Что скажут люди?

– И почему я ей все не рассказал обо всем до сих пор? О том, как она мне дорога и как я счастлив, что в мире есть такая как она. Завтра ей непременно все расскажу. Да, все, что я к ней чувствую!– Уверял себя старик.

Та же самая обстановка царила и в доме Мэри. Она тоже лежала и думала обо всем том, что предстояло ей пережить завтра.

– Усач, а почему именно меня пригласил Миша на прогулку? Что, интересней собеседника, чем я, он не нашел? Зачем ему понадобилось возиться со мной? Может потому, что я жаловалась на одиночество, и поэтому решил меня пригласить на прогулку. Вот, не нужно было ему говорить больше, чем следовало.

Только Усач молчал так, что и хвостом не шевелил. Ему было все равно до предстоящей прогулки хозяйки с односельчанином.

У Мэри в голове крутился вопрос, ответ на который получить было не у кого: – «почему Миша не женился во второй раз?»

– Неужели Миша так любил свою жену, что после нее ни на одну женщину не посмотрел? – Снова произнесла вслух Мэри, – как бы некорректно это не звучало, но завтра она точно пойдет с ним на прогулку и спросит у него самого, почему он больше не женился.

4.

Утром, не было и шести, как Миша уже сидел на лавочке перед домом Мэри и ждал, когда она проснётся и выйдет во двор. Его нисколько не смущало, что он так рано один сидел и ждал хозяйку дома. Наоборот, ему эта обстановка приносила какую-то радость, которая рисовала на его лице легкую улыбку. Старику казалось, что он снова молодой парень и никак не дождется, когда к нему выйдет его любимая девушка, с которой они будут гулять столько, сколько душа пожелает.

Мише не пришлось долго ждать хозяйку дома. Не прошло и получаса, как Мэри вышла с ведром и направилась в коровник на утренний удой.

Она стразу и не приметила под деревом сидящего Мишу. Только тот слегка покашляв, дал о себе знать.

– Доброе утро, Миша. Ты уже тут?– Удивляясь, спросила Мэри, – если бы я вчера не видела своими глазами тебя уходящего, подумала бы, что ты и ночью остался тут и спал на лавочке, – подшутила Мэри.

– Доброе утро, хозяйка, – поздоровался Миша, скрывая свое смущение, которое появилось на его лице от слов Мэри, – да, проснулся рано, вот и пришел пораньше. Дай, думаю, спрошу Мэри насчёт прогулки. Готова ли она следовать за мной в лес? – Произнес Миша в надежде на то, что получит положительный ответ.

– Да, Миша, я и ночью обдумывала твое приглашение насчет сегодняшней прогулки.

– Правда? Надеюсь, вынесла такое решение, которое меня обрадует, – Миша от волнения начал мять кулаки.

– Обрадует, конечно, обрадует. Я подумала и решила сходить с тобой на прогулку.

– Славно! – Не сдержав свои эмоции, громко произнес Миша.

– Только мне кажется, что ты слишком рано пришел. У меня пока утренние дела не сделаны и боюсь, заставлю тебя долго ждать.

– Ждать? А почему же? – Удивился Миша.

– Ну, вот, – она указала на ведро, – корову подоить, коровник почистить и другие дела требуют времени, что не закончу так скоро.

– А я и не буду тебя ждать, Мэри. Я помогу тебе с хозяйскими хлопотами.

– Ну, ты и сказал, Миша. Мало тебе своих забот, чтобы ты еще и с моими делами возился? Или ты мне мало помогаешь? Всю мужскую работу в моем доме практически делаешь ты, – категорично ответила Мэри.

– Ну, скажешь тоже. Показывай, что нужно делать?

Миша направился в коровник и через минуту уже вышел с тачкой навоза. Он вынес из сарая в ведре отруб и положил перед Красоткой. Пока Мэри возилась с молоком и цедила его, Миша и кур покормить успел.

Когда Мэри вышла и увидела, что все утренние дела сделаны, удивившись, посмотрела на Мишу.

– Ты так быстро управился с делами?

– Да, лишь бы ты согласилась на прогулку и не искала причины для отказа, – с улыбкой ответил он.

Мэри стояла перед Мишей. На ней был накинут платок, и она была тепло одета.

– Это означает, что наша прогулка не срывается?

– Не срывается, – мягким голосом ответила Мэри.

– Но зачем тебе так тепло одеваться? Вроде середина весны.

