Блудник

От таких мелочей и складывалась неприятная картина. Уважение зарывалось вглубь. Чувства вечно мешались с переживаниями. Оставалась только ночь, когда Катя была настоящей, той кто она есть, развязной и похотливой.

Начинался июль. Жара усилилась. Пошла вторая неделя Катиного отпуска. А я уже начинал уставать от ее болтовни, пессимизма, и вообще от нее.

– Когда собираешься ехать? – между прочим, спрашивал я.

– Что уже мешаю?

Да!

– Нет, конечно. Мало ли, может Максим скучает. Чтоб бабушка не ругала, что так долго не отпускал.

Врун, слизняк и трус. Если всегда говорить правду, получится ли создать хорошие отношения?

– Не волнуйся, все в порядке.

В общем, она сидела до последнего, почти до конца отпуска. Мы много ссорились, а вечерами мирились. Оставался осадок, словно мелкие камешки щебенки упирались в сердце.

Незадолго до отъезда, второй раз порвался презерватив. Но удачно, на мой взгляд, как и впервые. Правда Катя заволновалась. Мы постарались быстро об этом забыть.

Провожал соседку уже не с таким горячим сердцем, как встречал. Делал вид, что мне тяжело и непросто. А самого словно однополярный магнит отталкивало назад. Мы обнимались возле автобуса и Катя рыдала. Мы целовались солеными от слез губами.

Отпуск пролетел, словно пара дней. Мне казалось, что отношения должны были вырасти от смены обстановки и долгой разлуки. Но напротив, прошедшие две недели еще больше сжали мое сердце.

Пока, пока! Ты много принесла добра. Но переживаний в двадцать раз больше.

Глава 4

Катя вернулась на Украину. И всего лишь день провела с семьей, как снова нужно было выходить на работу. В ней стало больше суеты. Слышалась какая-то нервозность. Мысль о переезде в Россию одолевала Катю. Мы все также ссорились, и мне меньше хотелось ее слышать. У нее появилась новая задача. Развод от мужа она получила, а сейчас нужна доверенность на ребенка, чтобы свободно перевезти через границу. Проблема каменной стеной стала поперек планов. Я так и не понял до конца, что она хочет сделать, но насторожился.

– Поздравь меня, – задорно восклицала она.

– С чем? – недоумевал я.

– Я заставила мужа написать доверенность. Теперь меня ничего не держит.

– Поздравляю, – вяло сказал я.

И чего она так радуется.

– Ты что не рад?

– Рад.

Опять солгал трусливый лжец.

– Да ты знаешь, чего мне стоило получить эту бумажку?

Если честно догадываюсь, от того и не рад.

– Какие унижения я пережила. Какие только похабные желания не пришлось исполнять.

Не ослышался ли я. Чего? Похабные говорите? Надеюсь, он вас ногти заставил постричь или массаж сделать.

Она снова швырнула копье с бешеной силой. Больно. А через неделю позвонила и сказала, что купила билет и собирается ехать в Суджу, то есть фактически туда, где я жил. Я был крайне разочарован. И не от того, что она может свалиться на голову, а потому что, даже не предупредив, ставит перед фактом.

– Теперь мы будем ближе, – оперировала она. – Я не пойму, чем ты не доволен?

Наверное, мое молчание кричало ей в ответ.

Отношения в корне испортились. Но, несмотря на это она приехала. Я знал когда, потому что пришла смс: «Можно я скажу твой адрес, чтобы зарегистрироваться?».

– Ба, ты представляешь, какая наглость?

Мы с бабушкой шли к зятю, чтобы вместе поехать в город.

– Таких профур я еще не видела, – удивлялась Мария Павловна.

Ответ был очевиден и уместился в одно короткое слово «нет». С тех пор я перестал писать. Хотя с трудом удерживался. Но домашние дела, одно за другим, отлично отвлекали. Впервые, я собрал волю в кулак и решил без чьей-либо помощи положить фундамент.

Иногда Катя сама писала, именно тогда, когда я немного успокоюсь. Словно хлестала плетью, своими письмами. Я перестал реагировать на смс, игнорируя любые провокации.

Неспокойный ум то и дело подбрасывал разные мысли типа: «Как я мог бросить в тяжелую ситуацию», словно дятел долбил по мозгам. И тут же контр мысль: «Но она сама решила ехать, ни с кем не советовалась».

