скачать книгу бесплатно
Большую часть клиентов она получала от отца – чаще всего, они были широко известными личностями в киноиндустрии – актерами в самом зените славы, однако уже робко ожидающими ее заката, режиссерами-трудоголиками прямиком с голливудских холмов, почему-то ни одного сценариста – здесь видимо все было слишком запущено – и особенно часто в ее кабинете появлялись продюсеры и агенты.
Каждый четверг в 16:30 к ней приходил Вуди Аллен. Честное слово, я, не раз случалось, заставал старика выходящим из кабинета Николь, сидя на кожанном диване цвета жженого сахара в приемной. После меня хаживал какой-то дедок, одевающийся почти как Том Вулф – в белоснежные ретро-костюмы, лакированные туфли, носил классическую шляпу-федору и все такое. Но либо график его посещений менялся, либо он сам частенько опаздывал, так как встречались мы изредка. Однажды я мягко поинтересовался на тему опрятного джентельмена в беседе с ней, и Николь призналась, что это Том Вулф и был, но приходит он на сеансы только в исключительных случаях и тогда, когда ему вздумается. Том – друг семьи и по просьбе отца Николь держит это временной отрезок для их старого приятеля, придумавшего «Новую журналистику».
Сегодня был как раз четверг, надвигался наш психоаналитический для Николь и поистине эротоманский для меня сеанс, и я выходил из себя от желания чем-то поддеть своего изящного психоаналитика. За час до сеанса я сходил в тренажерный зал, где пятнадцать минут пытался справиться с беговой дорожкой, но она не переставала проскальзывать под моими ногами, пока какой-то местный фитнесс-инструктор не сжалился надо мной и не сказал, что я имею дело с функциональным эллиптическим тренажером («эпилептическим?», переспросил я), имитирующим доску для серфинга в сильную непогоду, на нем не бегают, а смешно балансируют собственным весом. Мне не захотелось выступать местным клоуном. Тем более, что тренажер явно подкарауливало силиконовое посмешище с аппетитными надувными шарами.
Я находил высокую и стройную Николь похожей на очень молодую Шарлотту Рэмплинг, английскую актрису и жену Жана-Мишеля Жарра. Чтобы вы поняли меня лучше – ту самую, что сыграла главную роль в фильме «Ночной портье», повествующем о садо-мазохистской связи между бывшим охранником концентрационного лагеря и его сверхсексуальной заключенной.
«Николь, ласточка – моя ты невыдуманная королева, наверняка ты до сих пор прячешь сокрушительную боль под спокойной вуалью. Или хотя бы носишь какую-нибудь достойную травму, относящуюся к фрейдистской проблематике», снова подумал я с ранее несвойственной мне нежностью.
Замечу, что я, как молодой и внешне привлекательный профессор, никогда, между прочим, не брезговал тем, чтобы тайно приударить за какой-нибудь особенно привлекательной своей студенткой. Благо, особенно сильно они и не сопротивлялись, даже наоборот – всячески гребли к женскому эльдорадо – мечте о счастливом браке, едва распознав его течение. Я и сейчас считаю, что завести девушку с магистерской степенью по литературоведению – это неплохо.
Для начала я выяснил, как выглядит верная литературная дева. Идеально. Ею оказалась проверенная временем, то есть двумя триместрами, моя подопечная и читательница Йена Макьюэна. У нее была моя любимая прическа – шелковые, закрывшие скулы, волосы шатенки убраны в каре до подбородка, рост выше среднего, усредненное телосложение. Я давно заметил, что есть что-то милое и сексуальное в этих ухоженных, похожих на слегка уравновешенных в телесных пропорциях барби.
Как выглядит любительница Джонатана Сафрана Фоера я знал уже давно – в отличие от его книжек, с ней у меня бы точно не получилось ни ветренного флирта, ни увлекательного романа – ничего. Всегда расспрашивал девушек, какие современные писатели им нравятся… Она пересказывает мне роман «написанный вокруг немецкой ракеты ФАУ», пока я везу ее поплавать со мной в бассейне, иной раз попутно в телефоне договариваясь с анимешницей-незнакомкой о свидании.
