Дядюшка Бо. Из Темноты. Часть первая

А что ещё им нужно?

Они богаты как никто.

До меня донеслись всхлипывания; моё сердце сжалось. Я сделала шаг назад, собираясь уйти, но меня уже заметили. Заплаканное лицо повернулось к двери, и я узнала Синтию Вэн. Она немного притихла, глядя на меня, а затем отдалилась от гроба и села в кресло.

Я села рядом с ней и обняла за плечи:

– Всё хорошо.

В ответ она всхлипнула, пытаясь что-то сказать.

– Я могу уйти, если хочешь, – сказала я, уже поднимаясь, но Синтия крепко схватила меня за руку.

– Нет…

– Ну хорошо, – я села обратно и обняла её.

Синтия уткнулась лбом мне в плечо и заплакала ещё сильнее. Я же молчала – в такие моменты не нужно ничего говорить. Прошло около четверти часа, прежде чем Синтия смогла, вздохнув, произнести:

– Вечером придёт Гарт. Скажет, что он мёртв. Всё закончится.

Она сжала губы.

– Я не верю, что всё закончится так.

– Я тоже не верю, – согласилась я, – наверное, это нормально. Генри сказал мне, что грусть – это другая сторона любви.

Меня утешала эта цитата моего прародителя; на Синтию она подействовала удручающе.

– Я люблю его, – прошептала она, подпирая голову руками.

Мне стало не по себе, и я слегка отодвинулась от Синтии.

– Ну, он сказал мне, что вы когда-то давно встречались, – я заметила, что тру указательным пальцем переносицу так же, как делал дядя.

– Он не рассказал тебе, что меня травили в школе, а он защищал меня? – спросила Синтия, откидываясь на спинку кресла.

– Н-нет, – удивлённо процедила я.

– Я просто была очень странным ребёнком, – она слегка улыбнулась, припоминая: – Наверное, изначально меня дразнили за то, что я была толстой. Однажды меня так доняла одна девочка, что я стукнула руками по столу, и всё взлетело в воздух. Буквально – взлетело. – Синтия хихикнула. – Прямо всё, что на нём лежало, взлетело под потолок и там осталось. Висело минут пять. А потом упало, когда я немного успокоилась.

– Ого, – только и могла сказать я.

– Это не единственный случай. Дети очень внимательно относятся ко всему странному…

– Знаю, – согласилась я.

– И ко мне относились не очень хорошо. В старших классах ситуация усугубилась.

– Так всегда происходит, – мой школьный опыт не давал соврать.

– Знаешь, что они сделали?

– Ну?

– Положили мне в сумку мышь!

– Типа такой муляж?

– Нет, Ева, живую мышь!

Я покачала головой: воистину только старшеклассникам могла прийти в голову такая идея.

– Но я не боялась мышей, так что я просто вынесла её на улицу и выпустила в кусты. Но самое интересное было потом…

Я замерла, ожидая, какое чудо ещё мне расскажет Синтия. Она продолжала:

– Когда я вернулась, мальчик, который провернул эту проделку, открыл свой рюкзак, и знаешь, что он там обнаружил?

– Не могу представить.

– Мышей! – Синтия засмеялась. – Кучу живых мышей! Они так и посыпались у него из рюкзака и разбежались. Представляешь, как все визжали?

Синтия представляла это не без удовлетворения, и я тоже улыбнулась. В конце концов, она больше не плакала.

– В общем, всё было не очень, – вздохнула Синтия. – Но одним прекрасным вечером у меня отбирали мои вещи, не давая мне уйти домой. Тогда Бо впервые ко мне подошёл. Он появился и, в общем…

Женщина посмотрела на гроб, затем на меня и сообщила:

– В общем, он так вломил моим одноклассникам, что больше им не хотелось меня задирать. Впервые кто-то увидел, что со мной происходит, и защитил меня.

Это была история, достойная рыцарского романа. Я одобрительно покачала головой.