– Это для молодых – середина весны, а для женщины моего возраста даже лето – зима. Мои кости стали уязвимы к сырости и сразу начинают ныть, – ответила грустно Мэри.

– Впрочем, как и у меня, – согласился Миша.

– Помнишь, я сказала, что мне подумалось, что ты спал на лавочке.

– Да, сказала. А с чего ты так решила? У меня такой неважный вид? – Он достал гребешок из кармана и стал причесывать свои седые волосы.

– Не в волосах твоих дело, Миша.

– Утром воздух бывает сырой и влажный. Мне показалось, что продрог.

– Нет, все хорошо, – начал ее уверять Миша.

– Выпьешь горячий чай, тогда и успокоюсь.

– Ну, от твоего божественного чая грех отказываться, – согласился Миша.

Они зашли обратно в дом, и Мэри тут же накрыла на стол. Выпив чай, они вышли обратно во двор.

Закрыв за собой забор, Миша и Мэри направились в сторону леса.

В лес они шли с радостными лицами, не смотря на то, что у погоды был хмурый настрой на день.

Неважная погода никак не влияло на настроение Миши и Мэри. Наоборот, им казалось, что за всю свою жизнь они никогда еще не чувствовали себя так прекрасно.

– И почему я до сих пор не выбиралась к таким красотам?– Спрашивала себя Мэри, а отвечал ей Миша.

– Вот и я о том же. Почему ты не выбиралась в гущу леса? Ты глянь, какая тут красота! Будто Господь специально выбрал день, чтобы создать несравненную красоту леса.

– Может и так, – улыбнувшись Мише, ответила Мэри.

– А интересно для создания чего Бог мог выбрать определенный день? – Спросил Миша.

– На этот вопрос сложно ответить.

– Быть может для создания женщины? – Спросил снова старик.

– А может для мужчины? – Подшутила Мэри.

– Нет, для женщины. Для любимой женщины, – настаивал на своем Миша.

– Любимой? Ты уверен? – Переспросила она.

– Уверен, – уверенно сказал Миша, и, смущаясь, посмотрел на Мэри.

– Это ты о своей любимой, покойной жене? – Спросила Мэри, посчитав свой вопрос неуместным, и тысяча раз пожалела о своем заданном вопросе.

– Я вообще о любимых женщин имею в виду.

– И о покойной своей тоже? – Повторила снова Мэри вопрос, который она считала крайне некорректным.

– И о покойной тоже, – согласился Миша.

– Прости меня, Миша. Я как-то некорректно заговорила о ней. Царство ей небесное.

– Ничего, главное, что она в моем сердце, а на остальное воля Всевышнего.

Мэри больше убедилась в своих догадках. Как казалось Мэри, Миша не женился после своей жены лишь по одной причине: по причине того, что он не хотел, чтобы место ее жены занимала вторая. Он, наверное, очень любил жену, раз так и решил прожить жизнь вдовой, – мысленно проговорила себе Мэри и снова зашагала за Мишей по тропинке.

– Вот везет некоторым женщинам, – думала про себя Мэри, хотя, какое там везение у жены Миши, которая так скончалась, не насладившись жизнью. Тем не менее, повезло ей в том, что даже после ее смерти, ее муж ни на одну не смотрит.

Только вопросы касательно женитьбы Миши, не давали покоя Мэри и недолго думая, она снова заговорила:

– Миша, не время и не место, но можно я задам тебе один вопрос?

– Если бы все вопросы задавались в специально подходящих местах и время, уверяю, что девяносто девять процентов вопросов бы остались незаданными, – сказал Миша с улыбкой, – спрашивай. Надеюсь, что смогу удовлетворить твой вопрос своим ответом.

– И то, правда. Только не люблю я сама задавать неуместные вопросы.

– Задавай и не стесняйся, – сказал Миша и помог Мэри перейти речку, держа ее за руку.

– Миша, почему ты во второй раз не женился? Я понимаю, что ты очень любил свою жену, но все равно живому человеку нужен человек, не смотря ни на что.

Миша, словно маленький мальчик, остался стоять на месте и не знал что ответить. Только все же взяв себя в руки, ответил:

– Так подходящей пассии нет.

– А мне казалось, что из-за любви к жене не хочешь, чтобы ее место кто-то занимал.

– Место жены никто не займет, Мэри. Она родила мне двух замечательных сыновей и мое уважение пусть ей будет подушкой из пуха на том свете. Только жизнь идет и моя к ней любовь на мою жизнь не должна влиять. Да, я бы женился и во второй раз, только, говорю же, что подходящей женщины нет.

