Лаврентий Берия. История, написанная кровью

– В основном моя деятельность свелась к ознакомлению с письмами граждан, которые поступали в контрразведку, – рассказывал в 1953 году Берия. – Заместителем начальника контрразведки был левый коммунист Мусеви. Он дал задание ознакамливаться с письмами и при надобности ориентировать его, Мусеви, о письмах, заслуживающих внимания.

Один из руководителей бакинских большевиков, Анастас Иванович Микоян, рассказывал много позже, когда Берия превратился во врага народа, о проникновении большевиков в спецслужбу Азербайджана:

– В 1919 году, будучи в подполье, бакинская организация большевиков использовала двух азербайджанцев, которые были известны как социалисты и пользовались доверием буржуазного правительства, но на деле уже примкнули к коммунистам, – Мусеви и Ашум Алиева. Задача их, как и приданных к ним коммунистов, заключалась в получении полной информации, необходимой для того, чтобы предотвратить провалы нелегальной организации большевиков, а также обеспечивать доставку в Баку денег и литературы.

Мир Фаттах Мусеви, член левой, социал-демократической, партии «Гуммет» («Энергия»), сам уже ничего рассказать не мог. В сентябре 1919 года он был убит в одном из ресторанов бурлившего Баку.

А руководил контрразведывательной службой Мамед Багир Салех оглы Шихзаманов, депутат парламента Азербайджана от партии «Мусават». Его мнение относительно того, чем именно занимался подчинявшийся ему Берия, тоже никто не спросил. Большевики Шихзаманова в мае 1920 года расстреляли.

Десятилетиями всех интересовало одно: Берия действительно выполнял задание партии большевиков или же по своей воле нанялся в азербайджанскую контрразведку? В смысле – не служил ли он врагу?

Но важно и другое.

Карьеру в спецслужбах Лаврентий Павлович начинал нелегалом: тайным агентом большевиков во вражеской контрразведке. Профессионалы знают, что нелегальное поприще – самое трудное. Требует определенных качеств, которыми наделены далеко не все. Надо постоянно выдавать себя за другого и лгать окружающим. Жить в состоянии постоянной – реальной, не придуманной! – опасности. Никому не доверять и в любую минуту ожидать провала, ареста, смерти…

Немногие люди способны вести двойную жизнь. Берии это далось легко. Людям подобного склада даже нравится авантюрная жизнь, полная приключений и острых ощущений! Они наслаждаются своей способностью преодолевать любые препятствия, выкручиваться из безвыходных ситуаций, водить за нос целые спецслужбы, манипулировать людьми и заставлять других делать то, что им нужно.

Юность Берии пришлась на Гражданскую войну, которая и сформировала его представления о жизни.

Для нескольких поколений советских людей Гражданская война – это фильм «Приключения неуловимых мстителей». Умело снятый и невероятно популярный. «Приключения неуловимых мстителей» стали зримым образом Гражданской войны. Увлекательная авантюра, в которой хочется участвовать. Гражданская война в советское время – удобный исторический фон для приключенческих картин. И усилиями кинематографистов она превратилась в череду занятных и увлекательных похождений.

В результате нам даже трудно представить себе, какой бедой для страны была Гражданская война. Не одичать было невероятно трудно. Гражданская – это всеобщая ненависть, бесконечная подозрительность, тотальная аморальность, готовность творить расправу без суда и следствия. Гражданская война приучила повсюду видеть врагов и безжалостно их уничтожать. А когда Гражданская закончилась, война продолжилась. По-прежнему выискивали врагов – среди сослуживцев, соседей и друзей.

Вот с таким жизненным опытом Лаврентий Павлович Берия, который собирался стать строителем и архитектором, вступил в мирную жизнь.

Берия рассказал в 1953 году на допросе:

«Я был задержан в середине 1920 года у себя дома сотрудником ЧК Азербайджана. При задержании у меня был произведен обыск, и я был из дома доставлен ночью в ЧК. Просидев в ЧК примерно до 11–12 часов дня, был вызван в кабинет председателя ЧК Азербайджана Баба Алиева, где также присутствовал и его заместитель Кавтарадзе. Мне Баба Алиев сказал, что произошло недоразумение, вы свободны, можете сесть в машину и ехать домой. От машины я отказался и ушел домой. Мне были возвращены мои бумаги, которые были изъяты во время обыска».

