Зерцало: Серебряный рассвет

– Пора, – тихо произнесла.

Они вышли на крыльцо. Утренняя прохлада была острой и пахла влажной землёй. У калитки, словно выросши из утреннего тумана, уже стояли Валерия и Ворон. Неподвижные, безмолвные стражи её новой судьбы.

Лэя обернулась к бабушке. И всё, что она хотела сказать – о своём страхе, о обиде, о внезапно проснувшейся любви к этой суровой, несчастной женщине – застряло в горле.

Марианна шагнула вперёд и обняла её. Это было не то неловкое, мимолётное объятие, как утром. Это был крепкий, отчаянный жест. Марианна вцепилась в неё, словно пытаясь удержать, спрятать от всего мира, и Лэя обняла в ответ, уткнувшись лицом в пахнущее травами и дымом плечо.

– Обещай мне, – прошептала Марианна ей в волосы, и её голос дрожал. – Обещай, что будешь сильной. Что выучишь всё, что они скажут. Обещай, что вернёшься.

– Обещаю, – выдохнула Лэя, чувствуя, как по щеке катится горячая слеза.

Марианна отстранилась, в последний раз заглянула ей в глаза и коснулась пальцами кулона на её груди.

– Он хранил твою мать. Пусть хранит и тебя. А теперь иди.

Лэя сделала шаг. Потом ещё один. Она не оглядывалась, чувствуя на спине тяжёлый взгляд бабушки. Подошла к своим молчаливым провожатым, встала между ними и, не дожидаясь приказа, пошла по дороге, уводящей прочь из Сребрянска. Прочь от единственного дома, который она знала. Прочь от своей прошлой жизни.

Девушка обернулась лишь раз, на повороте. Фигура Марианны всё ещё стояла на крыльце – маленькая, одинокая, неподвижная на фоне просыпающегося мира.

Лэя отвернулась и больше не оглядывалась.

Глава 3: "Дорога в горы"

Они шли в тишине, которая казалась тяжелым, колючим одеялом. Лес, поглотивший их, был древним и равнодушным, его запахи влажной земли, прелых листьев и сырого мха въедались в одежду. Для Лэи каждый шаг был усилием воли. Холод пробирал не только до костей – казалось, он просачивался прямо в душу, замораживая остатки надежды. Тоска по дому была почти физической болью, тугим узлом в груди.

– Почему мы не можем… вернуться так же, как вы пришли? – наконец выдавила она, и олос утонул в гнетущем безмолвии. Вопрос прозвучал по-детски, отчаянно. – Через… тот портал?

Валерия, чья прямая спина была воплощением несгибаемой дисциплины, даже не замедлила шаг. Её ответ был таким же резким и холодным, как утренний воздух.

– Потому что Проходы – не увеселительная прогулка. Они вытягивают Кантус. Очень много Кантуса. Ворон и я – опытные Канторы, и даже для нас это серьёзная нагрузка, после которой нужно несколько часов на восстановление. Мы используем их только в крайних случаях, когда каждая секунда на счету.

Она сделала короткую паузу, словно решая, стоит ли продолжать, и добавила слова, которые вонзились в Лэю ледяными иглами:

– Твоё тело сейчас – как незакалённое стекло. Необученное, хрупкое. Попытка провести тебя через такой поток сырой энергии, скорее всего, просто разорвёт тебя на части. Ты ещё слишком слаба.

Слаба. Слово звенело в ушах. Всего день назад она пекла яблочный пирог. Теперь её жизнь измерялась в силе и слабости, о которых девушка не имела ни малейшего понятия.

– Что значит… Канторы? – спросила она тише, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Бабушка сказала, есть разные.

– Три пути, – нехотя бросила Валерия через плечо, словно читала лекцию скучающему классу. – Заклинатели, как я, используют голос. Мы поём, говорим, кричим, формируя Кантус в заклинания. Для нас звук – это оружие и инструмент.

– Огонек, проснись! – Тихонько прошептала Валерия и на кончике ее пальца заплясал огонь. Увидев ошеломленные глаза Лэи, женщина легонько улыбнулась и задула его.

– Ткачи, как Ворон, используют жесты. Они плетут кантус движениями, чертят руны в воздухе. Это тише, но требует большей концентрации и свободы действий. И есть Зерцала. – Она на мгновение замолчала. – Как ты. Самые редкие и самые нестабильные.

Лэя вздрогнула. Это слово всё ещё казалось чужим и пугающим клеймом.