Теперь от слов Миши, Мэри стало совсем не по себе. Все обстояло не так, как она себе представляла. Да, любит и уважает он свою покойную жену, но в случае если встретится подходящая женщина, он готов жениться. Как же она себя упрекала за то, что позволила пробраться Мише в свое сердце. Почему она не поняла и не раскусила в нем такого человека, у которого очень непонятные и высокие требования к женщинам. Интересно, какая она была, жена Миши…Ее интересовало абсолютно все, но спросить насчет интересующих ее вопросов было снова не у кого.

– Неужели у тебя такие требования к женщине? Ты так щепетилен в этих вопросах, что ни одна женщина с тех пор не пришлась тебе по душе?– Набравшись снова смелости, спросила Мэри.

– Почему же не понравилась? Понравилась и до сих пор нравится одна женщина. По мне, так она самая лучшая в мире женщина.

– А она с нашего села? – С огромным любопытством спросила Мэри.

– Да, с нашего села, конечно, – подтвердил Миша.

– И?

– И что? Она не знает о моей симпатии. Уверен, что узнай она о моих чувствах, ответит отказом.

– Почему же ты так уверен?

– Да, человек то она хороший, а вот как женщина, она как-то строга и своенравна. Она всю жизнь прожила одна и привыкла быть себе хозяйкой. А с такими женщинами не просто. Я уверен, что у меня с ней ничего быть не может. Поэтому я и решил даже не затрагивать с ней эту тему.

– Ты не прав, Миша. Хочешь, скажи, кто она, и я с ней поговорю. Только глупая от природы женщина может отказаться от такого человека как ты.

– Ну, что ты. Какой из меня такой человек, чтобы обо мне так говорили. Я обычный сельский мужик, который по своей натуре очень грубый и неотесанный, – шутливо сказал Миша, – и еще много недостатков, которые за мной числятся. Приглядеться ко мне и их невооруженным глазом можно заметить.

– А может со стороны видней, какой ты и что ты? – Не соглашалась Мэри с собеседником.

– Каким бы я ни был, все же я не того ранга, чтобы даже предложить руку и сердце такой женщине, которая запала мне в душу, – тяжело вздохнув, ответил Миша.

– Ты меня больше и больше интригуешь. А имени нет у этой самой женщины? Хотя бы имя назови, – настаивала Мэри.

– А к чему имя оглашать… ни к чему все это, – отмахнулся Миша.

– Я не буду больше спрашивать о ней. Мне кажется, что тебе неловко о ней говорить. Одним словом, не буду тебя смущать разговорами, которые тебя смущают.

– Мне, наоборот, даже приятно о ней говорить. Только с тобой обсуждать мне неудобно, – признался Миша.

– А почему со мной ее обсуждать тебе неудобно? – Снова спросила Мэри.

– Сам не знаю, почему, – скрывая свое смущение, ответил Миша.

Мэри поняла, что Миша не желает обсуждать с ней женщину, которая ему симпатична и постаралась уйти от разговора. Только прежде чем перевести разговор на другую тему, множество мыслей промелькнуло в ее голове. Она считала себя, несмотря на возраст очень легкомысленной. Ей не понравилось, что она так легко впустила в свое сердце человека, который думает о другой женщине, имя которой даже не желает ей оглашать. Мэри решила, что ей любыми способами нужно постараться не показывать свое разочарование Мише. Ей удалось сделать это. На ее лице не было и следа того, что ее расстроило то, что Миша думает о другой женщине.

– Это не страшно, что ты не хочешь озвучивать мне имя своей любимой, – с улыбкой ответила Мэри так, что даже никто бы не догадался, что ей тяжело вообще говорить на эту тему.

– Поверь, Мэри. Я не хочу делать из этого секрет. Просто понимаю, что она для меня проигрышный вариант, поэтому и говорить об этом лишний раз не хочется.

– Твоя жизнь и я не имею никакого права вмешиваться. Мы сейчас гуляем по гуще леса не для того, чтобы обсуждать личную жизнь друг друга, а для того, чтобы любоваться красотами леса и наслышаться пения птиц, которое так поднимают настроение, – с улыбкой сказала Мэри, оглядываясь по сторонам и восхищаясь красотами леса.

– Ты права. Зачем нам говорить о таких вещах, которые не имеют почву. Будет лучше, если мы будем наслаждаться тем, что нас в реальности окружает – «ни с чем несравнимая лесная красота Краснодарского края».