В Гражданскую обильно проливалась кровь. Служба в ЧК, расстрельные дела тоже оказались тяжелым испытанием. Не у каждого психика выдерживала. Люди совестливые, с тонкой нервной организацией, те, кто не хотел карать, после Гражданской покинули ведомство госбезопасности. Скинули кожанки и с охотой вернулись к мирной жизни, считая, что после войны масштабы репрессий должны закономерно сократиться. Остались те, кто нашел себя и на этой работе. Лаврентий Павлович явно был среди них: лучше самому сажать, чем быть арестованным…

А тогда решительно всех интересовало другое: если Берия служил врагу – можно ли ему доверять?

Впоследствии Берия не раз объяснял, что всего лишь исполнял задание партии «Гуммет», объединявшей азербайджанских социал-демократов и близкой к большевикам. Руководил партией Нариман Нариманов. 28 апреля 1920 года части Красной армии вошли в Баку, установилась советская власть, и «Гуммет» вошла в состав компартии Азербайджана.

Но товарищей служба Берии в контрразведке Азербайджанской республики сильно смущала. Об этом можно судить по письму, которое Берия в 1933 году из Тифлиса написал в Москву члену Политбюро Серго (Григорию Константиновичу) Орджоникидзе. Он еще недавно сам руководил Закавказским крайкомом и по инерции все еще считался куратором региона. А в силу близких отношений со Сталиным Серго был особо влиятелен.

Письмо Берии большому московскому начальнику построено очень ловко. На нескольких страницах он отчитывается о своей работе, докладывает, что подобрал достойную работу старшему брату Серго – Папулии Орджоникидзе, и только потом переходит к главному:

«В Сухуме отдыхает Леван Гогоберидзе (недавний первый секретарь ЦК компартии Грузии. – Авт.). По рассказам т. Лакоба (председатель Центрального Исполнительного Комитета Абхазии. – Авт.) и ряда других товарищей, т. Гогоберидзе распространяет обо мне и вообще о новом закавказском руководстве гнуснейшие вещи. В частности, о моей прошлой  работе в мусаватской разведке, утверждает, что партия об этом якобы не знала и не знает.

Между тем Вам хорошо известно, что в мусаватскую разведку я был послан партией и что вопрос этот разбирался в ЦК АКП(б) в 1920 году в присутствии Вас, т. Стасовой, Каминского, Мирза Давуд Гусейнова, Нариманова, Саркиса, Рухулла Ахундова, Буниат-Заде и других.

В 1925 году я передал Вам официальную выписку о решении ЦК АКП(б) по этому вопросу, которым я был совершенно реабилитирован, так как факт моей работы в контрразведке с ведома партии был подтвержден заявлениями т.т. Мирза Давуд Гусейнова, Касум Измайлова и др.».

В те времена, когда Серго Орджоникидзе уже поднялся на Олимп, а Берия только начинал свою карьеру, он неустанно клялся высокому начальнику в любви:

«Серго, кроме Вас, у меня нет никого. Вы для меня больше, чем отец, брат. Я Вами дышу и живу. И чтобы подвести Вас, – я не способен, я скорее пулю пущу себе в голову, чем не оправдать Вашего ко мне отношения.

Насколько в силах и насколько позволяло уменье и знание, я самым добросовестнейшим образом работал, если были и есть ошибки, то не по умыслу.

Крепко жму руку и целую».

Потом будут говорить, что Лаврентий Павлович работал и на мусаватистов, и на англичан или в лучшем случае был агентом-двойником. Но никаких документов на сей счет не нашли даже в те времена, когда их искали по всем архивам, чтобы понадежнее замазать Берию.

В июле 1953 года (после ареста Берии) Григорий Дементьевич Костомаров, который был директором Центрального государственного архива Октябрьской социалистической революции, доложил первому секретарю ЦК Хрущеву, что Берия в свое время пытался подчистить свое прошлое:

«Ко мне в архив явились два сотрудника НКВД и попросили представить им возможность ознакомиться с делами фонда меньшевистского грузинского контрреволюционного правительства. Насколько помню, дела, которые интересовали указанных лиц, относились к контрразведке. В тот же день, поздно вечером, в архив явились два других сотрудника – одна из них была лейтенант Г. Балашова. Мне было предложено срочно выдать им дела. Я заявил, что дела без отношения из наркомата я выдать не имею права. Тогда Балашова подала отношение с предложением выдать дела, указанные в письме. Эти дела были выданы под расписку Балашовой.

