
Полная версия:
Сокол
Ударить. Все должно соответствовать плану.
Прикрыв лицо рукой, я одним глазом взглянул на фотографию. Тяжело, плохо. Не могу, дотронуться до нее, почувствовать запах волос, не видеть серые глаза, не слышать нежного голоса. Ее тело…
Не могу.
В ней вся моя жизнь. Вся… Моя… Только моя, вся.
Около восьми часов я вышел из дома, решил посмотреть местные «достопримечательности».
Обычная окраина небольшого городка. Чисто, шумно. Наша улица упирается в трассу, чуть дальше возле заправки возвышается Макдональдс, тут же выстроен ряд торговых палаток, а за ними начинается рынок. Много похожих населенных пунктов я видел по дороге в Казахстан. Вся Россия состоит из маленьких промышленных городков, из людей с открытыми сердцами, из таких вот рынков, на которых можно купить продукты, выращенные на своих огородах. Какая там Франция или Испания? У нас на прилавках можно увидеть не только русские деликатесы, но и грузинские, татарские, армянские. Тут и казахские отделы, где до сих пор продают вареную сгущенку и докторскую колбасу, произведенную по советским ГОСТам. Жирную самсу из баранины узбекские девушки достают прямо руками из глиняного тандыра. Зайдешь в кебаб, и тебе сразу предложат хрустящую шаурму и нальют крепкий чай в пластиковый стаканчик.
Я прошел вдоль стеклянного павильона и заглянул в магазин с одеждой. Мой модный прикид, по словам Аллы, не вяжется с местной тусовкой, и отличается стоимостью и качеством материала. Еще она уверяет, что ни один парень в моем возрасте не носит белые рубашки. Джинсы должны быть с потертостями на коленях, футболки свободного покроя, а не в обтяжку, нормальные кроссовки человеческого цвета, а не цвета радуги.
– Вам чего?
Из-за прилавка появилась голова девушки.
– Ничего. Я сначала посмотрю, – ответил я.
– Чего смотреть. Спрашивай.
Одежда паршивая, один Китай, ткань дрянная, и запах в магазине хуже, чем в отделе с пластиковой посудой.
Я подошел к витрине.
– У вас есть нормальные вещи?
– Турция? – встрепенулась она, будто ждала меня всю жизнь. – А деньги есть?
– Ну, так. Немного.
Ей хватила одного взгляда, чтобы понять, сколько стоит моя куртка.
И тут понеслось. Она снова залезла под прилавок и вынула на свет несколько мешков с одеждой. Один, два, три. Блестящие этикетки, лейблы прошитые белыми нитками, разноцветные пуговицы.
– Это футболки, трусы. Фирма! Очень крутые худи, бадлоны. Хочешь, покажу настоящий Диор?
Мне стало интересно.
Она вынула тряпку с этикеткой на рукаве. Французская компания, известная во всем мире, а так же сам покойный Кристиан Диор, перекрестились бы, если увидели подобную вещицу.
– Это мне не по карману, – сказал я. – Лучше, что-нибудь скромное.
– Иди в примерочную, я тебе буду подавать.
Только я снял джинсы, как шторка отлетела в сторону. Конечно! В магазине никого нет кроме нас. Зачем закрываться?
– Держи это и это. Потом позовешь.
Она не ушла, прислонилась плечом к стене. Я натянул худи на голое тело.
– Какой это размер?
Еле пролез в груди.
– Сорок шесть – сорок восемь.
Значит, я вырос на размер. Приятно.
– У тебя плечи широкие. Пловец?
– Занимался когда-то.
Девушка улыбнулась.
– Сразу вижу настоящего мужчину. Люблю спортсменов.
Она бы не восхищалась, если бы видела меня месяц назад.
– Мне нужно…
– Трусы, носки.
Профессионально отработала. Слово не успел сказать, а на крючке уже висят джинсы, футболки. На полке приготовила упаковку с нижним бельем нужного размера, черный ремень их кожи дохлой кошки, вязаные перчатки.
