Теория поля

Книга, пусть бы и с некоторым, чисто женским кокетством, как бы неохотно, но вместе с тем любезно, с достоинством, открывала перед ним все новые и новые сверкающие грани великолепных откровений. Текст содержал множество комментариев. Многие из них Арсений пропускал, едва только успевал прочитать несколько первых слов. Но некоторые заставляли его серьезно задуматься.

Оставалось разобраться с датой, зашифрованной в таинственном послании. На первый взгляд все было просто. До нового, 2008-го, года оставалось чуть больше недели. Казалось, время еще есть, но что-то его смущало. Обычное первое января не очень-то походило на день, когда принимаются важные, судьбоносные решения. И потом, он не собирался откладывать задуманную месть в долгий ящик, а предстоящие праздники играли в его коварном проекте немаловажную роль. Но основные события должны были завершиться уже сейчас, еще в этом году! Расставить все точки над i вновь помогла книга:

Из гимнов Я – Брихатсаман, из размеров – гаятри;Из месяцев Я – Маргаширша, из времен года Я – время цветенья;[65]

Почему-то Козыреву эта шлока запала в память. Он вновь отыскал ее в тексте, дважды перечитал, а затем набрал в поисковике слово «Маргаширша». Беспристрастный Интернет первой же ссылкой выдал исчерпывающий ответ:

«Месяц Маргаширша – по современному григорианскому календарю начинается 22 ноября и соответствует второй половине ноября – первой половине декабря. Название значит «глава зодиака», он также называется «началом года», так как в древности с него начинался год у индийцев».

Арсений взглянул на часы. Зашифрованная в послании дата уже наступила, и с каждой ее минутой неумолимо приближалась необходимость что-то решать. Остаток ночи Козырев провел в непростых размышлениях. Слишком уж велик был соблазн осуществить план, который он трепетно вынашивал последние несколько дней. Однако наутро он все-таки вынес окончательный вердикт, полностью изменив свой первоначальный замысел.

* * *

Процедура увольнения прошла без особых эксцессов, хотя и вызвала у многих коллег немалое удивление, сопровождаемое большим количеством всевозможных расспросов. Встречи с председателем избежать тоже не удалось. Проходя через приемную, Козырев столкнулся взглядом со Светланой. Девушка лишь слегка кивнула ему в знак приветствия и поспешно, пытаясь скрыть неловкость, опустила глаза. Сделала вид, что роется в бумагах. Однако действия ее получились чуть более поспешными, чем следовало бы, а движения чуть более резкими. Арсений не мог этого не заметить.

Корнейчук восседал в кресле с видом триумфатора. Еще бы, он добился своего, избавился от неугодного подчиненного, расплатился за нанесенное ему физическое оскорбление. Хотя, если разобраться, вся его заслуга в том только и заключалась, что он нажаловался на Козырева «большому дяде», который дергал его за ниточки, словно марионетку. И дядя этот, опасаясь собственных неприятностей, решил за него все проблемы. Вот только решил ли? В этом были уверены абсолютно все, за исключением самого Арсения.

Марина, теперь уже его бывшая секретарша, подготовила небольшой прощальный сюрприз: собрала самых близких друзей и коллег, которые ожидали возвращения Козырева в его теперь уже бывшей приемной, чтобы лично поблагодарить, пожать на прощание руку и обменяться последними пожеланиями. Директор по развитию даже не предполагал, что у него столько друзей в коллективе. Ведь к человеку, который тебе безразличен, не пойдешь в его последний рабочий день, чтобы испить вместе с ним горькую чашу предстоящей разлуки. Разве что любители позлорадствовать могли найти для себя в этой церемонии какое-то удовольствие, но таковых среди приглашенных Мариной не оказалось. Светлана тоже отсутствовала. Алексей задержался дольше других.

– Значит, все-таки уходишь?

– Будем считать, что мне не оставили выбора.

– Неужели сдался?

Арсений положил сумку, в которую собирал различные дорогие ему безделушки, и удивленно уставился на друга.

– Скажи, Леш… Нет, ты не подумай, что я неблагодарная свинья, я очень признателен и тебе, и твоему отцу. Надеюсь, что он все-таки скоро поправится. Но неужели ты действительно считаешь, что это я должен ценой собственных интересов, за счет неимоверных усилий спасать семейный бизнес Линерштейнов?

– Ну… Я думал, что… – Алексей замялся, в поисках подходящего ответа. Козырев не стал его долго мучить.