Ф.Э. Дзержинский и Г.К. Орджоникидзе. [РГАСПИ. Ф. 85. Оп.32. Д36]

Серго Орджоникидзе

Берия неустанно клялся в любви

Я перед выдачей этих дел быстро просмотрел их содержание. Из просмотра установил, что в двух делах в числе агентов контрразведки меньшевистского правительства значился Л. Берия… Я об этих делах решил написать краткую записку с приложением копии отношения Наркомата внутренних дел в Секретариат товарища Сталина. Никто меня по этому вопросу позднее не вызывал.

За точность факта ручаюсь. Думаю, что следует срочно просмотреть дела фонда контрразведки грузинского контрреволюционного правительства в Центральном архиве Октябрьской революции».

Поиски не увенчались успехом. Лаврентий Павлович всегда служил одной власти.

Сталина, кстати, эти подозрения совершенно не беспокоили. Он собирал вокруг себя людей с подмоченной репутацией, уязвимых и потому особенно рьяных в исполнении любых его указаний. В эту категорию входили и Лаврентий Павлович Берия, и Сергей Миронович Киров, который станет членом Политбюро и хозяином Ленинграда, и Андрей Януарьевич Вышинский, будущий прокурор СССР и министр иностранных дел.

Попав в мир спецслужб, Берия его уже не покинет. Из азербайджанской контрразведки он плавно перешел в только что созданные советские спецслужбы.

Недолго побыл в военной разведке. В апреле и мае 1920 года Берия служил уполномоченным регистрационного (разведывательного) отдела при Реввоенсовете 11-й армии, которая входила в состав Кавказского фронта и занималась установлением советской власти в Закавказье. Но как опытного подпольщика его из Баку отправили на нелегальную работу в независимую Грузию, где у власти находилось меньшевистское правительство.

На выборах в Учредительное собрание в 1917 году успеха добились грузинские меньшевики, социал-демократы, близкие по взглядам европейским социалистам. Они и сформировали в 1918 году правительство независимой Грузии. Его возглавил Ной Николаевич Жордания, который до революции был депутатом Государственной думы и членом ЦК партии социал-демократов – вместе с Лениным.

Лев Викторович Сердаковский, в ту пору кадет Тифлисского кадетского корпуса, уже в эмиграции вспоминал:

«Между Тифлисом и Баку была большая разница. В Грузии чувствовался порядок и некоторая, явно временная, но все же устойчивость. В Азербайджане, имевшем гораздо меньше своей интеллигенции и офицерства, было неспокойно. Ощущалась близость турок. Религиозные чувства уступали место политическим страстям.

А.И. Микоян. Февраль 1922.

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп.1. Д. 522]

Одним из моих ярких детских впечатлений была мусульманская процессия в Баку, куда мы приехали в гости. Шла громадная полуголая толпа мусульман-шиитов. Люди били себя цепями и кололи кинжалами, кровь текла на тротуар. В Грузии было тоже нелегко, но грузинские меньшевики проявили государственную зрелость и распорядительность в исключительно тяжелых условиях.

Ной Жордания говорил: “Мы избежали гражданской войны, уберегли себя от внешних авантюр, удержали все завоевания революции”. Но все старания грузинского социал-демократического правительства сохранить страну, строго придерживаясь нейтралитета, и расчеты на помощь западных демократий оказались тщетными».

Самостоятельная Грузия не устраивала большевиков, которые готовили мировую революцию.

Анастас Микоян рассказывал:

– Я впервые встретился с Берией в 1920 году в Баку после установления советской власти, когда он был подобран бакинским комитетом партии для посылки в Грузию в качестве курьера по доставке секретного письма.

