
Полная версия:
Сокол
– О, боже! Какой он крепкий! – зажмурив глаза, воскликнула я.
– Пей, девочка моя. Не бойся, я тебя донесу до кровати.
«Девочка моя».
К глазам подступили слезы. Так называл меня только Алик.
– Скажи тост. – Отогнав грустные мысли в сторону, я уверенно взглянула на подругу. – Только необычный.
– Пожалуйста, – улыбнулась она и подняла рюмку. – За дрянных девчонок, за поганую жизнь и за наши красивые задницы!
– Ура!
Мы выпили. Картошка пошла тоже на «Ура!». Вкусная, рассыпчатая, приправленная перчиком и свежим укропом.
– Еще бы сало, – размечталась Вера.
– У меня в доме нет мяса.
– А рыба или креветки? Их ты тоже не ешь?
– Нет. Алик любил морепродукты, а я полностью перешла на овощи и фрукты. Иногда варю себе крупы, но редко.
– Как же ты родишь ребенка, если ничего полезного не употребляешь? Спиртное не пьешь, мясо не ешь, рыбу на дух не переносишь.
– Разве дело в еде? У меня организм не приспособлен к вынашиванию плода. Так врач сказал. Первого ребенка я потеряла по глупости. Поехала кататься на лыжах и упала с горы. Срок был небольшой, но этого хватило, чтобы случилось несчастье. Потом обнаружили инфекцию. Как раз перед зачатием Алик переболел ангиной. Ну, ты помнишь. А сейчас – стресс.
– Почему ты мне никогда не говорила про выкидыши?
– Стеснялась. У тебя две девочки, а у меня только кошка.
– Дуреха, – рассердилась она. – Разве этого стесняются? Мы все, хоть раз в жизни, теряли детей. У меня тоже был выкидыш, сразу после Ани. Потом еще одна внематочная беременность.
– Правда?
– Конечно.
– Ты тоже мне не рассказывала.
– Мы тогда не были знакомы.
Никогда не пила чистый ром. Вино только разбавленное и то редко.
Вскоре нас потянуло на сладкое, картошка осталась в стороне. Вера принесла огромный шоколадный торт, купленный в соседней пекарне. Я нашла в холодильнике мороженое.
– Почему ты уехала из города? – спросила я после четвертой рюмки. – Никому не сказала, не предупредила. Просто исчезла и не попрощалась.
– У меня была причина.
Она посмотрела мне в глаза. В упор. Теперь понятно, почему они сблизились с Олегом. Оба жесткие, колючие. Только у Олега взгляд поверхностный, а у Веры, пронизывающий насквозь.
– Причина? Какая?
– Отец моей дочери погиб.
– Юра? – испугалась я. – Когда? Что случилось?
– С Юрой все в порядке. Он жив и здоров. Умер отец Карины.
– Как ты узнала? Его родственники сказали?
– Маша, я общалась с ним все эти годы.
– Ты же говорила, что больше не видела его.
– Видела. Я обманула.
– Обманула? Зачем?
– Знаешь, я многое не рассказывала. Скрывала, обманывала. Только сейчас, когда этот человек погиб, я вдруг поняла, как подло поступила с тобой. В жизни так бывает, думаешь, все сойдет с рук, забудется, притрется. А получается, тебе бумерангом прилетает в лоб то, чего ты сама забросила. – Расстегнув верхнюю пуговку на кофте, она жадно втянула ртом воздух, смахнула капельку пота со лба и продолжила: – Он говорил мне, что любит, а я не верила. Сомневалась, даже подшучивала над ним. А в последний раз, когда он звонил, я была пьяная. Гуляла с другим мужчиной, целовалась.
– Целовалась, – повторила я, как во сне.
Ром затмил разум, но сердце екнуло.
– Он просил, а я откровенно издевалась над ним. Да еще в присутствии другого человека!
Слезы крупными бусинками покатились по ее бледным щекам.