– Но он не только помог мне со школьными задирами, – продолжала Синтия, – он помог мне разобраться с моей магией. Он привёл меня на могилу моей бабушки. Он вложил мне в руки мою первую колоду гадальных карт. С ним я почувствовала, что что-то могу. Все расклады, правда, говорили, что он либо разобьёт мне сердце, либо умрёт. В итоге произошли обе эти вещи.

Она замолчала и подтянула к себе колени, устраиваясь глубоко в кресле. Я погладила подругу по плечу.

– Я думаю, он тоже тебя любил, – осмелилась сказать я.

Мы посидели немного в тишине; она положила свою ладонь поверх моей.

– Хорошо, – вздохнула Синития, обнимая меня, – Тут так холодно… Пойдём отсюда?

– Ты иди, – улыбнулась я, – Я хочу ненадолго остаться.

Она кивнула, поднялась и быстро ушла, едва слышно шурша складками своего чёрного платья.

Я осталась сидеть в кресле. Мне было тепло. На полу, почти сливаясь с ним, лежало что-то светло-серое. Подняв его, я поняла, что это платок, который Синтия набрасывала на плечи, чтобы не замёрзнуть. Она и не заметила, как он соскользнул. Ткань была очень лёгкая, приятная на ощупь и струилась между пальцами, словно мутная вода. Перебирая её руками, я засмотрелась на то, как красивыми складками падает платок из одной моей руки в другую. От моих прикосновений ткань нагрелась и стала мягкой…

Глава 22

Глубина

Воспоминание пришло, серое и зыбкое.

Кажется, это ни что иное, как вчерашний вечер. Синтия спешила домой. Ветер дул в лицо, продувал, казалось, до самых косточек, так что она всё плотнее куталась в свой платок. Когда женщина добежала до дома, Гарт уже был почти на пороге.

– Привет!

– Привет.

Зайдя в дом, Синтия отправилась сразу на кухню, чтобы разогреть мужу еду, пока он умоется. Гарт вскоре пришёл и сел напротив Синтии за стол. Вид у него был уставший, и тарелка с тёплой пищей даже не вызвала у него энтузиазма. У Синтии было плохое предчувствие.

– Ты какой-то не в настроении, – мягко заметила она.

Гарт тяжело поднял взгляд от тарелки.

– Милая, я работал больше суток, а теперь я приехал, чтобы увидеть моего друга, вероятно, мёртвым. В каком я мог бы быть настроении?

Синтия закусила губу и сделала глоток чая. Напиток обжёг её. Гарт кое-как доел ужин и, убирая тарелку в раковину, проговорил:

– Я был очень удивлён вчера, когда ты не ответила на мой звонок.

Синтия напряглась, глядя мужу в спину. Когда он обернулся, она постаралась улыбаться.

– Наверное, неполадки со связью, – отмахнулась она, но Гарт нахмурился.

– Нет, ты сбросила мой звонок.

Ему было тяжело смотреть ей в лицо, так что он вернулся к раковине и стал отчаянно мыть тарелку.

– Ну да, – нехотя согласилась Синтия, – сбросила. Не могла ответить, но всё же в порядке?

– Вопрос такой, – не оборачиваясь, сказал Гарт тоном строгого учителя, – где ты была?

Он мучительно медленно отставил тарелку в сушку, мучительно медленно отжал губку и развернулся к Синтии, вытирая руки полотенцем. Повисла тишина; они смотрели друг на друга, зная ответ, но никто не хотел произносить его вслух.

– Я всегда спокойно оставался на работе подольше, потому что был уверен, что здесь всё будет в порядке, – сказал Гарт; он продолжал тереть руки полотенцем, хотя в этом уже не было необходимости.

– Всё и было в порядке, – возразила Синтия и отпила ещё чаю.

– Скажи честно: сколько раз ты ещё ходила в замок, когда я об этом не знал?

