скачать книгу бесплатно
С чего он вообще взял, что киллер носил именно это имя? Да, его так назвали на встрече с Доном Романо. Но, как заметила Эванс, если бы фрилансером был настоящий Кельт, его семья давно была бы мертва. Романо бы об этом позаботился. Коннор нехотя принялся за кофе, который не лез в горло после воспоминаний с места убийства банды Гарсиа.
Кельт всего лишь кличка – фокус, иллюзия. За ней все видели только то, что показывали, точнее, хотели показать. Уэст проигрывал в голове перестрелку на автостраде после встречи с Доном Романо. Он закрыл глаза и сосредоточился. В памяти всплыли огненные всполохи, запах горелой резины, скрежет металла и обезображенное лицо Хейза.
«Северный ветер, что дует с моря на Кровавый Залив», – вторил Уэст словам поехавшего змееныша. Имя киллера, что стал новым орудием Хейза, могло быть скрыто в них. Слишком очевидно, чтобы оказаться на поверхности, но Хейз любил покрасоваться. Значит, не мог не похвастаться новым приобретением – безжалостным убийцей и психопатом в своем стане. В телефонной книге Эндрю Уэст не нашёл ничего похожего на «Северный ветер». Если только автомастерская в старом городе не филиал места работы убийцы под прикрытием. Как выяснилось – нет. Уэст уже позвонил туда. Кстати, цены у них приемлемые.
Уэст вернулся к началу и начал выстраивать связь. Эндрю Мак-Кинли был связным «Кельта» и школьным другом Костлявой. В мыслях Уэст тут же поправил себя, что следовало называть ее по фамилии и все же вернуть ей украденный снимок, как велел комиссар. Морган прав, улики, добытые незаконным путем, не представить в суде. Ричард Томпсон пытался выйти на личность киллера и, по официальной версии следствия, убивал парней по вызову, работавших на Ронье, как лишних свидетелей. После чего Томпсон застрелен, как и член банды Зелёных Змей, из одного оружия. Здесь начинались сложности. Требовалось копать еще глубже.
Ближний круг Мак-Кинли. Таковых немного. Из одноклассников кто-то не дожил до двадцати или успел сесть в окружную тюрьму. Их Уэст исключил сразу. На украденном из квартиры Эванс снимке рядом с Мак-Кинли было еще четверо подростков. Из узнанных, кроме Эванс, оставались Форман и Мастерс. Открыв знакомый табель успеваемости класса Формана и Мастерса, Уэст не нашел фамилии Мак-Кинли рядом с ними. Эванс точно сказала, что Эндрю ее одноклассник и «заплетал ей косички». Что-то не сходилось. Беглым взглядом осмотрев досье на фигурантов дела, Уэст понял, что.
Дата рождения Мак-Кинли. Он ровесник Эванс, а не Формана, что на год старше. Уэст окончательно запутался. Эванс училась с Форманом. Ее имя было в табеле успеваемости его класса. Мак-Кинли же учился в одном классе… с ней же, что отмечено в табелях учеников на год младше. Бред. В списках класса Эндрю точно такая же запись «А. Эванс», как и в классе Формана. Вот теперь все выглядело очень подозрительно.
«Родственники», – первая здравая мысль. Из живых у Эванс только мать. Она в центре реабилитации для душевнобольных Санспринг. Оставалось вероятность, что в класс Формана затесался однофамилец. Эванс одна из самых распространения фамилий в Штатах, в Нордэме особенно. Форт Альбертус перешёл под власть английской короны, когда… Уэста словно прошибло током. Он посмотрел на фотографию, где пятеро подростков сидели на ступеньках местной церкви. Его внимание привлек единственный до сих пор неизвестный парень рядом с Форманом. Это было настолько очевидно, что Уэст едва не ударил себя ладонью по лбу, ведь он мог догадаться намного раньше.
