Одна ночь. Две тайны

Однако Хеннесси не бежит за ней. Она сидит у моих ног, не сводя с меня глаз, словно охраняя.

Я пячусь назад, и она следует за мной. Еще два шага – и она не отстает. Сделав еще один шаг, я врезаюсь в журнальный столик.

С края что-то падает. Наклонившись, я поднимаю с пола трубку домашнего телефона. Провожу пальцами по выпуклым кнопкам. Задумываюсь.

Обратно трубку не кладу.

Внезапно меня посещает безумная мысль. Настолько безумная, что коленки начинают дрожать и дыхание спирает.

Я присаживаюсь на край дивана. Хеннесси кладет свою мордочку на мои колени и жалобно смотрит то на меня, то на телефон в руке.

– Думаешь, это плохая идея?

В подтверждение она тихонько скулит. Хеннесси словно чувствует мою внутреннюю тревогу.

– Я тоже не уверена, но а вдруг?

По памяти я набираю семизначный номер.

Длинные гудки разрезают тишину, заглушая гулкое сердцебиение, пробивающее ребра дробью.

– Слушаю, говорите! – надменно произносит женщина в трубку. – Алло, не молчите!

Меня словно парализует. А ведь я просто хотела услышать голос мамы на автоответчике.

Сознание мгновенно переносит меня в прошлое. За какие-то секунды я вновь ощущаю на себе все то, что пережила за последние два года.

Мне было больно. Тяжело. Одиноко.

Но сейчас мне гораздо легче. Со мной Хеннесси.

– Наталья, это я, – скриплю в ответ.

Пауза. В трубке громкое дыхание. Чувствую, как лицо вспыхивает огнем, в груди жжет, и сердце снова сжимается в тиски боли.

– Не смей сюда больше звонить, мерзавка! Ты поняла меня?! – слова Натальи, словно рой жалящих пчел, впиваются в меня. – Исчезни! Сдохни!

Следом она сбрасывает. Короткие гудки молотом бьют по сознанию.

Дрожащими руками я ставлю телефон на базу, и воспоминания обрушиваются, как цунами.

Слезы душат, разъедают кожу, выжигают дотла.

Снова и снова я переживаю тот ужас, ту кромешную боль отчаяния, когда узнала, что больше никогда не увижу своих детей.

Я хотела бы помнить их… Но как можно вспомнить тех, кого никогда не видела? Кого не могу назвать по имени…

Я не успела дать им имена… Лишь прозвища.

Пока они росли во мне, я ласково называла их "капельками счастья".

А теперь нет у меня счастья. Ничего не осталось.

Из холла тем временем доносится шум. Включается верхний свет.

Хеннесси настораживается. Убирает мордаху с моих коленей и стремглав несется к источнику звука.

Если Назар увидит меня здесь всю в слезах, вопросов не избежать. А я хочу сама рассказать ему всё, от начала и до конца. Без допроса.

Я провожу ладонями по лицу, стирая следы минутного отчаяния, и успеваю подняться с дивана до того, как Назар появляется в гостиной.

Сегодня он уже не кажется мне таким грозным, как вчера. Наверное, за сутки я успела привыкнуть к его внешнему виду.

Я нахожу его привлекательным. Чертовски привлекательным.

Сильный и высокий, как титан. Ярко выраженная челюсть, массивная шея, переходящая в широкие плечи. Легкая небритость и короткая стрижка придают ему невозмутимую серьезность. А самая яркая деталь – соблазнительная ямочка на подбородке – визуально смягчает шрам и делает его еще привлекательнее.

От него исходит мощнейшая энергетика. Сбивающая с ног.

Он зверь. Прирожденный хищник.

И его волчьи, голубые глаза с огромными радужками видят меня насквозь. Видят все мои страхи, нутро, всю мою душу.

Но сегодня под этим рентгеновским взглядом я не ощущаю себя препарированной под микроскопом.

Сегодня его глаза излучают тепло. Каждая клеточка моего тела наполняется теплом, пока он стоит в дверном проеме и смотрит на меня.

Мне порой так не хватало этого – банального человеческого тепла.

– А, уже проснулась, – рокочет его бас, и он смотрит на меня, не скрывая своего любопытства.

Я смаргиваю пелену задумчивости и, переминаясь с ноги на ноги, киваю.

– Ага.

Неловко, что он застал меня в гостиной.

Я не знаю, разрешено ли мне покидать комнату, когда в доме никого нет, кроме собаки, которая сейчас вьется вокруг хозяина, выпрашивая ласку. А хозяин ее безжалостно игнорирует.