Бабушка прямолинейно выражалась в сторону этой особы:

– Чего она поперлась?! Там же не стреляют! И оставалась бы. Приехала задницу морочить. Не вздумай связываться с ней, а то хапанешь, – поучала бабушка. – Я до сих пор удивляюсь, как за две недели, которые она пробыла, ни разу не вспомнить о сыне. Что это за мать? Так же и к тебе будет относиться.

Я чувствовал, что бабушка права, но все равно до конца не мог отпустить. Меня что-то держало. Воспоминания, приятные моменты кружили в памяти, словно заставляли изменить решение и снова принять Кашину.

Последнее письмо, на которое я ответил, гласило следующее:

«Я нечего не понимаю. Мне так плохо. Макс в больнице. Это что, все?»

Сквозь бурлящую боль, я ответил: «Все». Сердце будто перевернулось.

Каким-то чудесным образом, с каждым днем мне становилось легче. Я реже вспоминал соседку, но все еще чувствовал тугую пустоту. Днями занимался ремонтом. После фундамента принялся мастерить отдельную комнату. Это был мой первый строительный проект, который я сделал сам. Хотелось применить приобретенные умения. Одержимый новой заботой, с детской увлеченностью, я взялся за отделку комнаты. Работы было много: залить пол, выбить окно, заложить старую дверь, прорубить новую, утеплить.… Все внимание сузилось на ремонтных работах, до безразличия к прочему.

Время от времени прибегала сестра с подружкой, и они помогали, как могли. Им нравилось участвовать в чем-то взрослом, осмысленном. Я даже заплатил за помощь, чем воспалил жажду заработать еще.

Я успокаивался, как шторм с каждой волной. Дни бежали быстро. Подходил срок регистрации и платы за патент.

Двадцать второго июля с утра мы поехали в Суджу. Нужно было заказать материалы для ремонта, отметиться в УФМС и оплатить патент. Бабушка хотела получить пенсию и скупиться по мелочам.

Стеклянный банк отсвечивал яркие лучи полукруглым фасадом. Внутри было спокойно. Люди мирно ждали очереди на диванчиках. Мы выбили номерки на зеленом терминале, и присели на свободные места. Кондиционеры шумно холодили воздух уютным, слабым дуновением.

Скоро подошла моя очередь, а через минуту и бабули.

После банка мы разминулись. Бабушка пошла по магазинам. А я с ускорением двинулся в УФМС. Чтоб перестраховаться, схватил бабушкин паспорт, на случай если понадобятся какие-то данные, я ж прописан у нее.

В прекрасном настроении побежал продлевать регистрацию. Приготовился, что людей будет много, старался себя успокаивать. В это время прибыло много беженцев и пострадавших, поэтому все инстанции были забиты. Но спешка в мыслях никуда не делась, хотелось быстрее с этим покончить.

Серые распахнутые ворота УФМС перекошено приветствовали эмигрантов. Это место всегда вызывало волнение, как дом с приведениями. Узкий, темный коридор навалился спертым воздухом. Посетители с каменными лицами жались к бетонным стенам. Редко встретишь радостного человека в подобном учреждении.

Я прошел во вторую часть помещения, разделенную дверным проемом. В прямоугольной «ожидальне» сквозь единственное решетчатое окно струились золотые лучи солнца. Толпились люди, хмурясь ново вошедшему.

Поприветствовав посетителей, не всматриваясь в лица, прошел в правый угол комнаты, к столу. Заняв очередь, задом облокотился на столешницу и стал ждать. Безмятежно с напряженным спокойствием уперся взглядом в стенку, отделанную под дерево. Боковым зрением я почувствовал чей-то пристальный взгляд. Мутный силуэт с двумя косичками сверлил глазами. В шаге и правее от меня, краснея футболкой, сидела незнакомая девушка. Сквозь ленивый интерес, я покосился на чернявую. Чертовски знакомые черты лица слились с новой прической. Из-под тонких дуг бровей, по-волчьи, глядела Кашина Екатерина.

Вероятность встречи была довольно высокая в таком маленьком городке. И я б не удивился, повстречав ее где-нибудь в парке или на рынке, в магазине. Но тут, признаться, не ожидал, хотя тщательно старался скрыть изумление. Катя продолжала смотреть, будто вбивая гвозди. А я ощутил горестную волну страха.

– О, где б мы еще встретились? – Сдержано сказал я, словно это одноклассница и мы давно не виделись. – Пойдем разговаривать, – с отяжелевшим сердцем я вышел из УФМС, а Катя догоняла сзади.

