скачать книгу бесплатно
О! И причина имеется. Не просто так подошел. Видать, Иринья ему от ворот поворот указала – так нашел, на ком сорваться. Ну не могу поверить, что к себе такого охламона подпускала. У него же на роже написано рукоприкладство. «Бьет – значит, любит», – то не про мою любушку. От мужа, может, и стерпела бы, а от чужого мужика в момент на дверь бы показала. Пообщались уже слегка, такие вещи сразу видать. Не зря сама по себе. Не хочет опять в ярмо. Даже с ее внешностью вряд ли на что помимо вдовца с кучей детей стоит рассчитывать. Так проще уж одной. Хотя и невесело.
– Кому чужим, тебе?
Страх отсутствовал. Я и в родном виде грабителей не особо боялся. Осторожность не есть трусость. Но там хоть прозрачно – имущество отдай и вали. А этому требовалось утвердиться, как обычному гопнику. Унизить и поиздеваться. Оно аж сквозило из него. Значит, опять выбора нет. Бить придется первым. Причем вложиться сразу целиком и всем весом. Иначе он меня забодает отросшими за последние пару ночей рогами.
– Да я тебя… – он толкнул меня в грудь, невольно заставив отступить.
Все же не урка какой и не набрасывается без предупреждений. Глупейший дворовой кодекс, видимо, имеет корни аж в далеком прошлом.
Я поставил сумку с покупками на землю.
– Охти мнециньки, – показательно зевая, промолвил. Практически в лицо ухарю плюнул, сообщая о неимоверной усталости и скуке. – Смертно спать хоцю, ночью занят был.
Он зарычал не хуже медведя и шагнул вперед, широко замахиваясь.
– Убью! – пообещал с рычанием.
На то и рассчитано – вывести из себя.
Я врезал в открытую челюсть и страшно удивился. Вопреки ожиданиям, удар не остановил его. Правда, и его замах пропал почти впустую, лишь задев меня по плечу, но он не собирался извиняться или признавать поражение.
Даже от касательного удара меня развернуло боком, и не успел отскочить. Парень схватил меня воистину в медвежьи объятия и сдавил, выжимая воздух из легких. Это уже совсем не походило на честную стычку кулачных бойцов. Еще немного – и затрещат ребра.
Я саданул назад ногой, постаравшись угодить по голеностопу, и, видимо, куда надо попал, потому что могучий обруч из стали на мгновенье раскололся, под вскрик боли. Невольно потеряв равновесие, я качнулся вперед и, получив дополнительное ускорение от кулака сзади, упал на колени. У меня не осталось ни малейших сомнений, что прямо сейчас этот скот меня станет бить до смерти. А до нее не особо долго, потому что он явно сильнее.
Я почти ощутил, как он наклоняется, собирается схватить меня за волосы, а затем швырнуть на землю. Или, подставив колено, обрушить на него спину. Так ломают позвоночник и забивают конокрадов. Откуда-то из глубины выплеснулась ярость, затуманивая мозги, и я откатился в сторону, не позволив схватить себя вновь. Оттолкнулся от земли и, почти взлетев, с размаху ударил его в переносицу локтем. Парень пошатнулся, глаза закатились, и из ноздрей брызнула кровь.
Мне было не до его самочувствия. Я просто бил опять и опять, не обращая внимания, стоит он или падает. И даже лежащего. Прыгнул ему на спину и продолжал молотить по дурной голове, пока кто-то не оттащил меня в сторону. Парень лежал неподвижно, больше похожий на кучу мусора или грязного тряпья, а под башкой растекалась лужица растаявшего снега красного цвета. Кто-то подошел и посмотрел, отрицательно покачал головой.
– Убили! – очень деловито и радостно заорал женский голос.
Стоя на ватных ногах, попытался оглядеться. Неизвестно когда в очередной раз бровь пострадала, и вновь по лицу потекла кровь. Поднял руку, стирая, и с недоумением уставился на разбитые костяшки, впервые почувствовав боль.
– Кого?
– Ерему Савичева!
– Так ему и надо.
– Кто убил?
– Держать убивца!
Оказывается, пока мы ворочались в грязном снегу, собралась немалая толпа. И все жадно смотрят. Вот пошто не вмешались раньше? Козлы паршивые. А меня теперь на каторгу. Вот и вся миссия. Хана. Доигрался с идеями. Сидел бы дома, а не мечтал о богатствах.
– Чего орешь, ты видел, с чего началось?