– Завтракала?

– Еще нет.

Нахмурившись, Назар бросает взгляд на часы.

– Тогда идем обедать! – звучит не как приглашение, а как приказ.

К его командирскому, леденящему тону еще нужно привыкнуть.

– Сейчас, только в ванную на минутку отлучусь.

Через десять минут я захожу на кухню, вдыхая восхитительный аромат запеченной картошечки и тушеного мяса с овощами, аккуратно разложенных по тарелкам. Выглядит аппетитно. Кусочек к кусочку. Словно шедевр искусства, созданный знаменитым кулинарным блогером.

Назар сидит за столом неподвижно. К еде не притрагивается. И глаза его больше не излучают тепло.

Неужели я что-то натворила?

Становится не по себе. Я ведь заставила его ждать.

Быстро занимаю место за столом, хватаю вилку и нож и скрещиваю их над головой.

– Приятного аппетита! – получается слишком театрально, как боевой клич.

Тем самым я надеялась разрядить обстановку и вызвать у Назара хотя бы подобие улыбки, но тщетно.

Угрюм, как старик у разбитого корыта.

– Готовить умеешь? – спрашивает Назар, накалывая на вилку кусочек мяса.

– Умела… когда-то. Не так вкусно, конечно, – говорю неуверенно.

– Теперь у тебя будет много времени. Попрактикуешься недельку-другую, и доведешь свои умения до идеала, – намекает он на то, что я попала не в санаторий.

Этого зверя нужно кормить досыта, а ест он, как я погляжу, за троих.

Я не против. Мне будет приятно ухаживать за ним. Иначе отплатить ему за помощь и доброту я не смогу.

Едим в тишине. Лишь приборы изредка звякают о керамику.

Стараюсь жевать как можно тише, чтобы лишний раз не сталкиваться с его взглядом исподлобья. Иногда он смотрит на меня так, словно в чем-то подозревает.

Пообедав, Назар загружает посуду в посудомойку, а я протираю стол. Как только он поворачивается, я понимаю, почему его взгляд казался мне подозрительным.

– И кому ты звонила? – от его вопроса внутри все сжимается.

– Извините, что воспользовалась телефоном без спроса. В следующий раз я…

Назар обрывает меня на полуслове, приблизившись на расстояние вытянутой руки.

– Я разве запрещал тебе пользоваться телефоном? Я всего лишь спросил: "Кому. Ты. Звонила?"

Сглатываю вязкую слюну.

Вообще-то, я не собираюсь лгать. Но на всякий случай отвожу в сторону глаза.

– Домой.

– В дом, в котором ты была прописана? – указательным пальцем он поднимает мой подбородок, прищуривается, пытаясь что-то прочесть в моих глазах. Я неубедительно киваю, пока он не добрался до содержимого моей души. – Что заставило тебя оттуда выписаться?

Я открываю рот от изумления.

Откуда он знает?

– Это довольно сложная история.

– Так и я не так прост. Рассказывай!

Вижу, что не отстанет.

Не тот он человек, чтобы не добраться до истины. Такие под кожу залезут, душу выпотрошат, но свое получат.

– Вам знакома история Золушки?

– Не увлекаюсь, – отрезает он, а затем отходит от меня, присаживается на край стола и руки на могучей груди скрещивает. – Начни с нее, если это так важно.

Дикость какая. Огромным бугаям я сказки еще никогда не пересказывала.

Я прикусываю щеку изнутри, мысленно выстраивая краткий сюжет, чтобы не утомить Назара.

Делаю глубокий вдох.

– История Золушки печальна тем, что когда-то ее мир был полон света. До тех пор, пока болезнь не оборвала жизнь ее матери. Тогда в дом, где она жила с отцом, ворвалась злая мачеха с выводком гадких дочерей.

Пауза повисает в воздухе, и я слышу, как Назар недовольно хмыкает.

– Дальше, Света. Что было дальше? – его слова словно оголяют мои нервы.

Зябко поведя плечами, я продолжаю через силу:

– А дальше умер и отец Золушки, и ее жизнь превратилась в кромешный ад. Мачеха долго издевалась над ней, стремясь выжить из дома любыми способами.

– Так вот оно что, – произносит Назар, задумчиво почесывая свой подбородок и глядя в окно.

Выдыхаю из себя всю злость, всю ненависть, годами копившуюся во мне.