Вскоре после нашего знакомства, я начал подозревать, что у нее не только все в порядке с фигурой, но и с головой. Модель-интеллектуалка Николь призналась мне, что никогда не отрекалась от коммунистических ориентаций. Коммунизм сегодня в моде – в высокой и вульгарной его версиях одновременно. Хотите верьте или нет, но я сам слышал как с ее подачи подиумные чертовки с бесконечно длящимися ногами на пред-показном макияже увлеченно пересказывают друг-другу в гримерке «Почему Маркс был прав» Терри Иглтона.
Такова Николь – покидаешь эту женщину на несколько часов, а по возвращении находишь совсем другую женщину, почти незнакомку. Даром, что она почему-то сначала то и дело в шутку спрашивала «Скажите, мы вообще знакомы?». Она сложная, действительно разносторонняя, непредсказуемая фантазерка. Я представил себе, как у нее меняется настроение и выражение глаз, сменяются платья и все эти маленькие забавные шляпки, которые она умеет носить с таким шиком; меняются макияж, прическа и, кажется, даже слегка – цвет волос. Сегодня она маленькая девочка-яппи, а завтра – великосветская манекенщица, она, должно быть, то сентиментальна, то игриво проказлива как уличный мальчишка.
Проблема была в том, что Николь уже все обо мне знала. Знала о моей эротомании и даже знала детали о нескольких снятых мной роликах. Сомневаюсь, но могла она и найти их в интернете, я не долго держался и назвал даже ресурс, на котором их публиковал – ИксХомяк точка ком. И вот в конце очередного сеанса, в ходе которого я привычно два раза чуть не уснул и один раз чуть не разрыдался, я решил немного свернуть с рельс привычного прощупывания атмосферы между нами.
– Николь, слушай, а можешь свести меня со своим отцом?
– Ну, если ты сам не против… Я, знаешь, и сама все никак не решалась предложить тебе. Он сейчас ищет человека в команду, и это как раз по твоей части. Они снимают какой-то эротический ролик.
Чтобы сблизиться с ней, я притворился, что хочу познакомиться с ее знаменитым папашей – Джулианом Вендерсом. Я не очень-то и жаждал знакомиться с ее родственниками, однако это позволило бы мне в некотором роде стать частью ее блаженной семейки. Узнать ее отца, заглянуть в его мужественные глаза – здесь мой читатель, наверняка, подумал, что это самое гейское, что он когда-либо встречал, несмотря на гигабайты просмотренного гей-порно – может быть, даже перенять пару-тройку харизматических привычек манер. Стать чуть больше похожим на ее отца. Кто знает, может быть и на психоаналитиков распространяются эти фрейдистсткие штучки.
Надо сказать, что на киноплощадке режиссер Джулиан даже вышагивал вперед как кинематографист, пытающийся понять и прочувствовать походку, например, Богарта. Все его мировопросприятие было выстроено согласно кинодиегезе.
Последний фильм Джулиана «Навязчивое танго» маскировался под главный тренд кинематографа ужасов последнего времени, будучи построенном вокруг, на самом деле, крайне консервативного сюжета. Кинофильм этот представлял из себя, скорее, аттракцион, предлагавший оказаться в шкуре неприглядного инопланетного монстра. Нет, мы говорим неприглядного, а не похожего на Скарлетт Йоханнсон.
В тот день на студии снимали клип на новую песню Рианны, поэтому на съемочной площадке Джулиана я наблюдал характерные для современной клиповой индустрии сцены:
Девушка по правую руку делала карандашный набросок изображенных лицом к лицу персонажей одного из бесчисленных азиатских файтингов. Все чаще мелькающие на Youtube японские игры-файтинги, разыгривающиеся без игрока – лучшее геймплейное изобретение начала третьего тысячелетия. Две нимфетки-бойца, раздетые до кружевного нижнего белья сражаются не на жизнь, а на смерть, нанося друг-дружке художественные увечья, от которых их виртуальные тельца становятся лишь сексуальней.
После короткого разговора за кружкой дрянного кофе из бумажных стаканчиков отец Николь – прославленный мэтр арт-хауса, как бы извиняясь за увиденное мной на площадке, добавил:
– В кино все очень жестко. Если ты не можешь поступиться сегодня своей гордыней, завтра у тебя не останется клиентов: они уйдут к тому, кто сможет обеспечить им лучшие связи.
