Prototype466. Роман о современном искусстве, антироман

скачать книгу бесплатно


– Мама и папа встретились, потом развелись, когда мне было два года. Затем через три года снова поженились.

Потом мы выждали незаметную паузу и она предпочла сдаться первой:

– Ну, Джей, давай хотя бы сегодня не будем разводить нашей извечной комедии.

После чего мы занялись невероятно хештег #страстным, идеально отлаженным до машинального уровня хештег #сексом как две #обезьянки.

Ее кожа покрылась глянцем и влагой, и теперь ее слова ранили меня как терпкий пастиш – так называют речь на мертвом языке, произносимую без чувства юмора. Постель опять обманула. Я сторонюсь, ведь помню, что никогда не попасть в рай человеку, случайно вытершему что-нибудь о талит.

Почти всякий раз, когда мы ссорились, Николь, уходя из квартиры, пинала мою печатную машинку Corona, назло мне надевая перед этим свои, того же цвета, синие туфли на высоком каблуке. И каждый раз я понимал, что стал совсем редко использовал этот архаичный прибор для работы над диссертацией.

И ведь все началось с того, что я решил взять академический отпуск, чтобы собрать материал для своей диссертации, казалось, зависшей и взглянувшей на зрителя как койот Вилли из Looney tunes, зависший над Великим Каньоном. Исследование, посвященное (вы ведь удивитесь?) «семиотике эротического» некогда бодро стартовало, получив утверждение совета кафедры (треть которой была гуманитарна и не чужда разному баловству – некоторые только и мечтали, чтобы забежать к коллегам на вторую базу, не забыв сделать страйк), но весь последний год диссертация издавала жалобный скрип на протяжении своего тормозного пути, пока, наконец, не раздался всхлип и удар ржавых металлических колес о бортик, совпавший с моментом, когда я отклонился от курса – на прошлой неделе вышла моя публикация с предательским заголовком «Постмодернистская литература – от нежной классики до легкой доминации» в журнале «Американская Семиотика».

Мы блуждали по райским садам моих нелепейших снов, а когда я очнусь, между нами уже проляжет мнимая пропасть. У нас даже могла бы быть семья, если бы в тот день я, метафизически выражаясь, не отсосал престарелого зайца.

Мы оба начали чувствовать, что нам как паре оставалось всего каких-нибудь несколько дней. Сначала я начал улавливать едва различимые обертона обиды в ее молчании. Затем зловещие огоньки в ее глазах уже окончательно разожгли факельные огни недоверия.

– Николь, послушай, а как же наше правило «Будь тем человеком, с которым ты хочешь быть вместе»?

Внутренний голос подсказывал мне: Люби или покинь – так всегда в любви. Но ты ведь не хочешь, чтобы сегодня я остался у тебя – если уж на чистоту. Длинным периодом утекала в прошлое замедлившаяся минута. Как запятая, попавшая за горизонт событий и бесконечно долго стремящаяся к черной дыре – бесконечно, или около того, долго.

– … и что, ты ничего не добавишь?

– Я не ждал пока ты закончишь говорить, я слушал тебя, а не обдумывал свой ответ. И теперь я не знаю, что сказать.

– Вот! Об этом я и говорю.

Я и теперь был ослеплен ее чистейшей красотой. Развернувшись и на миг взяв ладонью сатиновую штору – я вспомнил как ее изящные пальцы пахнут снятым лаком, – будто бы на миг отсрочки в стремительном домино любви – она завершила корриду глупых слов, бросив мне «Уходи».

Странно было видеть, как она использует старые клише из романтических киноновелл, чтобы воткнуть в мое сердце стальной кортик. Я выбежал наружу и, словно персонаж Бодлера, погрузился в толпу будто в резервуар электрической энергии.

Наши отношения – это хоррор на двух артистов. Знал ведь, что любовь – игра на поражение. Перед непогрешимостью Венеры я решил сдаваться на максимально почетных условиях. За сияющим окном уютного кафе «Устрица» я видел берег холодного озера. У самого берега плавали лебеди, непрерывно высматривая что-то в воде. Не успел я моргнуть, как туда же слетелись чайки. «Откуда вообще в этом городе чайки?» – я специально вышел в холод наружу, подошел поближе и разглядел в воде маленькую потрепанную тушку голубя.

Я так сильно ему сочувствую, хоть в моем сердце теперь и правит ледниковый период. Похоже, пока другие строили свою жизнь, выбирая из оригинального ассортимента обстановок в процессе своеобразного экзистенциального шопинга, я лишь глядел в психоделический калейдоскоп, мечтая вытянуть из него рубин. Мне остается только ночь. Впереди лишь уходящая во тьму мгла. «Я иду в тебя, ночь!», кричу я и с размаху падаю прямо в ледяную воду.