В бешеном порыве гнева, едва сдерживал напирающее желание кричать, я шел впереди точно так же, как раздражала она впредь. Быстро шагая в сторону к растущим елкам на аллее, не обращая внимания на семенящую ногами спутницу, явно не поспевающую за мной.

Я ее ненавидел, как самого ярого врага. Мне становилось дурно только от упоминания мысли о ней. Я думал все, больше не увижу, не узнаю,… но волей не волей, пути снова сплелись. Именно теперь, когда я успокоился. В то самое время, когда я пришел регистрироваться. Зачем же? ЗАЧЕМ…

Катя что-то бормотала в спину, просила помедлить. Но грубости буквально ядовитыми брызгами слетали с губ. Я хотел, чтоб она заткнулась, исчезла. Ненавидел ее, потому что боялся. Знал, что она снова ужалит, сделает больно. Меня одолевала слабость и немощь, усталость свалилась гигантским комом. Одним лишь появлением соседка растоптала мою трусливую сущность. Единственное что я мог, это скалиться, сохраняя, хоть грамм мужества за этим покровом.

Мы остановились под прохладной тенью высоких елок. Спешными движениями, Катя достала продолговатую пачку дамских сигарет.

– Что с тобой? – Подкуривая спросила она.

– Все здорово, – со звенящим холодом ответил я. – Что ты делаешь в УФМС?

– Документы оформляю, как и ты.

– Ты что оставаться здесь думаешь?

– А что мне делать? Там полный разгром…чего ты злой-то?

Вся абсурдность моего гнева заключалась в том что, по сути, нет проблемы. Нужно было отморозиться и спокойно жить, позабыв о ней. Но нет! Струны совести буквально натянули живот до шеи, что просто хотелось блевать от натуги.

– Почему не посоветовалась, не предупредила? Просто сорвалась и приехала. Здрасте! Кто так делает? – Почти спокойно выговорил я. – Вместе никак нельзя…?

– А ты что предлагаешь, ждать пока бомбы начнут скидывать. Чтоб там и похоронило в квартирах? Я спасаю себя и ребенка.

Она была отчасти права. Я всегда боялся перемен, особенно резких. А теперь я боялся ее с резкими переменами. Моя совесть барабанила по всем органам. Сжимаясь и корчась, я ощущал псевдо ответственность. С одной стороны, мне нужно взять ситуацию под контроль в таких сложных обстоятельствах, проявить мужество, с другой – плевать я хотел на ее проблемы, семью и все остальное. Эта двойственность пожирала меня, оставляя продукты разложения. Я томился как скованный кандалами в сырой яме.

Подсознательная борьба с самим собой продолжалась все время. А когда чувствовался покой, это были перерывы между раундами. Здесь, по сути, вопрос не касался Кати. Она создавала лишь фон, помогала определить мои качества смелости, ответственности, храбрости. Но даже если это и было во мне, я не хотел и палец о палец ударять за этого человека, потому что не любил. Потому что вся моя семья была против нее. Потому что Кашина – вечная проблема. Я хотел заставить себя быть мужественным, сильным, но все тщетно, когда нет чувств.

Блуд – временная забава, проделки дьявола. Когда насытишься, он вызывает противоположные чувства – отвращение, уныние, боль. Потому что не ради любви, а ради наслаждения. Ведь удовольствие без любви это проституция, только вместо переживаний расплачиваешься деньгами.

– Пошли уже очередь, наверное, подошла. Покурила?

Глава 5

– Должна быть принимающая сторона, – грозно поглядывая, сказала эксперт по вопросам миграции. Высокая, худая девушка со светлыми прядями и отпечатком жесткости на грубом лице, хмурилась от моего визита. Ее щеки «украшали» розовые впадины мелких ранок словно выщерблены.

– У меня паспорт бабушки с собой. Этого не достаточно? – С рвущимся раздражением, начинал я терять контроль.

– Нет! Только вместе с бабушкой. Так что приводите ее сюда и отметим.

– Вы же до часу работаете, я не успею.

– Мы работаем до ночи, – сорвалась в звенящий крик паспортистка. – Нужно было раньше приходить.

Злость начала вылезать, как ядовитая змея.

– Где вы были раньше? – вопила она.

– Я же не местный. Чтобы добраться до вас, нужно ехать на такси. Вы понимаете? И бабушка старенькая, чтоб тащить за собой.