Ко всему этому, Джулиан поведал мне и о своем приятеле – архитекторе Поусоне:
– Чтобы ты лучше представлял себе, мне следует кое-что пояснить: Дело в том, что Фредерик человек определенного склада – он Человек Метода. Он впитал христианский пиетет и отношение к жизни с материнским молоком. Он благодарен Господу за то, что имеет, и поэтому все, что он создает – он создает ему во славу. По крайней мере, сам он не раз утверждал это в интервью.
# Вернувшись домой
В конце-концов, поужинав едой из доставки, я заснул под один из целой серии коротких фильмов с кулинарными поездками шеф-повара Джейми Оливера, и сквозь его свернувшиеся в комок неразборчивые звуки и телевизионные мелодии мне приснилось, как усатые мужчины, прознав, что я тоже пекарь, торжественно принимают меня в рыцари пекарского братства Кростилот.
– Брат Джейми Оливер, вас ведь зовут месье Джейми Оливер? Вы согласны что Кростило – так братство во сне называет свой хлеб – велик и бессмертен?
– Да, месье.
– Именем Папы Жана ле Корсена, а так же королей Франции и Представителей Республики, я нарекаю Вас почетным именем Рыцаря братства Кростилот.
В том же сюжете ваш герой – покорный Джейсон охотился на дикого кабана, поэтому во сне мне тоже пришлось поучаствовать в съемке постановочных кадров, на которых кабанчика убивают и охотники дают ему уморительную дань уважения, трубя веселую мелодию над тушей.
Кто бы знал, что однажды мне доведется оказаться в рядах подобного братства наяву, с той лишь разницей, что вместо хлеба в нем производят джем и другие заготовки. Во сне хлеб почему-то показался мне безвкусным как резина или, если угодно, как безразличные ароматы английской марки Clear «запах дождя» или «запах свежепостиранной футболки», специально разработанные таковыми. Но запах его я запомню надолго, ведь он отчетливо пах пармезаном.
Проснулся я, меж тем, ближе к полудню где-то в окрестностях подушки, мягкого одеяла и пиццы с тройным сыром. Пицца смерти, мы едим ее, едим ее и утром и днем, и вечером тоже едим.
Умывшись, я чуть не запнулся о полуголых манекенщиц в старых, увы, номерах «Vogue», что стопками хранятся у меня там же, в уборной. Вы только посмотрите на этот пижамный галстук! Спокойней, я еще не решил, кем я буду в этом романе. Вскоре, утреннюю дрему удалось стряхнуть, и от этого у меня появилась смутная вера в то, что на скрытом от взгляда уровне собственной души я все еще Вера, Разум и Чувства.
Почистив зубы, я задаю вопрос смотрящему мне в глаза отражению:
– Окей, Гугл, что день грядущий нам готовит? Так, хорошо – три-четыре, – я разминаю пальцы и дергаю вниз мочки ушей. Пифагор, Эпикур, Сократ, Платон – мои факелы, Христос – мой дневной свет. Дерзну бросить вызов Юпитеру как Аякс, стать равным Марсу как Ахилл.
Но сначала заварю Бурунди.
Утопия современности – быть на снимках Vogue. Но еще важней – спать с теми, кто на этих снимках изображен. Буквально: забываться в юной, но уже блестящей от трепета Утопии. И, желательно, каждый день в разной. Не просто для разнообразия, но больше из тщеславия.
Пора быть Celebrity, ведь «достаточно страдать, чтобы петь». Америка – страна утопий, сегодняшняя родина историй про Золушку. Кинохиты «Красотка», «Ноттинг Хилл» построены на ней, да и «Пятьдесят оттенков серого» – не исключение. Вскоре я проснусь в мире богатых и знаменитых. Я читал об этом в романах, но сам попробую впервые, и пойму, что быть селебом – значит войти в число победителей забега по пересеченной местности, если под местностью понимать ад современной жизни.