Так как было всего лишь середина весны, а в основном все травы целебные собирают в конце лета, Миша и Мэри собрали всего лишь грибы. Миша водил ее по тем местам, которые ему казалось, были самыми красивыми.

– А вот здесь, Мэри, мы в детстве играли с ребятами, – указав на маленький холм, сказал Миша, – за холмом обычно были наши враги, а с другой стороны свой привал устраивали мы. Часто случалось, что враги нападали на нас без предупреждения, – он рассмеялся, и казалось, старик попал в прошлое.

Глаза старика заиграли с какой-то новой силой, и он с улыбкой начал жадно оглядываться по сторонам.

– Как в случае со второй мировой? – Спросила с досадой в голосе Мэри.

– Да, как в случае со второй мировой. Мы устраивали настоящую бойню своими деревянными винтовками и мечами. Эх, были же времена, которые так быстро пробежали, – с досадой сказал старик.

– Жизнь тем и интересна, что имеет свойство меняться. Она бы была совсем скучной и серой, если бы в ней все время повторялись одни и те же события. Так и в твоем случае, Миша.

– Но мое детство заставляет меня мысленно возвращаться к нему часто.

– Я тебя понимаю. И мне бы снова хотелось оказаться в свое детстве. Но все в этой жизни приходящее и уходящее. Мы не можем застрять в том времени, где нам было хорошо, тем более это бы было даже не интересно.

– Согласен. Только иногда ностальгия окутывает меня, и начинаю скучать по прошедшему времени.

– Это же пещеры, правда? – Взглянув на скалы, спросила Мэри.

– Пещеры, – грустно ответил Миша, – в какой-то степени ненавистные мне пещеры.

– Я не понимаю. В каком смысле они ненавистные пещеры и почему?

Взглянув снова на пещеры, которые виднелись высоко на скалах, Миша сказал неохотно:

– Они отняли мое детство. Нет, не только мне, но и многим ребятам.

– Как это отняли? – С любопытством спросила Мэри.

– Я неправильно, может, выразился. То есть пещеры не при чем, но…война…

– Война? Ах, да, война. Теперь я тебя понимаю. Но причем тут пещеры? Только не говори, что Гитлера привлекли наши пещеры. Чего только не придумают. Сочиняют разные легенды и небылицы, а потом иди и пойми, правда, что говорят или нет.

– Нет, же, Мэри. Ты меня неправильно поняла.

– Тогда что?

– Ты как-то говорила, что проработала в библиотеке, – сказал Миша.

– Да, большую часть жизни отдала книгам – лучшим друзьям человека, – с теплотой ответила Мэри, вспомнив свои книги, которых сотнями держала в руках.

– Вспомни, сколько авиабомб было сброшено на Сочи? – Нахмурив брови, спросил Миша.

– Триста восемь. А что? – Удивленно ответила Мэри и посмотрела на Мишу.

– Ты так четко помнишь? – Удивился старик.

– А что там помнить? Ничего сложного, вот и запомнилось. Тем более Сочи – родной город. Как же не знать свою историю.

– Похвально.

– Сейчас нам это зачем обсуждать? Где лес и где авиабомбы…

– Так вот, Мэри, об этом никто и нигде не написал. Во время войны я на своих плечах носил больных стариков и детей с друзьями, и прятали их в пещере.

– Не может быть.

– Почему же не может? Правда, кроме меня это никто не может подтвердить. Ребята, с которыми я спасал раненных и детей, давно нет в живых. Нам тогда с ребятами не было и по двенадцать лет, а мы, не боясь ничего, под пулями и бомбами, все же спасали мирных жителей. Да, давно тех ребят в живых нет, Мэри, давно. Моих друзей давно нет, – с досадой снова повторил Миша, – только я до сих пор жив и являюсь живым свидетелем того времени. Я остался последним живущим из того времени ребят на земле. У какого-то народа есть пословица и там говорится следующее: « Бог всегда забирает к себе в первую очередь лучших из людей». Да, Бог не спешит забирать худших из людей. Богу тоже нужны хорошие люди, – с грустной улыбкой добавил он, – не совсем оптимистично, понимаю, но, на мой взгляд, дело именно так и обстоит, как в той пословице, во всяком случае, в моей жизненной практике все именно так и обстоит. Вот, видать, я и был самым худшим из тех ребят, раз Создатель оставил меня самым последним из них.