В автобиографии Берия писал:

«С первых же дней после Апрельского переворота в Азербайджане краевым комитетом компартии (большевиков) от регистрационного отдела Кавказского фронта при РВС 11-й армии командируюсь в Грузию для подпольной зарубежной работы в качестве уполномоченного.

В Тифлисе связываюсь с краевым комитетом в лице тов. Амаяка Назаретяна, раскидываю сеть резидентов в Грузии и Армении, устанавливаю связь со штабами грузинской армии и гвардии, регулярно посылаю курьеров в регистрационный отдел города Баку».

Берия красиво описал свою работу, и он знал, какие имена следует называть.

Амаяк Маркарович Назаретян после Гражданской войны трудился вторым секретарем Кавказского бюро ЦК, которым руководил Орджоникидзе. Серго и рекомендовал Назаретяна Сталину. В 1922 году Назаретяна утвердили первым помощником генерального секретаря ЦК и заведующим бюро Секретариата ЦК.

Назаретян, судя по отзывам знавших его людей, вполне справлялся с работой. Но, видимо, был слишком самостоятелен и, главное, не выказал личной преданности, которую Сталин более всего ценил в окружавших его работниках. Через два года вождь отослал его в родной Тифлис вторым секретарем Закавказского крайкома.

В Грузии удача оперативному работнику Берии не сопутствовала. Почти сразу, в июне 1920 года, Берия был арестован в Тифлисе. Местные власти потребовали от него в трехдневный срок покинуть республику. Он остался и под чужой фамилией трудился в полпредстве РСФСР в Грузии. Его вновь арестовали и поместили в Кутаисскую тюрьму.

Принято считать, что освободил его Сергей Киров, который в 1920 году служил полномочным представителем РСФСР при правительстве самостоятельной Грузии. Ее руководители не хотели ссориться с Москвой, и Лаврентия Павловича выпустили.

В собрании сочинений Сергея Кирова помещен любопытный документ – официальная нота грузинскому правительству:

«По сведениям, имеющимся в моем распоряжении, в Кутаисской тюрьме содержатся под арестом Николай Нозадзе, Ной Тодуа, Георгий Чубинидзе, Баграт Цамая (так в документе. – Авт.) и Лаврентий Берия.

Все они были осуждены военно-полевым судом Грузинской Демократической Республики за участие в вооруженном выступлении в октябре прошлого года.

Так как все поименованные граждане имеют право на основании статьи X договора между Россией и Грузией на освобождение от отбывания наказания, я не могу не рассматривать дальнейшее их пребывание в тюрьме как нарушение договора».

Много позже, после ареста и расстрела Берии, в январе 1954 года, генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко информировал первого секретаря ЦК:

«товарищу Хрущеву Н. С.

21 октября 1919 года в Сухуми были арестованы и преданы военно-полевому суду за участие в вооруженном восстании солдаты 2-го пехотного полка Н. Тодуа, Г. Чубинидзе, Б. Цомая, Н. Нозадзе и Л. Берия.

9 июля 1920 года полномочный представитель РСФСР в Грузии С. М. Киров обратился с нотой к министру иностранных дел грузинского меньшевистского правительства и на основании ст. 10 договора между Россией и Грузией потребовал освобождения из Кутаисской тюрьмы Николая Нозадзе, Ноя Тодуа, Георгия Чубинидзе, Баграта Цомая и Лаврентия Берия, осужденных военно-полевым судом к каторжным работам за участие в вооруженном выступлении в октябре 1919 года.

Используя этот документ, Меркулов в книге «Верный сын партии Ленина – Сталина», изданной в 1940 году в Тбилиси, безусловно с ведома Берия, фальсифицировал исторические факты и ложно утверждал, что С. М. Киров принимал деятельные меры к освобождению Л. П. Берия из Кутаисской тюрьмы.

В настоящее время документально установлено, что в ноте С.М. Кирова от 9 июля 1920 года за № 327 упоминается не Л.П. Берия, а Лаврентий Игнатьевич Берия – солдат второго пехотного полка, который подвергался аресту вместе с солдатами этой же части Н. Тодуа, Г. Чубинидзе, Б. Цомая и Н. Нозадзе».