Это было уже чересчур. У Синтии вспыхнули щёки, и улыбка слетела с её лица:

– Один раз, один, хорошо? Он просил о помощи, ясно?

Она с усилием выдохнула, пытаясь успокоиться.

– Я думаю, он чувствовал, что что-то должно произойти. Я думаю, он хотел… попрощаться.

Синтия посмотрела на Гарта, ища сочувствия: разве он не поступил бы так же, если бы друг попросил прийти?

– Но теперь-то какая разница, – закончила мысль Синтия. – Он уже мёртв.

Гарт зажмурил уставшие глаза; всё немножечко плыло перед его взглядом.

– Все мужчины, которых ты любишь, умрут – вот как? Может, мне тогда ничего никогда не грозило? – рассудил он.

– Что ты такое говоришь? – Синтия чуть не подскочила с места; чашка дрогнула в её руке, и чай пролился на стол.

Гарт подошёл и вытер пятнышко полотенцем.

– Ты в любой момент могла обмануть меня, и тебе не было бы ни капли за это стыдно, – заметил он.

– Что за… что за дурацкая ревность? – защищалась Синтия. – Я думала, мы это уже проходили! Я… Да и что толку теперь говорить: он мёртв, умер! ты можешь успокоиться?

– Именно потому, что он умер, – тихо возразил Гарт, развешивая полотенце на спинке стула, – он останется для тебя таким особенным. Потому что ты будешь думать о том, как всё могло бы быть, и винить во всём себя.

Синтия откинулась на спинку стула: он слишком хорошо её знал. Закрыв глаза, она сдерживала желание завыть.

– Иными словами, – продолжал Гарт, – пока существует Бронислав Патиенс, пусть даже только воображаемый, я всегда буду номером два.

Она с усилием подняла веки; слёзы уже скопились в уголках её глаз.

– Ты не можешь меня ни в чём обвинить, – прошептала Синтия, – я делала всё, чтобы у тебя был уютный дом, куда бы ты мог вернуться. Я поддерживала тебя во всём, и я делала всё, что ты скажешь. Я была хорошей женой.

– И я очень благодарен тебе за это, – Гарт сел напротив неё за стол и добавил: – Но ты не смогла сделать для меня главного.

Синтия смотрела на него и ждала приговора. Гарт стянул с безымянного пальца кольцо и положил перед ней на стол. У него обручальное кольцо было широким и плоским с мягким блеском красного золота.

– Синтия, я хочу, чтобы мы развелись.

Она уставилась на кольцо – единственную неподвижную точку в мире, который лихорадочно завертелся вокруг неё.

– Это была хорошая жизнь, но это была не моя жизнь, – пояснил Гарт.

Синтия знала, что всё решено. Она тихо роняла слёзы, снимая с пальца своё кольцо – тонкое и блестящее. Оно легло рядом с кольцом мужа.

– Но что же мне теперь делать? – пролепетала Синтия.

Страх и растерянность накатывали на неё волнами. Голос Гарта, спокойный и почти ласковый, вернул её к реальности:

– Иди в замок, иди к этим детям. Ты им нужна.

– Я?

– Только ты можешь им помочь.

Синтия решительно покачала головой. Это было, пожалуй, ей по силам.

– Значит, решено, – сказал Гарт, вздыхая. – Я приду в замок завтра утром и…

– Я переночую здесь.

– Как хочешь. Я буду спать внизу на диване.

С этими словами Гарт поднялся из-за стола и ушёл готовиться ко сну. Дрожащей рукой Синтия потянулась за чашкой; чай был уже очень холодный и какой-то горький.

Я еле поднялась – ноги затекли, и теперь в них как будто вонзилась тысяча маленьких иголок. Я потянулась, чтобы разогнать кровь.

