скачать книгу бесплатно
Звяр шел, думая о том, что сумей он поесть – хоть разочек, но чтобы досыта – сил бы прибавилось. И хватило бы, верно, на то, чтоб до города добраться. А там уже все будет по-другому.
Сначала он нашел в кустах топор, добротный, тяжелый и весь окровавленный. И тащил его через поляну, туда, где на старой сосне висел труп. Острый кол ветки пробил и рубаху, и кожу, и кости с мясом, вышел из живота. Крови почти не было, головы тоже. На белом огрызке шеи виднелись неаккуратные зарубины, да торчала из среза косточка. Мелкое зверье еще не успело толком пообгрызть пальцы, птицы не расклевали срез, не вытянули черные жилы.
Звяр подошел ближе. Тронул шею, понюхал пальцы. Гнильем не воняло, значится, свежий мертвяк. Большой. И сидит крепко. Звяру пришлось расколупывать рану в брюхе, а после, упираясь ногами в горбы корней, тащить упрямое тело. Сперва оно не поддавалось, но вдруг, хрустнув, сразу пошло, повалилось кулем на землю, выставило спину, изукрашенную яминами. Сунув в одну палец, Звяр нащупал жесткое оголовье стрелы.
В Белом городе не станут стрелять в спину. Там никогда ни в кого не будут стрелять.
До Белого города еще идти и идти…
Надо только поесть досыта. Хотя бы разок.
Вот оно, едево, лежит у ног.
Звяр со всей злостью размахнулся топором и вогнал лезвие в землю. Потянул, вывернул ком земли, снова обрушил орудие, углубляя могилу еще на пядь. Он копал и плакал. Выдыхал тоску, выдавливал ее из глаз вперемешку с соленой водицей и желанием жрать.
С очередным ударом топор почему-то не увяз в земле, а ухнул в глубину, увлекая мальчишку следом. Пальцы, выпустив рукоять, ухватились за что-то горячее и мягкое, липкое от крови. Вытащили кое-как. Сжали, выдавливая остатки жизни из полосатой тушки бурундука. Рыдая, Звяр обеими руками разгребал нору, вытаскивал полные горсти орехов и сухих ягод. Рядом, широко раскинув руки, лежал безголовый труп.
По небу цугом ползли облака, чистые, как стены далекого сказочного города.
Туран
…и велибрюд, тако же верблютом именуемый – как две башни на четырех ногах, тяжел и весел, давит своим копытом врага и смеется, и плюет от хохота, и не плюет только в хозяина башен; и уранк, коий телом – овен, главой – селезень, а родится из камня, лизанного горными козлищами; и вермипс – о шести руках, аки гигантская блошица, с твердым боком и спиной, поющий в полночь и полдень гимны наизнанку, а из еды токмо молодых щенов уважающий; и страшный сцерх-ящер – ползуч, когтист да клыкаст, истинно гад, конем осмьилапым вниз и вверх по горе скачет да на бегу врага гложет…
«Правдивое описание тварей всех пределов», сборник списков Уркандской библиотеки.
Был простец – стал купец,
Был купец – стал глупец,
Был глупец – стал ловец,
Был ловец – стал…
Кхарнская считалочка.
Издалека стены Шуммара казались ослепительно белыми, точно и вправду вырезанными из мамутовых бивней, но по мере приближения они принимали вид и цвет самый обыкновенный. Сложенные из светло-серых глыбин, стянутых окаменевшей сетью раствора, они пестрели зелеными бляшками мха и бурыми – лишайника. Поверху прозрачною броней растянулась ледяная корка. Тонкая, она таяла к обеду под скудным зимним светом Ока, а к вечеру вновь появлялась вместе с колючей трухою снега.