– Не думай об этом, Вера. Все наладится. У меня тоже погиб муж, но я стараюсь держаться.
– Маша…
– Не волнуйся. Я помогу. Буду рядом, буду приносить тебе много кофе, жарить картошку, даже мясо куплю! Хочешь, я научусь готовить мясо?
– Нет, – улыбнулась она.
– А рыбу?
– Ты – чудо. Спасибо, родная.
– Я сделаю все, что ты захочешь! Спрыгну с балкона, пройдусь по Невскому голышом, уеду на край земли и найду тебе нового мужа! Только не плач, Верочка. Теперь мы с тобой остались одни, и не стоит тратить время на слезы. Давай, летом сбежим куда-нибудь. На юг или на север, можем, улететь на Луну.
– Хорошо бы.
– Или поедем в Германию. Там много молодых неженатых парней.
У меня включилась защитная реакция. Не слушать, не видеть. А только смеяться и пить сладкий ром вприкуску с шоколадным тортом.
Вера снова застегнула пуговку на кофте.
– В деревне сейчас красиво. Сугробы по пояс. И чисто, не то, что в городе.
– Девочки были с тобой?
– Аня осталась дома, Карину я увезла на свежий воздух. Она всю зиму болела.
– Это садик.
– Скорее всего.
– Давай уедем летом? Я серьезно.
– Давай, только весну переживем.
– Куда мы денемся? Переживем.
– Ты больше не бросишь работу?
– Работу? Ни за что! Я живу, только благодаря общению. Там люди, ты, Антонина Павловна. Я чокнусь, если останусь дома. Мне бы еще…
Я огляделась по сторонам.
– Что?
– Убрать вещи Алика. Только руки не доходят.
– Прошло так мало времени, а ты уже хочешь, избавиться от вещей?
– Не могу смотреть на них. – Я взяла бокал со стола. – Он пил из него, на той кровати спал, вытирался полотенцами, брился, сидел на стуле, на котором сейчас сидишь ты.
Вера побледнела.
– Я могу помочь.
– Правда?
– В любое время. В субботу я свободна.
– Я не уверена, что в субботу буду дома. По будням у меня физиопроцедуры, а в выходные я поеду за город к Соколовым. Сейчас страшно оставлять стариков одних. Андрей много работает, Олег редко общается с отцом.
– Маша, – засмущалась она, – прости меня за то, что я сказала тебе про Олега.
– За что мне тебя прощать?
– Ты тогда обиделась на меня. Он женат. Это не хорошо…
– Брось, – махнула я рукой, – даже не думай. Я не осуждаю, просто поставила себя на место Зои. Неприятно, когда женщины охотятся за чужими мужьями.
– Тогда он мне понравился.
– А сейчас?
– Придурок.
– Безмозглый качок.
Забавно, но иногда мы мыслим одинаково.
– Интересно, что он все время пишет в своем блокноте?
– Ты тоже заметила? В его кармане всегда торчит этот замыленным клочок бумаги и простой карандаш.
– В наше время люди пользуются электронными записными книжками, а Олег до сих пор не дружит с современной техникой.
– А может, у него память как у рыбки? Три секунды – и все вылетает из головы. Поэтому он чертит крестики да нолики или рисует картинки, чтобы не забыть…
– С кем разговаривает.
– Или имена своих подчиненных.
– Ничего удивительного. Егоров – пещерный человек.
– Дебил.
– Он даже ездить на машине не умеет, – завелась еще больше Вера. – Пьет, как сопливая девочка. После первой бутылки чуть не упал под стол.
– Вера, – одернула я ее.
– Что?
– Несколько лет назад Олег с семьей попал в жуткую аварию. После того случая он долго не мог сесть за руль. Много времени ушло на лечение.
– Он мне говорил.
– И про жену сказал?
– Кажется, у нее что-то с лицом. Я точно не помню, мы тогда много выпили.
