скачать книгу бесплатно
8
27-го августа был день рождения близнецов – Дильбар и Батыра. 13 лет. Дата. Барно очень сожалела, что Ольги не будет на их празднике.
В семье Рахимовых дни рождения отмечали с размахом – гостей было много. Если это было в теплое время года, то отмечали во дворе, и тогда гуляли всей улицей. Иногда приезжали гости из Самарканда и Хивы. Рашид ставил козлы, на них доски, сверху скатерти – вот и столы. Посуду и стулья собирали у соседей – без места никто не оставался. Гуля с утра крутилась у них на кухне – помогала, а Влада присоединилась чуть позже. Рук хватало – под руководством Барно готовили дружно, весело.
Таким же веселым было и застолье. Расходились всегда поздно – ближе к полуночи.
Когда накрыли сладкий стол, Гуля обняла старшую сестру:
– Влада, я тут ночевать останусь, а ты иди. Посуды полно, помогу тёте Барно всё разобрать. Всё равно завтра воскресенье.
– Да-да, что я тебя не знаю? Хочешь позавтракать повкуснее?
– Каждый труд должен вознаграждаться, – Гуля изрекла это с таким торжественным видом, подняв вверх тонкий пальчик, что обе покатились со смеху.
– Ладно, оставайся, а я пойду потихоньку. Мур уже соскучился, наверно, полдня один. А тетя Барно вообще-то знает?
– Конечно, знает. Это меня Диля с Амирой попросили помочь.
– Давай, спокойной ночи.
Дома налила молока Муру, немного почитала на ночь и легла, размышляя, какое это счастье – иметь такую большую семью и столько друзей – со всей махалли. С горечью осознала, что не может припомнить такого случая, когда им приходилось занимать стулья или тарелки. Дни рождения в их семье справляли совсем иначе. Хотя чаще не справляли вовсе.
Она погасила свет, ещё некоторое время слыша громкие голоса, доносящиеся со двора соседей. А потом провалилась в сон.
Проснулась от света и долго щурилась, не понимая – уже утро? Так быстро?
И вдруг увидела отца, стоявшего, слегка покачиваясь, в проёме двери. Его глаза недобро блестели каким-то новым, безумным блеском.
– Вот мы и проснулись, – непривычно тихо произнес он. – А где все? Ольга где? Шляется? – он грязно выругался. – Стоит уехать на работу, а она тут же за порог. – Он закрыл дверь на ключ, сделав шаг в сторону кровати. – Все вы такие, все. А ведь я сказал, что приеду навестить? Сказал. Не поверили. Мне все не верят, – он по прежнему говорил очень тихо, непривычно тихо, одновременно расстегивая толстый брючный ремень.
Влада, оцепенев, сжалась в комочек в углу кровати, понимая, что сейчас случится что-то страшное, непоправимое. Она чувствовала, что задыхается от резкого запаха пота и алкоголя, который в мгновение разлился по её комнате, физически не давая дышать.
Яков двигался медленно, с трудом держась на ногах. Брюки упали на пол, и в это мгновение тело Влады развернулось, как стальная пружинка, и она за секунду оказалась на столе, стоявшем у окна. Мама, уезжая, попросила закрывать на ночь все окна. Не закрыла – так приятно было на улице в этот августовский вечер.
– Ты это куда? – неожиданно громко взревел Яков. – Это так ты отца встречаешь? А ну, стой! – он умудрился схватить ее за подол ночнушки – белой, в мелкий голубой горошек, которую сшила мама. Тонкая ткань затрещала от сильного рывка. Пытаясь дотянуться до беглянки, он ударился лбом о раму и зарычал от боли. Владе хватило секунды, чтобы спрыгнуть на мягкую траву за окном. Мысли путались, но она на каком-то автопилоте рванула к забору. Там, в углу, есть две доски, которые легко отодвигались – так Гуля ходила в гости к подружкам, не выходя на улицу. Влада никогда не пользовалась этим способом, но трясущиеся пальцы легко нашли нужные дощечки. За спиной она слышала крик, но она уже была во дворе соседей и, задыхаясь, бежала к дому.
