Песнь Звёздных Всполохов. Свет

– Ты уже с кем-то познакомилась?

– Да. Кажется, тригон Воздуха… Мы говорили про музыку, вообще-то. Про волны звука, которые проносятся в пространстве, и про всякое такое.

– Молодец. Знакомься, общайся. Но веди себя прилично.

– Пап, я помню!

Ой, что я услышала? Эта малышка назвала Гелиоса папой? Но Прозерпина говорила, что у астромерийцев нет родителей. Неужели девочка – бастард Гелиоса от какой-то простой женщины из тригона?

– Кирия!

Аэль окликнул меня. В его взгляде больше не было того осуждения, с каким он смотрел на меня со сцены. А было что-то совершенно противоположное… Гелиос и его спутница обернулись. Гелиос слегка нахмурился, но лишь слегка. А всё же я заметила.

– Ого, ты та самая, с Земли?! Я знаю, тебя зовут Кирия! А я Алудра.

– Приятно познакомиться, Алудра. Гелиос, Аэль, – я вспомнила энциклопедию по этикету и как светская дама вежливо улыбнулась всем троим.

– Классное платье! Новая коллекция! – девочка рассматривала меня с ног до головы. Как Аэль. И даже Гелиос. И это были три разных эмоции.

– Прекрасно выглядите, Кирия, – вдруг сказал Гелиос.

Высший Управитель помнил меня мокрой, напуганной, уставшей, принявшей смертельную дозу. А сейчас я была в дорогом платье, с укладкой и макияжем, весёлая и даже возбуждённая. Думаю, столь колоссальная разница его впечатлила и побудила на данный комплемент.

– Спасибо. А вы сияете, Солнечный Управитель.

Нормально сказала? Или не очень? А, впрочем, Гелиосу пришла по нраву лесть. Он улыбнулся ещё шире.

– Позвольте представить мою воспитанницу. Алудра скоро достигнет второго цикла и поступит на службу в Ялактос. Но прежде я обучу её всему необходимому. В том числе и как быть Управительницей.

– Пап!

Девочка закатила глаза и надула пухлые губы. Да уж, вряд ли девочки в семнадцать лет мечтают о том, чтобы управлять целой страной. А если и мечтают, то не всерьёз. Так, между мечтами о прекрасном незнакомце и мыслями о любимом сериале.

– Алудра, пожалуйста, не называй меня так на людях. Простите, Кирия. У нас не принято обращаться к Воспитателю как к родителю. Однако почти все воспитанники считают нас таковыми. Мы ведь растим их с самого детства. Заботимся и опекаем, – на этих словах он слегка приобнял девочку, и она улыбнулась ему. – Так что я и в самом деле могу считать себя её отцом.

Этикет. Улыбка. Вежливость. Держи лицо. Становилось всё труднее. Моё прошлое, от которого я пыталась убежать, настигло меня внезапно и бесповоротно. Тут, среди общего веселья, среди праздника, вонзилось в сердце горячей иглой. Невыносимо больно видеть, когда девочка счастлива с отцом. Те отношения, которых у меня никогда не было.

– Она что же, сменит вас в правительстве? – решила я сменить тему с тёплых отношений на рабочие.

– У неё на это все шансы. Но здесь решает голосование.

– Правда? В моём мире голосование было фиктивным.

Ну зачем я сейчас это сказала? Нотка иронии, только нотка, но она испортила целый аккорд беседы, тональность которой я так тщательно выстраивала. Да уж, светские беседы точно не моё.

– Как необычно, – Гелиос улыбнулся, но было заметно, что он не понял моего пассажа. – У нас голосование является обязательным при выборе Управителя.

– Но я не хочу! Знаешь, Кирия, я совсем не гожусь на роль Управительницы. Я хочу просто помогать тригонам. И завести семью.

– Мы уже это обсуждали, – Гелиос тяжело вздохнул. – Пойдём со мной, тебе нужно познакомиться с тригоном Огня.