Вот вам история болезненного превращения одной маленькой утопии одного вашего покорного нолика, одиноко преподававшего семиотику в университете NY в реальность, переоткрытия мной Потерянного Рая. Для того, чтобы вернуть себе потерянный рай, с христианской точки зрения мне, конечно, необходим Судный день, в который меня встретят все наши Свидетели. Но на деле для того, чтобы лицезреть отблески рая достаточно загрузить на свой компьютер какой-нибудь ролик или придти на модный показ. Модные показы – тоже модели Утопии, они так прекрасны, что я перед ними становлюсь просто бессилен.
Что же касается ролика, то я закончил монтировать его только что, на нем запечатлена мой знакомая Акито. В прозрачном, словно черная таинственная вуаль халате, широком, стягивающем нежную талию на манер корсета лаковом поясе, стилизованном воротничке, в форменной фуражке и белоснежных перчатках, эта женщина как будто создана для исполнения самых щекотливых фантазий, никогда на станущих откровенными.
Спасибо Хансу-Вильгельму Ульрихту за наше счастливое детство. Он не просто сформировал наши вкусы, он всегда был нашим эстетическим спутником, одним словом – курировал. Для того, чтобы получить такую власть, мало обладать высоким интеллектом, надо иметь яйца, которых у хипстеров, пожалуй, нет. Вечный хипстер – этот современное проявление вечного жида Агасфера. Впрочем, cтрока «Джейсон Александр – художник – хипстер, у него есть и воля и знания, и интеллект, и страсть. Но страсть он утрачивает, в интеллекте и знаниях разочаровывается из—за чего, в конце-концов, и вынужден бежать от мира» в моей биографии из Art Bulletin меня вполне устраивала.
# II
В первой части сеанса психоаналитик обычно только слушает, делая пометки в блокнот и постепенно начинает задавать наводящие или интересующие лично его вопросы. Отмечу, что одевалась она в casual, дабы не вызывать каких-либо способных отвлечь от хода собственных мыслей ассоциаций с офисом. Слово за слово, и, постепенно, мы вновь возвращались на привычные рельсы моих секскапад {sexcapades}:
– Не думала, что ты из тех, кто подглядывает в пляжной кабинке или заглядывает таким как я под юбку в книжных магазинах, —
Ответила она, вращая в руках красную кепку с надписью «Южная волна».
Выражение «Собрать материал», пожалуй, и, впрямь, звучало так, будто речь идет о донорстве в банке спермы… Я сглотнул слюну от вишневой Hubba Bubba.
– Ну, да, наверное, непросто представить себе профессора, совершающего подобные эротоманские исследования. – Сам-то я в душе видел себя реализующим эти эротоманские исследования под видом «концептуальной работы», «творческим исследованием семиотики эротического» или другой чепухи, формулируемой для распиливания грантов.
Иногда мы с Николь переходили к наукообразному обсуждению моих увлечений:
– Дело в том, что порнография вызывает стыд у каждого. Стыд – это социально чувство, непобедимое орудие конформизма. Мы испытываем его только под взглядом других людей. Из—за их слов, взглядов, мнений мы чувствуем, что совершили что-то нелепое, неприличное, недостойное. И это настолько болезненно, что мы склонны подчиниться, лишь бы перестать испытывать стыд. Культуры стыда легко развиваются в сторону тоталитаризма, тогда как демократические культуры позволяют людям выражать себя так, как им хочется, не оглядываясь на других.
– Я согласна с тобой в том, что стыд всегда регулирует все наши отношения с обществом…
Теперь она нажимала на кнопку ремешка, регулирующего ширину кепки.
– …Оказавшись в плену стандарта, человек попадает в ситуацию невозможности реализовать себя и свою сексуальность.
– Во время постельных сцен в детстве родители говорили – закрой глаза или накройся одеялом, иногда – отвернись. Но не скрывали от нас – детей такие фильмы, потому что всем ведь, в конце-концов, было интересно, что произойдет с Терминатором дальше.