На следующий день я позвонил Николь. Несколько минут она зачем-то в целом нелепо пересказывала мне беседу с сестрой, а я только и слушал, что звук работающего телевизора, доносящийся из трубки фоном:

– Dow Johns понизился на 15 пунктов, золото стало стоить $1200 за унцию, баррель сырой нефти $66, однако, шаверма на пересечении King George и Бен-Йехуда в Тель-Авиве всегда твердо держится на уровне 3 шекеля и 75 центов.

Потом я дремал, и в блаженстве смотрел, как мы неслись по волнам, светило ослепительное солнце, она играла волосами на ветру. Потом она соблазнительно разваливалась на живот, оттопырив аппетитный задик. Вскоре, я почувствовал как эта девочка – будто влажное неземное существо массирует мои ягодицы своими маленькими грудями, твердыми и мягкими одновременно. Затем существо массировало спину, и после, по моей команде вернулась обратно к ягодицам. Приземлился я уже далеко, в целых девяти временных зонах от сна.

Очнувшись, я никак не мог поверить в ужасность снова начинающегося дня, и что теперь нам не лететь, рассекая волну, на яхте. Минуту пытаюсь понять, где сон, а где реальность. Вот Николь – той повезло – она всегда вооружена, ведь психоанализ – спортивное ориентирование в реальном.

# Макет художника в юности

Всегда возводи то, чем ты занимаешься, в культ. Превозноси никчемных, среди которых ты окажешься лучшим и самым интересным.

Мартин, христианский проповедник и мой галерист.

Искусство – это намордник. Я сам придумал это изречение, но великий Куратор Бен и Великий человек-собака Олег Кулик подтвердили мои слова.

Художник Джейсон Александр.

## I.

Самое время все резюмировать. Николь уговорила меня ввязаться в авантюру, связанную с картотекой ее отца. Первое – мне надо было вернуть саму картотеку. И второе – для этого мне предстояло подружиться с Беном, более известным как Куратор.

Ради содержимого картотеки мы могли, разве что, внедрить меня в «Войну» под видом перспективного художника, подобно полицейским в фильме «Мачо и ботан», внедрившимся в банду школьников-драгдиллеров.

Николь предложила пойти проторенной дорожкой, то есть повторить то, с чего начинали все современные классики – от Джеффа Кунса до Нама Джуна Пайка – заручишись ее связями, прилюдно вытряхнуть мусор из кладовки где-нибудь в залах Музея Современного искусства. Но я отнекивался:

– Для этого не дурно бы иметь за плечами хотя бы диплом Колледжа Искусства и Дизайна Сейнт Мартинс! Не говоря уже о кладовке. И вообще, большинство известных мне настоящих художников поголовно ненавидят как выставки и музеи, так и свою публику, ведь все это нейтрализует мощь их искусства.

Николь уговаривала меня:

– Слушай, есть много историй, согласно которым даже уборщики из придорожных забегаловок становились звездами Армори Шоу, а то и Кунцхале.

Она твердо знала, что способна меня уговорить, ни минуты не сомневалась.

– Если не хочешь мусорить, то можно сделать как Кателлан – изобразить, что объедки и мусор из кладовки здесь только были, но их – понимаешь – украли! Оставить тут и там грязные следы военных ботинок, какие носит Гарри Галонян, и спустить из окна веревку из простыней.

Прошла минута, за ней проковыляла другая.

– То есть ты совершенно не видишь проблемы в том, что современные художники генерируют объекты искусства как бобры плотину?, – вопрошал я. – С другой стороны, современное искусство посвящено современности, а сегодня она может быть только здесь – на Манхеттене.

– Мне казалось, в этом возрасте тебя уже окончательно перестало интересовать какое-либо внимание к подлинности.

Так эта идея к вечеру прописалась в наших сердцах и, казалась, уже сформировала всю нашу последующую жизнь. Однако я вовремя догадался, что вскоре словосочетание «наша жизнь» канет от нас вникуда как устаревшее понятие.

После первой моей полноценной работы, Николь, что называется, вымашнила для меня интервью в журнале Гараж: «Художник Джейсон Александр рассказал читателям журнала Garage о своих любимых местах силы мирового современного искусства» Я перечислял в ней якобы святые для меня места в NY и в мире. Не прошло и месяца, а я уже сочинил себе творческую биографию и этим запустил неумолимую машину искусствоведческих спекуляций с легкой руки World Art Review и «Гаража».