Никогда прежде я не делилась своей историей, пускай даже в виде параллели с персонажем сказки. Оказалось, так гораздо легче излить душу. Не так больно, как ворошить прошлое.

– Моя судьба – зеркальное отражение судьбы Золушки. С той лишь разницей, что моя история не закончилась хорошо.

– Помнится, в этой сказке был принц, значит, твоя история еще не окончена.

– Так вы обманули меня? Вы знали эту историю!

Назар хмурится еще больше, глаза стеклянными становятся. Словно он предался не совсем хорошим воспоминаниям.

– Нет у меня принца, – тяжело вздыхаю и жму плечами. – Только вы, Назар…

– И на каком основании тебя выжили из дома? – внезапно переводит он тему.

– Однажды по распоряжению мачехи к нам пришел нотариус. Общими усилиями меня заставили подписать отказ от наследства в пользу другого. Взамен на…

Я вдруг прикусываю язык до крови. Моментально впадаю в ступор из-за того, что едва ли не проболталась Назару.

Не так он должен узнать эту новость.

Сначала нужно заставить его вспомнить меня и ту ночь. А уж потом говорить о последствиях.

А Назар уже высверливает во мне дыру. Превращает мозг в труху одним своим тяжелым взглядом. Давящим, колючим и пронизывающим до костей.

– На что? – грохочет его голос раскатом грома. – Что могло быть важнее отчего дома?

Мороз продирает кожу. Коркой инея покрывается все тело.

Он загнал меня в угол, чтобы клешнями вытащить всю правду.

Я руками обнимаю себя, чтобы согреться немножко.

Бесполезно.

Холод идет изнутри, из самого чрева. Острыми иголками распространяется по телу. Не дает вдохнуть. На горло будто наступили.

– Дальнейшая судьба двоих людей, – мой дрожащий голос набирает громкость от злости и несправедливости. – Меня поставили перед выбором: либо они, либо наследство, оставленное отцом. Я без раздумий переписала все на мачеху, но даже тогда меня обманули. В итоге я лишилась всего. Моя мачеха бессердечна, а ее дети еще хуже, – последние слова я выкрикиваю надсадно.

Когда, кажется, вот-вот рухну на пол от бессилия, меня вдруг сжимают сильные руки. Носом уткнувшись в стальную грудь Назара, я повисаю на нем и плачу. Рыдаю, что есть мочи, в кои-то веки ощущая себя нужной, услышанной, защищенной.

Грубые ладони Назара успокаивающе поглаживают мою спину. Касания такие приятные и уютные. Осторожные, словно он боится меня раздавить.

Я сквозь махровую ткань халата чувствую, какие у него горячие руки.

В его объятиях спокойно. Ни проблем нет, ни прошлого, ни воспоминаний. Момент поставлен на паузу.

Сердечко екает в груди, пульс скачет от тесной близости. Слезы высыхают на разгоряченной коже, а руки его по-прежнему гуляют по мне, к себе прижимают.

Задираю голову и встречаюсь с его волчьим взглядом. Зрачки бегают по моему полыхающему лицу.

Он хочет мне помочь. Оградить от всех бед. Я чувствую это. Не могу ошибаться.

– Познакомишь? – спрашивает с хрипотцой.

Я моргаю, потеряв нить разговора от непривычной нежности.

– С кем?

– Со своей злой мачехой, разумеется, – нисколько он не шутит.

Это заставляет напрячься.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– А ты больше не думай. За тебя теперь я думать буду, – весьма убедительно заявляет он.

Назар выпускает меня из рук и достает что-то из заднего кармана.

– Кажется, ты кое-что потеряла, – улыбнувшись, передает мне паспорт с узнаваемой обложкой.

Восторгу моему нет предела!

Подскочив на месте, я вешаюсь Назару на шею. Визжу от радости прямо ему в ухо. Держать себя в руках не получается совсем. Эмоции переполняют меня, что кажется, взорвусь.

Не сдержавшись, я вжимаюсь губами к его щетинистой щеке. Целую и только потом понимаю, что позволила себе лишнего.

Назар в удивлении вскидывает свои широкие брови. Я прочищаю горло от першения, заливаясь краской стыда.

– Извините… меня… Это случайно вышло.

Зрачки Назара вымещают всю голубизну его глаз, окрашиваются в черный. Меня бросает в жар, от того, как он смотрит на меня в упор.

– Извиняю, – произносит он низким голосом, не моргая.

– Как… Как же вам удалось его вернуть? – скромно интересуюсь, отойдя на пару шагов.