Белый подросток лет шестнадцати. Ничего примечательного, если не всматриваться, для представителя каких кровей его внешность виделась наиболее типичной. Черты присущие, скорее всего, потомку выходцев из общей с Уэстом исторической родины. Из Старого Света, точнее. Хотя куда уж точнее, чем конкретный остров в Европе. Эванс – настолько распространенная фамилия в Нордэме, потому что из графства Уэльс сюда и прибыли первые корабли. И прибыли они в форт Альбертус… С северным ветром, что дул с Залива. Со снимка, сидя на ступенях старой церкви, смотрел тот самый мнимый Кельт. Вернее, настоящий кельт по праву происхождения – молодой человек, закрывавшегося рукой от такого редкого в Нордэме, как и в Уэльсе, Солнца.
Почему именно он, ведь совпадения все же случаются. Схожие фамилии и инициалы не редкость. Вот только киллер был близко знаком с Эндрю, кому доверял. Даже самое сокровенное – свое имя. Кельт – липовый псевдоним. Из истории вспомнилось, что кельты населяли по большей части Уэльс, откуда и пошла фамилия Эванс. Колонисты из Уэльса приплыли в Новый Свет. Киллер взял имя того, кто заработал репутацию, а затем исчез. Коннор открыл список имен из телефонной книги Эндрю. Ему открылось настоящее сценическое имя умелого иллюзиониста. Норзер – северный ветер, что дул на город с Залива.
Монитор вывел список контактов Мак-Кинли. Коннор взял в руки телефон Эндрю и смотрел на пакет с надписью «А. Эванс», которые доктор Салли принес в отдел. Не Миа прислала телефон, хотя кто-то старательно намекал на нее и еще больше запутывал. Посылка лежала в пакете для вещдоков похожие на те, которые Уэст неоднократно получал из рук Пирса. Коннор отложил пластик в сторону и задумался. Теперь все казалось еще подозрительнее: примелькавшийся глазу пакет, который использовали криминалисты, знакомое имя на нем… Убийца настолько умело рассеял внимание Уэста и использовал его знакомство с Эванс, ее бывшее и нынешнее место работы, что Коннор не заметил подвоха. Норзер прошел под замыленным глазом, умело использовав полунамеки и недомолвки. Сознание само додумывало выгодную для киллера версию, чтобы он смог оказаться под самым носом у копов и уйти незамеченным. Все это было настолько знакомо и привычно, что Коннор уже догадывался, что будет дальше. Этот почерк… Хождение по крайностям на самом виду у полиции, у Ронье, у Романо… Уэст не мог описать ситуацию никак иначе, что ощутил лёгкое чувство дежавю, скребущее глубоко внутри.
Сомнений не осталось. Собрав разрозненные факты воедино, Уэст прочел послание к диалогу. Спустя годы киллер решился заговорить. Коннор нашел нужный контакт в телефоне Эндрю, нажал на кнопку «вызов» и затаил дыхание. Слушая долгие гудки, Уэст сопоставил даты исходящих звонков на этот номер и даты совершенных киллером убийств. Все они совпадали по хронологии. Убийца оказался настолько самоуверен, что прислал телефон копам. Видимо, ему действительно было, что сказать. Бесконечные гудки вместо ответа возводили теорию в разряд бреда шизофреника во время сезонного обострения. Коннор решил, что подхватил от Костлявой что-то вроде «синдрома поиска глубокого смысла» воздушно-капельным путем, конечно же, а никак не при более близком контакте. Ответа на вызов не последовало, и Уэст его повторил. За вторым звонком последовал третий, четвертый.… Коннор смирился с неудачей, но неожиданно вызов оказался принят.
– Никак мой покойный друг вдруг воскрес из мёртвых… – голос, отдававший шорохом осенних листьев, прошелся током по нервам. Ответивший точно знал, что Мак-Кинли мертв, но принял вызов. Значит, Уэст верно истолковал послание.
– Почему ты молчишь? Разве тебе нечего сказать? – шорох листьев становился громче и отчетливее.
Коннор не верил, что говорит действительно с ним, и не нашел слов для ответа, но и прекратить разговор казалось непозволительной роскошью. Любая информация была важна.
– Я знаю, что ты слышишь меня, знаю, – киллер нарочно говорил медленно, нараспев, растягивал слова, не боялся, что его найдут, и тянул время, – и мне есть, что сказать им…
Уэст сжал телефон, вслушиваясь в каждое слово, и продолжал молчать.
– Идёт Северный Ветер. Никому в Нордэме от него не спрятаться, – голос оборвался.