Прямо на въезде шероховатым языком, вывалившимся из пасти ворот, лежал большой поселок. Грязная река тракта разбивалась здесь на множество ручьев, которые тянулись к домам, постоялым дворам, лавкам, мастерским, стойбищам для скота и походных лагерей. Основной же проток, как и положено, вел к плотине ворот и даже по такому времени был пусть и не стремителен, но полноводен. Неторопливой змеей полз наирский караван; распевая гимны, шествовала колонна паломников, обряженных в волчьи шкуры; пара волов, разбивая копытами мерзлую землю, тянула груженый свертками и тюками воз. Где-то неподалеку истошно ревели ослы. Пахло дымом и немного навозом.
И город блудливый раскинул объятья, готовясь ко встрече…
– Чаю… Кому ароматного горячего чаю… – сиплому голосу разносчика аккомпанировал перестук деревянных кружек. – Чай и пироги…
Строка катрена, пришедшая было на ум, оборвалась. Туран, отрицательно мотнув головой, попытался кое-как натянуть рукава куртки, чтоб прикрыть побелевшие ладони. Он с превеликим удовольствием выпил бы чего-нибудь горячего, но Фершах, давно свернув с тракта, вёл мулов без остановок, словно желая поскорее сбежать от пережитого страха. И Туран, говоря откровенно, его понимал. Ведь всё могло закончиться намного хуже. Ну откуда было взяться таможенному инспектору с патрулем так далеко от ворот?
Даже Карья честно признался, что до конца не уяснил, каким образом Фершах убедил стражников не лезть дальше первой тележки и не задавать лишних вопросов. Одно слово – мастер. Зато теперь окончательно стало понятно, почему за свои услуги этот неулыбчивый старик заломил цену вдвое выше обычной и поднял ее еще на четверть в процессе торга.
Туран врезал палкой по спине излишне ретивого нищего и сразу представил собственную экзекуцию. Тут поркой дело не обойдется: за их груз руки-ноги секут, а брюхо угольями набивают. В назидание, так сказать, жадности.
– Эй, парень, кончай кривиться, – Карья ободряюще подмигнул. Ну да, этому нипочем ни голод, ни холод, ни многодневная тряска в седле.
Высокий и худощавый Карья являл собой тот удивительный сплав многих черт, что встречается лишь в приграничье. Синие глаза и упорство наирцев сочетались в нем с медной кожей и ловкостью кочевников-хаши. Легкий нрав и изворотливость жителей Лиги уравновешивались спокойностью кхарни, в наследство от которых Карье достались также светлые волосы и обманчивая хрупкость черт. Рядом с напарником, Туран казался себе невзрачным и непримечательным. А еще – молодым и неопытным.
– Говорю же, улыбнись, не пугай детей мрачной физией, – Карья огрел хворостиной рыжего мальчишку, что сунулся было к тюкам. Оборванец с воплями бросился прочь, а Карья рассмеялся и, сунув два пальца в рот, свистнул вслед. А когда мальчишка обернулся, крикнул что-то на одном из наречий, наверняка, обидное.
Вот таким надо быть! Веселым и бесстрашным, чего бы ни случилось.
– Я могу отвести вас к Рауду. У него хороший постоялый двор недалеко, – бросил вдруг Фершах.
– Благодарю за любезное предложение, уважаемый, но я люблю прибывать к той цели, которую намечаю сам, – сказал Карья.
Фершах лишь пожал плечами.
Наконец, очередная улочка вильнула и уперлась в низкую длинную постройку. Стены ее, некогда выбеленные, теперь пестрели пятнами и потеками, соломенная крыша местами почернела, и дым тянулся не из печных труб, а тонкими сизыми струйками просачивался сквозь солому. Турану сперва даже почудилось, что дом горит. Но потом он заметил человека, который, оседлавши бочку, спокойно чинил сапог, а на дымящий дом и не оглядывался.
– Ладно, старик, – произнес Карья, спешиваясь, – здесь и распрощаемся.
– Дурное место, – пробурчал Фершах. – Вам виднее, но послушали бы деда, которому случалось видеть многое, а слышать еще больше, чем видеть. У Рауда хорошее подворье. Сам хозяин хоть и не богат, но честен и нелюбопытен.
– Спасибо за заботу, но это место нам подходит. Туран, помогай давай.