Из магазина я вышел с двумя большими пакетами. Девушка уделила мне два часа времени; сама хорошо заработала, и я полностью оделся.
– Приходи еще, – сказала она на прощание и поцеловала меня в щеку.
– Ага.
– Я заканчиваю в восемь. Может…
– Я здесь ненадолго.
– Жаль. Тогда, пока.
– Пока.
Домой я пришел только к десяти часам. Алла приготовила ужин. Сегодня она не загнала машину в гараж. Ворота замерзли. Последние два дня стояли жуткие морозы, и выпал снег.
Мы поели. Я убрал купленную одежду в комод, а около полуночи вышел на улицу. Участок у Аллы небольшой, квадратный. Растут всего две яблони и несколько кустов смородины, все остальное пространство засеяно газоном, который в данный момент спит под толстым слоем снега. Я взял лопату из сарая и машинально сунул руку в карман. Плохо без сигарет.
– Саша! – крикнула в окно Алла. – Закрой голову, а то снова заболеешь!
Я надел капюшон и принялся за работу. Давно так не двигался, чтобы мышцы горели, и ноги тряслись. Десять минут и появилась дорожка к гаражу, еще час и ворота открылись, сосульки упали с крыши, а то висели до самой земли. Тело пропотело, и я сразу замерз.
– Будешь чай? – спросила Алла, когда я ввалился в дом. – Скорее снимай куртку и варежки. Весь мокрый!
Мы выпили чай, я принял горячую ванную. Ближе к трем часам мы разошлись по своим комнатам. Алла всегда ложится спать поздно, долго возится на кухне, потом читает книгу в постели. Я дождался, когда в комнате потухнет свет и взял из сумки ее телефон. Страничка Алевтины Помадиной оказалась доступной. Я набрал в поисковике: «Вера Васильева».
Сегодня вечером была в сети, фотографии не выставила, но ленту листала и даже лайкнула один видеоклип. Я снова зашел к Лизе. Угадал. У них был праздник. Очередной день рождения уже второго мальчика. Не помню, как зовут. Люди сидят за столом, улыбаются: Миша, брат Веры, тебе Люба, Игорь Петрович, незнакомые женщины, мужчины. В углу снимка я заметил забавное личико Карины. Она такая смуглая, что не сразу ее увидишь. Темное пятнышко с голубыми глазами.
Моя дочка. Внизу живота что-то кольнуло. Не в сердце, а именно там. Вера живет в моем животе. Я чувствую ее, как будто мы связаны одной пуповиной. Только никак не осознаю что я – отец, что она родила от меня ребенка, что растила ее внутри себя.
Под утро я вернул телефон Алле. На цыпочках пробрался к ней в комнату и таким же манером вышел на веранду. Феликс оставил свои сигареты, и я решил сделать «последнюю, точно последнюю» затяжку. Не получилось. Организм выплюнул гадость наружу, а потом не дал мне уснуть, устроил спектакль с кашлем и рвотой.
Алла застала меня в обнимку с унитазом.
– Зайка мой, что случилось?
Кинулась она на пол, села рядом и убрала мои волосы с лица, чтобы они не попали в рот.
– Весь ужин вышел, – задыхаясь от кашля, еле проговорил я.
– Свекла не пошла?
– Я ее терпеть не могу.
– Так зачем ел?
– Не хотел тебя обидеть.
– Глупыш.
Она метнула взгляд в сторону прихожей. Дверь открыта, на подоконнике лежит пачка сигарет. Как будто специально! Мне в голову не пришло, спрятать ее или выкинуть в мусорное ведро. Нет, положил, идиот, на видное место, а сам рассказываю про свеклу.
Алла нагнулась надо мной, повисла хмурой тучей, жадно вдохнула воздух широкими ноздрями. Я услышал, как ее легкие затрещали от натуги.
– Курил?
– Немного, – признался я. Теперь уже поздно отпираться. – Это не мои, Феликс оставил сигареты.