– Я все вам сказала, – проговорила она явно оскорбленная моей возбужденностью. Еще выставил ее бездельницей.

– Погодите. А если я не успею сегодня?

– Штраф, – ответила другая, более приятная девушка из-за стола позади разъяренной фурии. – Будете писать заявление, – темно-карие глаза сканировали меня насквозь.

Эта работница намного симпатичнее.

– Приводите бабушку, мы вас примем после обеда, – успокоила она бессмысленный шум.

– Хорошо, спасибо, – лицо побагровело. Мне стало стыдно, что выместил злобу на них.

Я позвонил бабушке и договорился встретиться около мясного магазина в центре города. Кашина шла рядом, намереваясь что-то сказать.

– А с тобой, – я положил телефон, – через полчаса возле УФМС. – и, не дожидаясь ответа, устремился по тротуару.

– Зачем ты так…? Не будь таким. ДА ЧТО С ТОБОЙ…?

Стальным голосом пролил:

– Если что, позвоню.

Как же тогда щемило. Словно в пьяном угаре горело внутри. Мысли – клубок червей переплетались и рассыпались.

Бабулю я встретил на пороге продуктового магазина. Перехватив сумки, вздохнув по глубже, размеренно объяснил ситуацию.

– В общем, ты нужна в УФМС. Я повздорил с ними немного, – холодок стыда все еще плавал в загрудке.

– Ты же умный дюже! – буркнула бабушка. – Нужно спокойней как-то.

Эту черту унаследовал от отца. Он любил поругаться, пошуметь без причин. Кровь есть кровь. Я, наверное, такой же.

Не спеша, мы добрели до миграционной службы. Внутри уже ни кого не было, только слышны перетоптывания за дверью кабинета. От постыдного поведения возрастало волнение, как у провинившегося мальчика. Нас приняли. Бабушка все разрулила, если можно так сказать. Своим благонадежным видом она вернула ко мне расположение работниц. Те смягчились, изредка посматривая на виноватого меня.

С регистрацией вопрос был улажен. Камень с души. Оставалось заказать стройматериалы. Через пять минут я должен уже идти на встречу с Кашиной, но точно не успевал. А бабушке что я скажу? Ведь не признался же, кого встретил. Не хотел лишних расспросов. Поэтому написал смс, что рандеву отменяется.

В магазине стройматериалов веяло прохладой, как в подвале. Нас встречал приличный ассортимент красок на стеллажах слева сразу за порогом. Остальная мелочевка реденько висела на крючках за прилавком. Стеклянные витрины укрывали худой выбор отверток, ключей и всяких принадлежностей.

Пожилая тетка, завидев мой список, заверила, что самые низкие цены именно у нее. Немного припущенные брови почему-то вызывали сомнения в искренности ее слов. Бабушка была рядом.

– Двадцать два профиля. Штук сто гребенок…эм…расчесок…как их называют? – угадывал я.

– Подвесы.

– Ага, они.

В торопливой манере диктовал необходимые материалы. Пока тишину не нарушила смс. Догадаться нетрудно кто отправитель.

– Шесть листов гипсокартона.

– Какого?

– Для стен. И три потолочного, – доставая телефон, чтобы прочитать сообщения, заканчивал список. – Пенопласт, дюбеля, саморезы. Записали?

– Да, да! – явно довольная заказам, ухмылялась тетка.

На экране мобильника «висел» конвертик сообщения. Первые пару секунд с какой-то опаской не решался его открыть. Будто уже тогда доходил поток невидимой информации.

– Вроде все, – пробежался по списку глазами и сказал, – посчитайте, будьте добры.

Я был прав. Веселый на первый взгляд конвертик буквально втоптал в землю содержанием. Словно выпив кислоты, меня прожгло сверху донизу. Я замер на считанные мгновения, прикованный к коротким строчкам.

Лучи солнца ласкали через большое пластиковое окно. Тепло приятно контрастировало с прохладой помещения. Но то чудовищное жжение беспощадно опаливало каждую клеточку.

Сумев отвлечься, не выдавая огорчения, я спросил:

– Когда привезете?

– Ну, давайте в пятницу. Мы как раз купим на базе все недостающее.

– Хорошо, большое спасибо. Номер я оставил.

Оплатил половинку заказа, и мы вышли в самый разгар жаркого дня.