Сквозь плотные шторы нет-нет, а проникал уже слабый серебристо-серый утренний свет. Я, прозаично мечтая о завтраке, бросила прощальный взгляд на дядю Бронислава. Его лицо в предрассветном полумраке будто стало каким-то свежим, почти мальчишеским, и безмятежным, как у человека, который видит хороший сон. Вздохнув, я повернулась к нему спиной и двинулась к выходу.

Вдруг в стоящей гробовой тишине позади меня раздался глубокий вдох, будто кто-то, вынырнув из воды, жадно схватил ртом воздух.

Я резко обернулась, опасливо оглядывая комнату. Сделав несколько шагов вперёд, я снова могла видеть лицо Бронислава Патиенса.

Он дышал: это было видно по мерно вздымающейся груди. От волнения у меня сердце заколотилось быстрее, но я, как ни странно, не ощущала никакого страха. Я протянула руку и дотронулась до щеки Бронислава: кожа его была тёплой. От прикосновения он легонько вздрогнул и, подняв тяжёлые веки, открыл глаза, устремив взгляд в потолок.

Я убрала руку от его лица и замерла, не решаясь пошевелиться.

– Я видел сон, – произнёс знакомый голос, и звуки гулким эхом отдались от стен.

– Что тебе снилось?

Бронислав Патиенс повернул ко мне голову.

– У меня были руки и ноги связаны цепями, и меня бросили в море. Я думаю, я утонул.

– Звучит ужасно.

Он аккуратно сел, проверяя, как слушается его тело. Осмотрелся вокруг, узнавая свою комнату.

– Сколько времени? – спросил дядя.

– Э-э… Ещё все спят.

– Мне нужно кое-что проверить. Идёшь со мной?

Мы выбрались из башни, прикрыв за собой дверь, и буквально на цыпочках выбрались в прихожую, где я набросила на плечи куртку, а затем – прочь из замка.

Снаружи было холодно и приятно пахло морозом. Уже довольно светло, но солнце ещё не появилось, а небо постепенно затягивали белые, как вата, тучи.

– Идём, – тихо скомандовал дядя Бронислав, и изо рта его поднялся пар, как это бывает, когда холодно.

Бронислав решительно зашагал в сторону леса, а затем через сам лес, я молча шла следом, не совсем понимая, куда он идёт.

– И что случилось потом? Там, в твоём сне? – спросила я, шагая рядом с дядей. Приятно было вот так прогуляться поутру.

– Затем я долго погружался в море, пока не достиг самого дна. Там было темно, и пусто – там не было ничего, только острые камни и песок. Там не было никакого движения, никто там не жил, – рассказал дядя.– Там я и находился, долго-долго, не мог пошевелиться, не мог дышать. А затем…

Тут он остановился, как будто сомневался, рассказывать ли ему дальше или нет. Глаза его при этом были ещё зеленей, ещё пронзительней, чем прежде

– И что было потом? – с нетерпением спросила я.

– Я услышал голоса… Сначала я подумал, что мне кажется. Но чем больше я вслушивался, тем яснее становились голоса, и вскоре я стал различать слова… И знаешь, что интересно?

–Что?

– Это были ваши голоса: твой, Хьюго, Синтии, Марка, Шери… Они звали меня и говорили много чего… И они доносились ко мне, под чёрную воду. И тогда какая-то невероятная сила проснулась во мне – я отчаянно захотел выбраться оттуда! Но как мне было это сделать? И я злился, я кричал, чтобы вы замолчали, чтобы вы прекратили дразнить меня. Но вы не успокаивались…

– Мы мёртвого достанем, – отшутилась я.

Дядя оценил и легонько хихикнул.