Кое-как встав с колен, она одернула халат на груди. Демонстративно надула губы.
– Я тебя вытащила с того света, кормила с ложки, таскала в туалет на своих плечах, стирала, мыла, относилась как к родному ребенку. А ты? – Ткнула она пальцем мне в нос. – Гробишься себя! И все ради одной затяжки! Слабак!
Стеклянный купол опустился на голову. Слабак. Мямля. Ничтожество. Так называли меня последние десять лет. Пальцы на руках заледенели, голос пропал, и появились тени.
– Ш-ш, – послышались знакомые звуки.
Наблюдают сверху, ждут, беспокоятся.
Алла восприняла мое молчание, как упрямство.
– Даже не стыдно? Совсем? Этого я заслуживаю?
Схватив с полки полотенце, она замахнулась, и… Я сжался в комок и закрыл глаза. Тени подставили под удар свои израненные крылья.
– Господи! – услышал я у своего уха жалобный голос Аллы. – Что с тобой, сынок? Я тебя не бью, это только полотенце. Не дрожи, успокойся. Все хорошо, хорошо, хорошо…
Она прижала мою голову к своей необъятной груди, обняла за плечи и тоже задрожала всем телом. Я обхватил руками ее за талию.
Так мы просидели несколько минут, пока меня не отпустило. Тени исчезли.
– Все нормально, – прошептал я. – Мне уже лучше.
Ее пухлые пальчики сильнее вонзились в мою кожу.
– Давай, помолчим. Обними меня.
– Я и так тебя обнимаю.
– Вот и заткнись. А то снова получишь.
Мы еще посидели, пока мой зад не примерз к холодной плитке на полу. Тело у Аллы горячее, сердце стучит громко, руки ласковые. Когда-то и мама меня так же обнимала.
– Все равно ненавижу свеклу, – нарушил я молчание.
– Будешь есть. Куда денешься?
Она выпустила меня на свободу, разжала руки и прислонилась спиной к ванной.
– Лучше я буду голодным.
– Вот и отлично. С сегодняшнего дня свекла будет в каждом блюде.
Железная женщина, сказала – сделала. Теперь ненавистный овощ оказался даже в тарелке с яичницей. На завтрак, обед, ужин. Мы едим мясо, а на гарнир салат из свеклы, супы тоже со свеклой, винегрет, селедка под шубой, свекольный сок с добавлением яблока или моркови, оладья из свеклы, пироги с овощной начинкой.
В воскресенье утром я сам принес деньги мой «домомучительнице». Отдал все до копейки, кроме той суммы, которую потратил на одежду. Она показала, где спрятан сейф, и дала код.
– Здесь только мои документы. Сбережений у меня нет, зарплата находится на карте. Можешь пользоваться ящиком, сколько захочешь.
– Мне не нужен код, – сказал я. – Твой сейф – сама и пользуйся им.
– Зачем тогда ты принес свои деньги?
– Это тебе.
– Мне? С ума сошел?
– Мне они не нужны. Я купил себе все, что надо, остальное приносишь ты.
– Пусть лежат, – решительно отрезала она. – Когда понадобятся – скажешь. Я не трону ни копейки.
– Тогда, я буду платить тебе за комнату и еду.
– Я не возьму.
– А я не буду жить как нахлебник!
– Ты не нахлебник. Я сама тебя впустила в дом. Мы не договаривались ни о какой плате.
– Алла!
– Саша!
– Тогда, что мне сделать для тебя?
– Просто живи!
И мы стали жить вместе.
Вечером зашла Серафима. У них с Аллой есть традиция, которой уже много лет. Раз в неделю они играют в шахматы. Даже когда я болел и лежал с высокой температурой, их азарт не утихал. Вроде уставали, валились с ног, а все равно играли. Меня закрывали в комнате и уходили на кухню. Потом, через некоторое время, я тоже увлекся этой непростой игрой.