Глава 6

Поразительная сила связи родителей с их детьми, как у нас с мамой, например. Она словно чуяла неладное с самого начала и всячески пыталась оградить меня от бед. Мама решительно навестила семью Кашиных, буквально перед ее отъездом.

Атмосфера была напряженной, таких гостей никто не ждал.

– Катя, я хочу с тобой поговорить, – сдержанно начала Ольга Николаевна.

Поза Кати немного изменилась, стала более закрытой. Она сидела с высокоподнятой головой, держав двумя руками колено переплетенных ног.

– Зачем ты туда едешь? ТЫ же знаешь, он сам не определенный еще.

Кашина вызывающе держала взгляд черно подведенных глаз.

– Я не к нему еду. Что он может мне дать? – Презрительные нотки заиграли в тоне соседки.

Ольга Николаевна почувствовала унизительный укол и пренебрежение к своему сыну, но сдержала эмоции и спокойно продолжала допрос:

– Ну а куда ты собралась?

– Я Кате тоже говорю, не нужно никуда ехать, – вмешалась бабка, пытаясь сохранить мирность беседы.

Кашина непоколебимо сидела в неизменной позе.

– Мы поедем в лагерь для беженцев. Можете не волноваться, – горделиво заверила она. – И вообще мы сами с Ромой разберемся.

Ольга Николаевна со знаком зодиака «весы» ощутила нахлынувшее возмущение. Она готова была врезать на наглой роже этой соплячке. Но продолжила в дипломатической манере:

– Вот когда своего воспитаешь, вырастишь, выучишь, тогда посмотрим, как заговоришь, – с напором, четко выговаривая каждое слово, заключила она. – А пока, я буду вмешиваться до тех пор, пока моему сыну не станет хорошо.

На этом неприятный разговор закончился. Ольга Николаевна, немного расстроенная поведением Кашиной, поспешила позвонить мне и поведать о походе. Я терпеливо слушал, сжимая губы от недовольства. Меня унижала эта ситуация, мамин визит. Стыду не было предела.

– Ну, зачем ты ходила туда? – досадовал я. – Представь только, как я выгляжу в их глазах? Мама решает проблемы двадцатитрехлетнего сына. Позорище!

Было очень больно, и не мама меня опозорила, а я сам, сваливая раз за разом груз проблем на ее плечи. Рассказывая о душевных волнениях, находя пристанище в материнской жилетке. Наверное, я еще кажусь не сильно мужественным, не совсем уверенным, слабеньким и уязвимым. А дорогая мать, видя это, торопится выручать сопливого сыночка.

– Мне все равно. Я буду бороться за тебя, – гремела мама. – Я не для таких мышей тебя рожала. Такие невестки мне не нужны, так и знай.

Моченое яблоко, так бы я назвал свое состояние. Сморщенное и мягкое, совершенно не привлекательное и лишенное яркости вкуса. Я старался взять себя в руки, пытался как-то раскачаться, окрепнуть. Но все безуспешно. Только град противоречий встречал здравый смысл. Внутри словно все перебито, знобило и болело. Я чувствовал себя по-настоящему одиноким.

Дни сменялись как фотоснимки. Домашний ремонт неспешным течением отвлекал от мира проблем. Через пару недель после случайной встречи появилось твердое намерение посетить Катю.

Втайне от бабушки под предлогом покупки краски, в первых числах августа я поехал в Суджу. Мы договорились увидеться возле кафешки в центре. В девять утра внизу улицы направлялась в мою сторону симпатичная девушка с маленьким пакетиком в руке. Она грациозно плыла. Приближаясь, черты ее лица стали различимы. Я старался держаться мужественно, расправил плечи, сделал серьезное лицо. А сам слушал учащенное сердцебиение. В последнее время я стал замечать, как часто приходиться делать вид, скрывая истинное настроение.

– Привет, – нежно поздоровалась Катя.

На ней была голубая футболка и летние джинсы.

– Здравствуй, – недружелюбно ответил я. – Пойдем куда-нибудь.

По узким улочкам мимо старых построений и ветхих домов, пересекая пешеходные зебры, мы вышли на уходящую вниз как склон дорогу. Церковь по левую сторону тепло золотилась куполами. Дуновение прохлады знаменовало о приближении к реке. Полукруглые арки моста ржавели стариной. Истертый коричневый коридор водил людей с одного берега на другой. Кувшинки с высоты казались замечательным украшением чистой воде. Весь путь мы говорили о нас, как ни странно, с каждой минутой более мягко и с интересом выслушивая друг друга.