– Неужели вы, такая дружная некогда семья, не можете зачеркнуть глупые личные обиды, наплевать на амбиции и сесть наконец за стол переговоров? Да если вы выступите единым фронтом, то никто, никакие рейдеры, никакие высокопоставленные чиновники не смогут вам ничегошеньки противопоставить! А вы сидите, ждете у моря погоды, надеетесь неизвестно на что. Хотя нет, я знаю, на что вы надеетесь! Что Михаил Леонтьевич придет в себя и, как всегда, наведет в семье порядок. Да хватит уже, пора повзрослеть, пора проснуться, пора взять на себя ответственность!

Линерштейн молчал.

– Ты, Леша, именно ты и никто другой должен это сделать! Ведь это твоим наследством сейчас заправляет Корнейчук, ты должен был получить от отца эти пресловутые тридцать три с половиной процентов. Почему он тебе, собственному сыну, не доверил дела компании, а предпочел нанять человека со стороны? Да потому что он не видел в тебе реальной силы! А ты должен, должен всем доказать, что ты достойный отпрыск своего родителя! Что ты сильный, мудрый! Ну и что, что у тебя сейчас нет ни одной акции, что ты не входишь даже в совет директоров. Считай себя полноправным правопреемником. По праву старшего сына короля огромной империи. Объедини родственников вокруг себя, они только этого и ждут. Ведь они не глупы, видят, что происходит. Вот только гордыня, глупая гордыня сильнее разума. Никогда еще не наблюдал столь наглядной и успешной демонстрации принципа «разделяй и властвуй». Возможно ли такое? «Вот вопрос, который ставит меня в тупик: сумасшедший я или все вокруг меня?»[66]

Алексей, сидя на краешке секретарского стола, с сомнением качал головой, примеряя на себя предлагаемую Козыревым роль. Арсений присел рядом, обнял друга за плечи.

– Леш, я не могу тебе сейчас всего объяснить, но поверь мне. Ты только возьмись, а я тебе помогу, обязательно помогу! Только не спрашивай, как и чем, я все равно не скажу. Доверься старому университетскому другу, и я тебя не подведу! Только ты и сам должен проявить определенные намерения, продемонстрировать желание, реально поверить в такую возможность. Иначе я бессилен.

– Опять эти твои волшебные штучки…

– Думай как хочешь. В конце концов, какая тебе разница? Важен ведь результат.

Алексей поднял глаза, и Арсений с радостью заметил в них вспыхнувший знакомый огонек. Таким он знал друга со студенческих времен, именно таким хотел видеть и сейчас.

Козырев встал, похлопал Линерштейна по плечу, протянул руку:

– Ну ладно, бывай, дружище! Не пропадай и не теряйся. Еще обязательно свидимся!

Алексей пожал руку, несколько секунд они, не мигая, смотрели в глаза друг другу, затем крепко обнялись. Арсений взял сумку и в последний раз вышел из дверей своей теперь уже бывшей приемной.

* * *

Формально Козырев вновь остался без средств к существованию. Дамоклова меча в виде банковского кредита, в какой-то степени благодаря стараниям Корнейчука, больше не существовало, но появился немалый долг Линерштейнам. Конечно, семейство, в отличие от банка, никаких особых условий возврата или жестких сроков не выдвигало, и с этой стороны Козырев проблем не предвидел. Однако свободных наличных денег надолго бы не хватило. Финансовый вопрос пока терпел, но рано или поздно его неизбежно придется решать.

Лаборатории больше не существовало. Вдруг оказалось, что огромное количество внезапно возникшего времени совершенно некуда тратить. Вика гуляла со Снежаной, Арсений сидел в гостиной за ноутбуком, занимался инвентаризацией раскиданного по облакам программного обеспечения и приведением его в относительный порядок. Раздался знакомый сигнал ICQ. Писала Светлана.

Lana (10:16:24)

Привет!

ARS (10:16:48)

Здравствуй!

Lana (10:17:12)

Ты как?

ARS (10:17:30)

Ты это в каком смысле?

ARS (10:18:51)

Если ты имеешь в виду мое моральное состояние в связи с тем, что твой драгоценный начальничек вышиб меня из «Меркурия», то не волнуйся, я в полном порядке, руки на себя накладывать не собираюсь. Более того, я бодр, свеж, полон сил и новых стремлений.