Тишина в трубке стала оглушающей. Уэст пытался отследить звонок, и боялся, что киллер все просчитал и ждал, когда копы поведутся на уловку. Он мог оборвать вызов в самый неподходящий момент.
– Ах, да, и для тебя у меня тоже есть кое-что, – интонации стали игривыми и казались очень знакомыми, словно Уэст слышал их совсем недавно.
– Мой друг просил передать, что он – в доме 330 на Lincoln Garden, а она – на 11 Pearl Street в Бруствере, – чарующий голос разразился мелодичным смехом со звон стальных колоколов, бьющих тревогу на башнях во время пожара.
Дыхание перехватило. Вызов оборвался после того, как звонок оказался отслежен. Адрес сложно не узнать. Именно там – в маленькой квартире на Mill Street обитали двое, чьи жизни очень крепко вплелись в темную историю и судьбу Северного Нордэма. Именно там сейчас находились Костлявая с ее ненаглядной Принцессой. Город сидел на бочке с мазутом, под которой Хейз зажег фитиль. Подпись безумца читалась невооруженным глазом. Хейз использовал киллера как связующее звено и напоминал копам, на кого-же теперь работал бывший цепной пес Ронье. Как бы ни было горько признавать, но Хейз столь же хитер, сколько безумен. Киллер сменил хозяина, но не растерял навыков, чем Хейз с удовольствием пользовался. Все слишком очевидно: Эванс и Ларссонам не спустили выходок на встрече с Доном Романо. Вместо банальной расправы Хейз решил отплатить им той же монетой и повторить фокус Костлявой, вмешав копов.
– Ларссон и Эванс у Хейза, – со скоростью пожарного спешившего на вызов Уэст только и успел сказать в трубку сержанту Закари. Он сбивчиво продиктовал адреса, спускаясь к машине.
Через пару минут в настроенном на полицейскую волну приемнике диспетчер передал сообщение от комиссара Моргана об общей тревоге и захвате заложников. Хейз не иначе как издевался, используя Ларссона и его «девушку», коей Лиам так старательно выставлял Эванс.
«Всем постам направиться в дом 330 на Lincoln Garden», – диспетчер передал инструкции комиссара. Морган приказал личному составу ехать за Лиамом. Конечно, ведь сын Грегори Ларссона в приоритете. Остальным по ближайшему месту дислокации приказано отправляться на Pearl Street. Ночью. В Северный Нордэм, где патрульная машина – вымирающий вид. По ближайшему месту дислокации. Эванс конец.
– Дерьмо, – сплюнул Уэст, разворачивая машину к мосту Первопоселенцев – главному выезду из старого города.
Музыка ветра
Тишина… Слышите ее? Такая неуловимая и хрупкая. Ее так легко нарушить или сломать. Порой так хочется к ней прикоснуться, схватить и не отпускать, обернуться в непробиваемый кокон абсолютной всепоглощающей тишины, где тонут все звуки, где нет ничего и никого вокруг, где тебя никто и ничто не тревожит.… Есть только тишина, обволакивающая с ног до головы, где все вокруг замирает. Нет ни движений, ни звуков. Сплошной вакуум. Абсолютный ноль. Состояния полного, никем и ничем не нарушаемого покоя, которое сложно создать и очень легко изменить. Малейший шорох и начинается хаос: разошедшийся кругами по воде от падения в стоячую воду камня, пронзит пространство. От атома к атому задействует элементы некогда инертной системы. Жизнь вокруг придет в движение и наберет обороты. Тишина ускользнет, растворяясь в воплях резонирующих молекул, словно ритмичные удары несмолкающих колоколов.
«Надоели!» – только и могла сформулировать она, выбегая из квартиры и с силой хлопая входной дверью. Что достали до печенок – ничего не сказать. Эванс бегом поднималась по скрипучей лестнице на крышу дома, который теперь и близко не был ее крепостью. С просьбой «отвалить нахрен» мысли кричали в голове, пока она неслась по скользкой крыше к выступающей в переулок части здания и перелезала на пожарную лестницу. Ей просто хотелось тишины, совсем немного побыть одной. Разве это преступление? Разве она так много просила? Эванс скрипела зубами от бессилия, пробегая вниз очередной пролет ржавой пошатывающейся конструкции. От топота с железа посыпалась облупившаяся краска и слой ржавчины, покрывавший покореженную временем и погодой арматуру. Лестница обвалилась на середине стены дома и не доходила до расстояния безопасного прыжка на землю. Давно признанной аварийной она грозила обрушиться в любую минуту, но вес Эванс позволил ей беспрепятственно миновать несколько пролетов без малейшего скрипа.