– А мне не надо. Без меня видоки найдутся!
– Вся их семейка никуда не годная. Молодец, паря. Правильно сделал.
Бежать? Куда? Наверняка кто-то опознал, и в два счета найдут. Нет, ну какие козлы, помочь – так их нет, а как случилось – все умные.
– Пойдем, – сказал неказистый мужичонка с бородавкой на носу.
– Куда? – обреченно спрашиваю.
– Куда положено, – маловразумительно, но очень логично отвечает.
– Сумка моя, – показываю.
– Бери, – разрешил.
К адвокату звонить мне не удастся, за полным отсутствием телефонов и самих законников. А обратиться за помощью к тяте…
– Василь Дорофеевичу сообщу, – обещает, не то замечательно читая мысли, не то показывая, что смываться не имеет смысла.
Один уже точно признал. И он явно представитель власти. На полицию совершенно не смахивает. Ни мундира, ни представительного вида. А народ между тем с нашей дороги расступается и почтительно приветствует. Кое-кто и шапки ломает. Видать, не простой человечек.
– Идем, – взял он меня за рукав. Оттолкнуть и дать деру – секунда. Только это все – пипец. Меня примутся ловить всей округой. Куда драпать зимой, не имея понятия об окрестностях и не подготовившись? Тут не город Москва, малин воровских не предусмотрено, да и кто я для реальных пацанов? Фраер залетный. Сдадут, не затрудняясь совестью, со свистом.
Ну я и пошел. А куда деваться? Не про права же человека кричать! Не поймут.
Глава 8. Отъезд
В тюрьму меня не засунули. Скорее всего, по банальной причине ее отсутствия в здешнем центре цивилизации. Не думаю, что так уж часто совершаются в Колмогорах преступления. Закрыли в обычном амбаре. Стены крепкие, запор снаружи, а зерно я все равно не сожру. И через вырезанное внизу двери отверстие утечь не сумею. В него разве кошка пролезет. Она достаточно скоро появилась и с недоумением уставилась на меня. Подумала и подошла познакомиться. Я ее машинально почесал между ушами и удостоился радостного мурчания.
Худая до безобразия. Здешние хозяйки редко их кормили, считая, что достаточно и мышей, которых сама обязана хватать. Возможно, эта стара или просто плохая охотница. А может, мыши чересчур шустрые, я уж не в курсе. Просто поделился с ней шматом рыбы, прихваченной на дорогу и мирно пролежавшей по соседству с подарками в сумке. Естественно, заранее хорошо завернул, чтобы не запачкать новые вещи, тем более бумагу. Сейчас еда пришлась кстати. Кормить меня как-то не особо рвались, но я решил, что родные не оставят голодным.
Сожрала она свой кусок со страшной скоростью. Клянусь, слышал, как хрустят перемалываемые зубами кости. Всю жизнь считал, что они их, в отличие от собак, не грызут. Хотя на пустой желудок еще и не такое бывает. Я в детстве не любил помидоров. Ну не ел, и все. Сейчас и сам не смогу объяснить – почему. Всего денек воспитательного процесса от бабушки, когда ничего помимо не предоставляется, невзирая на слезы и мольбы, – замечательно помогло. Теперь не моргнув глазом могу употребить хоть собачатину с медузой.
Это не пустые слова. Пробовал. В хорошем китайском ресторане еще и не то могут, ты только башляй. Ничего особенного. Правильно приготовленная псина не воняет, а медуза – просто белок. Так что не отказываюсь пробовать новое и не особо верю в выполнение всяческих пищевых запретов. Посидев несколько дней без пищи, самый религиозный сожрет любой продукт и не подавится. Нам желудок намного важнее, чем привычки, вбитые в мозг. Понятно, если ты не настроился помирать и хочешь жить.
Посидел, лениво почесывая кошатину, и решил заняться делом. Просто сидеть мочи нет. От меня ни черта не зависит, разве поджечь амбар изнутри. Спать не особо охота. Внутри не то чтобы минусовая температура, но отопления не предусмотрено… Извлек первый лист бумаги, вооружился самодельным сланцевым карандашиком и задумался. Что в первую очередь. Как до конкретики дошло – началась путаница. И то вроде стоит, и это. А с чего начать?