Николь уже становилось понятно, что я болезненно увлечен этой темой, а я продолжал:
– При всем этом, в конвеерно смонтированном и профессионально изготовленном ролике всегда скрыто нечто от далекой утопии, дающей стимул литературе и жизнь всему искусству вообще: мы держим в голове пленительный образ отчаянно стонущей, измученной длительным, хорошо темперированным диетическим голодом нимфы с микроскопической грудью, мечтая застать этот образ в сексе, впоследствие неизменно остающимся обыденным. Томас Мор придумал город солнца, Фурье мечтал о рабочем фаланстере, Рудольф Штайнер пропитал своей социальной философией умы населяющих кибуцы поселенцев Израиля, став неотъемлемой солью и напитав смыслом их строительство.
Я, меж тем, продолжал:
– Герои порнофильмов, разыгрывая свои незамысловатые роли, все еще носят с собой последние классовые маркеры, но эти маркеры уже совершенно не имеют значения для них самих и более не препятствуют индивидам доставлять друг другу удовольствие.
– Продолжайте.
– Давай-ка по-порядку. Мы ищем в бытовом сексе наш личный маленький фантазм, пленительную утопическую частицу, становящуюся для нас персональной эмблемой секса. Дай мне секундочку…. но ведь если мы открыли в себе, скажем, фетиш, это еще не значит, что мы нашли то, что искали – скорее ощутимо приблизились к недосягаемому объекту своего желания. Так же и с Утопией – ее нигде не существует (буквально с греческого «место, которого нет») и она не даст того, что обещает.
Время нашего сеанса подходило к концу, что заставило ее сделать перепад в нашем разговоре, еще и переиграв тем самым противника на его же поле:
– Вообщем, порноиндустрия не мать Тереза: ей плевать, счастлив ли ты, доволен ли своей сексуальной жизнью – просто скачивай и наслаждайся.
## Проповедник Мартин
Первую свою выставку я организовал не без помощи знакомого проповедника-методиста, который привел посетителей, а верней будет сказать посетительниц, потому что все они были переодетыми в обычную одежду монашками – на мою выставку, и помог обильно снабдить каталог библейскими цитатами. Что касается библейских отсылок, сначала я был против, но когда Мартин дал понять, что он участвует в этом не столько по дружбе, но дабы нести Благую весть, я вынужден был согласиться. В то же время, Николь и обитающие в Лондоне ценители искусства, что удивительно, находили в этом некий поклон традиции и, чуть ли, не особый эстетический шарм, опутывающий мои чересчур нигилистические работы.
Перед этим я, конечно, отправил портфолио в пять-шесть галерей, но так и не получил ни единого ответа, ни единой строчки. Я написал с десяток личных писем кураторам, вскользь упоминая с трудом найденные мной обстоятельства их жизни, обнаруженные в итоге двухнедельного изучения всего, что было известно об их биографии. Но и это не помогло.
Фотографии с толпой статисток должны были подогреть ажиотаж по поводу анонсов выставки в интернете, поэтому одна из них без остановки щелкала нас на цифровую камеру.
Пухлая хипстерша забралась на высокую подставку, в это время ее фотографировала маленькая творческая задира в насильно удерживаюшем свет бордовом свитере. Социологи еще ни один год будут ломать голову над вопросом «Почему девушки в теле обожают выставки Джейсона Александра?».
Проповедник Мартин, их непререкаемый духовный авторитет, и стал моим первым галеристом. И нельзя было придумать человека, больше подходящего для связей с искуствоведческой общественностью, чем настоящий религиозный фанатик. Рассказывая о моих работах, Мартин не моргал и произносил речи так страстно, что у слушателей закрадывалась мысль о том, что для них посещение галереи может плохо закончится.
Наше с Мартином знакомство произошло примерно так. Мы приехали вместе с Джулианом на открытие инсталляции «Перспективы», на которую тот был приглашен лично его другом – архитектором Фредериком Поусоном. Мы прилетели на пару дней раньше, – Джулиан планировал провести в Лондоне ряд деловых встреч с местными кинокомпаниями – Bottle Yard и Longcross Studios. Поэтому два дня я был предоставлен сам себе. Я решил прогуляться в районе Чаринг-Кросс. Перекресток главных улиц Вестминстера в тот день не впечатлил меня, и я продолжил прогулку.