В окнах загорелся свет, хлопнула входная дверь и навстречу ей уже спешили полуодетые Барно с мужем.
– Девочка ты моя, – запричитала Барно, обнимая Владу. – Что? Что случилось? – внезапно она замерла от осенившей ее догадки. – Он? Вернулся?
Влада молча кивнула. Ее била крупная дрожь, хотя ночь была теплая.
– Идём, милая, идём в дом, переоденешься, – торопливо полушептала Барно, не отпуская руки Влады, холодной, как кусок льда.
Рашид накинул рубашку и, выхватив тяжелую лопату из инструментов возле подсобки, рванул к калитке.
– Рашид, не надо, богом прошу, остановись! Милицию надо вызвать.
– Я и без милиции с ним разберусь, так разберусь, что он дорогу сюда забудет!
– Рашид, не надо, постой, он обезумел совсем, – Барно, отпустив Владу, повисла на руках мужа. – На ребенка, на дочь свою руку поднял!
Она зарыдала и снова метнулась к Владе:
– Девочка моя, скажи, он не обидел тебя? – она трясущимися руками ощупала голову и плечи Влады.– Не обидел?
Та молча покачала головой. Она равнодушно смотрела, как из дома выскочили, проснувшись от шума, Малика, Дильбар, Батыр, Амира и младший Тимур. И Гуля, её Гуля. Последней мыслью было:
– Слава богу, что Гуля осталась ночевать у тети Барно.
А потом она потеряла сознание.
Крики перебудили пол улицы, кто-то вызвал милицию, не слишком надеясь на результат – в милиции было негласное правило – не вмешиваться в семейные разборки. Поссорятся – помирятся. И не дело милиции лезть в чужую жизнь.
До рассвета никто не сомкнул глаз, кроме Влады. Она спала беспокойно, металась и стонала.
– По-моему температура у неё поднялась, – прошептала Барно, коснувшись сухим губами лба Влады и пошла заваривать травяной чай.
Утром Влада с Гульнорой в сопровождении Рашида вернулись домой. За ними увязались Диля с Батыром, но Барно непривычно строго приказала им остаться и не выходить из дома.
Калитка была распахнута настежь и дверь в дом тоже. Во дворе, словно прошёлся смерч – был опрокинут лёгкий столик, на котором они ужинали, сорванный со столбиков гамак валялся на земле. Были поломаны два саженца – вишня и яблонька. Девочки застыли, не веря своим глазам: Влада, побледнев, стояла молча, слегка покачиваясь, как стебелёк на ветру; Гульнора плакала навзрыд. К ним уже спешила Барно, а Рашид, осторожно заглянув в окна, решился зайти в дом.
В доме никого не было, но царил жуткий беспорядок: были скомканы пестрые половички, скинуты на пол и разбиты цветочные горшки, так украшавшие их маленькую кухоньку. Рашид прошел в комнату Влады и в коридорчике остановился, не веря своим глазам. В этот момент он услышал истошный крик Гульноры:
– Мур, ты где, Мур?
Первой мыслью было выскочить во двор, схватить обеих девчонок в охапку и бежать, бежать куда угодно, подальше от этого дома.
Но Гульнора уже стояла рядом, глядя на старое ватное одеяло, на котором застыл в совершенно неестественной позе её кот, её рыжий красавец, которого она принесла домой совсем крошечным. Он был ещё жив, но не мяукал, а тяжело дышал, жалобно глядя зелёными глазами, из которых уходила жизнь.
Рашид обнял девочку за плечи, стараясь прикрыть ей глаза, но Гуля, словно обезумев, рыдала, вырываясь из его сильных рук.
Внезапно она смолкла, сжав смуглые кулачки и процедила
сквозь зубы:
– Я убью его. Убью. Убью.