– Но запомни одно, девочка, – продолжила Валерия, и в её голосе появилась сталь. – Кантус никогда не бывает бесплатным. Каждое, даже самое простое, заклинание имеет свою цену. Физическую и ментальную. Усталость, кровотечение из носа, обмороки – это в лучшем случае. В худшем – Кантус сжигает тебя изнутри, как фитиль, или привлекает их.

Именно в этот момент мир вокруг изменился. Воздух похолодел ещё сильнее, цвета поблекли, словно на всё легла серая вуаль. На краю поляны, метрах в пятидесяти от них, сумрак сгустился, закрутился в воронку и вытянулся в высокую, тонкую фигуру. Она была похожа на человека, но у неё не было ни лица, ни тела, ни объёма. Это была пустота в форме человека, силуэт, сотканный из клубящегося чёрного дыма. Тень1. Она не двигалась, просто стояла, и Лэя почувствовала, как ледяной холод пробежал по спине, а в голове эхом прозвучал шёпот, сотканный из её собственных, самых потаённых страхов: "Ты одна… они тебя бросили… никому ты не нужна…" Лэя вскрикнула – короткий, панический всхлип – и отшатнулась, споткнувшись о корень. В тот же миг Ворон, до этого безмолвно следовавший за ними, сделал едва заметное движение рукой, словно смахивая пылинку. Тень дёрнулась, силуэт исказился и распался, словно её сдуло ветром. Перед тем как исчезнуть, она издала пронзительный, тонкий крик, до ужаса похожий на человеческий вопль боли.

– Она почувствовала тебя, – бесстрастно констатировала Валерия. – Твой Кантус после Пробуждения – как открытая рана. Он кровоточит в мир и привлекает хищников. Привыкай.

Лэя не могла привыкнуть. Она дрожала всем телом, глядя на то место, где только что стояло воплощение ночного кошмара.

Они шли ещё около часа.

Лэя окончательно выбилась из сил. Ноги подкашивались, а отчаяние накатывало мутной волной. Она споткнулась о корень и на этот раз тяжело полетела на землю, больно ударившись коленом. Девушка зашипела от боли, и горячие слёзы унижения и беспомощности покатились по щекам.

И тут услышала шорох в кустах. Не угрожающий, а скорее любопытный. Из-за папоротника показалась маленькая мордочка с огромными, умными, как два тёмных агата, глазами. Затем появилось и само существо. Размером с кошку, оно походило на грызуна, покрытого густой, бархатной шерстью серебристого цвета. Существо сделало несколько неуверенных шагов, пошевелило носом и посмотрело прямо на плачущую Лэю.

Кантус в её голове, до этого гудевший от страха и усталости, внезапно успокоился, словно кто-то настроил вечно дребезжащую струну. Существо подошло ближе, и вместо страха Лэя ощутила волну чистого, незамутнённого любопытства и… сочувствия. Оно подошло к её руке и ткнулось в ладонь влажным носом. Его шёрстка была невероятно мягкой и тёплой.

– Локцер2, – произнесла Валерия за её спиной. В голосе впервые прозвучало неподдельное удивление. – Они не показывались уже много лет. Сами выбирают себе Кантора. Кажется, у тебя появился друг.

Локцер тихо пискнул и вскарабкался Лэе на колени, свернулся клубком, не переставая смотреть на неё своими бездонными глазами. Внезапное, иррациональное чувство покоя и правильности охватило Лэю. Она была не одна.

– Её зовут Грань, – прошептала девушка, сама не зная, откуда пришло это имя. Оно просто появилось в сознании, такое же естественное, как дыхание.

С новым компаньоном, уютно устроившимся у неё за пазухой, остаток пути показался легче.

Наконец, они вышли к глубокому, тёмному ущелью, похожему на шрам в теле земли. На его дне чернел вход в пещеру, от которого веяло холодом и запахом сырости. Ворон молча вошёл внутрь. Через несколько минут из темноты послышался скрежет когтей по камню и жуткий, протяжный звук, похожий на скрип ржавого металла.

Из пещеры Ворон вывел двух существ, сшитых из кошмара и отчаяния. Это были лошади, но лишь отдалённо. Их шкуры были покрыты шрамами и костяными наростами, глаза горели тусклым фиолетовым огнём, а из спин росли огромные, кожистые крылья, как у летучих мышей.

– Разломные звери3, – пояснила Валерия, заметив ужас на лице Лэи. – Нестабильные порождения Кантуса, отголоски настоящих животных, искажённые Разломом. Опасные и почти не поддающиеся дрессировке. Не подходи к ним одна. Никогда. В Замке тебя научат основам.