– Подручными средствами…

Мне абсолютно ни о чем это не говорит. Надеюсь, эта фраза не таит в себе ничего криминального.

Вскоре, после такого эмоционального обеда, мы разбредаемся по комнатам.

Лишь через полтора часа Назар навещает меня. Он входит в спальню с пакетами и ставит их на кровать у моих ног.

– Я тут тебе прикупил кое-какую одежду и обувь. Примерь, если не подойдет – поменяем. Там и телефон с ноутбуком. Можешь ими пользоваться.

Это настолько неожиданно, что все слова благодарности застревают в горле.

Я улыбаюсь как блаженная, глядя то на пакеты, то на своего спасителя.

Давненько мне не дарили подарков…

Внезапно раздается трель телефонного звонка.

Насупившись, Назар извлекает телефон из кармана, после чего моментально исчезают из виду.

А я вдруг впадаю в уныние, ведь я так и не успела поблагодарить его.

6. Досье на "Золушку"

Назар

– Нашел что-нибудь? – отзываюсь я на звонок Борзого, торопливо покидая спальню Светы.

Девчонка хотела что-то сказать мне.

Она долго ворочалась в омуте своих мыслей, прежде чем выплеснуть их в слова. Я терпеливо ждал, когда она разродится фантазией. А пока она лишь одаривала меня россыпью восторженных, невнятных звуков.

И тут, как назло, этот чертов звонок! Ответить было необходимо.

– Обижаешь, – протягивает он. – Чтобы я да не нашел ничего? За кого ты меня принимаешь? За салагу?

– Всякое бывает, – усмехаюсь, чувствуя, как внутри разгорается любопытство. – "Человечек" мог замести следы так, что и не сыщешь.

– Тут ты прав. Информации по ней – кот наплакал. Психологический портрет вряд ли можно составить.

– Ты рассказывай по порядку, а я сам составлю. Ты же знаешь, психологический портрет я могу составить даже по контуру трупа, обведенным мелом.

Все нутро от нетерпения уже зудит.

Масла в огонь еще подлила Света за обедом, рассказав мне свою историю.

Сама история нисколько не поразила меня.

Таких изломанных судеб – пруд пруди. Никто от подобного не застрахован. Но есть в ней что-то, что бередит душу.

Что-то Света недоговаривает, что-то скрывает, отсюда и эта чрезмерная эмоциональность, эта нервная дрожь, напоминающая скачки курса доллара в эпоху кризиса.

Сомнения вызывают те люди, ради которых Света пожертвовала своим наследством.

Если они были так ей дороги, то где они сейчас? Почему не протянули руку помощи, не дали приют? Живы ли они вообще? Или во всей этой истории замешан криминал?

Чтобы быть уверенным наверняка, мне нужно узнать больше подробностей о "злой мачехе".

А как их узнать, не встретившись с ней лично?

Надо прощупать почву, а потом, как-нибудь, и в гости наведаться.

Войдя в гостиную, я заваливаюсь на диван. Забрасываю ноги на журнальный стол и внимательно слушаю Федора:

– Короче, я изучил ее кредитную историю. Три дня назад она оформила четыре кредита в разных банках, на общую сумму – больше миллиона.

Костыль проклятый. Вот же гнида! Я ему этот протез когда-нибудь в задницу засуну. Выдрессирую так, что он у меня гадить через рот научится.

– Дальше что? – готовлюсь услышать самое худшее.

– А дальше ничего криминального. С законом у нее проблем никогда не было. Налоги платит. Правда, есть один неоплаченный штраф за парковку в неположенном месте.

Водительские права, значит, есть.

Но в обложке паспорта, кроме страхового свидетельства и дисконтной карты супермаркета ничего интересного я не нашел.

– Когда говоришь, штраф выписали?

– Погоди, сейчас гляну, – Борзый шуршит чего-то, компьютерной мышкой клацает и сопит в трубку. – А, так он уже просрочен! Выписали чуть больше месяца назад.

Вот это уже интересно. Надо будет уточнить, как давно Свету лишили прав на наследство.

– Еще что-нибудь нарыл?

– Да так, по мелочи: школу окончила с отличием, поступила в университет, но отчислена за неуспеваемость уже на первом курсе. В собственности ничего нет. Официально нигде не работает. Вкладов и счетов, кроме этих четырех кредитов, нет. Разве что номер мобильного телефона зарегистрирован на ее имя.

Не было у нее телефона при себе. Я в этом уверен.

Украли, сдала в ломбард, потеряла?