– Лео уже здесь?

Алудра завертела кудрявой головой. Лео – очередная её влюблённость, если я правильно поняла реакцию девушки. Гелиос кивнул нам, взял дочь под руку и повёл за собой.

Аэль переступил с ноги на ногу, посмотрел мне в глаза и тут же отвёл взгляд.

– Ну что, начальник, как дела?

– Кирия, где ты была? Я тебя нигде не видел после того, как все отправились в зал.

– Всё тебе скажи. Отходила по своим женским делам. Слушай, а давай танцевать?

Аэль посмотрел на меня слегка испуганно, но тут же взял себя в руки. Какой же он всё-таки славный, этот Рафаэль.

Посреди зала возвышалась небольшая сцена, где стояли музыканты в серебряных смокингах. В руках у них были металлические ободки, от которых расходились неоновые голограммы струн. Музыканты задевали их, создавая необычную мелодию, которая всей вибрацией отзывалась в теле.

Одной рукой я сняла бокал с шампанским из пирамиды на столе, а второй повлекла Аэля в центр зала, где кружились другие пары. Краем глаза я заметила Прозерпину и кивнула ей. Она отвернулась. Мысль, что я ужасная подруга, промелькнула в голове и тут же улетучилась, как только я сделала глоток.

Мы встали почти у самой сцены, повернулись друг другу, обхватились руками и медленно задвигались в такт. Аэль не отрывал от меня глаз, а я пила и смотрела в ответ. Сейчас никто не смотрел на нас, все были заняты праздником. Но я уверена – девушка с Земли, как меня назвала Алудра, в объятиях правой руки Верховного Управителя – это повод для сплетен как минимум на три недели после окончания праздника.

– Почему ты так странно смотрел на меня со сцены?

Аэль приподнял брови. Его удивил мой вопрос.

– Я не мог найти тебя.

– Девочки забрали меня готовиться к балу. Ты ведь не хотел, чтобы я была здесь, так?

– Не хотел. Я бы вообще хотел, чтобы ты не высовывалась из Ялактоса. Но ты меня не слушаешь. Это для твоей же безопасности.

Зря он так сказал. Подобные проявления “заботы” в виде контроля и запретов пробуждали во мне обратный эффект. Я хотела не подчиняться, а бороться. Забавно, мне на миг показалось, что я нравлюсь ему. Оказывается, он просто хотел контролировать происходящее.

– Слушай, а ты всегда такой?

– Какой?

– Серьёзный. Сосредоточенный. Даже сейчас ты улыбаешься, но я вижу, что ты серьёзен.

– Конечно. Да, всегда.

– Почему?

– Что почему?

– Ну, иногда ведь можно расслабиться, отдохнуть, не строить из себя ответственного и важного человека.

– Да, наверное.

Его выражение лица не менялось. Я не могла понять, о чём он думает.

– А что ты чувствуешь сейчас? Тебе хорошо?

Он не ответил. Я перестала мучить его вопросами, и мы просто кружились в танце. Я допила бокал и почти повисла на нём, прижавшись вплотную. Моя голая коленка касалась его ноги, его рука трогала мой оголённый локоть и стягивала невольно перчатку вниз. Я положила руку на его плечо и слегка поглаживала из стороны в сторону. То ли от близости, то ли от алкоголя, его глаза стали ярко-жёлтыми так, словно само солнце просачивалось сквозь них и поглощало меня.

– Я не могу, – тихо сказал Аэль.

Чего он не мог – я не узнаю никогда. Потому что ровно в этот момент где-то в начале зала раздался ужасающий крик. Ужасно громкий. Музыканты стихли, я вывалилась из рук Аэля и посмотрела в сторону источника звука.

Кричала Алудра. Юный возраст дал ей силу и звонкий голос, и она кричала так громко, что её в самом деле услышали все – несмотря на музыку, разговоры и смех. Услышали и тут же побежали к ней, все разом, увидеть, что заставило её кричать.

