скачать книгу бесплатно
– Ничего себе захватик! – чуть не пискнул он и облегчением почувствовал, что рука его вновь обрела свободу.
Юханна весело на него посмотрела и с трудом протиснулась за стол. Немного повертелась, выбирая такую позицию, чтобы можно было дотянуться и до блюда с булочками, и до кофейника, и начала с завидным аппетитом уплетать булку.
– И когда вы ждете? – вежливо спросил Мельберг.
– Через три недели, – коротко ответила она, проглотила остатки булки и потянулась за следующей.
– Правильно, вам надо есть за двоих, – пошутил он, но Юханна наградила его таким взглядом, что он немедленно осекся.
– Мой первый внук! – гордо сказала Рита и погладила Юханну по животу. Та просияла и положила ладонь поверх руки свекрови.
– А у вас внуки есть? – спросила Рита, подливая себе кофе.
– Пока нет… Сын есть. Семнадцать лет. Его зовут Симон.
О том, что у него есть взрослый сын, Мельберг узнал совсем недавно, и новость эта поначалу его не слишком обрадовала. Но постепенно они привыкли друг к другу, и сейчас мысли о Симоне доставляли ему только радость. Хороший мальчик.
– Семнадцать лет… Тогда, конечно, спешить некуда. Я только вот что скажу: внуки – это вроде десерта в жизни. – Рита опять погладила живот Юханны.
Мельберг не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так спокойно и уютно. В минувшие годы ему пришлось немало пережить. Иной раз он давал себе слово никогда больше не связываться с женщинами. А сейчас – пожалуйста: сидит на кухне у полузнакомой дамы и млеет от счастья.
– И что скажете? – Рита смотрела на него испытующе, и только тут он сообразил, что прослушал какой-то заданный ему вопрос.
– Простите?
– Я спросила – вы придете вечером на мои курсы сальсы? Для начинающих, ничего сложного. В восемь.
Мельберг недоверчиво уставился на нее. Сальса? В его возрасте? Сама мысль показалась ему совершенно идиотской, но он заглянул поглубже в темные глаза Риты и, к своему ужасу, услышал свой собственный голос:
– Сальса? В восемь? Конечно приду.
Эрике все меньше и меньше нравилась ее затея. Она замедлила шаг, а прежде чем свернуть на гравиевую дорожку к дому Акселя и Эрика, вообще остановилась и задумалась. Потом, скорее по привычке доводить начатое дело до конца, все же подошла к двери и постучала.
Молчание. Она даже почувствовала некоторое облегчение. Что ж, не вышло – значит, не вышло, но как раз в то мгновение, когда она уже хотела повернуться и уйти, за дверью послышались шаги. У нее забилось сердце.
– Слушаю вас?
Вид у Акселя Франкеля был усталый, даже измученный.
– Добрый день, меня зовут Эрика Фальк, я… – Она запнулась. Надо было подготовить хотя бы вступительную фразу.
– Дочка Эльси? – Аксель разглядывал ее со странным выражением. Усталость на его лице сменилась интересом. – Да… теперь я вижу. Вы очень похожи на мать.
– Разве?
– Да… очень. Глаза и рот… – Он даже слегка наклонил голову набок, всматриваясь в ее лицо. – Проходите. – Он отошел в сторону, пропуская ее в прихожую.
Она перешагнула порог и остановилась.
– Проходите, проходите, мы посидим на веранде.
Эрика быстро повесила пальто и прошла за ним на красивую застекленную веранду, чем-то похожую на веранду в их с Патриком доме.
– Присаживайтесь… – Очевидно, у хозяина не было намерения предложить ей кофе.
Она помолчала и откашлялась.
– Собственно говоря, я… – Голос почему-то плохо ее слушался. Она взяла разбег еще раз. – Собственно говоря, я зашла потому, что недавно оставила у Эрика медаль… Очень сочувствую вашему горю, – спохватилась она, – я…
Эрика даже заерзала в кресле – настолько нелепой показалась ей вся ситуация.
Аксель поднял ладонь и слегка улыбнулся – должно быть, хотел ее успокоить.
– Вы сказали что-то насчет медали.