– В какой-то момент я перестал злиться. Я пообещал вернуться. Я почувствовал себя невероятно сильным и смог разорвать цепи … А голоса будто поняли это и стали звать меня ещё громче. И я следовал за ними, я плыл вверх. Было тяжело, и, когда уже казалось, что мне не справиться, я увидел свет сквозь воду. Я рванулся к нему из последних сил и вынырнул. Я почувствовал ветер, увидел небо и звёзды. Это их свет вывел меня из темноты. А вокруг меня было море. Я доплыл до обломков скалы, на которых смог отдохнуть. Я поднялся из воды и понял, что могу лететь – у меня есть крылья. Всю ночь я летел, не остановился ни разу – и вот, на рассвете я здесь…

Он остановился и радостно посмотрел на меня. Я улыбнулась в ответ:

– Ну, я думаю, с возвращением?

Глава 23

За дверью

Деревья расступались, открывая восхитительный вид моря со скалистого обрыва, покрытого мелким серым песком. Бронислав остановился под лишённым листвы старым дубом, ожидая чего-то. Он был взволнован, глубоко и часто дышал, и в воздух поднимался пар от дыхания. Какое-то время всё было тихо и неподвижно, только море плескалось о скалы, и ветер изредка шевелил ветви деревьев.

Наконец, где-то там, где море переворачивалось и падало за горизонт, появилась полоска золотистого света. Она медленно расширялась, становясь всё ярче. Бронислав Патиенс всё не решался выйти из-под деревьев, даже со спины было видно, как он весь напрягся.

Солнце явилось. Медленно и величественно, словно огромный корабль, выплыло оно из-за моря, прорубая себе путь золотом через массу туч. Осторожно, словно дикий зверь, Бронислав сделал неуверенный шаг вперёд, к солнцу. Второй шаг, третий… и вот, он вышел на свет, и солнце не обожгло его. Оно бережно приняло его в объятия своих золотых лучей.

Бронислав бросился вперёд и упал на колени возле самого края обрыва. Там он снова замер, глядя на вздымающееся в небо светило. Я подошла поближе к дяде, остановилась у него за спиной и увидела, как по его лицу катятся блестящие капли.

Он встречал свой первый в жизни рассвет.

В массе облаков что-то вздрогнуло, зашевелилось, и облака разорвались – пошёл снег. Лёгкие и прозрачные белые снежинки, перья из крыльев ангелов, закружились в воздухе, опускаясь на всё тоненьким слоем. Одежда дяди уже вся вымокла от снега, но он всё не поднимался. Словно зачарованный, Бронислав провёл рукой по земле, собирая в ладонь хрупкий снег, и стиснул кулак.

– Я чувствую холод, – проговорил он, – я чувствую его…

Я улыбалась и молчала, наблюдая за ним. Никогда ещё я не видела, чтобы кто-то так лучился счастьем.

Наконец, дядя поднялся, отряхнул штанины и обернулся ко мне.

– Подойди сюда, – он махнул мне рукой. – Тут очень красиво.

Я подошла. Мы постояли и посмотрели на холодное море и бело-золотое небо.

– Как твоя рука?

Во всей этой беготне я совсем забыла о своих ранах на правой руке; к тому же, я не удосужилась сменить повязку. Так что, наверное, мои бинты там, под рукавами свитера и куртки, в полном беспорядке.

– Ничего, заживает, – неопределённо ответила я.

– Дай мне руку? – предложил дядя, протягивая ко мне ладони.

Я протянула ему правую руку; он осторожно взял её – одна ладонь на запястье, другая – возле локтя. Прищурив глаза, Бронислав как будто пытался увидеть царапины сквозь слои ткани.

– Надеюсь, ты сможешь меня простить.

– Я уже говорила, дядя: это просто царапины, – это, было, пожалуй, сказано не совсем искренне, но я не хотела тревожить его ещё больше.

– Не только за это, – заметил он, – я знаю, что вёл себя не вполне… дружелюбно с самого начала.

– Это правда, – буркнула я.

Его руки были тёплыми. Я чувствовала тепло, разливающееся по всей моей руке, мягко обволакивающее порезы, как будто меня прогревали лучи солнца. Но осеннее солнце не грело. Происходило что-то другое.