Стоп! Логика важнее всего. Желательно ведь не одним простым мужикам потрафить, еще и на образованную публики произвести впечатление. В таком случае начать стоит с патриотичного. «Зайчики в трамвайчике» неуместны. Попытался покопаться во внезапно образовавшейся в мозгах пустоте… О! Так напрашивается же! Пушкин – наше все. «Как ныне сбирается Вещий Олег…»
И объем неплохой. Не три строчки. Пару раз не сходу вспомнил продолжение, но даже если и потерял где куплет, ничего исправлять не придется… Что там еще? «Изведал враг в тот день немало, что значит русский бой удалый». Очень даже неплохо. Слегка подредактировать, выкинув сомнительные места и всяких «мусью», – и очень даже жизнерадостно. Нет, положительно я на правильном пути. Про «гору тел» нешуточно вставляет.
Что у нас еще имеется большого размера, и лучше заняться сразу, пока из меня кнутом не выбили? «Руслан и Людмила»! Сколько раз слышал в детстве. О, господибожемой, не делай со мной это! Не мешай! «У лукоморья дуб» вовсе не начало. Там еще посвящение имелось. Про красавиц. Тьфу! Мне тогда они были неинтересны. Не помню. Ну черт с вами. Что есть, то и зафиксирую. Буду надеяться, со временем всплывет. При виде красавиц. Бабушка, помоги! Глаза же мне не выколют? Ну в Сибирь отправят… А я будто на Юге нахожусь!
Кошка недовольно мяукнула, не получив дополнительной порции жратвы и почесываний. Походила вокруг меня в недоумении и отправилась куда-то в глубь амбара. Мне было не до отслеживаний ее перемещений. Легко сказать – целиком огромную поэму вспомнить, все же немало времени прошло. Но я справился. Было, правда, ощущение провалов, когда непонятно какая строфа или какое слово, но думаю, в целом справился. Даже появление под вечер заарестовавшего меня начальника с тулупом, хлебом и кувшином, содержащим молоко, не особо отвлекло.
Поблагодарил – все же не у печки сижу – и продолжил с того же места, не забыв поделиться напитком с животным. Хлеба я ей не дал: самому мало. Всего-то краюха. Видать, подследственных не очень откармливают. На будущее надо иметь в виду. Котяра, наверное, решила, что на сегодня ловля мышей закончена, и устроилась у меня на коленях. Серенькая, полосатая, явно не из породистых происходит. У мусорки в любом дворе сколько угодно таких водится. Лежит и мурлычет на манер моторчика. Приятно. Кисок я люблю и не гоняю. Вот к собакам отношусь с настороженностью.
Я сидел и писал, писал. Пока окончательно не стемнело. Сам не ожидал, сколько в памяти содержится. Начинаешь об одном – тянет за собой иное. Бажов с Хозяйкой Медной горы – россыпное золото на Урале и Алтае. Прежде почему-то считалось, что там его быть не может. Та же медь на Алтае, Нерчинские рудники, где сидели декабристы. Совершенно не отложилось, что там добывали, но ориентир имеется. Даже где-то в моих родных местах, в смысле нынешних, под Архангельском нашли алмазы.
Живая вода из сказки вызвала неведомым образом ассоциацию с мазью Вишневского, которой лечат прыщи. Смешно, да. Только ею много чего пользуют – от ожогов до язв. И состав элементарный. Березовый уголь, совсем просто. Касторовое масло из клещевины. Латынь я знаю, но не в таких же пределах. Мы все-таки не на собирателя гербария готовились. В юридическом могло пригодиться. Так, во всяком случае, утверждали.
Классическое образование, ага. Только в России врачи и в парочке учебных заведений вроде нашего до сих пор пишут на этом мертвом языке. Больше никому, помимо католических попов, не нужен. Всю плешь наш учитель проел подобными штучками. Вечно норовил засыпать, прося не просто склонять, а целые сочинения писать на свободную тему, но про римлян. Про Цезаря типа мелко, подавай ему подробности жизни давно умерших квиритов.
И чего я в те времена не попал? Уж там я все знал бы. Хотя ну его. Представления о Римской империи у современных историков могли очень отличаться от реальных. Типа как мои о старой русской деревне. Не так уж плохо здесь живут. Жрут от пуза. А что работают до треска в спине – так когда людям без специальности легко было?
Возвращаясь к лекарству и Вишневскому… Растет дерево искомое где-то на Юге, и не имею понятия, как выглядит, но на то существуют ботаники. Есть еще третья составляющая, но там нечто химическое. Опять облом. Но уже лучше. Касторка тоже вещь полезная.