Lana (10:19:19)

Нет, я так, просто спросила. Не сердись.

ARS (10:19:54)

Я не сержусь. Ты что-то хотела? Говори, я слушаю.

Lana (10:20:14)

Не понимаю, почему ты злишься.

ARS (10:20:49)

А я не понимаю, к чему все эти вопросы. Мне кажется, мы договорились поскорее забыть друг друга.

Lana (10:21:33)

Да, но я просто подумала… Как-то нехорошо мы расстались. Не по-человечески. В аське… Неужели наши отношения не стоили даже того, чтобы встретиться на прощание?

ARS (10:21:52)

Думаешь, это что-то изменит?

Lana (10:22:22)

Думаю, что ты побоишься посмотреть мне в глаза.

ARS (10:22:51)

Ну ладно, хорошо, я сдаюсь. Давай встретимся.

Lana (10:23:11)

Где и когда?

ARS (10:24:12)

Называй ты теперь. Я нынче человек свободный, могу располагать временем по своему усмотрению.

Lana (10:25:40)

Ладно. Тогда завтра, в 19:00, на «Чистых прудах» в центре зала.

Светлана вышла из чата. Арсений автоматически закрыл крышку ноутбука, забыв, чем занимался до переписки, и задумался: «Как ей снова удалось втянуть меня в это? Я же ведь твердо решил для себя, что все, конец, пора прекращать эти отношения. Не стоят они Викиных слез. И тут на тебе! – злился он на себя за проявленную слабость. – Ну ладно, теперь уж точно в последний раз. Расставлю все точки над i. Ведь по сути она права. Нужно расстаться по-человечески».

Однако Вика на этот раз проявила необычную для нее позицию, активно возражая против вечернего отсутствия мужа. Пришлось проявить жесткость. Конечно, Арсений не мог ей честно сказать, что идет на последнее свидание с целью окончательного и бесповоротного разрыва. Сей факт безусловно порадовал бы супругу сам по себе, но для этого пришлось бы признать наличие таковых отношений в прошлом. Естественно, Виктория и сама могла догадываться об их существовании, да она и догадывалась, но одно дело предполагать и надеяться на лучшее, а другое – знать совершенно точно и определенно. Козырев остро ощущал вину перед женой. Ему очень не хотелось снова ее обманывать, но сказать правду означало причинить еще большую боль. Утешая себя мыслью, что уж на этот раз он действует в общих интересах семьи, Арсений придумал очередной благовидный предлог для вечерней отлучки из дома.

Они встретились посреди шумной, многолюдной станции в самый час пик. Каждый приходящий поезд извергал на платформу пеструю, разноликую толпу, которая быстро расползалась по переходам и эскалаторам. Затем вестибюль постепенно наполнялся новыми людьми, которые вскоре за какие-то секунды полностью сменялись только что прибывшими пассажирами. Через минуту подземелье наполнялось неимоверным грохотом очередного проходящего состава. Затем громкий казенный голос диктора и снова звук набирающих скорость вагонов. Потом несколько секунд относительной тишины.

О том, чтобы нормально пообщаться в подобных условиях, не могло быть и речи. И хотя Козырев стремился покончить с неприятным разговором как можно быстрее, вынужден был согласиться поискать местечко поспокойнее. Они прошли мимо зияющего чернотой пруда, обильно засыпанного вдоль берегов пожухлой, потемневшей листвой, и расположились в небольшой чешской пивной поблизости от Покровских ворот.

Официант принес меню, молодые люди сделали заказ. В ожидании напитков и еды они молчали. Болтать ни о чем не хотелось, перейти к главному никто не решался. Наконец Арсений не выдержал:

– Ты хотела о чем-то поговорить? Даже не знаю, есть ли что обсуждать.

– Тебе что же, нечего мне сказать?

Козырев изобразил непонимающую гримасу и неопределенно пожал плечами.

– Считаешь, что ты ни в чем не виноват передо мной?

– Если я перед кем и виноват, то скорее уж перед своей женой, чем перед тобой.

– Прекрасно! Значит, ты лишь использовал меня? Удовлетворял свои низменные природные инстинкты? И никогда ничего не чувствовал? И все мои стихи были тебе до… Я же тебе поверила, я свою душу перед тобой открыла!

– Свет, ну зачем ты это все начинаешь? Ты хочешь, чтобы мы напоследок наговорили друг другу гадостей?