Эванс спустилась до нужного окна, после которого лестница свесила куски железа подобно лохмотьям. Открыв окно снаружи, Миа залезала внутрь и оказалась в маленькой тесной комнате, заставленной пыльными коробками. Сюда уже много лет никто не заходил. Ветер с улицы разбавил пыльный и спертый воздух. Сквозняк побежал вперед и запутался в музыке ветра, висевшей неподалеку. Растормошил недвижимые долгое время трубочки, отозвавшиеся мелодичными переливами. После долгого затишья металлический звон не смолкал ни на секунду.
Протиснувшись между пыльными коробками, Эванс вышла в темный коридор, и остановилась у приоткрытой двери комнаты напротив. Над ней висели те самые тонкие трубки, напевавшие нежную мелодию от шевеления ворвавшимся с улицы сквозняком. Аккуратно толкнув дверь, Эванс шагнула в такую же маленькую, как и та, что с коробками, комнату, но отличную чистотой и порядком. Вещи разложены по местам. Пыль тщательно протерта везде, где только можно. Настенная лампа послала теплые блики, заигравшие на голубых обоях детской и по полкам с расставленными игрушками на комоде и кроватке. Свет отражался от рамок с фотографиями светловолосого мальчика от рождения до лет четырёх-пяти.
Нетвердой походкой она прошла по ковру с рисунком автомобильной дороги к пустой и аккуратно застеленной детской кроватке, на которой сидела игрушка в виде большой серой мыши. Ноги подкосились. Руки ухватились за бортик. Глаза крепко зажмурились. Она все ждала, что тот, кому эта комната предназначалась, просунет через деревянные прутья маленькую ручку и прикоснется в ответ. Всего на мгновение. На сотую долю секунды подарит иллюзию, что он здесь – знает и помнит о маме, и будет рядом. Вот только его здесь никогда не было и никогда не будет. Ребенок ни разу не играл в подаренные игрушки, не спал в купленной для него кровати, укрываясь сшитым матерью одеялом, и не видел его детскую с голубыми обоями и своими фото на стенах. Никки даже не знал о существовании комнаты в доме матери, что все еще надеялась и ждала его появления в этих стенах. Ветер заходил в комнату через незакрытое окно, сталкивая друг с другом маленькие колокольчики, заполнявшие высокими нотками тишину пустой детской.
– Ми, это я, – сквозь сказочный звон вернуло ее в настоящее, где его голос сжал горло комом невыплаканных за годы разлуки слез. – Могу я войти?
Звон затих, а его голос стал громче. Он спрашивал разрешения, хотя до этого никогда не о таковом не заботился: просто делал, что хотел, наплевав на всех и на последствия. Разбирались с ними кто угодно, но только не избалованный и инфантильный мальчишка, вечно убегающий от реальности в мир радужных единорогов. Она не хотела отвечать ни сейчас, ни позже. Просто ждала, когда он уйдет, как уходил всегда, не желая сталкиваться с проблемами. Эванс повисла на прутьях кроватки, не в силах даже вздохнуть, и держалась из последних сил, чтобы не разреветься подобно сопливой девчонке после просмотра дешевой мелодрамы. За не такую уж и долгую жизнь, она уже видела, слышала, а порой и делала, такие вещи, что иногда сама удивлялась, что окончательно не тронулась умом, иногда откровенно жалея об этом. Эванс слышала сквозь тихий звон, шаги по ковру, и нервное сопение, присевшего рядом. Ли молчал.
«И на том спасибо!» – мысленно поблагодарила она, что Ларссон не открыл рот и не ляпнул очередную глупость в попытке исправить, что исправить никак нельзя. Тишина в комнате нарушалась только их глубоким дыханием и мелодичными переливами музыки ветра под потолком.