Совсем не обязательно «изобретать» паровую машину. Люди много лет мучались, доводя ее до ума, и первые имели четырехпроцентный КПД. Фактически ерунда. И то были специалисты не чета мне, с огромным реальным опытом. Но ведь если хорошо подумать, даже мои отрывочные знания дают некую фору. Ну и пусть я путаю даты и ничего не помню про восемнадцатый век, зато не имею предвзятости и научен пользоваться информацией, делая выводы.
Кроме всего прочего, у меня наличествуют, пусть и самые общие, представления об экономике. Думаю, только под конец столетия кто-то начал на эту тему шурупить. Значит, я первый. Без особого напряга могу написать работу не хуже любого Адама Смита или Карла Маркса. С подробным изложением – пошто государство богатеет и куда его двигать. Сравнивать читателям все равно не с кем.
Марксом нас пичкали вполне серьезно, его экономическая теория в университетах преподается и нужна. Конечно, пролетарии никогда не объединятся, потому что, вопреки представлениям девятнадцатого века, у них все же имеется собственное Отечество. Зато для его появления (пролетариата) требуется, чтобы крестьян с земли сгоняли. Для развития промышленности необходимы свободные руки и отсутствие таможенных барьеров для торговли внутри страны.
И не особо важно, каким образом сплавлять людей в города – огораживанием, раскулачиванием, появлением помещичьих владений, где на каждого работа не предусмотрена. Главное, всегда деревня разделится на богатых и бедных. Вторые будут батрачить на первых, а чем крупнее хозяйство – тем выгоднее. Мораль – немцы были не дураки и создали недурственную систему юнкерских хозяйств. Помимо всего прочего, своих коммуняк быстро забили. Тамошним рэволюционерам служить не пошли. Другое воспитание.
Вот и надо с них брать пример, чтобы переплюнуть. Экономику в первую очередь. Не устраивать уравниловку с общиной или черным переделом семнадцатого, все равно через десяток лет все повторится и одни поднимутся, а другие не сумеют и уйдут в город. Нельзя пожарить яичницу, не разбив яиц.
Не стоит проявлять чрезмерную заботу о народе, который через поколение твоих внуков на вилы поднимет. Хвост надо рубить сразу, а не по частям. Освободить без земли – и пусть крутятся. Зато ведь не продадут и не выпорют. Нет, ну кому нравится, пусть остается имуществом. Живым говорящим орудием. А по мне – лучше сдохнуть, чем считать себя чужой собственностью.
Во дворе по направлению к амбару раздались шаги. Не услышать их было никак нельзя. Снег выпал свежий, я еще вчера заметил, когда жрачку притаранили: хрустит под ногами. Еще и поэтому сбегать глупо. По следам найдут в момент – и собаки не понадобятся. Дверь распахнулась, и я вскочил. На фоне освещенного солнечными лучами проема одну темную фигуру и видно. Лица не разобрать.
– Ну пойдем, что ли, – произнес хорошо знакомый голос.
– Отпускают, тятя? – нешуточно обрадовался, торопливо пряча в сумку листки.
– А цо, спужался?
Мне очень хотелось сказать: «Конечно, то была чистая самооборона, но статью за превышение легко приклеить любому», – но прозвучит не очень удачно. Мой реципиент таких слов употреблять не мог.
– Неприятно, – сказал вслух.
– Ишь, ажно лицо построжало сидючи.
Мне себя не видно, но, наверное, трупы делают взрослей. Все же не овер гейм. Заново не переиграешь. А с каторгой почти смирился.
– По соборному уложению, – провозгласил Василий Дорофеевич, – «а буде кто… убьет не нарочным же делом, а недружбы и никакия вражды напередь того у того, кто убьет, с тем, кого убьет, не бывало, и сыщется про то допряма, что такое убийство учинилося ненарочно, без умышления, и за такое убийство никого смертию не казнити, и в тюрьму не сажати, потому что такое дело учинится грешным делом без умышления».
Прозвучало на манер цитаты.
– Так и не имелось умышления на убийство. Я же его не трогал, сам полез.
– Рази же я тебе не говорил «держись от Савичевых стороной»?
Я оторопело кивнул, признавая правоту. Никаких сомнений. Говорил. Да не мне. И потом, я его искал, что ли? Сам навстречу выпер.