– Да… – Эрика мысленно поблагодарила его за помощь. – Весной я разбирала вещи матери и наткнулась на медаль… нацистскую медаль. Мне стало любопытно, откуда она взялась… и почему мать ее хранила. И, поскольку я знала, что ваш брат…
– Смог он вам помочь?
– Не знаю… Мы говорили по телефону… потом я отнесла ему медаль и думала, он позвонит мне, если что-то выяснится… а мы были очень заняты, и вот… – Она замолчала.
– И вы хотели спросить, сохранилась ли ваша медаль?
Она кивнула.
– Простите, ради бога… я понимаю, что в такое время… а я беспокоюсь о какой-то медали. Но у меня так мало осталось после матери… – Эрика снова замолчала.
Надо было просто позвонить. Только теперь она осознала, насколько бестактным и бесчувственным был ее приход.
– Я понимаю, – сказал Аксель. – Очень хорошо вас понимаю. Поверьте, я, как никто, знаю, насколько важна для людей связь с прошлым. Даже если это какие-то неодушевленные предметы… И Эрик бы вас понял. Все эти вещи, которые он собирал годами… Вещи и факты – он не считал их неодушевленными. Вещи и факты рассказывают нам историю… Он, может быть, надеялся, что они смогут нас чему-нибудь научить.
Он отвернулся и долго смотрел в окно – казалось, на какой-то момент забыл о существовании гостьи. Потом взглянул на нее внимательно.
– Я обязательно постараюсь найти эту вещь… Но расскажите немного о вашей матери. Какой она была? Что за жизнь прожила?
Эрике вопрос показался странным, но просьба прозвучала так искренно и у него были такие грустные глаза, что она решила сказать все как есть.
– Какой была моя мать… Если честно – не знаю. Мы с сестрой – поздние дети, и хорошего контакта с матерью у нас так и не получилось. Вы спрашиваете, какую жизнь она прожила… – Эрика остановилась, не зная, правильно ли поняла вопрос. – Мне кажется, ей было нелегко… я имею в виду – жить. Мне она казалась очень собранной… и очень нерадостной.
Эрика лихорадочно подбирала слова, не зная, как выразить свои ощущения. Пожалуй, это верное слово – в Эльси не ощущалось никакой радости жизни. Видела ли она когда-нибудь мать веселой? Эрика не могла вспомнить ни единого случая.
– Это больно слышать. – Аксель опять поглядел в окно, словно не решаясь смотреть ей в глаза.
– А какой она была, когда вы ее знали?
– Собственно говоря, Эрик знал ее лучше. – Взгляд Акселя потеплел. – Они были однолетки. Их было водой не разлить – Эрик, Эльси, Франц и Бритта. Настоящий квартет. – Он невесело рассмеялся.
– Да… Она пишет об этом в дневнике. Вашего брата я видела, а кто такие Франц и Бритта?
– В дневнике? – Ей показалось, что Аксель вздрогнул, а может быть… Нет, скорее всего, показалось. – Франц Рингхольм и Бритта… – он щелкнул пальцами, – не могу вспомнить фамилию.
Старик помолчал немного, роясь в памяти, но попытка так и осталась безрезультатной.
– Мне кажется, она так и живет здесь, во Фьельбаке. Унее дочери, две или три, но они намного старше вас. Так и вертится на языке, а вспомнить не могу. Впрочем, она наверняка сменила фамилию, когда вышла замуж… Вспомнил! Юханссон! Ее фамилия была Юханссон, и вышла замуж она за однофамильца, тоже за Юханссона, так что ничего не изменилось.
– Тогда ее нетрудно будет найти. Но вы так и не ответили на мой вопрос – какой была мать тогда?
Аксель задумался.
– Она была спокойной, задумчивой, но не мрачной. Не такой, как вы ее описываете. В ней была, как бы сказать получше… тихая радость. Она словно светилась изнутри. Не как Бритта.
– А Бритта?
– Она мне никогда особенно не нравилась. Я не понимал, что в ней нашел брат, почему он общается с такой… пустышкой. – Аксель покачал головой. – Ваша мать была из другого теста. А Бритта… очень поверхностная, я бы даже сказал, самовлюбленная… И потом, она бегала за Францем так, что это переходило все границы приличия. Тогда девушки так себя не вели. Другое время было, знаете ли… – Он слабо улыбнулся.