– Выписку последних звонков делал?

Не успеваю даже договорить, а Борзый уже отвечает самодовольно:

– А как же? Сделал, разумеется.

– Ну, и что там? – приходится вытягивать из него информацию клещами.

– Да ничего особенного. Все как у всех: баланс регулярно пополняется, интернет-трафик расходуется быстро, а вот звонков не так уж и много. В основном она звонит на один и тот же номер.

Странно.

Может, я был невнимателен и упустил телефон?

В конце концов, Свету я не обыскивал, а металлическую рамку на входе я как-то еще не додумался соорудить.

Спрятала телефон где-то, а я, балбес, новый ей купил. Еще, как "каблук", над выбором расцветки мучился битый час. Боялся, что прогадаю, и ей не понравится.

– А медицинскую карту ты ее проверял? – задаю я самый волнующий вопрос.

– Нет, на кой тебе ее медицинская карта? – Федор показывает мне свой гонор.

– Надо, Федя, надо! Можешь раздобыть по-быстрому? – сверяюсь с наручными часами, вспомнив, что записал Свету на прием в клинику. – Посмотри, были ли у неё какие-нибудь проблемы со здоровьем? Как часто она обследовалась? Есть ли аллергия или противопоказания?

– Не пойму, ты что, на органы девчонку планируешь продать? – еле слышно лепечет он.

– Ты чего там бормочешь? – усмехаюсь я. – Вряд ли «вождь» с портрета над твоей головой подслушивает наш разговор.

– Отвечай, что с ней делать собрался?! – уже на взводе он. – Мне лишние «висяки» не нужны! У меня отпуск скоро! Билеты в Турцию куплены!

Он же меня как облупленного знает. И надо же, какого низкого мнения он обо мне!

Продать на органы?

Конечно, мне не раз говорили, что во мне бьётся эта пресловутая предпринимательская жилка, но чтобы человечиной торговать – это уже слишком.

– Ещё не решил, что буду с ней делать, – нагнетаю забавы ради. – Но не ссы, в отпуск успеешь. Магнитик только не забудь привезти.

– Ну ты, Молот, даёшь! – хмыкает он осуждающе, навешивая на меня ярлыки. – Тогда на всякий случай еще зарезервирую тебе апартаменты люкс в изоляторе с видом на небо в клеточку.

Ништяк.

Опасно все-таки иметь честного на руку друга, отдающего свои самые лучшие годы органам государственной исполнительной власти.

Места в "первом ряду" гарантированы, несмотря на многолетнюю дружбу.

– Ладно, Борзый, премного благодарен за помощь, но ты уж вконец не борзей.

– Да не за что. Обращайся.

– Не забудь про медкарту! Скинь мне в сообщении вместе с номером ее телефона и тем, кому она звонила. И еще, пробей по такой же схеме нынешнего собственника дома по прописке Светланы.

– А не многовато ли указаний? – ерничает он, и мои глаза непроизвольно закатываются.

– Поверь, это очень важно.

– Должен будешь!

– Я в долгу не останусь, ты же меня знаешь.

– Знаю, поэтому рассчитаешься со мной на нашей с Машей помолвке. Предложение буду ей делать. Мы планируем домик снять на базе на Алтае: горы, шашлычки, выпивка, песни у костра. Ты обязан присоединиться! Бери Каринку с собой и приезжайте! По-братски!

Природа, мясо, коньячок – это, конечно, все очень заманчиво, но что в этом списке делает моя бывшая? Она явно тут лишняя.

– Вот как? Тогда прими мои поздравления. Рад за вас, – нагло лгу я, сдерживая смех. – И когда планируете поехать?

– В пятницу. В понедельник рано утром обратно.

– Боюсь, никак не получится. Дела кое-какие нарисовались.

– Ну, началось! – пытается он пристыдить меня: – Чуть что, так ты сразу башку в песок! Делами прикрываешься! А ты вспомни, когда мы в последний раз отдыхали компанией? Нет. В этот раз отказы не принимаются! Клал я на твои дела!

– Ты же знаешь, как я сейчас отношусь к шумным гулянкам, – высасываю проблему из пальца. – Не по мне это все.

– А мы тихо будем. Культурно порыбачим в пруду, выпьем у берега Катуни как в старые добрые, анекдоты армейские у костра потравим. Я гитару с собой возьму.

Он же с говном меня сожрет, если я откажусь. Обидится хуже бабы. Года два припоминать потом будет.