Во мне зародилось нехорошее предчувствие. Оно всё росло и росло, по мере того, как я приближалась к Алудре. Я шла, расталкивая людей, вперёд, разрезая толпу. Одна за другой мысли лезли в голову. Пусть бы это была мышка, которая напугала девочку. Дохлая птица, которую сюда затащила кошка, если в Астромерии вообще есть кошки. Или ободранный чулок, который испортил принцессе весь наряд. Пусть это будет что-то такое, и всё решится само собой.

Но нет.

Когда я дошла, наконец, до Алудры, то увидела слёзы на её бледном лице. Она вся тряслась от ужаса и невольно прыгнула ко мне в объятия, как к первому знакомому лицу, оказавшемуся рядом в период сильного шока. Я обняла девочку и зажмурилась. Не хочу смотреть. Не хочу.

– О, Альтаир…

Аэль поравнялся со мной и увидел то, что так напугало Алудру. Мне пришлось открыть глаза.

Впереди, там, где была уличная сцена и где около часа назад Гелиос объявил начало праздника, лежало платье. Длинный шлейф распластался по сцене. Из него торчали ноги. Мертвенно-бледные, застывшие в неестественном положении. Одна рука покоилась на животе, а вторая была загнута за голову, словно она просто прилегла отдохнуть. Там, где лежала вторая рука, расплывалось огромное красное пятно. Оно разъедало белоснежное платье, растекалось и струилось, заполняя кровью сцену Дворца Президента.

Это была Венера. Кто-то убил её прямо во время праздника. Я закрыла рот рукой. Сзади послышался грохот – коротышка упал в обморок.

Глава 6

Девушка разгладила складку на своём платье цвета небесного жемчуга. Поправила серьгу, зацепившуюся за чёрный локон. Коснулась бледных щёк и тяжело вздохнула.

– Жаль, конечно, что мы не поехали на праздник.

Послышался всхлип. За кроватью, свернувшись в позе эмбриона, лежала другая девушка. Её белоснежные волосы без всякого оттенка, идеальный белый, распластались по бархатному ковру, застилавшему пол. Она закрыла руками лицо и притянула к себе колени. Всё её тело содрогалось от бесшумного плача. Лишь изредка вырывались всхлипы.

Та, что стояла у зеркала и любовалась собой, нахмурилась.

– Зачем ты вообще ко мне пришла? Чтобы залить слезами подарок Антареса?

Тёмный ангел Антарес подарил ей этот ковёр на прошлый Оборот. Просто чтобы как-то откупиться от неё. Чтобы она забыла ночь, которую они провели вместе на полу в этой башне. Тёмному ангелу было холодно – от голого пола, от неё самой. И он подарил ей ковер.

Та, что плакала, не ответила. Брюнетка снова вздохнула.

– Селена, встань. И хватит ныть.

Одна рука, затем вторая. Селена, белоснежная, невинная, подтянула себя с пола, опёрлась руками на покрывало, и тут же плюхнулась на кровать. Её бледное лицо было красным от слёз.

– Умница. А теперь скажи, как тебе моё платье?

И она покрутилась перед блондинкой, демонстрируя тонкую изящную талию. Задвигала корпусом, пустив шёлковую ткань подола волнами. Селена не смотрела на неё.

– Ты оглохла? Или ослепла?

Ответа не последовало. Брюнетка вновь вздохнула и отвернулась к зеркалу. Сейчас перед ней стояла задача густыми чёрными тенями закрасить красные круги, которые всегда расплывались на лице под глазами и выдавали её дьявольскую сущность. Но даже с такими дефектами – мертвенно-бледной кожей, алыми веками и красными зрачками – женщина была красива. Дьявольски красивая царица ночи, имя которой Лилит.

– Ты ведь не носишь белое, – вдруг заговорила блондинка. Её голос хрипел из-за слёз.