– Так много произошло со мной, – вздохнул дядя, – я не успевал оправиться от этого.

– Со мной тоже, – я понимающе кивнула.

– Но потом я подумал, что, если ты станешь вампиром, я смогу показать тебе наш мир, – признался он. – Но этого не произошло.

– Я просто не хочу быть вампиром.

– Видно, ты действительно можешь решить сама, кем тебе быть. Я только знаю, что, вампир ты или нет, – ты моя семья.

Я посмотрела на его лицо; он всё ещё не отводил взгляда от моей руки. Я увидела, будто легкое золотистое свечение просачивается сквозь мою кожу. Серьёзно, что происходит?

– Мне пришлось делать непростой выбор.

– Надеюсь, тебе больше не придётся делать такой выбор, – сказала я.

– Надеюсь.

Он выпустил мою руку, и я махнула в сторону замка:

– Пошли домой.

Мы устроили всем – Хьюго, Синтии, Барбаре и Марку – большой сюрприз, когда вернулись с нашей прогулки. Правда, дядя почувствовал себя очень ослабленным после всего пережитого, так что пришлось Хьюго укладывать его в постель прямо у себя в комнате, на первом этаже. Восторг был весьма непродолжительным, но все были очень рады видеть Бронислава. Кажется, гроб пока так и не пригодится.

Я зашла в кухню помыть руки. Закатав рукава, я увидела на правой руке размякшие бинты со следами крови. Слегка поморщившись, я размотала старую повязку. Под ней я увидела свою правую руку совершенно здоровой, будто порезов на ней никогда и не было

***

Мы совсем забыли, что должен прийти Гарт Вэн. А он явился. Хьюго растерянно пропустил его в замок.

– Где он? – осведомился доктор, и его провели к комнате Хьюго.

Гарт хмыкнул: странное место для почившего хозяина, но решительно открыл дверь. Мы услышали негромкий голос Бронислава:

– Вот и ты пришёл.

Дверь закрылась за Гартом. Мне стало страшно и захотелось ворваться в комнату, но Марк Вунд мягко меня остановил:

– Спокойно, подруга. Мужчинам надо поговорить.

Процесс под названием «мужчины разговаривают» длился весьма долго. Я не знала, куда себя деть, и всё ходила под дверью, пытаясь услышать, что там происходило. Остальные тоже сидели недалеко – в кухне – и якобы пили чай, но я знаю, что они тоже чего-то ждали. Не могу представить, что чувствовала Синтия.

Наконец, дверь открылась. Гарт вышел в коридор, мягко прикрыв её за собой. Он быстро прошёл мимо меня в кухню и объявил:

– По всем признакам, я могу сказать, что Бронислав Патиенс жив.

Послышался вздох облегчения. Я пролезла у дяди Гарта под рукой и спросила:

– Что с ним?

Все замерли, ожидая информации от врача.

– Я могу сказать, – хмыкнул он, – что он вполне здоров, но у него состояние человека, который долго голодал. Я бы посоветовал пройти реабилитацию, но лучше обратитесь к другому специалисту…

– Дружище, ты сказал: человек? – недоверчиво переспросил Марк Вунд.

Гарт кивнул:

– Он человек, Марк, я-то точно знаю разницу. Абсолютно нормальный человек, примерно тридцати трёх лет. Но, как я сказал, чтобы не было вреда здоровью, нужно заняться питанием.

– Но так быть не может! – воскликнул Хьюго; бедный старик был готов потерять свой разум от таких новостей. – Нельзя стать из вампира человеком обратно!

– Вопреки законам логики, – отрезал Гарт, – он человек. Можете проверить. А, кстати, пусть ещё проверит зрение. Ну, больше, я думаю, в моих услугах вы не нуждаетесь.

Он развернулся и быстро вышел из замка. Его проводили ошарашенные взгляды.