– У нее вся щека в шрамах, а еще с ними в машине был ребенок. Он погиб сразу, после приезда врачей.
– Чей ребенок? – шепотом спросила она.
– Это был их сын.
Вера растеклась по стулу. Прикрыла рукой рот и замолчала. От страха даже голос пропал.
– Зоя до сих пор не может его простить. В день аварии, она умоляла Олега, не садиться за руль. Но, он показал свою крутизну, не послушался, нахамил на глазах у сына. Я сама их тогда еще не зала, но Алик рассказывал, что машина при аварии превратилась в груду металла. Их выковыривали оттуда несколько часов с помощью спецтехники и целой бригады спасателей.
– Почему так получилось, что два взрослых человека остались в живых, а ребенок погиб?
– Мальчик был не пристегнут. Олег всю дорогу с ним играл, пел песни.
– Сколько ему было лет?
– Девять.
– Чуть младше Ани.
– Олег тогда получил сполна, чудом выжил. Если у Зои пострадало только лицо, то он сломал практически все кости. Не мог ходить, сидеть, повернуть шею. После той аварии он больше не может иметь детей. Теперь ты понимаешь, почему я обиделась на тебя? Не Олег – хороший, а Зоя терпит его. Жить с импотентом, да еще с дураком, тяжело.
– Олег – импотент? Почему ты мне тогда не сказала? Хоть бы предупредила. Я бы не пошла на свидание.
– А ты не спрашивала.
– Он так заигрывал, – задумчиво сказала она. – Ты уверена?
– Сто процентов. Он долго лечился, но врачи поставили на нем крест. Даже связи Александр Ивановича не помогли.
– Тогда, совсем не понятно.
– Зачем он позвал тебя на свидание? Все просто. Ему нужен запасной вариант. Не так давно у Зои обнаружили рак груди. Олег сразу спрятался в кусты. Как и все мужчины, он боится проблем, а рак – это очень большая проблема. В последнее время я часто вспоминаю твои слова. Про то, что ты развелась с Юрой, именно из-за его неспособности принимать решения. Я тогда не понимала этого. Думала, ты несправедлива к мужу. Он работает, приносит деньги в дом, любит тебя. Что еще надо? Вот так люди живут, живут, а потом женщина заболела или стала калекой, и муж сразу сбегает из семьи.
– Ты хочешь сказать, что Олег пытается спрятаться за меня?
– Ему нужна отдушина. Место, где будет лучше, чем дома.
У Веры зазвонил телефон.
На экране высветилась забавная морда белого медвежонка Умки.
– Мишка. Я поговорю?
– Иди в комнату, а я пока уберу посуду.
Она ушла, прихватив с собой рюмку с ромом.
Я собрала тарелки со стола и подошла к раковине. Дверь в комнату открыта, и хорошо слышно, как Вера командным голосом разговаривает с братом.
– Она тебя ждет. Хватит прятаться. Ты взрослый мужик, а дома трое детей и жена. Да. Да. Она болеет, Миш. Какое ты имеешь право! – Несколько минут она слушала, а потом снова крикнула. Да так громко, что у меня выпала тарелка из рук. – Ты мне больше не брат!
Она зашла на кухню, сопя от возмущения. Я закрыла посудомоечную машину и спросила:
– Что случилось?
– Все мужики – уроды! Мы только что с тобой это обсуждали. Олег, Юра, Мишка! Одним словом – калеки моральные. Представляешь, он опять не ночевал дома!
– А за ним водится такой грешок? Я помню, ты говорила, у них проблемы.
– Нет у них проблем! Они тянут одеяло каждый на себя. Мишке кажется, что она капризная и жадная; Лиза хочет красиво жить, но не собирается выходить на работу. Так и разбираются уже третий год. А дети страдают.
– У него есть любовница?
– Ходит по шлюхам. То у одной зависнет, то к другой прибьется.
– Он платит за секс?
– А кто ему даст бесплатно? Ты его видела? Мишка Гамми.