Через пару месяцев я узнаю, что Медиа, освящающие творчество художника-новобранца, подбираются в зависимости от суммы. Суммы, полученной в задаток или в кредит, и выданный на изготовление данного художественного произведения. Да-да, не удивляйтесь: художественная практика встроена в систему кредитования.

Благодаря Мартину и «Ассоциации Голоса Методистов» моя первая выставка теперь считалась локальным фурором. Ходили слухи, что та работает последнии дни, балансируя на грани закрытия городскими властями. Закрытие же сыграло бы нам только на руку. Ведь, единственную выставку, например, Модильяни полиция запретила за «развратные картинки». «Крылатый спутник жалок на земле», – часто говорил он о себе, цитируя Бодлера. Затем, Модильяни сближается с поэтом Жаном Кокто, часами говорит об искусстве с писателями и художниками в знаменитом кафе «Ротонда». И «списывает» у мэтров: подражает то Пикассо, то Сезанну, то Тулуз-Лотреку.

Когда наш Джейсон размышляет с работ в каком жанре начать, он сразу отметает фотографию: Тиражная фотография – мечта любителя посмотреть в стену. В действительности, все что меня интересует в плане искусства – это потайная красота жизни. Помню, как разглядывал выставку Хорст П. Хорст «Чародей света». Эта вдохновленная фотографиями Брассая коллекция до сих пор вызывает очень неоднозначную реакцию. Да, сегодня еще живы пионеры некоторых классических направлений цветной фотографии, такие как 66-летний Стивен Шор, знаменитый, благодаря съемкам той обыденной американской жизни, которой как раз сегодня уже не существует.

Или вот взять Генри Мура. О нем он читал на сайте E-flux. Крайне изящны его деревянные скульптуры, отшлифованные и отполированные, их обтекаемые силуэты не напоминают ни что иное, кроме себя. В них сияют деревянные лунки некогда срезанных сучьев, интересно преломляющие текстуру дубовой кроны.

Стоит обратить внимание на игры. В пространстве компьютерных игр, -продолжал рассуждать я, – в наши дни могут сбыться даже самые изощренные фантазии как писателей, так и торчков, а реалии жизни таковы, что эти понятия – не всегда взаимоисключающие.

И что вообще делает современное искусство таким чересчур Современным? Иногда через плотную маску его концептуальных игр действительно пробиваются мощные обертона болезненной одержимости и желания смерти… Впрочем, Джей с детства был человеком строптивым, но всегда придерживался презумпции величия и красоты всего, что называют искусством.

Устав от бесконечных бесплодных исканий, я решил упрямо создать нечто, что уж выйдет. В ту далекую ночь я проснулся в 4 утра и, весь в мурашках, слушал Стравинского в перемешку с тяжелой музыкой – чтобы не считать подаренные судьбой обстоятельства сном или дешевой галлюцинацией. И сейчас я отложил в сторону наушники, открыл макбук и записал пометку на будущее. Пусть сам случай выберет жанр.

Сначала Джейсон пытается создавать живописные произведения на основе фотографий, витиеватыми тропами связанных с его личными воспоминаниями. Он не особо-то задумывался о том, кому из творцов прошлого он обязан данной художественной техникой, по его мнению, он делает это по праву – в наше время кто ей только не пользовался.

Ради порядка я завел себе ничего не значащий блог-визитку, какие раньше создавал для кафедры. Я вставил в код сайта метрический компонент, позволивший мне с улыбкой наблюдать, как посетители, не добравшись до миниатюр, составляющих мое портфолио, водят по экрану курсором мыши, упрямо останавливаясь на словах приветствия и исполняя вокруг них круговой танец курсором.

## Мастерская, Пинк

Когда пришло время арендовать мою первую мастерскую, способную стать и моим первым выставочным пространством, я вспомнил о том, что после завершения академических каникул мне придется вновь вернуться в университет.

Мне уже не хотелось завоевывать академический авторитет или конкурировать за гранты, равно как и развенчивать свою проф. непригодность, выраженную в недостатке публикаций, поэтому оставшиеся шесть месяцев я не отказался бы побыть в шкуре богемного художника.

Памятуя о завышенной ежемесячной плате за приемную Николь, мы совместно подобрали несколько доступных вариантов, воспользовавшись услугами сайта Rent-a-tent. В конце-концов нам удалось снять несколько просторных помещений городского кондоминимума в Восточном Манхеттене. В «Отделе по работе с действующими арендаторами» на входе играла музыка детской радиостанции «Песенки для дельфинов» и сидела девушка с голубыми как у персонажа японского мультика волосами, которая сначала несколько минут отвечала на наши вопросы, не поднимая взгляда от спрятанного за стойкой экрана.

