преодолеть свое смущение, сблизиться с Егором, стать ему интересной. А еще начать новую жизнь в университете и познакомиться с классными людьми. Но мои наивные мечты разбились вдребезги вместе с красным мотоциклом.

– Иди-ка сюда.

С этими словами Дара заключила меня в объятия. Я попыталась отстраниться, но она лишь сильнее прижала меня к себе. К горлу подступил ком, и горячие слезы, которые я с самого утра отчаянно сдерживала, хлынули из глаз и обожгли щеки.

– Прости, – пробормотала я, уткнувшись носом в ее плечо. – Я намочила тебе футболку.

– Не беда, – ответила она, легонько похлопывая меня по плечу.

– Я потом ее постираю…

– Помолчи и поплачь.

Не знаю, как долго мы с Дарой стояли посреди комнаты. Пять минут? Десять? Полчаса? Дав волю эмоциям, я потеряла счет времени. Моя спина содрогалась от рыданий, которые я не могла остановить, а Дара продолжала меня утешать. У меня не было сестры, но мне очень повезло иметь такую подругу.

Наконец-то успокоившись, я отстранилась от Дарины и вытерла глаза салфеткой.

– Ну что, стало легче? – спросила она.

Я несколько раз кивнула в ответ. Тогда Дара задала еще один вопрос:

– Готова рассказать все по порядку?

– Думаю, да…

– Если опять захочешь пореветь, мое плечо всегда рядом.

Дара ободряюще улыбнулась, и уголки моих губ впервые за день невольно приподнялись. Я опустилась на кровать, предложила ей тоже сесть, а затем сделала глубокий вдох и начала рассказ. Пока я говорила, на ее лице сменилась целая гамма эмоций – предвкушение, удивление, радость, гнев, сочувствие, ужас и печаль. Она внимательно слушала меня, только изредка вставляя «Ничего себе!», «Офигеть!» и «Какой кошмар!».

– Да уж… – сказала Дара, дослушав мою историю до конца. – Я не представляю, что ты чувствуешь. Пережить такое…

Она привалилась спиной к стене, и я последовала ее примеру.

– Просто до сих пор не могу поверить, что это правда, – произнесла я, устало глядя в потолок.

– Я тоже, – ответила Дара и перевела взгляд на мелкие облака, проплывавшие за окном.

Слезы и боль покинули меня. Исчезли без следа, будто прямо в сердце вкололи анестетик. Я чувствовала себя пластиковой куклой, абсолютно пустой внутри.

Мы долго сидели плечом к плечу, и ни одна из нас не говорила ни слова. Но даже молчать с подругой оказалось приятно. Она не оставила меня страдать в одиночестве, за что я была безумно ей благодарна.

Закатное солнце окрашивало комнату в оранжевый оттенок, создавая атмосферу тепла и спокойствия. Агония сегодняшнего дня подходила к концу. Я всей душой желала, чтобы поскорее наступило завтра – вдруг оно принесет хорошие новости. Даже одной такой оказалось бы достаточно, но, как назло, время тянулось с черепашьей скоростью.

– А Егор везунчик, – наконец нарушила тишину Дара.

– Что ты имеешь в виду?

– Он выжил. Это как выиграть миллиард в лотерею. Настолько удачливым надо родиться.

– Если бы ему действительно повезло, он бы вообще не разбился.

– Возможно, – покачала головой Дара. – Но байкеры бьются чуть ли не каждый день. У меня дядя – фельдшер на скорой, постоянно рассказывает истории про них.

Я не могла полностью с ней согласиться, но она была в чем-то права. Машины всегда считались куда безопаснее мотоциклов.

– Посмотри на это с другой стороны. Если он не умер, значит, он нужен здесь, на земле, – сказала Дара.

Егор и правда многое не успел. Он собирался записать свой первый альбом, сыграть большой концерт, стать настоящей звездой, а вчера рассказывал Сашке, что мечтает проехать через всю страну от Калининграда до Владивостока.