– Ну, хорошо, что я не успела ничего сделать, – нашлась, что сказать, Барбара Дефенди. – Воскрешение из мёртвых было бы гораздо сложнее легально оформить. Впрочем, такие случаи уже у меня бывали.

Я побежала вслед за дядей Гартом. Я поняла, что, если он сейчас уйдёт, он уйдёт навсегда.

– Подождите!

Гарт Вэн быстро шагал через двор замка. Я выбежала без куртки его догонять. Услышав меня, он нехотя остановился.

– Хватит с меня этих вампиров, ведьм и прочего, – фыркнул он, оборачиваясь. – Я ухожу!

– Но…

– Буду лучше делать зубы, – рассудил Гарт уже спокойнее, – это не так стрессово. Дом продам. Поеду отсюда.

Он снова зашагал прочь, и я рванулась вперёд, ухватив его за рукав:

– Можно я хотя бы буду звонить вам, иногда, пожалуйста?

Мы уже были за воротами замка. Гарт вздохнул:

– Ладно, записывай номер…

Мы обменялись номерами, и он спросил:

– Кстати, ты не знаешь номер этой, эм, рыжей дамы-адвоката?

– Барбары?

– Угу. Она всё-таки пока гостит у меня, вдруг что-то понадобится…

Что-то я услышала за этими словами, но не подала виду. Я честно дала ему номер Барбары. После этого он как бы немного расслабился.

– Ладно, Ева, – Гарт потрепал меня по волосам, – не болей.

– Спасибо.

– Ну, и если сломаешь зуб…

– Зубы у меня крепкие! – уверила я. – Но если что – сразу к вам.

Дядя Гарт даже смог немного улыбнуться. Мы пожали друг другу руки и расстались.

***

Я вышла в парк, и нашла возле пруда одиноко сидящего там Руди. Он устроился на полуразрушенном мостике и болтал в воздухе ногами, глядя на затянутую тиной чёрную воду, по поверхности которой скользили бронзовые опавшие листья.

– Давно ты здесь? – спросила я, сев рядом с рыжим.

– Весь день, – честно признался он.

И тут-то я вспомнила, что Руди его действительно не было видно весь день. Мне стало неловко.

–Почему ты не остался с нами?

– Просто я подумал, что это не очень хорошо – мне оставаться. Я и жить с вами не должен уже, ведь это мне Генри разрешал остаться, а не Бронислав… Вряд ли он тоже.

– Разрешит, – уверила его я, – вот увидишь, разрешит, как только мы ему расскажем, что ты сделал.

– Да?

– Да, точно тебе говорю, – я, почему-то, действительно была уверена в этом.

– Посмотрим, – пожал плечами Руди и замолчал.

Снег уже стаял, оставив после себя холодную влажность. Солнце почти село, его последние лучи раскрашивали оставшиеся рваные облака в немыслимые тона персикового и апельсинового. В местах, где облака разрывались, открывались крохотные бездны ночного неба, на дне которых блестели звёзды. Бездны и облака переворачивались, отражаясь в тёмной воде под ногами Руди, и колыхались от дуновений ветра.

– Я всё хотела сказать, – произнесла я, боясь поднять глаза на рыжего, – спасибо за то, что ты мне так помог тогда, в лабораториях. Не знаю, что бы было со мной, если бы не ты.

– Не за что, – угрюмо ответил Руди, продолжая глядеть в воду.

– Да не переживай ты так, останешься у нас, – я попыталась взбодрить его.

– Да я не об этом беспокоюсь, – вздохнул рыжий. – Я вот всё думаю… Скоро я стану взрослым, стану настоящим оборотнем. Я не знаю точно, когда это произойдёт, это может произойти даже в ближайшее Полнолуние… А что если рядом случайно окажутся люди? Если я один раз наброшусь на человека – захочу ещё – так обычно бывает. Я… я боюсь причинить вред, понимаешь? Что если я наврежу кому-то … Страшно быть таким, как я.

Руди вжал голову в плечи и замолчал.