– Вы не подскажете, здесь ли сдается мастерская? – поинтересовалась Николь.

Тут девушка стремительно зажурчала кнопками клавиатуры. Будущая мастерская оказалась небольшой частью заброшенного склада, так что странно было встретить у проходной цветастую Пинки.

На поверку кондоминимум оказался собственностью ее родителей, которых она проклинала за необходимость просиживать здесь платье в то время, когда можно было… впрочем, смирение ее было достаточно выраженным, чтобы понять, что похоже у нее сейчас не было иных перспектив. Я перегнулся через стойку, чтобы понять, кому же мы столь сокрушительно проигрываем в конкуренции за ее внимание. Монитор был выключен. Девушка подняла глаза и улыбнулась. Так мы познакомились с Пинк.

# КРУПНЫЙ ПЛАН: Пинк Панк Космо

Прозвали ее так в честь одного коктейля в TGI Friday’s – Пинк Панк Космо: 2 унции водки SKYY, 1 унция клюквенного сока, 1 унция – ананасного, мешочек сахарной ваты (обязательно розовой), 1 бокал мартини. Ваты можно класть больше.

По своей субкультурной принадлежности Пинки была сипанком. Движение последних зародилось в tumbler с подачи очаровательного зеленоволосого француза, известного как Ultrademon, и было построено на эстетике морского дна. Дельфинчики, русалки, 8-битная музыка из подводных игровых сцен, и, как сейчас принято выражаться, «вот это вот все».

СТРЕМИТЕЛЬНАЯ ОЧЕРЕДЬ ИЗ БЕСПЛАТНЫХ ФОТОИЛЛЮСТРАЦИЙ: Для ее облика характерны стили Chic Casual, Gothic, It-Girls Style и использование неона и синего цветов в макияже и интерьере. Часто выражается милыми фразами из социальных сетей в стиле: Ничего, перевернется и на нашей улице грузовик с мотивацией.

ВНОВЬ КРУПНЫЙ ПЛАН: Пинк Панк Космо

Взглянем на нее еще раз. Поверх ее майки-алкоголички цвета зеленого чая было пришвартовано того же цвета нечто детское, оттороченное металическими зубцами молний. Из всего этого выглядывала девичья шея, уверенно державшая ее неглупую подростковую головушку с крайне интересной прической. С боков волосы были острижены коротко, а сверху и по центру, казалось, замерла изящно растрепанная волна розовых волос. Волосы ее были шикарны даже в этой угловатой хипстерской прическе. Бледное лицо и очки в тонкой желто-черной, текстурированной под пантеру оправе, с вставленными в них гигантскими линзами ей превосходно подходили и вскрывали легкое прикосновение руки стилиста в ее образе. Розовый Космос взглянула на меня слегка прищурившись, в чем я мгновенно прочел игривое недоверие:

– Ты сегодня Похож на античное существо, Джей, ну или на мутанта из «Кремастера» Мэтью Барни – и это совершенно не комплимент, зайка.

Джейсон в таких случаях никогда не терялся и дерзко выпалил:

– На себя посмотри, Пинки. Заводы стоят, одни хипстеры в стране!

Наш «Отдел по работе с действующими арендаторами» сначала лишь пыталась просто выполнять свои обязанности, но уже вскоре она полноценно взяла мою художественную карьеру под свой неусыпный контроль.

# Куратор

Мы решили, что самым простым способом внедриться в Войну можно считать знакомство с Беном, прикинувшись «подающим надежды начинающим художником». Однако врать я никому не хотел, да и прикидываться тоже, поэтому решено было не прикидываться, а, действительно, стать им.

Накануне знакомства с этим Цукербергом современного искусства (тм) у нас состоялась такая беседа с Николь:

– У тебя есть его номер? Погуглить «Куратор» в телефонной книге?

– Хочешь связаться с ним? Тогда просто запишись к нему на стрижку.

– Что, я тебя не понял. Ведь он же скрывается?

– Да, и поэтому он работает парикхмахером.

Накануне встречи, Джей становится почти-искусствоведом, проведя сутки в приложении от Google. Я, действительно, провел почти целые сутки в мобильном приложении-каталоге произведений искусства от гугл, лишь изредко отрываясь для бытовых прихотей, после чего сразу почувствовал себя без пяти минут состоявшимся искусствоведом поистинне Рескиновского масштаба. Напомним, что Google Art Project стартовал в 2011 году, объединив на крупнейшей интернет-платформе 184 музея и более 35 000 произведений искусства.