– Миша, что за разговоры… представляю, если ты такой замечательный человек, то какими были твои друзья, которых больше нет в живых.

– Да, Мэри. За все время нашего знакомства ты помнишь, чтобы я преувеличивал и выставлял человека в лучшем или худшем свете, чем тот заслуживал?

– Ни разу, – уверенно ответила Мэри.

– Вот, поэтому будь уверена, что я говорю сущую правду. Я и за человека плохое не скажу, но и завышать его никогда не стану, если тот не заслуживает. Что касается моих друзей, которых давно нет рядом со мной, то они были настоящими героями. Да, я и мои друзья не попали на фронт. Но Богу было угодно, наверное, и чтобы мы помогали тут не только родному селу, но и жителям Сочи. Бывало, что ночами, чтобы не были замечены немцами, на своих плечах носили тех, кто нуждался в нашей помощи.

Лес не умеет говорить, поэтому он не может рассказать то, чего довелось ему увидеть. Мог бы он говорить, рассказал бы столько историй времен войны, что и в книгах бы истории не поместились.

– Ты говоришь такие слова, что у меня мурашки по коже пробежали.

– Не давай воли негативным чувствам, Мэри. Слава Богу, эти времена давно остались в прошлом и наши дети не увидят те страшные картины воочию. Лишь в фильмах они будут видеть те страшные картины, которые не должны иметь место в жизни.

– Не знала, что у тебя было такое тяжелое детство. Я- то самая была маленькой, когда началась война, даже отца плохо помню, который погиб на войне, а вот тебе досталась тяжелая ноша, значит, – задумавшись над словами Миши, сказала Мэри.

– Не только у меня было тяжелое детство, Мэри. У всех ребят моего возраста было тяжелое детство. Я о тех временах даже никогда не говорил, старался не вспоминать то, что делает больно сердцу. Только совсем не вспоминать, тоже не получается. Зачем вспоминать часто то, что делает больно сердцу?

– Век живи и век учись. Никогда бы не подумала, что в наших лесах сохранились места, где от немцев прятались люди.

– Да, есть. Свидетелем того времени является пещера, – Миша указал на скалу, которая располагалась высоко над ними.

– Удивительно. Те самые пещеры?

– Те самые, – грустно подтвердил Миша.

– А туда есть вход? – Спросила Мэри.

– Есть, Мэри, есть. Хочешь, зайдем внутрь?

– Хочу, только боюсь, что мои старые кости не согласятся подниматься по этому склону, – Мэри указала на подъем.

– Наши кости, и наше тело подчиняется разуму. Если разум желает, то тело будет подчиняться. Иди за мной медленным шагом, – сказал Миша и, держа Мэри за руку, начал подниматься по склону медленными шагами.

Подниматься по склону в пещеру было делом не легким, но старики не сдавались.

– Миша, а вы больных и детей как поднимали в пещеру? Тут же и птица безопасно не может пролететь!

– А что нам оставалось? Обычно передвигались ночью, чтобы немцами не были замечены, а это было сложно. Сама понимаешь, и видишь наглядно, как трудно перебираться в пещеры, а ты попробуй ночью без света это сделать.

– Вот вы были настоящими героями! – С восторгом сказала Мэри.

– да, мы были маленькими героями, – с улыбкой ответил старик, – тяжело было переносить стариков и детей на плечах в безопасное место. Сложнее всего было с детьми. Они своим криком могли привлечь внимание. Мы же не знали точно и не были уверены, что немецких лазутчиков нет на нашей территории. Поэтому и осторожничали, чтобы не нарваться на рожон. Старики- то все же понимали, что донести их до безопасного места очень сложно и вели себя так, как мы им и говорили, а вот, говорю же, что с детьми было все очень сложно.

Миша понимая, что Мэри уже не в силах подниматься, взглянул на нее.

– Устала, да? – Глядя на измученное лицо Мэри, спросил Миша.

– Нет, дальше я не могу, – с досадой сказала Мэри, – как бы мне не хотелось увидеть пещеру, которая в годы войны стала убежищем для многих, но мне все же лучше вернуться вниз.

– Нет, уж. Раз решили подняться, то поднимемся, чего бы нам это не стоило, – ответил Миша уверенным голосом.

– Чего бы нам ни стоило? – Спросила Мэри, – даже ценой жизни?

– Нет, ценой жизни, нет, конечно, – начал уверять ее Миша.

– Но я больше не могу, Миша. Я валюсь с ног от усталости.