– Поганая семейка. И все они паршивцы, воры и злодеи. Не оставят так, ох, не оставят, прости господи, – он перекрестился. – Им на закон… – Я впервые услышал матерное выражение. Очень знакомое, да до сих пор никто при мне здесь не ругался такими словами. Даже мачеха умудрялась обходиться более приличными в наш с Ванькой адрес. – Аль тебя подстерегут и порежут, аль еще чего удумают, ироды.
Это в смысле поджог устроят или лодье днище прорубят?
– Так что делать, тятя? – я реально растерялся.
Идти убивать неведомых мне людей, потому что они могут чего учинить, не очень укладывалась в голову. Да и не по мне это – подпереть колом дверь и всех спалить. Тут уж верняк: поймают – легко не отделаешься. С другой стороны, он явно знает, о чем говорит. Да и ждать невесть сколько подляны или ножа в спину, тем более что я их в лицо не видел, мало приятного.
– Уедешь до поры, – сказал он, как о решенном. – В Москву обоз идет с мороженой рыбой, я договорился.
Спасибо, господибожемой, возопил мысленно, невольно спотыкаясь. Ты все сделал к лучшему. И убегать не требуется, и в Москву попаду. Большой город – это именно то, что мне нужно. Перспектива, возможность выйти на полезных людей и найти деньги. Город – не просто много домов, куда важнее люди, их умения и мозги. В деревне сложно найти необходимого специалиста, а чем крупнее город, тем сильнее его потенциал. Колмогоры не больше крупной деревни. Москва – совсем иной случай. Счастливый! Там мое будущее!
– Держи, – сказал он с горечью, впихивая в руки мешок.
Для помора семья – лодья, и сам он кормщик. А я типа в свободное плаванье отправляюсь, без контроля и надзора. Между прочим, мешок оказался не хуже рюкзака. Две лямки для рук, надевается на спину, и горловина перехвачена ремнем. Так просто никто не залезет.
– Вещи твои все вложил.
– А книги?
– Все, – тут уж в тоне ясно заметна обида. Совсем одурел родителя спрашивать о таких вещах. Он типа не в курсе, насколько они для меня важны. Конечно помнит. – И три рубля. На дно самое.
– Спасибо, – говорю с чувством.
Подальше от здешних сложностей, к местам, где меня никто не знает и я не обязан встречать по имени-отчеству. Все по новой! Лучше не бывает!
– Не навечно едешь. Год, два… Пока все поутихнет. Самых рьяных в Мангазею отправлю. Есть у меня подходец, – он осекся.
Наверное, не хочет с сыном не вполне законные сделки обсуждать.
– Пашпорт я сделал, чистой. Посредством управлявшего в Колмогорах земские дела Ивана Васильева Милюкова.
В смысле за взятку, определяю без малейших сомнений.
– За подписью воеводы Григория Воробьева. Без него кнутом бьют. Не потеряй!
На самом деле за бродяжничество грозил кнут, а при повторном случае – каторга. Паспорт же человек из податного сословия (крестьянин или мещанин), даже лично свободный, мог получить, лишь гарантировав уплату подати. Это я уже выяснил.
Я пробурчал нечто невразумительное. На самом деле ему ответ и не требовался. Это как родители ребенку говорят: переходя улицу посмотри, нет ли транспорта, и ходи исключительно по пешеходному переходу на зеленый свет.
– Шубин за тебя поручился насчет подушных денег.
Платить все равно отец станет, соображаю. Это для гарантии, если он не потянет. Свинство натуральное. Крепости на нас нет, а так просто куда не переберешься. Один подпишись, другой гарантируй, за пашпорт заплати. Все же со свободой здесь швах. А я уж почти поверил в свою миссию. Все непросто, и даже очень непросто.
– В Москве к Тихону Шенину пойдешь аль Пятухиным.
Я поспешно кивнул. Разберусь. Язык до Киева доведет.
– А чего ждем? – спрашиваю озабоченно. – Обоз с рассветом тронется, нет?
– Ничего, успеем перехватить. Аль догонишь, не маленький. Ивана Каргопольского ждем. А, вот и он бежит.
Видок у очередного нового (старого – поминали уже разок) знакомого тот еще. Натуральный алкаш из вокзальных, готовый за пустую бутылку ботинки облизать. Морда красная, нос синий, глаза косые, и с утра сивухой несет.
– Вот ведь, – еле слышно пробурчал Василий Дорофеевич, – что жизнь делает. В Хранции учился, – он так и сказал, через «Х», хотя у меня появилось ощущение, что здесь скорее ирония, чем незнание. – Науки постигал. Вот тебе и все обучение – пить горькую.