Она подошла к одному из монстров, который зашипел, показав ряд острых зубов. Валерия что-то тихо пропела – короткую, низкую мелодию, – и зверь покорно склонил голову.

Она помогла Лэе забраться на его широкую, холодную спину, а затем сама легко запрыгнула сзади, взяв поводья. Грань встревоженно пискнула из-за пазухи Лэи.

– Держись крепче, – это было всё, что сказала Валерия.

Зверь присел, напрягая мышцы, а затем с чудовищной силой оттолкнулся от земли. Девушку вдавило в грудь Валерии. Мир на мгновение пропал в оглушительном хлопанье крыльев. А потом они были в воздухе.

Первой эмоцией был животный ужас. Ледяной ветер выбивал дыхание из лёгких и слёзы из глаз. Земля стремительно удалялась, превращаясь в лоскутное одеяло из лесов и полян. Но затем, переборов страх, Лэя ощутила нечто иное. Восторг. Чистый, первобытный, захватывающий дух восторг полёта. Впервые за этот бесконечный день она почувствовала себя свободной. Внизу остались её боль, страх, разбитый мир. А здесь, наверху, был только пронзительный ветер, бездонное небо и огромное, пульсирующее сердце чудовища под ней.

Они летели часами. Вскоре на горизонте показалась одинокая горная вершина, пронзающая облака. Но по мере приближения Лэя начала замечать странности. Невероятные, невозможные детали. Это была не просто гора.

Это был Замок Готерн.

Он не стоял на горе. Он был горой. Древние башни, казалось, вырастали прямо из камня, шрамами вгрызаясь в скалу. Огромные арочные окна зияли, как пустые глазницы великана. Не было ни дорог, ни стен, опоясывающих его. Он был единым целым со скалой, неприступный и вечный, словно не построенный руками, а рождённый самой землёй. Кантус, который Лэя теперь ощущала постоянно, здесь был настолько плотным, что, казалось, его можно было потрогать. Он окутывал Замок мерцающей дымкой, которая искажала очертания, заставляя казаться руинами для случайного взгляда.

Крылатые кони спикировали вниз, к широкому уступу у подножия одной из башен. Это был внутренний двор, вымощенный гладкими серыми плитами и почти полностью покрытый снегом. Когда они приземлились, звук удара копыт о камень многократно отразился от стен, уходящих в небо, и вернулся искажённым, пугающим эхом.

Лэя соскользнула на землю, ноги дрожали. Она подняла голову. Стены Замка вздымались так высоко, что почти закрывали небо, оставляя лишь клочок серого полотна. На массивных воротах из тёмного металла светились тусклым синим светом защитные руны, пульсируя, как медленное сердце. Воздух был ледяным и пах озоном, старым камнем и хвоей от нескольких чахлых деревьев, росших в каменных кадках. По углам двора двигались тени, которые жили своей жизнью, сгущаясь и растягиваясь независимо от источников света. Это было место, пропитанное кантусом и равнодушием вечности. Величественное, пугающее и невероятно одинокое.

Лэя почувствовала себя песчинкой перед лицом этой нечеловеческой громады.

– Добро пожаловать в Готерн, – произнесла Валерия без тени улыбки. Она увидела, как побледнела Лэя, как дрожит, глядя на циклопические строения.

Она шагнула к ней и положила руку на плечо. Прикосновение было лёгким, почти невесомым, но твёрдым и уверенным.

– Дыши, – тихо приказала она. – Просто дыши. Страх здесь – непозволительная роскошь. Это твой новый дом.

Глава 4: "Добро пожаловать в ад"

Гигантские ворота из тёмного, испещрённого рунами металла отворились с протяжным, низким стоном, словно древний титан неохотно размыкал свои челюсти. Звук, тяжёлый и вибрирующий, ударился о стены внутреннего двора и вернулся многоголосым, затухающим эхом, заставив Лэю невольно втянуть голову в плечи. Грань с любопытством выглядывала из укрытия, которое она успела найти за волосами Лэи, которые небрежно спадали с плеч. Ворон, не проронив ни слова, увёл уставших Эхо-зверей в зияющую черноту конюшен. Валерия, даже не обернувшись, бросила через плечо приказ, холодный и острый, как осколок льда:

– За мной. И не отставай.

Они шагнули через порог, и мир снаружи, с его ветром и серым небом, просто перестал существовать.