Фершах молча глядел, как развязывали веревки, как снимали ящики, о содержимом которых он старался не думать, как снова увязывали тюки с дешевой тканью. И не только с ней: была внутри пара свитков действительно хорошего товара.
– Что ж, мастер, – закончив дележ, Карья протянул поводья головного мула. – Мы свое слово держим.
– Да пребудет с вами милость Всевидящего.
– Трус, – прошептал Туран, глядя на поспешность, с которой исчез их проводник.
– Скорее, благоразумный человек. А теперь уходим. Бери, – Карья подхватил один из коробов так легко, словно в нем и вовсе нет веса. – Осторожнее только.
Туран хотел огрызнуться, но смолчал: в этом деле лишний раз напомнить – только на пользу. Собственный же ящик, показалось, весил больше обычного. Длинной в полтора и шириной в пол-локтя, он был изготовлен из особой древесины, прочной, но тяжелой, и перетянут для надежности кожаными ремнями. От них отходили веревочные лямки для переноски на спине. В крышке и по бокам виднелось несколько рядов аккуратно высверленных дырочек. Там же имелись бронзовые ручки, обмотанные тканью.
Хорошая вещь.
– Кого шабаршите, брысы? – отложив сапог в сторону, вдруг поинтересовался человек.
– Ништяво. Клеста водим, – отозвался Карья, прилаживая ящик за спиной. Туран ничего не понял, но сапожник объяснением удовлетворился, кивнул и снова принялся за дело.
Правда, случись Турану задержаться на несколько минут, он бы вероятно узнал битого Карьей мальчишку, который, скользнув во двор, принялся объяснять что-то человеку. Тот, выслушав, швырнул недошитую обувку в бочку и сердито пролаял:
– Ну, брысы шакушные! Внахрю пометелили… Цыркарю забаклай на попригляд, поласкавьте цветажных.
Карья, протиснувшись в щель между хибарами, выбрался на улочку, каковая, на взгляд Турана, ничем не отличалась от той, по которой они шли минуту назад. И предыдущей, и той, что была до неё. Петляли долго и вроде бы бестолково, но здесь Карья приостановился, огляделся, выискивая одному ему понятные приметы, одобрительно кивнул – видно и вправду идти недалеко осталось – и тут же, заслышав многоголосый гомон и смех, замер. А из-за угла уже торопливым ярким колесом выкатился хоровод артистов-оборванцев. И сразу, оглушая, грянули девятиструнные селимбины, завыли дудки, забренчали медные колокольцы. Ярко размалеванные девицы затянули что-то озорное на смеси наирского и кхарни, а в руках жонглеров заплясали алые кольца. С полдюжины ребятишек, кружащих рядом, разразилось восторженными воплями.
Карья было попятился, но натолкнулся на Турана, а спустя мгновенье оба они оказались в центре толпы.
– Не ведал старый басторне, как удержаться на жене… – заходились ненастоящие красотки.
– Эй, уважаемые купцы, всего за четыре «жеребка» Вармун проглотит десяток кинжалов! – заверещал юноша в желто-зеленых ромбах и дырах, ловко вставая на руки.
– Еще! Еще! – голосили мальчишки, восторженно следя за мельтешением колец, которых становилось все больше.
– Или фокусов желаете? – не унимался цветастый, становясь на ноги. – А может – эквилибристку-Ройше из Паристорна?
Мелькали пышные юбки и буфы, пахло вином и приторными духами. Что-то потянуло за куртку, разворачивая, и коснулось щеки. Туран оттолкнул было руку, но другая уже гладила шею. Мертвенно-бледное от пудры лицо с алыми губами оказалось вдруг близко-близко.
– Карманы, – рявкнул Карья и заработал локтями.
А Туран уже чувствовал, как гуляют по его телу, сковывают движения чужие руки. Одно плечо вдруг стало свободно, а взрезанная лямка легко соскользнула вниз, но ящик и не думал падать – кто-то его уже надежно держал сзади.