– Мне нравится этот цвет, – не выдержал он и заговорил хриплым голосом. Ларссон оперся спиной о кроватку и откинул голову на прутья, в которые Эванс вжалась лицом. – Ему бы здесь понравилось, – сдавлено продолжил он и гулко сглотнул.
«Уйди. Просто уйди!» – молилась Эванс, но не могла произнести слова вслух. «Проваливай из его комнаты. Из этой квартиры. Из моей жизни. Уходи, прошу тебя», —хотелось кричать, но горло сдавило сильнее, а от желания заплакать неприятно щипало глаза.
– Это кроватка ему мала, Ми, – едва слышно шепнул Лиам, глубоко и шумно дыша, и шмыгнул носом.
– Свали нахрен, Ларссон, – едва ли членораздельно выговорил она. – Свали нахрен, тебе не впервой, – от притока злобы слова вышли четче и увереннее.
Эванс задавалась вопросом, почему умение друга исчезать, стоило проблеме показаться на горизонте, вдруг оказалось невостребованным. Сейчас он решил столкнуться со слоном в гостиной лицом к хвосту.
– Заманчиво, но я, пожалуй, откажусь, – голос почти перешёл в шепот и терялся на фоне музыки ветра, придававшей атмосфере тревоги. – Я могу все исправить, честно, я знаю, что делать, – Лиам повернулся к ней.
Теплое дыхание коснулось ее волос, отогнав задуваемую с улицы прохладу. Его слова стали последней каплей, переполнившую чашу переживаний. По щекам побежали горячие дорожки стекавших на деревянные прутья слез.
– Ничего уже не исправить, Лиам. Остаётся жить с последствиями и не усугубить их, – она говорила со смирением, пока слезы лились сильнее: сбегали по лакированному дереву и впитываясь в разноцветное одеяло, расстеленное на кровати. Не в ее правилах искать виноватых и валить с больной головы на здоровую. Оставалось ругать только себя, что пошла на сделку с белобрысым дьяволом, а расплачивался теперь ее сын, носивший его же фамилию.
– Обещаю, что все исправлю, – Ларссон приблизился и привычным за годы жестом уткнулся носом ей в макушку. – Обещаю, – повторил он, но она не верила. Больше нет. Время пустых обещаний прошло, а для действий уже слишком поздно. Лиам не отставал и обнял.
– Обещаю, – выдохнул он ей в волосы, прижимая к себе.
Очевидно, что ему не поверили и простили. Эванс принимала его таким, как есть, не требуя от невозможного. Со всеми недостатками и достоинствами Лиама, всегда делала худший прогноз на последствия его поступков, чтобы он не мог ее неприятно удивить. Но Лиам мог. В том и таилась его уникальность, и Эванс это точно знала. Вернее, все знали, включая самого Лиама.
Ли так и сидел возле нее, пока она окончательно не успокоилась и не затихла, перестав всхлипывать. Эванс засыпала у него на коленях. Штанина джинс под ее щекой стала влажной от слез. Видимо, присутствие Ларссона – удар по нервам. Он окончательно эмоционально ее вымотал, раз циничная и расчетливая она позволил себе зайти в комнату Никки и разреветься у Лиама на глазах. Ли легонько гладил ее по волосам, боясь потревожить.
– Я знаю, как все исправить, – он склонился и осторожно поцеловал, едва касаясь ее губ своими. – Обещаю, – тихо повторил, целуя засыпавшую на коленях подругу.
Усталость навалилась подобно лавине. Дышать стало сложнее обычного. Миа попыталась подняться, но тело стало ватным. Комнату заполнил ядовитый туман, проникавший в голову и спутавший мысли.
– Обещаю, – шептал Ли, опускаясь рядом на пол, и не выпускал ее руки из своей. – Я тебя держу, – последнее, что он смог сказать, проваливаясь в странный сон без сил.
Сквозняк в квартире усилился. От холодного воздуха, скользившего по полу, тело покрылось гусиной кожей, но Миа все никак не могла проснуться. Скрип половиц за дверью детской оповестил, что они больше не одни. Несмолкающая музыка ветра предупреждала о надвигающейся опасности практически постфактум. Шаги постепенно приближались. Железные колокольчики обезумели, сводя звоном с ума, но в какой-то момент резко стихли и смолкли с жалобным лязганьем. Шаги раздались над ухом. Сон стал напоминать кошмар, начавшийся с упавшей на пол музыки ветра, спевшей лебединую песню.