Замок внутри был воплощением векового, гнетущего величия. Вестибюль, в котором они оказались, был так огромен, что его сводчатый потолок терялся в непроглядном мраке высоко над головой. Редкие кантусовые светильники, закреплённые на стенах, источали холодный, мертвенный свет, который выхватывал из темноты каменные, безмолвные лики пэтр1 и строгие, уходящие ввысь колонны, похожие на стволы окаменевших деревьев. Воздух был неподвижен и так холоден, что, казалось, его можно было резать ножом. Он пах вековой пылью, воском и чем-то ещё – острой, металлической, почти осязаемой ноткой чистого Кантуса. Каждый их шаг отдавался гулким, одиноким эхом, которое следовало за ними по пятам, будто невидимый тюремщик. Лэя ощущала себя крошечной, испуганной букашкой в гигантской, величественной гробнице.

– Не прикасайся к стенам, – коротко приказала Валерия. – Некоторые защитные руны всё ещё активны. И голодны.

После нескольких бесконечных, похожих друг на друга коридоров, где единственным развлечением были пляшущие в углах тени, Валерия остановилась перед массивной дверью из чёрного дерева, лишённой ручек или замков. Она приложила ладонь к гладкой поверхности. Дверь беззвучно отъехала в сторону, открывая Зал Совета.

Помещение было круглым, с высоким купольным потолком, на котором была вырезана карта звёздного неба. В центре стоял идеально круглый стол из полированного обсидиана. Вокруг него – три высоких кресла, два из которых были заняты.

Первым, кого увидела Лэя, был мужчина, чьё лицо, казалось, было высечено из того же серого камня, что и стены Готерна. Лысый череп, длинная седая борода, заплетённая в несколько кос с металлическими кольцами, и глаза. Глаза цвета полированной стали, в которых не было ни тепла, ни враждебности – лишь холодная, беспристрастная оценка. Архикантор Северин Стальной, глава Совета, смотрел на неё так, словно изучал новый клинок: проверял на наличие изъянов.

Второе кресло занимала элегантная женщина лет пятидесяти. Её тёмные волосы были собраны в безупречный, тугой пучок, а строгий тёмно-синий костюм сидел на ней как вторая кожа. В её прямой осанке и спокойном взгляде чувствовалась порода и власть, отточенная десятилетиями. Маэстро Елена Шёпот, глава обучения. Когда её взгляд встретился с глазами Лэи, в его глубине на долю секунды промелькнуло что-то похожее на болезненное узнавание. Она видела не Лэю. Она видела её мать.

– Она здесь, – доложила Валерия, её голос был лишён всяких эмоций.

– Мы видим, – голос Северина был низким и рокочущим, как далёкий камнепад. – Ещё одно Зерцало. Ещё одна переменная в уравнении, которое и без того слишком сложно.

Внезапно по спине Лэи пробежал ледяной холодок, заставивший волоски на затылке встать дыбом. Почувствовав это напряжение Грань прыгнула перед Лэей приняв оборонительную позу и грозно зашипела. Архикантор удивлённо вскинул бровь.

– Локцер! Поразительно, я не видел их уже несколько десятилетий.

Девушка инстинктивно схватила питомца и крепко прижала к себе, словно пытаясь защитить.

– Не переживай, дитя, мы его не тронем, – произнёс Архикантор. – Он станет твоим преимуществом в миссиях: будет помогать развеивать иллюзии и поддерживать связь с другими отрядами. – Он глубоко вздохнул. – Но не сейчас. В данный момент мы не можем позволить ему находиться рядом, он будет лишь мешать. Поэтому до второго курса за твоим локцером присмотрят целители.

Архикантор кивнул Валерии. Женщина поняла его без слов и молча подошла к Лэе. У девушки всё внутри сжалось. Хоть она и провела со зверьком совсем немного времени, но уже успела к нему прикипеть. Грань в её руках то и дело угрожающе шипела.

Валерия слегка наклонилась и прошептала:

– Тихо, спокойно, сон приди, в дрёму зверька погрузи…

Она легонько коснулась Грани, и та безвольно обмякла в руках хозяйки, лишь тихонько посапывая. Женщина нежно взяла зверька. В этот момент Лэя что-то почувствовала.

Она резко обернулась. Третье кресло, которое мгновение назад пустовало, теперь было занято.Мужчина словно соткался из тени в углу комнаты. Его возраст было невозможно определить, лицо скрывали глубокие тени, но Лэя физически ощутила исходящую от него ауру пыльных секретов и чего-то хищного, затаившегося.