– Я просто хочу понять! Со мной еще никогда в жизни никто так не поступал! Хотя у меня еще никогда в жизни не было человека, к которому я относилась бы так, как к тебе… Так хорошо относилась бы… Я же… Я же всей душой к тебе, – девушка не смогла сдержать слез, но быстро взяла себя в руки, достала из сумочки носовой платок и аккуратно промокнула им уголки глаз.

Арсений оставался холоден. Неловкую паузу вовремя прервал официант. Он принес свежее пиво. По холодному, запотевшему стакану стекали капельки конденсата, от чего напиток казался еще более желанным. К пиву в красивой высокой вазочке прилагались длинные стержни гренок из ржаного хлеба, соблазнительно источавшие дразнящий аромат чеснока. Они сделали по большому глотку. Светлана немного успокоилась.

– Арсений, а ты уверен… Ну что нам действительно стоит все прекратить?

– Свет, не начинай…

– Нет, ну почему, ну послушай, прошу тебя! Я ведь никогда от тебя ничего не требовала! Просто возможность иногда видеть тебя, ощущать близость твоего тела. Я не создана для постоянных отношений, я это знаю. Поэтому ни на что не претендую. Чего ты так испугался? Твоей семье с моей стороны ничего не угрожает!

Арсений хотел было что-то сказать, но девушка его остановила.

– Пожалуйста, дай мне договорить! Понимаешь, я никогда не встречала мужчину, который бы… Который бы так… Который сумел бы так заинтересовать меня. Меня всегда окружала толпа ухажеров, но ни один из них ничего для меня не значил. А потом появился ты. Уже на первой лекции я поняла, что пропала. Твоя внешность, твой голос, твоя манера держаться! В твоем облике все говорило, не просто говорило – кричало: я сам по себе, я сила, я мудрость, я характер! Я самец!

Козырев смутился:

– Признаюсь, я всегда считал себя незначительным забавным эпизодом в твоей жизни.

– Это не так! Может быть, иногда это так и выглядело. Но я просто не знала, как нужно с тобой себя вести. Ведь я всегда, всю свою жизнь, просто выбирала наилучшего из всех моих поклонников и… просто позволяла ему чуть больше, чем остальным. А ты, ты же совершенно не обращал на меня никакого внимания! Что же мне оставалось? Я вела себя так, как привыкла, как умела! Мне показалось, что у нас могло что-то получиться, и вдруг я потеряла тебя! Ты просто пропал! Не позвонил! А ты знаешь, знаешь ли ты, как я ждала твоего звонка, как я страдала? Думал ли ты вообще обо мне? Но я смогла, я смирилась. Когда я уже считала, что смогла стереть, вычеркнуть тебя из своей памяти, ты вдруг снова возник в моей жизни! Уже женатый, уже с детьми… Все, все чего я достигла с таким трудом, какая-то видимость покоя, душевного равновесия, все рухнуло в одну минуту, когда ты вошел в приемную Корнейчука.

Официант принес пышущую жаром жирную коричневую утку, со всех сторон обильно обложенную тушеной квашеной капустой и белесыми мягкими кнедликами. Света поневоле замолчала, ожидая его ухода. Арсений воспользовался возникшей паузой.

– Свет, поверь, я очень тронут. Я, право, даже не думал. По тебе ведь не скажешь… Но зачем, зачем тебе все это нужно? Ведь я никогда не буду с тобой! Полностью твоим. «Нет хуже тоски, чем находиться рядом с любимым и понимать, что он никогда не будет твоим»[67]. Я признаю, я причинил тебе много страданий. Но я ведь не знал! А теперь, когда я знаю, я и подавно просто обязан немедленно уйти из твоей жизни. Наконец-то оставить тебя в покое. Зачем ты цепляешься за меня? Пожалуйста, будь милосердна, смилуйся над собой!

– Знаешь, я ведь почти решилась. Когда ты рассказал мне про Вику и про кладбище, после твоих слов о необходимости разрыва… Я поверила, что ты прав, что мы должны расстаться. Я даже написала прощальные стихи. Вот они.

Девушка протянула Арсению сложенный вчетверо листок бумаги. Он неуверенно, будто сомневаясь, развернул его и прочел неровные нервные строки:

Что любовь? Затасканное слово.Разве я об этом говорю?О другом! И эту фразу сноваНапоследок гордо повторю.Это что-то тихими шагамиВ жизнь вошло без стука, не спрося,Наш роман закончился стихами,Так же как однажды начался.Написанных мне строчек не стереть,Они из тех, что рвут, чтоб вспомнить заново.Недолго полыхало это зарево,Но все успело в нем перегореть.