– Посмотрим. До пятницы время еще есть. Ближе к делу видно будет.

– Ну вот! Совсем другое дело! Тогда передам Маняшке, чтоб еще один домик на двоих забронировала! – раньше времени принимает мои слова за согласие, а после сбрасывает.

Неделю назад Машка изменила Борзому с каким-то обсосом, пока тот носился по ювелирным в поисках обручального кольца.

И что же собирается делать мой друг-рогоносец, чтобы проучить неверную?

Правильно! Позвать ее замуж! Просто гений современности! Кладезь мудрости и великодушия!

Злость берет на Федьку.

Мужик он вроде бы толковый. Как-то дослужился до авторитетного звания, но если влюбится, то все. Башню сносит.

Я бы на месте Борзого таким двуличным бабам вроде Машки кольцо не на палец надел, а засунул бы куда следует, чтоб не плодились больше и не разводили вокруг себя грязь.

– Назар? – голос Светы застревает где-то в отдалённых уголках сознания. – Ау?

Фокусирую зрение. Передо мной стоит Света и взирает на меня своими оленьими глазами.

– Чего тебе? – немного грубо прилетает.

Еще не переключился от мыслей о Машке-блуднице, как Света вторглась в мое личное пространство.

– Так это… – сконфуженно произносит, покраснев, – я хотела вас на чай пригласить. Хотите?

– А есть че покрепче?

Света выпрямляется. Моргает.

– Не знаю. Это ж ваш дом. Хотите, я позову Хеннесси?

– Свет, в пятницу ничего не планируй, – задумчиво говорю, чем ввожу ее в ступор.

– Как жаль, у меня же как раз дел невпроворот, – шутит она, а затем горло прочищает, понимая, что шутка не удалась. – А что будет в пятницу?

– Операция по спасению крупнорогатых, – отчебучиваю и расплываюсь в азартной улыбке.

Света глаза округляет в непонимании.

А я сам не понимаю, зачем ввязался в это. Да еще и девчонку впутал.

– А ты пока собирайся. Поедем в клинику анализы сдавать, а чаек по дороге попьем, – распоряжаюсь.

7. Результат анализа прошлого

Света помалкивала всю дорогу до клиники. Лишь изредка она вздыхала, поглядывая в окно.

Чем ближе мы подъезжали к клинике, тем тяжелее становились ее вздохи.

Нервничала девчонка.

Оно и понятно. Я бы тоже перебздел, если бы какой-то идиот меня родить от него заставил.

Ну, образно выражаясь.

Сегодня я смог записать Свету только на осмотр и УЗИ, а уж если "внутри" у нее все работает как швейцарские часы, то можно будет смело приступать к подготовке.

Надеюсь, за месяц уложимся.

В кабинет гинеколога Света входила также неохотно. Долго стояла в проходе, переминалась. Оглядывалась, смотря на меня так, словно прощалась. Как будто я и впрямь на органы ее продаю. Я видел на ее лице сомнения, чувствовал страх, сквозящий из нее.

Пришлось утешать дуреху на глазах у всего персонала.

Тогда я сказал, что она может уходить. Прямо сейчас может отказаться от моего предложения и вернуться к своей прежней жизни.

Я ж не тиран какой-то там, чтоб насильно заставлять делать то, чего она не хочет.

Я предоставил ей выбор: выйти из этой клиники без возможности передумать, либо засунуть куда подальше все свои страхи, войти в кабинет и пройти осмотр.

Света умненькая девочка. Она выбрала второй вариант, практически не колеблясь. И вошла в кабинет, оставив меня сидеть на раскаленных углях.

И вот, всего через каких-то десять минут меня начинает раздражать абсолютно все: приглушенный гомон, запах медикаментов, даже люди вокруг.

От нечего делать я прилипаю к кулеру и за пять минут осушаю его до дна.

Нервишки-то шалят! Не стальные все-таки!

Кофейку бы щас дернуть!

И тут мне на глаза попадается уголок для посетителей. А на столе я замечаю банкую дешманского растворимого кофе.

Хватаю банку, скручиваю крышку и щедро сыплю кофейный порошок прямо в пластиковый стакан. Замираю, вытянув руку. Залить-то нечем. Облом в чистом виде.

С кислой миной я смотрю на пустой бутыль в кулере, затем на стакан, наполовину наполненный черным кофе. Гипнотизирую его.

Да и черт с этой водой!

Разве забыл как в школьные годы с голодухи сухой "Ролтон" жрал?

Внутри один хрен все растворится.