– Ну да! – Лилит развернулась к Селене, обрадовавшись, что та с ней заговорила. – Но сегодня особый случай. Я надела это платье в честь неё. Это был её цвет – жемчужно-белый.

Селена нахмурилась и опустила голову. Она ровно дышала, но по щекам текли слёзы.

– И теперь я подумываю о том, чтобы начать носить белый, – Лилит вновь отвернулась к зеркалу и продолжила накладывать тени. – Чёрный как-то наскучил. Надоело одеваться по асценденту. Так что скажешь, милая, мне идёт? Ладно, не трудись, я знаю, что идёт. Мне всё к лицу. Но главное, чтобы понравилось Аэлю. Как думаешь, у него встанет?

– Что?..

Селене показалось, что она ослышалась. Вовсе нет. Её противоположность, её антагон, её тёмное отражение Лилит снова думала о себе и своих низменных желаниях. Получить мужчину, завладеть вниманием, соблазнить, использовать. Лилит была сосредоточением порока.

– Как ты можешь… Как ты можешь о таком рассуждать? Венера мертва. Ведь её убили прямо на празднике.

– Я знаю. И?

Селена зажала рукой рот, чтобы не закричать от ужаса. От того хлипкого, холодного ужаса, который вызывала в ней её собственный антагон – сестра-близнец, противоположная ей по сути. Тело дрожало, а слёзы всё текли, скапливаясь на подбородке. Селена хотела упасть и рыдать от бессилия, от боли за жизнь Венеры, от бессердечия женщины напротив.

– Хватит ныть. Когда Венера материализуется в новом воплощении, тогда и расскажешь ей, как ты её оплакивала.

– Т-ты… Ты невозможная! Жестокая!

– Спасибо, сестра, – сказал Лилит без тени иронии.

Селена никак не могла принять Лилит. Да, они были противоположны друг другу, но Селена всё мерила по себе. Её нравственным ориентиром была она сама – сосредоточение любви, сострадания, чистых помыслов, невинности. Она просто не понимала Лилит. Ей казалось, что быть такой – это выбор. Она не хотела понять, что быть такой – это суть Лилит.

И всё же она надеялась изменить Лилит, повлиять на неё, воззвать к – как это она там называла? – гуманности. Всякий раз, когда Лилит шла по головам, чтобы достичь желаемого, соблазняла чужого мужа из тригона или рушила чьи-то мечты попасть в Ялактос за хорошую службу – Селена плакала. Проливала слёзы о душе своей сестры, которая была чернее самого тёмного камня. Тщетно – Лилит была само зло и красота ужаса ночи.

И всё же иногда Селена казалось, что Лилит делает или говорит что-то специально. Не потому, что по-другому не может или не привыкла, но потому, что ей так хочется. Чтобы поразить кого-то, ужалить в больное место, вскрыть ещё свежую рану. Ведь бывают случаи, когда даже само зло склоняет смиренно голову и замолкает? Но только не Лилит.

Лилит боялись и боготворили. В отличие от её сестры, Селены. Светлого ангела милосердия, сострадания и чистоты. И хотя зачастую все порицали Лилит и превозносили Селену, в глубине души она знала, как сильно Лилит влияет на людей. Это влияние греха и порока никогда не сравнится с влечением к добру, которое исходит от разума и осознанного стремления, но не от истинных желаний.

Лилит закончила с макияжем, поправила причёску и повернулась к сестре.

– Отправляйся в свою часть Обители, приведи себя в порядок, и поехали. Иначе мы пропустим всё веселье.

– Я никуда не поеду. Не хочу видеть Венеру такой… И зачем мы там нужны?

– Что значит зачем? Случилось убийство. Мы, как не последние люди в государстве, должны присутствовать. В особенности ты. Ты не должна уступать пальму первенства Гелиосу в крайне важных для общественности делах. Особенно сейчас.

– Смотри, чтобы тебя не обвинили, Лилит.

– Вау…

Лилит восхищённо посмотрела на своего антогона. Проявления сарказма и пассивной агрессии её искренне восхищали.