Света не сводила глаз с мужчины, пристально наблюдая за его реакцией. Когда он закончил читать, она, не опуская взгляда, вкрадчиво проговорила:

– У меня самой сердце сжалось, когда я перечитала последние посвященные тебе стихи. Невозможно поверить, нельзя допустить, чтобы это все случилось на самом деле, оказалось правдой, неужели ты со мной не согласен?

Арсений отрицательно покачал головой.

Официант, проходя мимо, заметил пустые бокалы.

– Пиво повторить?

Оба с готовностью согласились. Беседа получалась слишком напряженной и сложной. Когда через пять минут пивные сосуды на столе вновь были полны хмельным напитком, Света предприняла последнюю попытку.

– Я тебе раньше не говорила, я никогда не смогу иметь детей, никогда не стану матерью.

– Почему? – Козырев искренне удивился.

– Это очень грустная история. Но я могу рассказать.

– Расскажи…

– Ты действительно этого хочешь?

Арсению не то чтобы и вправду было интересно, но откровенные признания девушки сделали его чуть более сентиментальным. Да и доверительный характер всей встречи в целом располагал к откровениям. Поэтому он согласно кивнул.

– Когда мне было шестнадцать, меня изнасиловал… в общем, очень близкий родственник.

Козырев изменился в лице, но Света, заметив, предупредила его реакцию.

– Нет-нет, ты не правильно понял. Это был не отец.

Он облегченно выдохнул, хотя, если разобраться, сей факт мало что менял в глобальном смысле.

– Просто ты всегда так негативно отзывалась о нем…

– Я, конечно, не питаю к родителю слишком теплых чувств. Наверное, он этого заслуживает. Может быть, даже его можно назвать хамом и неотесанным тупицей, но все же он не настолько пал, чтобы насиловать собственную дочь. Хотя во всей этой истории он сыграл не последнюю роль, и именно тогда я окончательно поняла всю сущность его мелкой душонки.

Было заметно, что воспоминания доставляют девушке мучительные страдания. Тем не менее, она, опустошив залпом половину бокала, продолжила:

– Все случилось на отвязной семейной гулянке. У нас есть богатые родственники. Однажды они собрали всю родню в своем загородном особняке. Все напились… Я была еще девственницей. Он затащил меня в одну из комнат. Я сначала умоляла его, сопротивлялась, потом кричала… Никто не услышал…

Ее голос дрожал, она будто заново переживала голове весь тот ужас.

– В общем, мать заметила сразу… Пришлось ей все рассказать, да я и не собиралась скрывать. Я тогда вообще ничего не соображала, находилась в тупой безразличной прострации… За каких-то полчаса мир полностью перевернулся. А отец… В общем, родственники уговорили его все замять, не давать ход делу. Предложили денег, что там еще, я не знаю. Ну он согласился. Потом долго убеждал меня, что исходил из моих интересов. Что огласка прежде всего ударит по моей собственной судьбе. Да я и сама не хотела бы… Но… Ты понимаешь, ведь он предал меня. Предал собственную дочь! Не защитил, не заступился. Никак даже не отомстил…

– И чем все закончилось? – с трудом выдавил из себя пораженный ее рассказом Козырев.

– Я забеременела. Пришлось делать аборт. Первый ребенок и сразу аборт, да еще в таком возрасте. В общем, я уже говорила, теперь я не могу иметь детей…

Она замолчала. Козырев тоже не мог вымолвить ни слова. Какое-то время, переваривая услышанное, он молча жевал запеченную утку. Еда отчего-то казалась пресной и безвкусной. Он буквально заставил себя проглотить несколько кусочков. По крайней мере, этот процесс создавал видимость действия и давал необходимую для размышления паузу.

Она накрыла его руку своей:

– Пожалуйста, не прогоняй меня. Разреши остаться поблизости. Обещаю, я не доставлю тебе большого беспокойства, не помешаю твоей семейной жизни! Умоляю, скажи мне да!

– Нет!

– Что ж, ты последователен в своей упертости! – Светлана разочарованно вздохнула. В ее глазах едва заметно блеснули злые искорки, но тут же исчезли. Девушка вновь смягчилась. – Нет-нет, не обижайся, это именно то, что мне в тебе нравится. Цельность натуры, уверенность в своих решениях и ответственность за них. Лишний раз подтверждаешь: я не зря выбрала именно тебя.