– Он немного странный, но не плохой.
Вера загадочно улыбнулась.
– Ты ему нравилась.
– Я?
– Угу. Раньше. Когда не была замужем.
– А что потом? Изменилась?
– Он слишком правильный мужик, чтобы засматриваться на чужую девушку.
Хоть один нормальный человек. Раз уж изменять жене, то со шлюхой.
– Будем еще ром? – спросила Вера.
– Нет, я уже не могу.
– Ладно, в субботу допьем. Ты думай, если что – звони. Я помогу тебе с вещами Алика.
– Даже не знаю, – засомневалась я.
– Переспи с этой мыслью. Сейчас не самый подходящий момент принимать такие решения. Пусть пройдет время. Я бы не стала, так быстро избавляться от воспоминаний о муже. Помню, когда мы развелись с Юрой, я долго не отдавала ему одежду. Все стирала, гладила, думала, срастется, и мы снова будем жить вместе.
– Ты же сама с ним рассталась?
– Сама, только все равно не могла поверить в происходящее. Десять лет не выкинешь из памяти за пару дней. Нужно время.
– Боюсь, я никогда не забуду о нем.
– Скажи честно, Маш. Ты любила его?
– Очень. А что?
– Ты говорила, тебе многое в нем не нравится.
– Мне все в нем нравилось. Алик был легким человеком. Не скандальным, никогда не обижался. Мне было с ним хорошо.
– А он тебя любил?
Я задумалась.
Признавался, но не клялся в вечной любви, никогда не разговаривал по душам и в тоже время, не лез ко мне с лишними расспросами. Мало говорил, почти не улыбался, но целоваться любил и в мою комнату часто заходил на пару часов.
– Олег намекал на какую-то женщину, – сказала я. – Что Алик бросился с моста из-за нее.
– Ты сама как считаешь – была у него другая девушка?
– Возможно.
Я села на стул. От тяжелых мыслей закружилась голова.
– Может, он изменял тебе с Данилой?
– Вера!
Умеет она вставить слово!
– Да, ладно тебе.
– Этой шутке сто лет! – засмеялась я. – Хватит!
– Они прекрасная пара. Один – большой, с бородой, другой – нежный, как лепесток лотоса.
– Прекрати! Алик был настоящим мужчиной.
– Признайся, – пристала ко мне Вера, хитро улыбаясь. – Тебе нравится Данила.
– Мне? Данила? С чего бы это?
– Он жил у вас почти два месяца. Неужели ты ни разу не взглянула на него как на мужчину? Он ходил здесь, по твоему дому, в трусах, в тапочках, не причесанный, с сонными глазками. Такой пупсик с пивным животиком.
Она веселая, когда выпьет. Я впервые увидела ее пьяной.
– Данила не ходил по квартире в трусах.
– Что, без них? И как там… у него?
У меня щеки загорелись.
– Вера!
– Ты не смотрела?
– Куда?
Меня разобрал такой смех, что началась икота. Торт попросился наружу.
– Согласна, – серьезным тоном проговорила она. – Данила отвратительный парень. Толстый, неухоженный, наглый. Но, чем-то же он привлек твоего мужа?
– Уж точно не красотой.
– Вывод один. Данила имеет что-то такое, чего не видно невооруженным взглядом. Поэтому надо было рассмотреть его ближе. Так сказать – детально.
– Это как?
– У каждого человека есть мелкие и крупные детали. Неужели не понятно?
– Да, ну тебя, Вера!
– Взяла бы лупу и рассмотрела. Чего стесняться?
– Там нечего рассматривать.
Она меня подловила! Только и ждала, что я признаюсь.
– Все-таки видела? Ага! Давай, рассказывай.
– Пару раз. Он спал в гостиной. Я ничего у него не рассматривала. Лежал мужик на диване в трусах, я проходила мимо. И не надо так улыбаться. Мне не нравится Данила. Я терпеть не могу бородатых и усатых. А он бреется раз в неделю, как и Алик. Только у Алика усы не росли, а у Данилы волосы лезут по всему телу. Даже из ушей.