– А мы разве куда-то спешим?

Миша снял свой тулуп и расстелил на камни, – присядь и отдохни, – сказал он.

После того, как они отдохнули, Миша взял за руку Мэри и все же добрались до желаемого места.

Разбросав по сторонам старые ветки и бревна, они зашли внутрь пещеры.

– Это и есть та самая пещера?– Спросила с удивлением Мэри, оглядываясь по сторонам в темноте.

– Подожди, так ничего не видно, – ответил Миша.

Он достал из рюкзака фонарь и начал светить по сторонам.

Пещера оказалась не маленькой. Общей площадью она могла быть внутри не менее пятидесяти квадратных метров.

– И тут были когда-то люди? – Удивлялась Мэри.

– Очень много людей, но точное количество сказать не могу, – ответил Миша.

– А что это за свечи на стенах? Это точно остатки свеч! Это с тех времен?! Нет! Это свежие свечи! Миша, мне тут страшно! Это какое-то сектантское место, наверное! – Начала паниковать Мэри, – и угораздило же меня сюда прийти!

– Не надо было тебя сюда приводить, – пробубнил тихо Миша, – не бойся, Мэри. Здесь нет ничего опасного.

– Что это все?– Оглянувшись по сторонам на стены, на которых видны были недогоревшие свечи, спросила Мэри.

– Мэри, тут не только люди спасали свою жизнь, – грустно сказал Миша.

– А что еще? Тут собираются какие-то сектанты иногда? Тогда нам лучше уйти отсюда и не приходить больше! – Снова запаниковала Мэри.

– Где жизнь, там, что еще бывает?

– Что бывает? Я не знаю, что бывает, – Мэри попыталась уйти от вопроса.

– Знаешь, Мэри. Где жизнь, там и смерть.

– Причем смерть? И зачем мы сейчас в такой нагнетающей обстановке говорим о смерти?

– Присядь, – сказал Миша, и, сняв свой тулуп, снова постелил его на продолговатый камень.

Мэри присела на тулуп, но дрожь по ее коже не проходила.

– Мэри, если бы ты только знала, сколько детей тут пустили души. Дети, у которых родителей разворовало бомбами. Я их, вот, этими самыми руками носил в пещеру. На мне засыхала кровь раненных детей. Они больные и голодные, не смотря на то, что над ними нависла смерть, все же боялись темноты. Мы с ребятами старались, чтобы факел никогда не угасал. Только мы не могли все время быть тут рядом с ними. Нам приходилось возвращаться в город, чтобы найти среди развалин новых пострадавших и привести их в пещеру. Все было не просто. Приходилось в такое ужасное время искать им еду и питье, что было делом не легким. В те самое время, когда нас не бывало в пещере, многие дети умирали тихо. Да, Мэри, они умирали, так и, не поняв, зачем они вообще родились и зачем умерли. Они жаждали выпить глоток воды. Мы то, не смотря на то, что им с открытыми ранами нельзя было давать воду, все же подносили к их губам мокрые марли, только мы, как я уже говорил, не могли быть рядом, и многие из них умирали в одиночестве.

– Боже, какие страшные вещи ты говоришь, – у Мэри снова мурашки пробежали по коже.

– Это тебе страшно, Мэри, я же в детстве видел и пережил все это. Да, конечно боль осталась сердце, но время научило жить с этим. Тем более каждый живой человек обязан ценить жизнь. Нельзя жить прошлым.

– Значит, ты научился с этой болью жить?

– Научился. Говорю же, что время лечит раны.

– Странно все это.

– Мэри, как только у меня появляется возможность, приношу свечи и зажигаю их для детских душ. Да, мы не знаем, нашли ли их души покой. Быть может они и до сих пор тут обитают. Нам это знать не велено. А если они тут все же обитают, то пусть маленькие души ничего не боятся, потому что старый Миша не даст их в обиду. И пока я жив, для них всегда будут гореть свечи, чтобы они не боялись темноты.

– Вот почему ты так часто ходишь в лес…

– Я даже не знаю имена этих детей…

– Ни одного?

– Одного помню. Игнат – цыганенок. Как сегодня помню его кучерявые волосы, большие и круглые глаза. Мальчик издыхая, повторял имя своего коня. Он так и просил, чтобы его отнесли к его коню или бы коня привели к нему. Не знаю, был у него в действительности конь или быть может, это была его фантазия в бреду, но на его мучения жутко было смотреть.