Недалеко от перехода через Abbey Road, как раз там, где фотографировались для корешка пластинки одетые с иголочки Beatles, Джейсон услышал пение, девчонки пели в унисон. Они пели профессионально поставленными юными голосами в мало подходящем месте, и поэтому казались двумя ангелическими министрелями. Когда он приблизился, то увидел одну из девушек, – ту, что стояла лицом, она оказалась подростком-блондинкой в кожаной косухе и с бесцельно дымящей в руке сигаретой.
«Крылатые качели летят, летят, летят».
Знаю я подобных девченок, они берут сразу по десять автографов у рок-звезд, допустим, гитариста Ингви Малмстина перед концертом, чтобы сразу после этого продать их тем, кто не успел к раздаче. И все же Джейсона взволновало сладкозвучное пение сирен, рассказывающее о повествовательном многообразии мира.
Я подал одному бедняку, в ответ на что ко мне подошел другой. Я сообщил ему, что подал его коллеге, подбежал третий – и третьему я не отказал в помощи, подбежал четвертый, но и он не был разочарован. Жизнь изначально зла и трагична, здесь же, на перекрестке приятно было встретить двух добрых существ, но едва я соблазнился их пением, как оно прекратилось – только что они, переглянувшись, посмотрели на десяток собравшихся слушателей и прекратили петь, расступились и между ними встал лысеющий мужчина в безликом и хорошо сидящем костюме.
– «Господь наш не задерживается, он просто не думает о времени…
Похоже, любые его слова должны были под камуфляжем первых впечатлений контрабандой врезаться в память с верным рассчетом на то, чтобы кардинально изменять вашу жизнь. Будто функция с обновлениями на mac, которые можно отложить, кликнув «Напомнить позже, через час / сутки / год». Джейсон так и не понял, почему мы не думаем о времени, – когда лично он о нем, практически, не забывает.
– «Господь наш не задерживается, он просто не думает о времени.
Мессия придет к нам со своими ангелами…».
С другой стороны, он ведь прав, Господь настолько не думает о времени, что не вылазит из мягкого кресла с пилкой для ногтей по пустякам вроде Холокоста.
Вас возмущают мои слова? Но ведь согласитесь – скучно быть Богом, постоянно приходится отлучаться то за одноразовыми салфетками, то за свежей пилкой для ногтей, пока в мире творятся всякие пустяки – война на востоке Украины или, например, апартеид. Почему у Бога всегда дела не спорятся? «Деньги мне нужны были еще год назад, а кредит мне дали только в этом». Теперь я понимаю, почему в ешиве ученики на полном серьезе обсуждают с раввином КПД Бога. Да уж, в иудаизме, действительно, на каждую запятую найдешь два тома Талмуда.
В теологии, действительно, существует проблематика сакрального времени: один из моих друзей в студенческие годы написал академическую статью по теологии с титулом «Ответ на вопрос: Задерживается ли Мошиах?». Между тем, проповедь со страстно расставленными акцентами не замедлялась и не прерывалась ни на секунду.
– …он придет со своими ангелами, пускай, вы и думаете о времени… не думайте о времени, потому что Мессия никогда не задерживается!…
После этих слов несколько все еще стоявших здесь зевак, слушавших до того девушек, сориентировались и начали расходится. Я же подумал, что достаточно с меня уже этих «Ангелов». Он говорил через свернутый в трубочку книжный том Библии громко и размеренно.
– …вы думаете, что о ваших грехах никто не вспомнит, что они будут учтены… – теперь он не обращался ни к кому, и, похоже, никто из прохожих ему не внимал.
Я постоял еще минут десять рядом, слушая как он изливается хорошо накатанным красноречием.
– … Как Иисус сказал, всякое дерево, не приносящее доброго плода…
Я знал, что речь проповедников часто должна быть непрерывна и не предполагает возможности остановки, помарки или запинки, любого мыслительного препятствия, даже на пару секунд откладывающего коммуникацию.
В отличие от его агрессивного речевого поведения, казалось, принуждающих каждого вписаться во всеобщую кальку счастья, опосредованно связанного с христианским спасением души, и нацеленного на прозелитические цели, речь моего собственного отца – аббата Федора была тихим голосом святости, брошенным в чистом поле. Дело спасения – для меня всегда было делом добровольным и очень личным. Но все же тема христанского почтения перед удочкой «добра и позитива» была мне хорошо знакома. Вообщем, этот старина всячески метил в мои сегодняшние собутыльники. Поэтому я вернулся сюда через полчаса и застал окончание проповеди.