Сам Лаврентий Павлович писал:

«В Тифлисе меня арестовывают вместе с Центральным Комитетом Грузии, но согласно переговорам Георгия Стуруа (секретарь Кавказского краевого комитета партии большевиков и один из будущих руководителей Советской Грузии. -Авт.) с Ноем Жордания освобождают всех с предложением в 3-дневный срок покинуть Грузию. Однако мне удаётся остаться, поступив под псевдонимом Лакербая на службу в представительство РСФСР к товарищу Кирову, к тому времени приехавшему в город Тифлис.

И.В. Сталин, С.М. Киров, дочь Сталина Светлана во время отдыха в Сочи. 1934. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.12. Д 284]

Молодой Берия при всяком удобном случае напоминал, что работал под руководством Сергея Кирова, который был в чести у вождя

В мае 1920 года я выезжаю в Баку в регистрационный отдел за получением директив в связи с заключением мирного договора с Грузией, но на обратном пути в Тифлис меня арестовывают по телеграмме Ноя Рамишвили и доставляют в Тифлис, откуда, несмотря на хлопоты товарища Кирова, направляют в Кутаисскую тюрьму.

Июнь и июль месяцы 1920 года я нахожусь в заключении, только после четырёх с половиной дней голодовки, объявленной политзаключёнными, меня этапным порядком высылают в Азербайджан».

Заботливая меньшевистская власть Грузии положила голодавшего Берию в тюремную больницу, а потом отпустила на волю.

В Баку власть уже принадлежала большевикам. Но Лаврентию Павловичу уже было не до учебы и не до архитектуры. Настало время устраивать жизнь и делать карьеру. Недавний подпольщик без дела не остался. Два месяца Берия трудился управляющим делами ЦК компартии Азербайджана. Потом стал ответственным секретарем республиканской Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. Занятие, требующее определенных качеств.

Речь шла о том, что представителей «эксплуататорских классов» просто грабили. У них все забирали и часто выгоняли на улицу.

«Жил Берия над нашей квартирой, – вспоминал Владимир Яковлевич Андреев, сын бакинского журналиста. – Моя мама, грузинка, часто беседовала с матерью Берия. Он выполнял, так сказать, общественную нагрузку – был у нас то ли домкомом, то ли входил в домком, во всяком случае ведал распределением мебели и богатой домашней утвари, реквизированной у бывших состоятельных жильцов дома, одного из лучших в Баку».

То, что происходило в стране побеждающего социализма, не всем нравилось. Но Берия нашел себя в этой жизни.

Рухулла Али оглы Ахундов, секретарь ЦК компартии Азербайджана, подписал лестный для Лаврентия Павловича документ:

«Работая Управделами ЦК Азербайджанской компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрационного отдела Кавказского фронта и ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, тов. Берия Л.П. с присущей ему энергией, настойчивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней работой, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого сегодня в советском строительстве».

Рухулла Ахундов возглавил Азербайджан после того, как Сталин в январе 1926 года перевел Сергея Кирова в Ленинград. Но в 1928 году азербайджанскому секретарю не повезло. Он не входил в число неприкасаемых и оказался героем критической заметки главной партийной газеты «Правда»:

«Член ЦИКа тов. Рухулла Алы Оглы Ахундов ударил по лицу пассажира в вагоне-ресторане поезда Москва – Харьков за то, что пассажир отказался закрыть занавеску у окна. При составлении дознания тов. Ахундов выложил свой циковский билет».

Циковский билет, говоря современным языком, депутатское удостоверение.

Заметка попалась на глаза Владимиру Владимировичу Маяковскому. Поэт, возмущенный барством советского чиновника, написал стихотворение «Помпадур»:

Соседу по столу,напившись в дым и дрызг,орет он:«Гражданин,задернуть занавеску!»Взбодрен заручкамииз ЦИКа и из СТО,помешкавшегонаграждает оплеухой,и собеседниксверзился под стол,придерживаяокровавленное ухо…Выдающийсясоветский помпадурехалотдыхать на воды.

Однако же эта история герою стихотворения не повредила. В 1930 году Рухуллу Ахундова сделали секретарем Закавказского краевого комитета ВКП(б). Погубили его не стихи Маяковского, а дурные отношения с новым хозяином Азербайджана Мир Джафаром Багировым, закадычным другом Берии.