Серафима сильный соперник. Алла эмоциональная и всегда торопится, поэтому быстро сдается.
– Ты, точно, раньше никогда не играл в шахматы? – недоверчиво взглянула на меня старушка. – Уж больно ты быстро научился. Две недели назад не знал, как ходят фигуры, а сейчас говоришь «шах».
– Шах, – повторил я.
– Улыбается, – сказала Алла, – доволен. Вон как моська сияет. Того и глади – лопнет от счастья.
– Молодец, – похвалила Серафима. – Только в следующий раз я не поддамся.
– Ты не поддавалась! – вспылил я. – Неправда! Я честно выиграл.
Алла приготовила чай.
Сегодня наша с Серафимой партия.
– А кто два раза менял ходы? Я тебе разрешила.
– Я еще только учусь, а ты играешь всю жизнь.
– Неважно. Ты бы два раза уже проиграл. Я тебе уступила.
Я взял кружку с чаем и хотел уже пойти в свою комнату, как Алла меня остановила.
– Не кипятись, ребенок. Бабулька над тобой смеется, а ты сразу надул губы.
– А чего она?
– Сядь, – потянула меня за руку Серафима, – доиграем. Нельзя бросать дело на полпути. Раз уж взялся, доводи до ума. А то так и будешь жить полумерами.
Я снова сел на табурет. Партия сложная. Шах – это еще не конец. Старушка выкрутится из любой ситуации.
– Мат, – уверенно сказал я и съел ее короля.
Сам не ожидал, что так быстро выиграю.
– Молодец! – снова похвалила меня бабуля. – Вот теперь можешь идти в комнату. Сделал дело – гуляй смело.
Теперь я не пойду. Буду праздновать победу, слушать дифирамбы.
Алла поцеловала меня в лоб. Смачно, громко. Яркая помада отпечаталась на коже.
– Не любишь проигрывать, – заметила Серафима. – Умный. Быстро учишься, схватываешь на лету.
– Хороший мальчик, – с гордостью, сказала Алла. – Как раз жених для твоей Яны.
– Что ты! Она еще ребенок.
– А сколько ей?
Я сунул пирог в рот. Серафима искоса взглянула на меня.
– Восемнадцать. Но ей такой жених не подойдет.
Тут я возмутился.
– Почему?
– Ты слишком шустрый. Ей нужен скромный парень. Сейчас ты здесь, а через пару дней будешь на другом конце земного шара. Я много встречала таких ребят. Не семейный ты.
У Серафимы глаза добрые. Как посмотрит, так душу выворачивает. Сама маленькая, как мышонок, а взгляд сильный. Только по нему можно понять, каким тяжелым было ее послевоенное детство.
– А кто это Яна?
– Моя внучка.
– А-а. – У меня сразу пропал интерес. – Твоя внучка мне точно не нужна.
– Чем тебе не угодила моя Яна? Ты же ее не видел? Она хорошая девочка.
– Тоже сказочница?
Бабуля улыбнулась.
– Тебе же нравятся сказки?
– Нравятся. Только они не настоящие.
– А, тем не менее, слушал с удовольствием.
Они мне жизнь спасли. Исцелили душу.
Ради этих сказок, я упустил время. Забыл про грандиозные планы, расслабился, позволил себе жить по-человечески.
Еще чуть-чуть. Совсем немного. Пусть это спокойствие не кончится никогда…
Прошла зима, наступила весна.
Я наконец-то купил себе телефон, самый простой, без лишних наворотов. Симку оформил на Аллу. Теперь у меня появилась возможность наблюдать за жизнью своих знакомых, оставшихся в Питере. Маша с Андреем – не интересуют, они остались за бортом, на их страницы я ни разу не заходил. Олег так и не зарегистрировался в социальных сетях. Данила, как обычно, смотрит только видео и ничего сам не выставляет. За то, в Инстаграме появилась Анютка, она теперь девочка взрослая и умеет пользоваться компьютером. К ней я зашел в гости, а потом сразу переключился на Веру.