Рядом с интересующим меня старым домом повсюду нежились голуби – эти городские крысы, которых никто не любит. Среди них были сразу заметны нахохлившиеся крысиные короли. О чем размышляет местный голубь? Наверное, о довольно мрачных – и очень скандинавских – темах: глупости, безразличии, смерти. Шаркающей ногой голубей флагматично разогнал какой-то бедолага в рванье.

КРУПНЫЙ ПЛАН: Бездомный

Люди думают, что я собираю из мусорных баков очистки, да тем и живу. На самом деле моя жизнь состоит из боли и сна, сквозь который проникает боль. Я слоняюсь по городу с язвами, которые не затихают, поэтому я сижу на всем, что мне доступно из анестезирующих препаратов – алкоголе и сне. Ведь даже ксанакс для нас теперь – лишь по рецепту.

Окружной суд приговорил Бена к общественным работам под прикрытием, и Бен выбрал самую законспирированную. Парикхмахерская была так скудна, что мне, коренному нью-йоркцу в первом поколении это задевало за струну альта, натягивало во мне жилу забытой симпатии к Ред-Хуку. Странно было подумать, что Бен работает здесь парикхмахером, скрываясь от преследования. При всем этом, пребывая здесь, он, вдобавок, тайно исполняет роль главаря арт-мафии, совсем как Роберт Флетчер во время отсидки в двухтысячные. Журнал Forbes, например, давно включил Куратора в список самых теневых миллиардеров.

Я шел к нему с ощутимым трепетом. Таинственная атмосфера его личности всегда обгоняла его непосредственное присутствие, где бы он ни собирался появиться.

Волшебство иногда встречается и в парикхмахерских. Человек с миллиардным состоянием, полученным благодаря форсированным инвестициям в контемпорари-артный ширпотреб и большим кампаниям по раскрутке художников, музеев и галерей. Кроме того, на весь мир известна деятельность «Единственного Фонда Рескина», легального альтер-эго некоего Бена Блейка, которого остальные давно знают лишь по прозвищу – Куратор.

Прозвище это Бен получил еще во времена своей принадлежности к байк-движению, оно отражало его отстраненную роль и отношение к цепи поставок запрещенных веществ и полуфабрикатов кокаина. Как это ни странно, Бен, со временем, и впрямь, приобрел склонность к такого рода организации художественных сообществ.

Куратор, похоже, свершил тот революционный финт ушами, после которого кураторство, обычно воспринимаемое как нечто спрятанное от глаз публики, третьестепенное и не играющее особой ценности, в глазах художественного сообщества вышло на первый план восприятия. С его подачи кураторы впервые сделались очень важными птицами, их начали называть «художниками», которые используют настоящих художников только в качестве «красок» в своих полотнах. Правда, вскоре он пойдет дальше и начнет творить сами «краски».

Куратору в Ангелах приходилось придерживаться сугубо бедного языка, состоящего из четких как могильный заголовок выражений, и поэтому он изголодался даже по минимальной интеллектуальной сложности, ему не терпелось вербально расцвести. Перейти к чему-то более высокому в пирамиде эстетических суждений.

В новом общественном классе ответственных за культурную сферу – музейщиков, аукционистов, галеристов, коллекционеров, госслужащих, связанных с культурой, кураторов и искусствоведов он чувствовал себя как рыба в подслащенной запрещенным порошком воде.

В парикхмахерской всюду по стенам висели небольшие полочки со стоящими на них пахнущими хвойным лесом кремами для бороды и глиной для стайлинга волос. Парикхмахерская Hairy Issues была мужской. Кресла из уверенной винтажной кожи иррационально подкрепляли мое содрогнувшееся сердце частицей веры в себя.

Отреагировав на трезвон дверной канарейки, ко мне обернулся крупный мужчина в старом фартуке и с кругловатым, но волевым лицом, окаймленным бородкой, которому защитные очки пойдут куда больше, чем очки в квадратной ретро-оправе. В руках его были тонкие ножницы и головка пушистого блондина, сидящего в кресле.

Я прокашлялся перед тем, как, наконец, озвучить кодовою фразу, присланную мне накануне в sms:

– «Оксфорды…, но не броги»?

– Да брось ты, Николь пошутила – я сразу понял, что это вы, Джейсон.

Лично я оценил бы его массу фунтов эдак за 240, доведись ему выступать в состязаниях по бодибилдингу, то он был бы допущен только к абсолютной категории, соревнуясь с монстрами-тяжеловесами.