Один из бакинских партийных работников вспоминал:

«В конце 1936 года я встретил Рухуллу недалеко от здания ЦК АКП(б) на Коммунистической улице. Он был расстроен и взволнован, рассказал, что разругался с Багировым по какому-то вопросу, причем он ругал Багирова за то, что последний хочет единолично управлять Азербайджаном и совершенно не считается ни с кем… Через несколько дней Ахундов был арестован».

Постановление политбюро ЦК ВКП(б) о секретарях ЦК КП Азербайджана. 20 июля 1930. Подлинник. Рукописный текст [РГАСПИ. Ф. 17. Оп.163. Д. 841. Л. 92.]

Исполнявший обязанности прокурора СССР Павел Владимирович Баранов в 1955 году констатировал:

«Багиров явился инициатором фальсификации дела и расправился с Ахундовым как с неугодным и опасным для него человеком».

Бывший сотрудник НКВД Дудиев показал: «На одном из оперативных совещаний либо Герасимов, либо Цинман – точно не помню следователей, которые вели дело Рухуллы Ахундова, – дал буквально следующие указания: “От хозяина (т. е. Багирова) поступило распоряжение любыми путями в течение суток добиться признания Р. Ахундова в принадлежности к контрреволюционной организации”».

В 1938 году бывшего секретаря азербайджанского ЦК, который когда-то так высоко оценил организационные таланты Берия, расстреляли. Жену Ахундова посадили. А его сын в сорок первом ушел на фронт, желая «искупить вину отца», и погиб в бою.

Главный чекист на Кавказе

Весной 1921 года Лаврентий Павлович Берия, считавшийся в свои двадцать два года опытным подпольщиком, оказался на работе в ведомстве госбезопасности. Его взял в аппарат Мир Джафар Аббасович Багиров, с которым они сдружились на всю жизнь.

Багиров был на четыре года старше Берии. Окончил педагогические курсы. Мог бы стать учителем. Пошел служить в ЧК. 10 февраля 1921 года возглавил республиканскую госбезопасность, потому что нравился Нариману Нариманову, главе правительства Советского Азербайджана.

В декабре 1921 года в ЧК устроили партийное собрание с участием членов Центральной комиссии компартии Азербайджана по проверке и чистке личного состава.

Багиров высоко ценил своего нового подчиненного Берию:

«Он строг, требовательный, во время экспроприации высказывал стойкость, не давал никому поблажек, прямой и искренний, сам требователен и любит, чтобы с него тоже требовали».

Но и Лаврентий Павлович со своей стороны поддержал друга. Когда один из чекистов обвинил Багирова в грубости и чванстве, Берия ему ответил:

«Багиров – один из лучших товарищей!»

Берия нашел себя на этой службе. Не удивительно, что, будучи человеком грамотным, обладая быстрой реакцией и незаурядным умом, он стал делать карьеру. В его послужном списке одни повышения. Начинал с должности заместителя начальника секретно-оперативного отделения (борьба с антисоветскими элементами) Азербайджанской ЧК, а через месяц возглавил секретно-оперативную часть и сразу же стал заместителем председателя республиканской ЧК. Они с Багировым искореняли врагов советской власти, ничем себя не ограничивая.

Берия вспоминал:

«Не буду останавливаться на напряжённом и нервном характере работы в Азербайджанской чека. В результате таковой вскоре сказались положительные результаты. Останавливаясь здесь на разгроме мусульманской организации “Иттихат” (так в документе. – Авт.), которая насчитывала десятки тысяч членов. Далее – разгром Закавказской организации правых эсеров, за что ГПУ (ВЧК) своим приказом от 6 февраля 1923 г. за № 45 объявляет мне благодарность с награждением оружием. Итоги той же работы отмечены Совнаркомом АССР в своём похвальном листе от 12 сентября 1922 г. и в местной прессе».

Разгромленная Берией партия «Иттихад» («Единение») была в основном крестьянской, сотрудничала с большевиками и распустилась весной 1920 года. Но ее активисты, набожные мусульмане, возмущались антирелигиозной политикой советской власти. Что касается эсеров, то чекисты во всей стране неустанно преследовали бывших членов некогда самой популярной в крестьянской России партии: за социалистов-революционеров голосовала деревня.