– Свет, извини… Я сейчас.

Он встал, вытер уголки губ белоснежной накрахмаленной салфеткой и удалился в направлении туалета. Девушка достала из сумочки мобильный телефон, что-то посмотрела на экране, положила на стол.

Вернувшись, Арсений вновь устроился за массивным деревянным столом и внимательно посмотрел на Светлану:

– Я хотел, чтобы мы остались друзьями, но я ошибался. У нас не получится. Слишком много эмоций. Может быть, потом, когда все затихнет, остынет, забудется. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. И всегда хорошо относился, но этого недостаточно. Более того, с моей стороны просто непорядочно продолжать поддерживать с тобой общение, после того, что я узнал сегодня. Поэтому сегодняшняя наша встреча последняя. Давай больше не будем возвращаться к этому вопросу и просто в последний раз посидим вместе.

Девушка молчала. Пытаясь скрыть волнение, крутила в руках телефон, задумчиво глядя в тарелку. Наконец она произнесла:

– Ладно, но скажи все же. Для меня сейчас это очень важно. Все то, что между нами было… Тебе было хорошо со мной?

– Да…

– И это все? – она грустно ухмыльнулась. – Все, что ты мне можешь на это ответить?

– Свет, ты потрясающая женщина! Ты красивая, у тебя обалденная фигура! Ты очень тщательно следишь за своей внешностью, ты всегда бесподобно выглядишь! Ты из высшей лиги! Ты женщина-мечта! Для многих мужчин. Да что там для многих, для каждого! Предмет их вожделений и невоплощенных ночных фантазий.

– Но для тебя эти фантазии не были такими уж невоплощенными!

Арсений смутился.

– Признайся, тебе было хорошо со мной в постели? Тебе ведь нравилось заниматься со мной сексом? Скажи, я хочу это услышать.

– Да…

– Да? Опять это скупое «да»? Да что с тобой?! – неожиданно Светлана вышла из себя и перешла почти на крик: – По ночам ты обычно бывал более красноречив. Скажи, не бойся. Чего ты боишься? Боишься сделать мне приятное? Скажи, что я лучшая! Скажи, что я богиня! Скажи, что ты забывал со мной обо всем на свете! Скажи, что твоя жена никогда не сравнится со мной! Скажи, что же ты вдруг сдулся? Или ты только наедине смелый? Или это все было обычное мужское вранье?

– Я не намерен это сейчас обсуждать!

– Я ненавижу, ненавижу тебя! Ненавижу вас! Ненавижу всех мужиков! И ты такой же, ты ничем не лучше прочих! Ты лишь использовал меня, удовлетворял за мой счет свои низменные, животные потребности!

Посетители ресторана заинтересованно обернулись в их сторону. Арсений встал.

– Я не собираюсь продолжать в том же тоне. Прощай!

Он достал из кошелька несколько купюр и демонстративно бросил их на стол. Затем развернулся и поспешно вышел.

Светлана моментально остыла. Проводила его до двери зала презирающим взглядом. Вернула себе респектабельное выражение лица. Затем посмотрела на экран телефона, удовлетворенно улыбнулась и нажала кнопку прекращения разговора.

Глава 20

Вторым абонентом телефонного разговора, который прервала разозленная девушка после ухода Арсения, была Виктория. Поняв, что Козырев настроен решительно и что все попытки восстановить отношения окончательно провалились, она в отчаянии, очевидно, желая хотя бы таким образом еще раз привлечь к себе внимание, совершила этот жестокий поступок. А может быть, она просто хотела отомстить ему за то, что выбрал не ее, или ей за то, что он выбрал ее. Или же просто немного скрасить горькую пилюлю унижения и хоть чуть-чуть потешить уязвленное женское самолюбие.

Как бы там ни было, Светлане этот поступок ничего не дал, кроме разве что кратковременного морального удовлетворения, которое очень скоро сменилось сильным стыдом. Удивительно, как часто наши импульсивные поступки, совершенные в минуты неистовой злобы, заставляют потом в течение всей оставшейся жизни переживать и жалеть о том, что когда-то не удалось сдержать нахлынувшие эмоции. А вот для Арсения этот ее поступок имел весьма печальные и далеко идущие последствия.