– Отвратительно.
Вера сморщила нос.
– Ненавижу, когда мужчина отращивает щетину на лице. Прежде, чем пустить Алика в постель, я всегда заставляла его бриться. Даже мелкие волоски царапают мне кожу. А у него были жесткие волосы.
Улыбка спала с ее лица.
– Что-то мы не о том говорим. Надоели все эти мужики, их неопрятные лица, мелкие детали. Пожалуй, мне пора домой. – Она встала и неуверенной походкой направилась в коридор, потом остановилась и, не поворачиваясь, сказала: – Завтра увидимся.
– Ты куда?
Она махнула рукой на прощание. Через минуту дверь хлопнула.
Трудно привыкнуть к ее манере общения. То улыбается, шутит, то замкнется и больше не говорит ни слова. А ее «понятно» и «ага» пугают меня. Сухой тон, кривая ухмылка. Едкие замечания в адрес мужчин. Только теперь, после двух лет знакомства, я наконец-то поняла, почему она так и не вышла замуж. Кто смириться с ее непростым характером? Сильная, требовательная. При этом красивая, как лесная фея, и безумно женственная.
У Веры все на грани. Чувства, поступки. Она умеет любить и может всем сердце ненавидеть. Есть такие женщины, которым не нужны деньги, и в то же время, они находят себе состоятельных мужей. Не стремятся понравиться людям, но обольщают любого, кто встречает на пути. Не блещут красотой, и все равно вызывают чувство зависти.
Я завидую Вере, и не скрываю этого. Хотя понимаю, что она не лучшая подруга. И что она общается со мной только из жалости. Я ей не интересна. Но мне интересно с ней!
Эту ночь я хорошо спала.
Легла в девять часов и проснулась в семь. Встала с кровати, сунула ноги в пушистые тапочки и вышла из комнаты. Дома тепло. Сейчас меня не пугает тишина, а наоборот, радует. Под ногами путается кошка, нагулявшаяся за ночь. Машет хвостом и просит кушать.
– Мяу.
– Что ты хочешь? Мотаешься по двору, а потом приходишь домой?
Прошлой зимой Алик подобрал ее на улице. Маленький комочек, мокрый, грязный. Мы отмыли ее, накормила, а потом она спала с нами на кровати, грела ноги.
– Нет больше твоего хозяина. Нет, и не будет. Придется нам с тобой дружить.
Кошка без имени убежала на кухню.
«Я буду всегда рядом, моя девочка»
Алик не просто сказал эти слова. Я чувствую, как он за мной наблюдает. Что-то теплое окутывает меня со всех сторон, ласкает, жалеет.
Он больше никогда не войдет в эту дверь, не сядет со мной за стол, не улыбнется. И я не почувствую сладость его губ.
С этими мыслями я проснулась. Очнулась…
В субботу утром мы с Верой поехали в Карелию. Я решила своими глазами увидеть место гибели Алика.
Александр Иванович меня туда ни разу не брал, только показывал фотографии реки и моста.
Первое февраля – не просто дата, в этот день моему мужу исполнилось бы двадцать шесть лет.
Я хотела поехать одна, но тут Вера позвонила и согласилась составить мне компанию. Тут же за нами увязался Миша. «В Тьму Таракань! – возмущенно воскликнул он. – Совсем рехнулись? Я вас одних не пущу. Сам отвезу».
В семь часов утра мы выехали из дома, а в одиннадцать были уже на месте.
– Зачем он так далеко уехал? – спросила Вера, выйдя из машины. – Не самый приятный вид.
Я всегда не любила карельские леса, но здесь особое место, еще хуже, чем там, где мы были с Аликом в прошлом году.