– Дай монетку бедной девушке… отблагодарю… – на широком подбородке красавицы через слой белил пробивалась щетина.
– А ну!.. – заорал Туран, но осекся, напоровшись на холодный взгляд и проблеск стилета, среди яркой ткани.
И тогда Туран сорвался. Плетью выбросил кулак от бедра навстречу страшному лицу, лишь перед самым ударом чуть дернув запястьем. Скрытый кинжал выскочил из широкого рукава и вошел точно в глаз комедианта. Вырвав клинок из тягучей раны, Туран наотмашь полоснул кого-то справа, судя по визгу – одну из девок. Лягнул, не глядя, стоящего за спиной и сразу присел, подхватывая ящик.
Ряженый рухнул одновременно с первым истошным криком.
– Убиииваююют!
– Стражааа!
Что-то глухо стукнуло о деревянную крышку, а Туран, не вставая, вовсю бил по ногам, впрочем, почти не находя целей: артисты разбегались. Через четверть минуты проулок опустел. Памятью о происшествии осталось несколько лужиц крови, оборванный бубенец и труп. Да еще – удаляющиеся, но не смолкающие вопли.
Карья сидел, привалившись к стене, и пытался отдышаться. Ящик стоял тут же. Карья, опершись на крышку локтем, придерживал его за лямку: тоже, наверное, подрезали. А еще чуть-чуть и точно бы сперли. Туран виновато пожал плечами и протянул товарищу руку. И только после этого заметил потемневший бок куртки и измазанные красным Карьины пальцы.
– Карья, ты что? Где… В каком кармане кровостоп?! – Туран попытался коснуться раны, но Карья мотнул головой.
– Не работает. Мы еще далеко… – Стеклянная палочка в его руках действительно еле светилась. – Бери груз и уходи.
– Тебя лекаря надо, я тебя сейчас… – Туран судорожно соображал, до конца не веря в серьезность произошедшего: амулет пока не помощник – плохо, но не беда. Заткнуть, чтоб не кровило, и дотянуть до лекаря. Должен же тут быть лекарь? Да и не может Карья умереть, он же… не может и все. Не такой он, чтобы из-за пустяка… чтобы в подворотне… не дойдя до цели.
– Слушай сюда, – прошипел Карья. – Ты возьмешь всё. И быстро уберешься. Важно – доставить. Ты понял? Понял?!
Туран застонал, посылая к железным демонам ящики и самого Карью, который кровью истекал, но думал лишь о проклятом грузе, запрещая помочь. А следом обматерил и сволочную лямку, так неудобно обрезанную.
Пальцы сняли фиксатор, кинжал уперся в крышку, щелкнул стопор, зашуршала пружина, и клинок исчез в рукаве. На гладкой светлой поверхности не осталось даже отметины.
– Вали отсюда. Быстро! Пока стража или…
– Но ты же тогда…
Узел не завязывался, а значит, была еще несколько секунд, чтобы потянуть время. Туран знал, что Карья разозлится, когда поймет, но не мог заставить себя подчиниться приказу. И даже стража, способная появиться в любой момент, пугала несравнимо меньше, чем необходимость вот так просто выскользнуть из этой подворотни.
Нельзя бросать своих!
– Слушай, – Карья тяжело сглотнул, – Подворье Слепого Мауллы… Кварталов шесть направо. Любой ценой… Слышишь? Любой ценой! Потом ищи Ниш-Бака. Книжника. В городе. Пароль – яйцо…
Туран в очередной раз попытался завязать узел негнущимися пальцами, но снова не смог и завыл сквозь сжатые зубы.
Нельзя бросать!
Наконец, ремешок натянулся, и ящик привычно лег на спину. Кое-как сграбастав второй короб в охапку, Туран замер над умирающим напарником.
– Пошел! – снова зашипел Карья. – Дай мне подохнуть с верой в удачу!
Туран развернулся, сделал несколько шагов, а потом неуклюже побежал.
Нельзя. Но надо.