– Маэстро Кайен Тень, – представила его Валерия, и в её голосе прозвучало уважение, смешанное с неприкрытой опаской. – Глава разведки.

Кайен не поздоровался. Он просто смотрел на Лэю, и ей показалось, что его взгляд – это два острых стилета, которые проникают под кожу, выискивая все страхи и слабости.

– Итак, дитя, – начал Северин, сцепив пальцы на столе. – Ты в Готерне. Отныне это твой дом, твоя казарма и, возможно, твоя могила. Твоя прошлая жизнь окончена. Забудь её. Здесь ты не дочь своей матери, не девочка из дальних земель. Здесь ты – оружие. И у каждого оружия есть правила эксплуатации.

Он сцепил свои массивные пальцы на обсидиановой столешнице, и Лэя почувствовала себя жуком под микроскопом.

– Правило первое и основное: беспрекословное подчинение. Твои командиры – Маэстро Валерия, Маэстро Елена, Маэстро Кайен и я. Наш приказ – закон. Обсуждение, сомнение или промедление будут расценены как предательство. Наказание за предательство здесь одно.

Его стальные глаза не мигая смотрели на неё, и Лэя не сомневалась, что он говорит о смерти.

В разговор вступила Маэстро Елена Шёпот. Её голос был полной противоположностью голосу Северина – тихий, мелодичный, но с нотками закалённой стали, отчего слова впивались в память ещё глубже.

– Правило второе: режим. Твоё время больше тебе не принадлежит. Ты будешь просыпаться по первому колоколу и отходить ко сну по последнему. Твой день будет расписан по минутам: физическая подготовка, тренировки Кантуса, лекции по тактике, изучение архивов. Любое отклонение от расписания – это слабость. Мы не терпим слабых.

Северин вновь взял слово, ударив по столу костяшками пальцев, словно вбивая гвозди в крышку гроба её прошлой жизни.

– Правило третье: аскетизм. Всё, что на тебе, и всё, что будет в твоей келье, принадлежит Ордену. Личных вещей ты иметь не будешь. Никаких украшений, никаких писем, никаких сувениров из прошлого. Привязанности – это брешь в броне. Ты – Кантор, а не сентиментальная девица.

Закончив, она кивнула Валерии. Та подошла, протягивая руку, напоминая о необходимости сдать то маленькое зеркальце с шеи, которое не так давно подарила ей бабушка, то единственное, что осталось от матери. Сердце девушки сжалось, но она молча повиновалась и с горечью в глазах протянула кулон Маэстро, которая, взяв его в руку, небрежно сунула в карман.

– И наконец, правило четвёртое, – подытожила Елена, и её взгляд на мгновение потеплел, но в нём проступила глубокая печаль. Лэе стало не по себе. – Молчание.

Всё, что ты увидишь или услышишь в стенах Готерна, должно умереть в этих стенах. Мы – тень, защищающая мир. Тени не болтают.

Девушка стояла, вцепившись пальцами в грубую ткань своей туники. Каждое правило было ударом молота, который откалывал от неё кусок за куском, превращая в безликую статую. Это был не просто список запретов. Это было полное уничтожение личности.

– Всё ясно? – прогремел Северин.

Лэя сумела лишь коротко, судорожно кивнуть.

– Валерия, проводи её в казармы.

Путь от Зала Совета до жилого крыла был спуском из величия в убожество. Они миновали широкие коридоры с гобеленами и статуями, свернули в более узкие проходы, где со стен уже облупилась штукатурка, а кантусовые светильники сменились редкими, коптящими факелами. Воздух стал сырым и пах плесенью. Звук их шагов стал глуше, словно камень под ногами был мягче, изъеденный временем и сыростью. Они спускались всё ниже и ниже, по винтовым лестницам, таким крутым, что Лэя боялась оступиться в полумраке.

– Не отставай, – бросила Валерия, не оборачиваясь. – Если заблудишься здесь, твой скелет найдут через пару лет. И то, если повезёт.

Наконец, они оказались перед длинным, тускло освещённым коридором с рядом одинаковых, грубо сколоченных деревянных дверей. Это и были казармы. Отсюда доносился приглушённый гул голосов, но он был робким, словно сами стены впитывали в себя любую радость.

Валерия остановилась у одной из последних двери в ряду и толкнула её. Дверь со скрипом отворилась.

– Твоя. Располагайся.