– Хоть бы он поскорее очнулся, – пробормотала я, уставившись в стену невидящим взглядом.

Подруга положила теплую ладонь мне на плечо и тихо произнесла:

– Да, это главное…

Глава 8

Понедельник оказался таким же ясным и теплым, как предыдущие три дня. Я надела темные очки, чтобы по дороге в университет яркий свет не бил по воспаленным глазам.

Прошлую ночь я спала урывками и несколько раз просыпалась в мокрой от пота постели. Хотя благодаря разговору с Дарой мне действительно стало легче, после ее ухода мгла сгустилась вновь.

Сразу после аварии еще не верилось в случившееся. Однако теперь я больше не могла ничего отрицать. Егор сильно пострадал, его пассажирка погибла, а водитель бросил авто и скрылся. Это была моя жизнь. Моя реальность.

Я лежала на боку в своей кровати, наблюдая, как по полу скользит тускло-голубой квадратик лунного света. А когда мои опухшие веки закрывались от усталости, я в очередной раз оказывалась в том самом сне – практически в полной темноте на берегу ревущего моря, где мы с Егором мучительно ждали рассвета.

Я осторожно поправляла его короткие волосы и стирала со лба кровь, сквозь шум ветра шепча на ухо что-то ободряющее. Мой голос казался спокойным и ласковым, хотя на самом деле я отчаянно пыталась не падать духом и не забывать, что ночь не вечна.

Во сне и наяву мне оставалось только одно – верить в него. Я мечтала о том, чтобы он поскорее к нам вернулся. Некоторые люди отделывались одними царапинами, упав с высоты девятиэтажного дома. Другие выживали после удара молнии. Если случались подобные чудеса, у Егора тоже был шанс.

«Даже когда нельзя надеяться, всегда есть какая-то надежда, вопреки любой безнадежности, даже самое невозможное иногда может оказаться возможным», – говорил известный австрийский психолог Виктор Франкл.

Когда-то мне в руки попала его книга[25], в которой он рассказал о том, как прошел через концентрационный лагерь в годы Второй мировой войны. Его жена и родители погибли в таких же лагерях, в то время как сам он выжил и помог спастись другим заключенным. Книга Франкла настолько меня поразила, что я захотела тоже стать психологом. Цитаты из его книг, которые я помнила наизусть, сейчас придавали мне сил.

Я толкнула тяжелую дверь университета и вошла в холл. Студенты смеялись, спеша на занятия. Жизнь шла своим чередом. Все выглядело так же, как и в пятницу. Почти так же. Но одного человека здесь не было. От воспоминаний о нем сердце кольнуло, и я сняла очки, чтобы вытереть снова подступившие слезы.

Неожиданно в кармане куртки завибрировал телефон. Я вытащила его, зашла в мессенджер и обнаружила сообщение. От Ники.

«При) Я тут заболела, сегодня не жди. Постараюсь прийти в форму», – писала она.

«Привет, выздоравливай скорее!» – набрала я, стараясь не порезаться о разбитый экран.

Ответ пришел незамедлительно.

«Спс) Ты же поделишься со мной конспектами?»

«Конечно».

«Ты лучшая!)»

Что ж… Оказывается, у Ники выходные тоже прошли плохо.

Я спрятала телефон обратно в карман и побрела к лестнице. Сейчас я точно знала, куда идти, хотя еще не успела выучить расположение аудиторий. Первой парой стояла «Общая психология», которую вел Владимир Сергеевич Коновалов, тот самый грозный мужчина, на лекцию которого мы с Никой опоздали в пятницу. Лучше больше его не злить.

На третьем этаже меня окликнул высокий голос:

– О, Астафьева!

Я обернулась и обнаружила у себя за спиной рыжую девушку с россыпью веснушек на щеках. Марьяна, еще одна одногруппница. В первый день учебы ее единогласно выбрали старостой группы, потому что других желающих занять эту должность не нашлось.