Рашид потряс Гулю за плечи, сжал её ладони в своих:
– Не надо, девочка моя, не надо. Господь уже покарал его безумием. И покарает еще за все грехи его.
В комнате у Влады был полный погром: скинута на пол лампа с зеленым абажуром, который треснул на три части, перевёрнута постель, выдвинуты все ящики письменного стола и сброшены валом на пол все книги с книжных полок.
В комнате Гули были распахнуты двери шкафа и разбита на части старенькая швейная машинка Ольги, та, на которой она шила летние сарафанчики для девочек.
Барно, зайдя в дом, не могла двинуться, она держалась за сердце, громко рыдая и бормоча что-то по-узбекски.
Рашид, сидя на корточках, раскачивался из стороны в стороны: то, что он увидел, не укладывалось в голове, не поддавалось здравому смыслу, и он понимал, что это утро он не забудет никогда в жизни. А ещё он не представлял, что скажет Ольге, которая должна вернуться через пару дней.
В воскресенье утром вся улица бурлила от разговоров и обсуждений. Старожилы, мелко тряся седыми бородами, утверждали, что не сталкивались с таким за всю жизнь.
Шахноза послала своих невесток для помощи Барно: надо было привести в порядок дом.
Рашид с Санджаром возились во дворе, пытаясь спасти саженцы, тщательно перебинтовывая и устанавливая палочки-подпорки. Встал на место стол, снова закачался на аккуратных столбиках гамак.
В доме тоже кипела работа: постирали и повесили сушиться во дворе цветные коврики, вернули на полки беспорядочно разбросанные книги, собрали осколки от лампы и цветочных горшков.
Зухра, старшая невестка Шахнозы, сбегала домой и принесла глиняные горшки для пересадки любимых цветов Ольги.
Предстояли еще покупки: нужно было вставить новые замки – на калитку и на дверь, установить решетки на окна. И это в их махалле, где никто не привык запирать двери.
Сметая осколки от лампы, кто-то из помощниц наткнулся под кроватью на стеклянную банку, из тех, в которые закатывают компоты и соленья. В ней лежала рублевая купюра.
– Непонятно, – Барно пожала плечами. – Спрошу у Влады.
Девочка долго с непониманием смотрела на пустую банку и вдруг произнесла чужим голосом:
– Это мои деньги. Мама сказала копить, на учёбу.
Она вдруг заплакала тихо, беспомощно, не вытирая слёз.
Это были ее первые слезы после пережитого.
– Доченька моя, – обняла её Барно.– Да пусть подавится он этими деньгами, изверг этот. Главное, ты в порядке, а деньги – это наживное, соберём.
И действительно, собрали. Каждый принёс или передал то, что мог.
Всех волновал вопрос: где Яков? Он, словно испарился, и поиски по всему городку ни к чему не привели.
Дом засиял привычной чистотой, но ни Влада, ни Гульнора не могли заставить себя переступить его порог.
Мура Рашид похоронил на любимом всеми малышами пустыре. Ватное одеяло сжёг там же. Долго сидел с отсутствующим выражением лица, думал, не понимая, как можно до такой степени потерять человеческий облик.
К обеду прибежала Лариса Матвеевна. Она долго сидела наедине с Владой, нашептывая ей что-то на ухо. Девочка механически кивала в ответ, но было трудно понять, слышит ли она, понимает ли сказанное.
А потом Лариса вызвала Барно для беседы.
Ей звонила Изабелла. Ольгу отправляют в Ташкент. На сколько – неизвестно. Что-то там не понравилось в её анализах профессору. Учебный год на носу. Девочки должны идти в школу, как обычно, а потому она их заберёт к себе. Через свои каналы постарается узнать, куда делся Яков. В милицию можно обратиться, но толку от этого не будет.