– Ну, здравствуй, спящая красавица, – хриплый голос со смешливыми интонациями, едкий запах химикатов и бензина пробились сквозь сонное сознание. Кто-то резко потянул ее вверх. Ладонь Ларссона выскользнула из ее руки. Эванс все пыталась найти его руку, но хватала лишь пустоту. Сил открыть глаза больше не осталось. – Скучала по мне, м? – услышала она на задворках сознания, пока окончательно не провалилась в пустоту, отдававшую на языке едким привкусом.
Волки! Волки!
Прослушав полицейскую волну, Уэст сразу понял, куда и за кем следует ехать. На крик: «Волки! Волки!» копы бежали на Lincoln Garden сломя голову, не разобравшись в ситуации. На Pearl Street Уэст прибыл в гордом одиночестве. Ударом плеча вынося дверь на пустой этаж, он не поверил увиденному. На него с ужасом смотрела пара темно-зелёных глаз привязанного к стулу и одетого в ту же майку с дурацкой надписью «Секс-инструктор».
Коннор недоуменно смотрел на Ларссона и не мог поверить, что ошибся. Он здесь. В доме на Pearl Street, но Эванс здесь нет. Уэст купился и прибежал на лживый зов. Часы на детонаторе отмеряли мгновения, каждое из которых походило на предыдущее и по-своему уникально. Они следовали одно за другим и сокращали пребывание смертных в мире живых. И вот времени уже непростительно мало, и ничего уже не имело значения. Смысл послания для мертвых будет потерян. Единственная оставшаяся в живых жертва киллера подобралась слишком близко. Для Норзера слишком очевидно, за кем поехал бы Уэст.
– Нет! Не меня! Они забрали ее! – надрывался Ларссон, привязанный к стулу среди бочек с горючим, а мгновения по-прежнему продолжали убывать. – Спаси ее! Не меня! – его крик отражался эхом от стен.
Один раз Коннору уже удалось избежать смерти, и вот сейчас он больше не хотел убегать. Он устал. Даже для него это было слишком. Будильник с примотанной взрывчаткой зазвенел, заглушая крик Лиама. Уэст подошел к нему почти вплотную, когда времени уже не осталось. Им не спастись. Зачем убегать от того, что и так неминуемо. От запаха бензина стало трудно дышать, да и вдыхать особо не хотелось. Скоро для них все закончится. Секунды на часах сменяли друг друга. В обреченном взгляде Лиама проскользнуло понимание. Сработал детонатор. Звон будильника заглушил взрыв.
Громкий хлопок посреди бочек с горючим оглушил и поднял в воздух горы цементной пыли, в один момент заполнившей все вокруг белесым туманом. Они упали на бетонный пол. Уэст поднялся на ноги за секунду. Откашливаясь от мельчайших частиц цемента, витавших в воздухе и забивавшихся в нос и рот при малейшем вздохе, он пытался разглядеть хоть что-то. В глаза словно насыпали пару грузовиков песка, как собственно и в легкие. На зубах неприятно скрипели частички строительной смеси. Когда слух отошел от хлопка, Уэсту удалось расслышать кашель задыхающегося неподалеку. Коннор не просто не видел Ларссона, он не видел вообще ничего. Из-за песчаной бури в замкнутом пространстве он не видел Лиама, а кашель становился тише.
– Ларссон! – крикнул он, откашливаясь от пыли, что драла горло и мешала открыть глаза.
– Сюда, – прохрипело размытое пятно неподалеку.
Стараясь неглубоко вдыхать, Уэст двинулся и пошел в сторону доносившегося кашля, пока не наткнулся на препятствие, покрытое толстым слоем штукатурки. Лиам едва дышал, но был вполне себе жив и все еще привязан к стулу, хоть и упал на бок, пытаясь увернуться от взрыва.
– Вставай, – дернул он Ларссона на себя, отрезав веревки и поднимая его на ноги одним рывком. Лиам оказался на ногах и удержал равновесие. Встав, уперся руками в колени, и кашлял, пытаясь сделать нормальный вздох, но не мог из-за залепившего лицо цемента.