Появились первые улыбки, короткие поздравления, лайки, фотографии с детьми. Она как будто специально для меня выкладывает снимки с Кариной. Как она растет, ходит в садик, играет с друзьями в парке.
– С кем ты все время разговариваешь?
Феликс с интересом взглянул на мой телефон.
– Ни с кем, – ответил я. – С чего ты взял?
– Я слышал твой голос за дверью. В туалете на газете написал какие-то цифры. Что это?
– Ребус решал.
– Ты все время держишь телефон в руке, даже когда ешь или спишь. Что ты там смотришь, чел? В интернете одна порнуха да глупые блогеры.
– Пусть смотрит, – вмешалась Алла. – Он молодой. Ему можно смотреть порнуху.
– А мне нельзя? – возмутился Феликс. – Я тоже не старый.
– Ты глупый, а не старый. Еще много пьешь самогона. Кто знает, что придет в твою бешеную голову после просмотра эротики?
– Я?! – заорал он.
– Ты! – рявкнула Алла.
Чтобы не завязалась драка, я показал им фотографию Карины.
– Это моя дочка.
Они тут же забыли друг о друге и переключились на меня.
У Аллы глаза вылезли из орбит.
– Твоя?
– Моя, – улыбнулся я. – Ей скоро будет четыре года. Правда, красивая?
– Вылитая папа, – сказал Феликс и, с гордостью, взглянул на меня.
– Сколько же тебе лет, ребенок?
Прикинув в уме, Алла немного растерялась. Она всегда считала, что я только недавно окончил школу.
– Двадцать шесть.
– Да, ладно! – в один голос крикнули они. Не поверили.
Сейчас я выгляжу совсем юнцом, с хвостиком на затылке, все такой же худой. Первое весеннее солнце постаралось над моим лицом, раскидало веснушки по вискам, затронуло кончик носа, раскрасило веки и лоб над бровями.
После обеда мы с Феликсом вышли на улицу. Алла легла на диван с пультом в руке, сегодня ее день, и никого не должно быть в доме. Только Петр спрятался под столом на кухне и, стараясь не дышать, прижался огромным боком к теплой батарее.
– Как она смотрит эти сериалы? – закурив сигарету, сказал Феликс. – Не понимаю.
Я теперь не курю, даже не стою рядом и не дышу дымом. Раз обещал Алле, то уже никогда не нарушу слово.
– Пусть смотрит. Ей нравятся фильмы о несчастной любви.
– Лучше бы сама…
Он замялся.
– Если она тебе нравится, чего ты не скажешь? – напал я на него. – Боишься?
– Она вон какая! – встрепенулся Феликс. – А я обычный тракторист. Разве нормальная баба западет на меня?
– Алла одинокая. Ей нужна ласка.
– Ой, ладно тебе, малец. Какой-то ты странный. Не стесняешься говорить такие вещи.
– Какие?
– Ласка, одинокая, любовь, нежность. Все это не мужские слова. У вас в Питере так принято, а у нас мужики жесткие, не бросаются «разноцветными» словечками. Ты и целоваться к ней лезешь, а она так и млеет от твоих розовых губок.
– Прекрати, – обиделся я. – Если еще раз намекнешь…
– Ладно, ладно! – смягчился он. – Шучу. Чего ты так заводишься? Я так говорю, потому, что ни разу не сталкивался с такими людьми, как ты. Еще я не видел тебя с девушками. Но, раз ты утверждаешь, что у тебя есть дочь, то…
Он пожал плечами.
– Я люблю одну девушку.
– Кто она?
– Ты ее не знаешь. Она осталась в городе.
– И мы в городе.
– В Питере, – уточнил я.
– Почему ты на ней не женился?
– Она была замужем, когда мы познакомились. Потом я женился.
– Санта-Барбара.
– Еще какая.
– И ты сбежал от нее?
– Не совсем.
Я сбежал от себя. Но об этом не надо никому знать.