Барно выслушала все молча, прослезилась, вытирая кончики глаз фартуком и вздохнула:
– Спасибо вам, Лариса-опа. За всё спасибо. Но девочек у себя оставлю. Им у нас веселее с подружками. Да и дом рядом, если взять что-то, всегда можно забежать. Хотя не знаю, как они теперь в этот дом зайдут. Особенно Владочка. А вас, храни господь! – Барно забормотала что-то по-узбекски, вытирая слёзы. – Вот беда пришла, и не ждали. Что там с Ольгой, красавицей нашей? Это сейчас важнее всего.
– Да, конечно. Я на связи с Изабеллой Александровной, а она – с врачом Оли. Пока ничего толком не понятно. Может, надо лечение поменять. Не зря её в Ташкент взяли. Значит, есть нужда Не знаю, зря говорить не стану. Как девочкам сообщить? Они её ждут завтра- послезавтра.
– Ой, не знаю, не знаю, Лариса- опа. Молиться будем, чтобы всё утряслось. Просить и молиться.
9
Ольга пролежала в больнице месяц. Не случилось чуда, и анализы показали рецидив заболевания. Врачи решили, что лечение в Ташкенте – это лучшее, что можно придумать на этот момент.
Она лежала в шестиместной палате и видела, как к соседкам по комнате приходят посетители, делятся новостями, выкладывают на тумбочку передачи – соки, фрукты, домашнюю выпечку. Она была одна, совершенно одна. И ни внимательное душевное отношение персонала, называвшего её " наш ангел", ни фрукты и соки, которыми щедро делились с ней соседки по палате – – ничто не могло унять её беспокойства. На ежедневном утреннем обходе она просилась домой, объясняя, что учебный год начался, ей нужно открывать библиотеку, а самое главное – она должна видеть своих дочерей.
Иногда вечером от сердобольный нянечки она получала ключ от кабинета главврача отделения, пробиралась туда и звонила Ларисе Матвеевне. А потом они договорились на определенные дни, и в эти дни Гуля с Владой спешили в дом директрисы, чтобы поговорить с мамой, услышать её голос.
Два раза Рашиду удалось свозить девочек в больницу. Все улыбались, шутили – никто не хотел показать, что у него на душе. Ольга не посвящала дочек в свои невесёлые дела, девочки не рассказали ничего из того, что произошло дома.
Ольга вернулась домой в конце сентября.
Уже были придуманы все ответы на возможные вопросы:
– А где Мур?
– Убежал и не вернулся. Найти не смогли.
– А откуда новые горшки у цветов?
– Тетя Шахноза подарила.
– А что с твоей настольной лампой?
– Потянула за шнур, не заметила как. Вот и упала. Разбилась.
– А что с нашими деревьями?
На этот ожидаемый вопрос Влада не смогла придумать вразумительного ответа.
Саженцы, судя по всему, выжили, хотя Рашид сказал, что радоваться ещё рано.
Но ни один ответ не понадобился.
Ольга не спросила ничего.
Она прошлась по дому, осторожно ступая, как незрячая, пробуя на ощупь знакомые предметы. Полила цветы на окне. Заметила новый замок и решетки на окнах. Посидела во дворе, невидящим взглядом глядя на свой садик.
Дома было полно еды, но она отказалась, сославшись на усталость, и очень рано легла спать.
Через несколько дней, улучив момент, когда Гуля вышла к подружке, она позвала в спальню Владу.
– Садись, – показала взглядом.
Девочка присела на край кровати. Они говорили долго: о жизни, о школе, о будущем, а потом Ольга, погладив руку дочери, произнесла чуть слышно:
– Уезжать тебе надо, доченька, отсюда. Уезжать. Чует мое сердце, не оставит он тебя в покое, а жить в вечном страхе за решетками и замками – не дело это. Не дело, – её пальцы бессильно гладили руку дочери, и эти прикосновения напоминали касания легкого перышка. – И вообще – что тебе здесь делать? Работать всю жизнь в гастрономе? Лариса говорит, что ты способная и что тебе учиться надо. Вот закончишь, дай Бог, 8-й класс и поедешь. Я уже и письмо тебе в дорогу написала.
– А ты, мама?