– Неужели Селена показывает зубки? Горжусь!

– Это не зубы. Я говорю, как есть. Люди могут решить, что убийцу спровоцировали. Понимаешь?

– Понимаю. Но каким же образом они решат, что я кого-то спровоцировала, когда весь праздник я проторчала тут, а?

Селена задумалась. Причина, по которой они остались в Обители и не приняли приглашение Гелиоса, заключалась в том, что Селена тоже принимала участие в предвыборной гонке. И ей не следовало появляться на празднике у соперника, по крайней мере в период праймериза.

Так сказала ей Лилит, и Селена прислушалась. Но сейчас она задумалась.

Селена посмотрела на сестру. Спокойная, роскошная в своём пороке, Лилит в очередной раз поправляла причёску, любовалась собой в зеркале. А что, если она специально убедила своего антогона остаться дома? Но зачем?

Лилит заметила в зеркале внимательный взгляд Селены, который упёрся ей в спину, и хмыкнула.

Когда я увидела Венеру, думаю, не закричала лишь потому, что уже видела такое же истерзанное дело буквально пару дней назад. Не то чтобы к этому можно привыкнуть, но и шокировать уже нельзя. Жаль только, что этот труп – Венера.

Я не понимала, что чувствую. Мы вроде как намеревались подружиться. И платье, которое я сейчас невольно то и дело дёргаю за подол, – это ведь она мне его купила.

Я не знаю, как выражать горе. Когда кто-то из моих знакомых откидывался после дозы, мы с друзьями собирались на его могиле, пили водку, шутили и пели песни, которые он любил. Но не плакали.

Я погладила волосы Прозерпины. Она лежала на моих коленях, прикрыв глаза, немного вздрагивала, но тоже не плакала.

Мы сидели где-то в покоях Гелиоса. В одной из комнат, скорее всего отведённой для стаффа. Из соседней комнаты доносились рыдания Алудры. Там её успокаивал целый рой астральцев, желавших угодить принцессе. А мы с Прозерпиной сидели вдвоём, в полутёмной комнате, и молчали.

– Она была как солнышко, – вдруг заговорила Прозерпина.

– Да, – ответила я.

– Была для меня как сестра.

– Мне очень жаль.

Прозерпина замолчала. Я не могла понять её горя. В целом я не знала, сколь глубоко могу понять чьё-то горе. Иногда мои эмоции просто вырубало, как в тумане, и видимо сейчас наступил такой момент. Я даже не знала, как поддержать Прозерпину, поэтому мы продолжили сидеть в тишине.

Спустя время к нам зашёл Аэль.

– Вот вы где, – вздохнул он. Вид у него был так себе, и он снял галстук. – Отправляйтесь в Ялактос. Материализация ещё недоступна, так что я попрошу кого-нибудь вас отвезти.

– Хорошо, – ответила я за двоих.

– Никуда мы не поедем, – Прозерпина вдруг вскочила с моих коленей и посмотрела на Аэля со злостью. – Я хочу понять, что случилось с Венерой.

– Да, я этим и занимаюсь, – Аэль вдруг замялся, смутившись от её взрыва. – Прозерпина, мне очень жаль Венеру.

– Отведи меня к ней, я хочу помочь.

– Не стоит… Послушай, если убийца всё ещё здесь, то тебе опасно тут оставаться.

– Это ещё почему? Прозерпина в опасности? У тебя есть версии?

Прозерпина и Аэль посмотрели на меня. Кажется, я не к месту включила Нэнси Дрю.

– Н-нет. То есть, тут и правда небезопасно, мы ведь рядом с убийцей, – Аэль звучал неуверенно. Что-то происходило, отчего он терял самообладание и о чём мы не знали.

– Я могу кое-что рассказать! – неожиданно для себя выпалила я. И кто меня дёргал за язык?