И она ушла, оставив Лэю одну на пороге новой жизни.

Лэя сделала шаг внутрь, и сердце рухнуло куда-то в пропасть. Слово "комната" было слишком щедрым для этого места. Это была каменная коробка размером три на четыре шага. Голые, отсыревшие стены из грубого серого камня, на которых виднелись тёмные подтёки. Из мебели – узкая деревянная койка, застеленная жёстким, колючим одеялом серого цвета, и маленький деревянный сундук у её изножья. Ни стола, ни стула, ни даже полки. Единственным источником света было крошечное, забранное толстой решёткой оконце под самым потолком, через которое пробивался лишь слабый, безжизненный серый свет.

Девушка медленно вошла внутрь, и скрип двери, закрывшейся за спиной, прозвучал как щелчок замка тюремной камеры. Она провела рукой по стене. Камень был ледяным и влажным на ощупь, словно плачущий. Она подошла к койке и надавила на матрас. Он был набит соломой, жёсткой и свалявшейся. Запах в келье стоял соответствующий – пыль, сырость и что-то кислое, несвежее.

Лэя подошла к стене под окном и встала на цыпочки, пытаясь заглянуть наружу. Всё, что она увидела, – это кусок свинцового неба и верхние зубцы противоположной стены замка. Ни деревьев, ни земли, ни горизонта. Никакой свободы.

Она опустилась на койку, которая жалобно скрипнула под её весом. Холод камня, казалось, проникал сквозь тонкую одежду, впитывался в кожу, пробирался к самым костям. Это было не просто жильё. Это был инструмент для подавления воли. Место, где нет ничего красивого, удобного, ничего своего. Место, которое каждый день будет напоминать тебе, что ты – ничто. Всего лишь функция, деталь в огромном механизме Ордена.

Она не плакала. Слёзы замёрзли где-то внутри, превратившись в острые льдинки. Вместо этого её охватила холодная, звенящая ярость. Они забрали у неё мать. Они забрали дом. Теперь они пытались забрать её саму, её душу, соскрести её до голого камня, как эти стены.

Лэя сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она посмотрела на свои руки.

«Оружие? Хорошо», – подумала она, и в глазах зажёгся опасный, тёмный огонёк. – «Я буду оружием. Но однажды я сама выберу свою цель».

Мысли были вязким, тёмным болотом, в котором Лэя тонула, сидя на краю жёсткой койки. Ярость, зародившаяся в ней после знакомства с кельей, медленно угасала, уступая место холодному, всепоглощающему отчаянию. Каждый вдох в этом сыром каменном мешке казался украденным. Она была пленницей. Пленницей с даром, который не просила и которым не умела управлять.

Резкий, отрывистый стук в дверь заставил вздрогнуть. Он прозвучал в оглушающей тишине кельи как выстрел. Лэя медленно поднялась, чувствуя, как затекли ноги, и потянула на себя тяжёлую дверь.

На пороге стоял молодой мужчина. Он был высоким, крепкого телосложения, и его широкие плечи почти полностью перекрывали дверной проём. Коротко стриженные светлые волосы выглядели так, будто их обладатель часто проводил по ним рукой в задумчивости. Но больше всего Лэю поразили глаза – синие, как штормовое море, и донельзя усталые. В них читалась глубокая апатия, словно он уже видел всё, что может предложить этот мир, и не нашёл в этом ничего интересного. Ему было не больше девятнадцати, но взгляд принадлежал старику.

– Привет и добро пожаловать, – голос был ровным, лишённым всякой интонации. – Я Лорен. Валерия приказала привести тебя на тренировочную площадку.

Сердце Лэи пропустило удар и забилось быстрее, посылая ледяные иглы страха по венам.

– Зачем? – голос прозвучал как испуганный шёпот.

– Совет собрался, – безразлично пояснил Лорен. – Ты должна продемонстрировать свои умения.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал по тусклому коридору. Шаги гулко отдавались от каменных стен. Девушка на мгновение застыла, а затем, осознав, что в этом бесконечном лабиринте коридоров она без него неминуемо заблудится, чуть не споткнувшись, бросилась следом. Она не бежала, а скорее семенила, стараясь не отставать от его широкого, уверенного шага.

Они вышли через массивные, окованные железом ворота, и холодный, влажный воздух ударил в лицо, заставив втянуть голову в плечи. Тренировочный плац представлял собой огромное, вымощенное серым камнем пространство, окружённое высокими, безмолвными стенами замка. Небо над головой было таким же серым и безжизненным.