– Я не могу понять. Ты словно специально берегла эту новость как козырь.

Она смотрела на меня щенячьими глазами. Вроде я и так должен понять, что она не виновата, а просто как маленькая девочка растерялась.

– Когда ты узнала?

– Когда вернулась из отпуска, сразу почувствовала. А когда сделала три раза тест, сомнения улетучились, – и протянула белую палочку с двумя короткими полосками. – Вот, смотри сам.

– Все равно недоумеваю, как это получилось? Все должно было быть нормально.

Теперь, наверное, у меня были щенячьи глаза.

– Значит судьба. Я плодородная! И думаю, теперь ты понимаешь, зачем я приехала.

Она права! А я снова смалодушничал.

– Что думаешь дальше делать? – Спросил я, словно меня это не касается.

Что я несу! Как мне теперь быть и что делать? Мысли разлетелись осколками стекла. Почему я не думал об этом с самого начала, когда приставал к замужней женщине?

– Пока будем в интернате. Нам помогают. Люди приносят продукты, деньги, кто что сможет. Я вот пачку памперсов урвала, – с гордостью сообщила она. – Они ж дорогущие.

– Зачем они тебе сейчас? Рожать все равно нескоро, – вяло заключил я.

– Да ты что, они тысячу стоят. Мало ли, пусть будут. Пригодятся.

Мы полдня просидели на берегу реки. Шелковая прохлада отгоняла жару. К двум часам немного утомленный я попрощался с Катей и сел на такси. По дороге вспоминал обрывки разговора и усиленно думал, что предпринять. Совесть подтачивала словно бормашина.

Никто не знал о нашей встрече. Бабушке пришлось соврать, что встретил знакомого.

День за днем я свыкался с мыслью о ребенке. Даже начало подбадривать, что скоро стану отцом. Дети есть счастье. Но покой так и не наступил. Как хорошая мать Катя не вызывала доверия. Ее легкомысленность к своему сыну, которую я неоднократно наблюдал, и вызывала сомнения.

Я приказал ей не курить. Если дорожишь здоровьем ребенка, будь добра бросать, говорил я. Но не видел ни капли материнской заботы. В ее, несомненно, нежном теле таилось отдаленно холодное, незримо отталкивающее, как в улыбке сектанта. Она была чем-то противоречивым, словно теплая питьевая вода в жару, такой желанной, но совершенно не пригодной для питья.

Какая-то меленькая клеточка зудела недоверием. Глубоко в самых недрах я питал сомнения о беременности, потому что хорошо себя знаю, и в те два раза было минимум риска, если не было вообще. А вдруг беременна, то кто даст гарантию, что от меня. На Украину ездила, с мужем встречалась. Но и ошибаться я могу. А если и правда, ребенок мой?! Кто тогда я? Ничтожество! Такой же слабак, как и многие, кого я впредь осуждал за подобные дела. Мое сердце словно жарилось в неведении. Противоречия опутывали рассудок, рождая непосильную тяжесть.

С момента последней встречи разгорелось желание видеться чаще. Хотя недовольства переполняли и горестно досаждали. Влекущая природа, словно нашептывала на ухо: «Встретиться, встретиться. Она мать твоего будущего ребенка… Ты должен быть мужественен». Липкие мысли не давали покоя, а давили со страшной силой на грудь. Я знал, что помимо собственных подозрений и противоречий, существует огромный барьер, который вряд ли удастся преодолеть.

Мы часто обсуждали с бабушкой тему отношений с Кашиной. Будучи мудрой женщиной, всегда давала дельный совет. Когда я принимал или оправдывал какие-то стороны Кати, она мне говорила:

– Тебе жить. Вот сам и думай. Если хочешь всю жизнь промучиться с ней, то выбор за тобой. Оно тебе надо?

Не надо, отвечал внутренний голос.

Другое дело родная мать, которая никогда не примет даже мысли, что Катя будущая жена или мать внука.

Как же не хватало тогда совета, даже маленького. Мои терзания были ни кому не ведомые. И бремя легло полностью на мои плечи. Про беременность никто не знал. Потому, наверное, и не понимали, почему так сильно вцепился в странную семейку Кашиных. Меня словно растягивали в разные стороны. Я чувствовал ответственность перед матерью. Не хотел ее разочаровать и утратить те отношения, которые за долгие годы терпения крепли и становились совершеннее.