Когда Аэль собрался было спросить меня, из-за двери его окликнул стражник. Аэль кивнул ему и сказал:

– Тогда сидите здесь. И запритесь изнутри. Я скоро вернусь.

Запираться мы, конечно же, не стали. Какой смысл в том, чтобы запираться в мире, где почти любой умеет перемещаться в пространстве.

– Что ты хотела сказать ему? – спросила Прозерпина, как только рыжий вышел.

– Есть кое-что… В общем, там на празднике, когда все пошли в зал после выступления Гелиоса, я осталась в саду.

– Да, я помню. Ты куда-то убежала, попросила оставить тебя одну.

– Ну да. Я увидела там одного мужчину. Он был в плаще. И это был тот, о ком я тебе говорила, помнишь тогда, на рынке? Он пялился на меня прямо у прилавка с украшениями, а ты не поверила. Так вот, я увидела его в саду, и пошла за ним. И знаешь что? Он подарил мне то самое украшение, на которое я смотрела!

Как только я выпалила это, то сразу вспомнила, что украшения у меня нет. Оно упало в траву, когда я повалила того самого мужчину на землю. Но об этом я совсем не хотела упоминать.

– Хм. Подарил украшение, говоришь? И какое это отношение имеет к убийству Венеры?

Об этом я не подумала. Для меня было очевидно, что тот незнакомец странный и жуткий, а ещё очень красивый и… Короче, моя дедукция меня подвела.

– Просто он был такой загадочный, знаешь. И следил за мной! Я решила, что… Ну ещё на нём был плащ, и этот его шрам странный. В общем, что-то в нём было подозрительное.

Да уж. Нэнси Дрю из меня никудышная.

– Подожди, ты сказала, шрам?

– Ну да, вот тут, у брови, и на всё лицо.

– Я знаю, кто это был. Пошли.

Прозерпина потянула меня за руку из комнаты. Напоминать о том, что Аэль запретил нам выходить, я не стала. Даже наоборот, после его запрета мы просто обязаны были выйти из этой комнаты.

– Ты его знаешь? Кто он?

– Он тот ещё говнюк. В своё время портил жизнь мне и Аэлю.

– Каким образом?

Мы шли по коридору, то и дело натыкаясь на гостей праздника. Не все ещё успели уехать. Кто-то во избежание давки решил переждать. На это время слуги Гелиоса предлагали всем напитки и угощения в другом зале, находящемся в противоположном конце дворца.

Этот зал скорее походил на столовую. Гости снимали стресс шампанским. Отовсюду доносились беседы. Люди общались вполголоса. Возникало ощущение, что все эти полутона из приличия, и как только тело Венеры увезут, праздник вновь вспыхнет и закружит торжеством, словно бы ничего не произошло.

– Тёмный сдружился с Лилит. Они пускали слухи об Аэле, словно он пристаёт к ученицам Академии и отмывает деньги. Лилит уговорила несколько падших женщин бедуинок заявить на Аэля, будто бы он пользовался их услугами. Всё это для того, чтобы выжить Аэля из Ялактоса. Но Гелиос быстро понял, что к чему, слава Альтаиру.

– Прозерпина, я плохо понимаю, о чём ты. Какой Тёмный? Какая Лилит? И бе… как ты сказала, бедуинка?

– Прости. Я потом тебе поясню, что к чему. Просто знай, что он говнюк. Я бы сказала жёстче, но тут везде люди.

– Куда мы идём? Что ты хочешь сделать?

– Я хочу отыскать его. И доложить Гелиосу. А лучше и то и другое.

– Он мог уже давно сбежать.

– Нет, не мог. Перемещение будет недоступно ещё сутки, пока не завершится движение звёзд и они не выйдут с орбиты Астромерии.

– Вот значит как.

Точно. Я стала думать о том, что гости съезжались на бал на машинах. Значит, в момент начала праздника они уже не могли материализовываться. А это значит…

– Прозерпина, кажется, убийца и правда может быть ещё здесь…

Она меня не услышала. Её взгляд, полный гнева, был направлен в сторону Гелиоса и того, кто стоял рядом с ним.