Мартин, именно так звали этого добродушного и неряшливого мастера благого слова, оказался вполне вменяемым и хорошим парнем. Чего, на первый взгляд, даже при всем желании не сказать о Кураторе и правой руке Бена – Ульрихте. По сравнению с этим уличным глашатаем от Библии, Ульрихт был настоящим проповедником не только капиталистических ценностей, но скорее макетов-разменных монет американской мечты, упакованной как объект Христо и его жены Жанны-Клод в ткань для обертки и перевязанной бичевкой.
Прямо в день знакомства он пригласил меня к себе домой – «Там сегодня должен собраться весь мой кружок!», и я, располагая в избытке временем, согласился.
Вскоре мы дворами пришли к его дому. Мартин попытался стремительно пройти через прихожую комнату, однако войдя, чуть не уронил висящий у входа покосившейся аморфной железкой допотопный велосипед и был вынужден замедлить шаг.
В его квартире не работала ванная и какие-либо другие связанные с канализацией удобства. Он уходит минут на двадцать, потом через коридор вижу, как он не без хлюпающих звуков наливает в унитаз «Крота», выкрикивая «Все, можешь величать меня педиком!», и затем возвращается в гостиную, попутно загоняя в коморку половую тряпку и четырехколесное ведро. Вернувшись, сразу добавляет:
– Культивируй всегда то, в чем тебя упрекают – это и есть ты. Лучше дуть в свою дуду, чем всю жизнь плыть против течения.
– А если меня упрекают в том, что я как раз плыву против течения?
– Тогда не знаю, – ответил он и с шипением открыл вторую бутылочку эля.
Странно, что он обитал здесь – недалеко от знаменитой студии звукозаписи EMI. Мартин был случайным артефактом вселенной, ее антигероем, спонтанной и непродолжительной ее эякуляцией. В борьбе между собой и миром он, действительно, был безжалостным секундантом мира, что и привело его жизнь к поистине юмористическим результатам. А как еще можно воспринимать пятидесяти – с хвостиком – летнего уличного проповедника? Да, команданте Мартин – это гей в Иране, одинокая женщина в метро после одиннадцати вечера, индеец мохава в Квебеке… Вообщем тот, кого всегда хочется защитить. Именно это желание и притягивает к нему сторонников, которым постепенно объясняют кого нужно любить, канализируют симпатию.
Кружок и впрям собрался, но пришли лишь особенно преданные лидеры ячеек его религиозной организации «Ассоциация Голоса Методистов», работающие в колледжах для трудных детей и жившие неподалеку. Сразу в глаза бросилось рвение одной из его подопечных. Напрочь лишенной иронии, маленькой, и чего греха таить, круглолицей мормонке. К тому же, она говорила на две-три октавы выше остальных последовательниц. Я полушутя заметил, что «На все воля Божья» или что-то в этом духе, и она согласно склонила головку. Будь на моей шее сейчас Apparat из «Супергрустной истории настоящей любви» Штейнгарта, он, наверняка, завизжал бы «У вас новая взаимная симпатия».
Другой его поклонник тоже поздоровался со мной, но когда я намекнул на прелесть дел господа нашего Иисуса Христа, он неожиданно отстранился от меня, ответив:
– Давай без фанатизма, бро.
Вшестером мы сидим на кровати, и Мартин, открывает мне душу и жалуется о своем нелегком деле:
– Даже если ты начнешь глотать факелы на Трафальгарской площади и впустую обожжешь себе весь рот, в наши дни никого это не заинтересует. Если тебе досталась роль клоуна, то никто даже не захочет стоять рядом зевакой, настолько ты плох.
Мартин включил музыкальный канал без внятной картинки, которую можно было бы различить за рябью на маленьком телевизоре. Эта музыка, как всякий умеренно легкий раздражитель помогает ему полностью сосредоточиться на речи собеседника.
Он без спроса взглянул на мою ладонь:
– У тебя линия Ангелов чуть ли не до самого колена.