Если бы он мог оглянуться, то заметил бы, как из-за кучи мусора вылез давешний рыжий мальчишка. Он подошел к Карье и, мстительно улыбаясь, помахал перед его лицом ушибленной рукой. Но Туран убегал, не оглядываясь, ибо знал, что иначе уйти не сможет.
Колодезная вода обжигала руки и лицо холодом, отрезвляла и успокаивала настолько, насколько можно было успокоиться. Наверное, поэтому Туран и затягивал умывание, снова и снова подставляя сложенные лодочкой руки под струю.
– Хватит, – не выдержал Ыйрам и скривился.
Волохи не любят слабаков. Надо разговаривать. И Туран, дохнув на замерзшие руки, сказал:
– Я прошу меня простить, – первые слова дались с трудом, но тугой узел страха, сдавливавший горло, почти исчез. Главное сделано: он сумел. Дошел, отыскал двор Слепого Мауллы, доставил товар.
– Горячего вина? Бараньих ребрышек с тмином? – любезно осведомился Заир. Из всей троицы именно он больше всех походил на купца: низкорослый, полнотелый и улыбчивый, Заир вел себя с такой непосредственностью, точно и вправду был хозяином заведения, на заднем дворике которого они находились.
– Пить и жрать будем после. – Ыйрам и не пытался играть роль. Да и захоти – не вышло бы. И дело даже не в том, что цветастый кафтан и широкие шальвары смотрелись на его высокой сухопарой фигуре нелепо. Скорее уж происхождение выдавали длинный хвост волос и широкоскулое лицо с узкими глазами, но больше всего – рука, непрерывно ищущая оголовье отсутствующего меча.
Типичный косматый наирец. Волох – он волох и есть.
Имени третьего Туран не знал – представить его Ыйрам не соизволил, а спрашивать самому показалось неуместным. Да и держался Безымянный в тени, у двери, наблюдая и за служками, и за двором, и за Тураном.
– Показывай, – велел Ыйрам.
– Да, да, хотелось бы взглянуть. Пожалуйте сюда, удобнее будет… Они не замерзнут? Здесь довольно-таки прохладно. – Заир демонстративно подул на ладошки.
– Не должны. Там, откуда они родом, по ночам морозы, днем – жара. Тем и хороши, что стойко переносят такие перепады.
Туран не без труда – мышцы после пробега по дворам с двойным грузом ныли – водрузил ящик на стол. С некоторой опаской провел по пестрящим дырками боковинам и только потом взялся за замки. Заледеневшие пальцы слушались плохо, ремни были затянуты туго, а помогать ему не стремились.
Туран вдруг с облегчением понял, что всего через четверть часа избавится не только от тяжелых коробов, но и от куда большей ноши – всех этих дней и событий. Забудет подворотни Шуммара, циркачей и Карью, оставшегося в том переулке. Попытается забыть. И если поторопится, то успеет к ежегодному соревнованию чтецов и толкователей, очистится словом и уютом родной Байшарры.
Пусть память, отпустив, свободу даст… даст свободу.
А дальше? Еще одна никчемная строка.
Наконец, получилось справиться с застежками, ну а замок проблем не доставил: ключ повернулся легко, внутри щелкнуло, и Туран откинул крышку.
– И это все? – Ыйрам разглядывал содержимое с выражением брезгливым и недоуменным. – Это и есть…
– Да, да, несомненно, – перебил Заир, наклоняясь над ящиком. Внутри, в разделенном на квадратные ячейки пространстве, заботливо укутанные в овечью шерсть, лежали яйца. Заир, ловко ухватив одно за заостренную верхушку, вытащил, положил на ладонь, поднял к свету. – Да… оно… великолепно… признаться видел лишь в… коллекции.
– Осторожнее. Чем ближе к сроку, тем тоньше скорлупа.
Яйцо было размером с гусиное. И крапчатая, отливающая золотом скорлупа его уже проросла сосудами. Еще несколько недель и она почти исчезнет, превратившись из твердокаменного защитного слоя в кожистый мешочек, прорвать который не составит труда.