Они располагались почти в центре столовой, однако никто не обращал на них внимания. Все были заняты закусками и шампанским. А Гелиос и его спутник мирно беседовали, и даже вежливо улыбались друг другу. Я невольно задержала дыхание.

– Это он, – сказала я, выдохнув.

– Да. Это он.

Прозерпина стремительным шагом направилась к президенту и его спутнику, которого я не более часа назад свалила в траву. Он снял свой загадочный плащ и остался в костюме, и сейчас ничем не отличался от других приглашённых гостей.

– Прозерпина, прими мои соболезнования, – Гелиос раскинул руки и подался ей навстречу. Лицо его вмиг стало выражать сочувствие и сожаление.

– Что ты здесь делаешь? – Прозерпина проигнорировала выпад Гелиоса, и устремила взгляд к незнакомцу.

Тот чуть приподнял брови – как будто слегка удивился. Вот же гад.

– Я, как и все, пришёл на праздник. По приглашению Гелиоса, – с этими словами он кивнул президенту, и тот ответил ему улыбкой. – Позволь предложить тебе что-нибудь выпить. Не представляю, в каком состоянии ты сейчас находишься.

– Хватит, – отрезала она. Прозерпина была в гневе, пылала, как и её волосы, которые вот-вот готовы были извергнуть пламя и поразить этого наглого, но очень красивого, незнакомца.

– Ладно, – он осёкся, однако не спрятал издевательское выражение лица.

– Это, безусловно, большая утрата. Мы все полюбили Венеру именно такой. И с нетерпением будем ждать её материализации в новом воплощении, – сходу произнёс речь Гелиос.

У него что, где-то есть чиновничьи заготовки на все случаи? Прозерпина никак не отреагировала на данный пассаж, который был произнесён с целью успокоить её.

– Кстати, Антарес, вы знакомы с Кирией? – Гелиос решил продолжить взятую на себя роль дипломата.

В ходе беседы я старалась не смотреть на него. Вообще-то обычно меня трудно смутить. И обычно это я всех смущаю. Вот он – первый человек, кому это удалось.

– Не виделись, но у вас очень знакомое лицо, Кирия, – пропел наглец и вытянул руку вперёд.

Мне пришлось пожать его руку. Тёплое прикосновение его ладони. Оно запечатлелось на моей талии и шее ещё тогда, в саду.

– Кирия сказала, что ты её преследовал, – прервала нас Прозерпина. Что ж, делать вид, что мы не знакомы, не получится.

– Ах да, – Антарес сделал такое лицо, словно только что вспомнил. – Но, поверь, я не преследовал нашу странницу. Любопытство взяло верх. Каюсь.

Он поднял обе ладони в жесте сдающегося человека. Я не произнесла ни звука. Хоть бы он ничего не сказал о том, что именно мы делали в саду. И я всё ещё испытывала неловкость.

– Я уверен, Кирия неправильно поняла тебя, – запел Гелиос Тёмному ангелу. – Она ещё не знает всех наших порядков.

Я поперхнулась. Так вот значит что это было. Таков порядок гостеприимства у мужчин Астромерии, ага.

– Ну конечно! – поддержал его Антарес. – Я приношу свои извинения, если напугал вас.

– Да что ты несёшь? Хватит, Антарес!

– Хватит, Прозерпина, – Гелиос чуть ближе придвинулся к ней, взял за руку и прошептал в лицо. – Иначе я вынужден буду позвать твоего Воспитателя. Он тоже здесь.

Прозерпина в мгновение замолчала. Уже какой раз упоминают этого Воспитателя, и всякий раз Прозерпина меняется в лице.

– Вот так. А теперь, прошу, возвращайтесь в комнату. Или, нет, лучше возьмите что-то поесть, выпейте, а после отправляйтесь домой. А теперь извините, я должен узнать, что выяснил Регул.