– Алла так и не пользуется большим сараем? – вдруг спросил Феликс.
В конце участка, там, где забор с соседями, за старой яблоней, спрятался сарай. Я иногда заглядываю в пристройку, беру лопату или топор, а в основную часть никогда не заходил.
– Там висит замок, – сказал я. – Мне кажется, его давно не открывали. Во всяком случае, петли все ржавые, а сама дверь покосилась.
– Ты знаешь, что там?
– Нет.
– Бывший муж Алуси гнал самогон. Слышал?
– У нее до сих пор припрятаны бутыли с ним.
– Где? – заинтересовался он. – Я ее просил, продать, а она сказала, что все кончилось.
Я прикусил губу. Ляпнул сдуру.
– Может это не самогон. Я не разбираюсь в спиртных напитках.
– Алуся говорила, ты совсем не пьешь.
– Нет.
– И не пробовал?
– Ни разу.
– А пиво?
– Пиво терпеть не могу. От запаха тошнит.
– За то курил.
– Курил, – тяжело вздохнул я, – много курил. С пятнадцати лет.
– А говорят, что в переходном возрасте курить нельзя. Рост замедляется. А ты вон вырос.
Феликс крупный мужчина, даже очень крупный, но ниже меня ростом.
– Я тоже не высокий.
– Тебе бы мышцы подкачать, и был бы нормальным мужиком.
– Раньше я занимался плаваньем.
– Чего сейчас не занимаешься?
– А где? Везде требуют документы, а я их потерял.
– Это не беда. У меня кореш работает в бассейне. Тот, что за гипермаркетом. Видел? Крутой такой. Туда ходят все шишки города.
– Кто меня туда пустит?
– Я договорюсь, чтобы он тебя провел.
– А кем он работает?
– Электриком. Только тебе придется, ходить ночью, когда никого нет.
– Без проблем.
– Вот и я о том же. Все равно не спишь, хоть оторвешься от телефона. Будешь плавать один во всем бассейне. Никого нет, красота, чистота и тихо.
– Ты, правда, договоришься? – обрадовался я.
– Братуха, для тебя, что угодно!
Он хлопнул меня по плечу своей огромной ручищей.
За два месяца знакомства мы так сблизились, что теперь Феликс считает меня своим лучшим другом. Каждый день звонит по телефону, а по выходным дням приходит к нам в баню.
Теперь он еще решил заняться моим здоровьем.
– Завтра принесу березовые веник и хорошенько потру твои косточки. Сразу вся хворь вылетит вместе с потом. Только ты отлей мне немного Алусиной самогонки.
– Она же мутная, – скривил я губы от отвращения, – не настоящая. Полный отстой.
– Да, ты что! Вещь шикарная! Сам бы попробовал.
– Один мой знакомый гонит такую самогонку, что вся округа едет к нему. Кто затаривается на свадьбу, а некоторые берут сразу несколько канистр про запас.
– Зачем про запас? – удивился он. – Свежая-то лучше.
– Люди едут к нему за тысячу километром. Не наездишься.
– Прям такая хорошая? – усомнился Феликс. Хитро взглянул на меня, прищурив глаз.
– Как слеза. И запаха совсем нет.
– А где живет твой знакомый?
– Где-где? В Караганде.
– Че, тебе жалко сказать?
– Я серьезно, – усмехнулся я, – в Караганде.
– Ну, и ладно.
Он отвернулся.
– Феликс, Караганда – это город в Казахстане.
– Ага, – буркнул он себе под нос.
– Сам посмотри или спроси Алису. Она все знает.
– Ты был в Казахстане? – Он недоверчиво взглянул на меня через плечо. – Че, там хорошего?
– Там все хорошее. Горы, степи, люди отзывчивые, девушки красивые.
– А тот мужик поделился с тобой секретом своего самогона?
Теперь он по-настоящему заинтересовался.
– Я учил химию в школе. Причем знал ее отлично.
– Даже не сомневаюсь. Ты был зубрилой?