Грязно, сыро, холодно. Не спасает теплая одежда. Ноги утопают в серой жиже. Узкая дорога змейкой исчезает за поворотом. В лицо летит мокрый, колючий снег. Небо заволокло бледно-голубой пеленой.
Мы пошли к мосту. Здесь нет жизни. Ни людей, ни машин, ни населенных пунктов. Трава вымерла, из-под грязного снега видна черная земля и замерзшие корешки.
Я плотнее укуталась в теплый пуховик. Миша подошел к поручню и взглянул вниз. Вера осталась на дороге.
– Ого! Да, тут сумасшедшая высота!
Когда я подошла ближе, Миша протянул руку. Скользко, ветер сбивает с ног.
Ужас! Как он стоял на поручне? Здесь не за что уцепиться рукой. Да, еще без куртки, в одной тонкой рубашке!
Я задрожала всем телом. Как он мог прыгнуть с такой высоты в ледяную воду?
– Никто не выживет, если упадет вниз, – обхватив меня большими руками за талию, прошептал Миша. – Никто. Это нереально.
Только теперь, в этом месте, на этом мосту, я поняла, что Алик погиб. Надежды не осталось. Если раньше я сомневалась и верила, то сейчас опустила руки. Мой муж не вернется домой.
– Мы правильно сделали, что похоронили его. – Наклонившись вперед, я повисла над пропастью. – У него сегодня день рождения. Прощай, мой ангел.
Миша крепче сжал руки. Испугался, что я прыгну за мужем.
– Маш, не надо.
Он позволил себе дотронуться до меня. Жалость, страх сделали его на мгновение слабым, ранимым.
– Зачем он прыгнул? Не понимаю.
– Только сильный человек мог решиться на …
– Убить себя?
Я посмотрела на него через плечо.
– Прости, – пробубнил Миша. – Я сказал глупость.
– Ты знал Алика?
– Немного. Видел на работе.
– Он мало общался с подчиненными.
– Да, уж.
– Алик всегда летал в облаках, не замечал никого вокруг.
Сейчас эта фраза прозвучала странно. Летал в облаках.
Мы оба подняли голову к небу.
– Какое синие.
– Как его глаза. Синее, чистое.
Миша наклонился и прижался щекой к моим волосам.
– Не замерзла?
– Замерзла. Очень.
– Пойдем в машину?
– Не сейчас. Просто обними меня крепче.
Было бы сказано. Он сжал меня в стальное кольцо.
– Так теплее?
– Да.
– Я взял термос с горячим чаем, мама положила пироги. Ты любишь пироги с капустой?
– Люблю. А какие еще есть?
– С яблочным джемом, – повеселел он, – и с картошкой.
– Она вкусно готовит.
– Мама – пекарь.
– У тебя замечательные родители.
– Это так.
Через рыхлые облака проглянуло солнце. Небо стало еще ярче.
Я прижалась спиной к теплой груди Миши, закрыла глаза и представила. Алик стоял на этом самом месте, держался руками за металлические перила. Он снял куртку и остался в тонкой рубашке. Тогда был декабрь, шел первый снег. Скользко, сыро. Нога то и дело срывалась вниз. Ледяной ветер трепал волосы. Алик разговаривал по телефону с дедом.
О чем? Что он говорил в тот момент? Почему плакал, не звал на помощь, не пытался договориться? Позвонил, а через десять минут упал вниз, в воду, на камни.
До свадьбы я совсем ничего не знала о своем муже. Теперь я знаю о нем еще меньше.
Кем он был? О чем думал? Кого любил? И почему страдал?
– Пойдем, – сказал Миша и потянул меня за куртку.
– Интересно, здесь есть где-нибудь туалет?
– Вряд ли. Только кустики.
– Холодно.
– А что делать? Выбора нет.
Я обернулась.
– А где Вера?
Она пропала.
Мы пошли к машине.
– Иди туда, – указал Миша в сторону леса. – Или за машину. Я прикрою тебя.
В лес? Ни за что! Да еще одна.