– Вроде того. Так вот, когда я увидел, как дядя Ваня колдует в своем сарае, то сразу понял, что к чему. Не трудная технология. Главное, терпение и аккуратность.
– Сможешь, повторить?
– Я не думал об этом. Наверное, догадаюсь, с чего начать и как дальше действовать.
– У Петьки Помадина новейший аппарат. Он покупал его несколько лет назад где-то за границей. Заказывал по интернету, а потом ждал почти четыре месяца. Такого спиртозавода в округе ни у кого нет.
– Почему он его не забрал?
– Не пошел у него бизнес. Самогон и правда – дрянь. Сейчас он занялся другим делом, а аппарат остался у Аллы.
– Надо посмотреть, – просто так сказал я.
Феликс мгновенно загорелся.
– Пойдем! Откроем сарай и глянем, что от него осталось.
– Сейчас?
– А когда? У нас весь день свободный. Алка все равно не пустит нас в дом до шести часов. Че, протирать штаны на лавке, когда можно заняться делом.
Дело пошло. Не сразу, только пару месяцев спустя. Мы перепортили уйму продуктов, пока не получили то, что надо. У дяди Вани самогон был чистый, без запаха и цвета, и у нас с Феликсом получился элитный напиток.
Алла полностью отдала мне бразды правления своим «сокровищем». Выделила из моих денег определенную сумму на сырье и даже помогла с закупкой разных мелочей, которые, по ее мнению, просто необходимы для раскрутки «бизнеса». Заказала у знакомого бондаря деревянные бочки, а я заменил в сарае все старые стеллажи на новые, металлические.
Ближе к лету у меня появилась своя «клиентура»: Феликс, Алла и вся семья бабушки Серафимы. Они первые сняли пробу. Потом подтянулся сам Петр Помадин, основоположник волшебного сарая. Как-то пришел вечером к нам в дом с трехлитровой банкой. «Я слышал, ты наладила аппарат?» – спросил он у Аллы. Она его грубо отшила, послала к едреной Фене. Тогда он подошел ко мне, но уже на следующий день, когда Алла уехала на работу.
– Дай, попробовать. Если хорошая, то возьму у тебя несколько литров.
Я тоже хотел его послать, но вовремя вспомнил, что у него много родственников работают в полиции. А мне сейчас не нужны проблемы с законом.
– Не бойся, – по-доброму сказал Помадин. – Я тебя не сдам. Ты же не на продажу гонишь. Для себя.
– Я его не пью. Это хобби, – ответил я. – Если хотите, можете попробовать. Но продавать не буду.
– Наливай.
Ему хватило стакана. Крепкий мужик. Выпил и не поморщился, занюхал рукавом и сказал:
– Беру.
Через день к дому подъехал милицейский УАЗик. Двое мужичков в форме вывалились на улицу. Я вышел на крыльцо.
– Петр сказал, вы продаете самогон. – Обратился ко мне старший по званию. – Мне бы пару литров. Будет?
У меня душа ушла в пятки.
– Я ничего не продаю.
– Мы заплатим наличкой. Не волнуйся.
Второй мужик полез в карман за деньгами.
– Люди, у меня ничего нет. Я не торгаш.
Он оглядели меня с головы до ног. Петр предупредил их, что будет молодой парень. Но они не ожидали увидеть ребенка.
– Где твой батя, пацан?
– У меня только мама. Алла.
– Алевтина твоя мать?
– Ага.
– Так ты гонишь самогон или Феликс?
– Феликс, – быстро ответил я. – Только он сейчас на работе.
– Передай ему, что мы приедем вечером. Пусть нальет пару литров. Мы тебе деньги оставим.
– Окей. Передам.
После работы Алла сразу направилась в дом к бывшему мужу. Я ей рассказал о случившемся по телефону.
Через полчаса она вернулась. Злая, раздраженная.
Бросила в прихожей сумку и прошла на кухню. Мы с Петром поплелись следом за ней.