– Я не могу.
– А как по-другому? Тогда терпи.
– Не могу терпеть.
– Спрячься за машину, все равно никого нет.
– А вдруг кто-то поедет?
– Маш, никого нет.
– А вдруг?
Он улыбнулся.
– Что ты предлагаешь? Давай, вместе пойдем в лес?
– А не будешь, подглядывать?
– Что я там не видел?
– Миша!
– Не буду, не буду. Успокойся.
Мы спустились с дороги, обошли канаву и зашли в лес.
Темно, страшно. Кругом огромные деревья, с поломанными сучьями, серые валуны, вдалеке не видно просветов. Влажный туман расстелился по замерзшей земле, странные тени медленно передвигаются из стороны в сторону.
– Не ходи далеко, – сказал Миша.
Ему не страшно.
Я зашла за дерево. Спортивные штаны прилипли к ледяной коже, ветер тут же пробрался под пуховик, как только я присела на корточки.
Вдалеке показалась темная фигура. Я прищурилась. Человек. Или это тень?
– Ш-ш.
Что-то легкое взметнулось над моей головой. Фигура, приближающаяся очень быстро, стала обретать очертания, звуки. Я привстала, натянула штаны. Слышно, как хрустит мох под ногами. Над макушками деревьев повисли серые тучи.
– Алик, – прошептала я, – это ты?
По спине побежали струйки пота. Я не вижу лица, но фигура знакомая.
– Иди ко мне, – позвал ветер.
– Нет! – закричала я и побежала к Мише.
Эхо поймало мой голос и понесло по черному лесу. Раздувая, приумножая. «Нет! Нет!» Нет!».
Из кустов выскочил перепуганный Миша с расстегнутой ширинкой на джинсах.
– Что случилось? Чего ты кричишь?
Я подбежала и, не давая ему время, одуматься, бросилась на шею. Чуть не залезла верхом. Он поймал меня и крепко прижал к груди.
– Чем вы тут занимаетесь?
Из-за дерева показалась Вера.
– Ты меня напугала, – отпустив Мишу, сказала я. – Зачем так подкрадываться?
– Я тебе махала, кричала. А ты кинулась от меня, как от чумы.
– Где ты была? – спросил Миша.
Он успел застегнуть джинсы.
– Гуляла, – равнодушно ответила Вера. – Вы все дела сделали? Пора домой.
Дела? Не может она без намеков. Брата и то смутила.
Я заметила, что у нее глаза красные. Брюки на коленях мокрые, пальцы без перчаток замерзли.
Мы выпили чай в машине, съели пироги, а потом поехали в сторону города. Вера, как обычно, села на заднее сиденье, вынула телефон из кармана и на час пропала за разговором с Юрой.
Миша включил музыку. Я укуталась по самые брови в куртку и закрыла глаза.
В салоне тепло. Пахнет ванилью и Вериными духами. Из динамиков льются божественные звуки. Никогда не думала, что такой примитивный мужчина как Миша, увлекается творчеством Людовико Эйнауди.
– Ты согрелась?
Я пропустила его слова мимо ушей. Верина болтовня и красивая музыка полностью завладели моим разумом. А когда началась композиция Life, я полностью растворилась и поплыла по неизведанным каналам памяти.
В пять лет я впервые села за пианино, в семнадцать уже влюбилась в этого прекрасного итальянского композитора. Даже проходила мимо Миланской консерватории имени Джузеппе Верди, в которой учился Людовико Эйнауди, целовала стены, пропитанные волшебством и красками музыки.
– Маша.
Я открыла глаза, и снова холод пронзил все тело.
– Никогда больше не оставляй меня одну в лесу!
Миша открыл рот. Я сама испугалась. Неужели это мой голос и мои слова?
Вера ничего не сказала, но я представила ее ухмылку и довольное лицо.
– Хорошо. Не оставлю, – ответил Миша. – Ты согрелась?
– Да!