Эрика так и не поняла, считает он то, другое время лучше или хуже нынешнего.
– А Франц? – спросила Эрика и так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом.
Чем больше рассказывал Аксель, тем лучше она понимала, как мало знает о своей матери.
– И Франц… Я не особенно одобрял дружбу брата с Францем. В нем была какая-то злость, даже ненависть. Нет, это не тот человек, с кем мне хотелось бы дружить. Ни тогда, ни сейчас.
– А сейчас что он делает?
– Живет в Греббестаде. Если выразить в двух словах, мы выбрали разные дороги. – Аксель произнес эту формулу сухо, если не сказать презрительно.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что я посвятил жизнь борьбе с нацизмом, а Франц хочет повторить историю, на этот раз на шведской земле.
– Но откуда тогда взялась эта медаль? – Эрика даже наклонилась к Акселю, но на лицо старика словно упал занавес – оно сделалось строгим и непроницаемым.
– Медаль… Сейчас пойдем и попробуем ее найти.
Он встал и, не оборачиваясь, двинулся к выходу. Эрика в растерянности последовала за ним. Что она такого сказала, от чего он вдруг замкнулся?
В холле Аксель остановился у двери, которую Эрика раньше не заметила, и взялся за ручку.
– Наверное, лучше будет, если я пойду один, – сказал он дрогнувшим голосом.
Эрика поняла, куда ведет эта дверь. В библиотеку, где убили его брата.
– Может быть, в другой раз? – Ей опять стало неудобно, что она пристает к человеку в тяжелый для него момент жизни.
– Нет, лучше сразу, – жестко сказал Аксель, но тут же повторил более приветливо: – Лучше сразу. Сейчас вернусь.
Он исчез в библиотеке, тщательно прикрыв за собой дверь. Эрика осталась в холле, прислушиваясь к скрипу выдвигаемых ящиков. Хозяин вернулся буквально через две минуты.
– Вот. – С тем же непроницаемым выражением лица он протянул ей медаль.
– Спасибо, я… – Эрика запнулась. – Спасибо большое.
Сжимая в кармане медаль, она шла по той же гравиевой дорожке и чувствовала, что Аксель смотрит ей вслед. На секунду у нее возникло желание вернуться и попросить извинения за свою бестактность, но именно в это мгновение раздался звук захлопнувшейся двери. Она повернулась – на крыльце никого не было.
* * *
Фьельбака, 1943 год
– Это трудно себе представить! Как Пер Альбин Ханссон может быть таким трусом! – Вильгот Рингхольм треснул кулаком по столу так, что рюмка с коньяком задрожала.
Его раздражала медлительность жены. Вечно так с бабами – пока сам не сделаешь, не дождешься.
– Бодиль! – крикнул он, но ответа, к своему удивлению, не получил. Он вкрутил окурок в пепельницу и заорал изо всех сил: – Бодиль!!!
– Сбежала твоя половина? – хохотнул Эгон Рудгрен.
Яльмар Бенгтссон тоже засмеялся. Эта дура превращает его в посмешище! Надо что-то делать. Он уже собрался встать и навести порядок, как на пороге появилась его жена с нагруженным подносом.
– Извини, что задержалась, – сказала она, потупив глаза, и поставила поднос на стол. – Франц, ты не мог бы…
– Нет! – рявкнул отец. – Не мог! Он уже взрослый парень, нечего ему заниматься бабьими делами. Пусть побудет с нами и послушает, может, ума немного поднаберется! – Он подмигнул сидевшему напротив сыну.
Тот невольно выпрямился. Ему в первый раз позволили присутствовать на деловом обеде отца. Обычно после десерта следовало поблагодарить и выйти из-за стола. Но сегодня отец настоял, чтобы он остался. Его распирала гордость. Прекрасный вечер становился все лучше.
– Ну что, несколько капель коньяку? Что скажете, ребята? Пацану на той неделе стукнуло тринадцать, так что самое время попробовать коньячку.
– Самое время! – ухмыльнулся Яльмар. – Давно уже самое время. Мои сорванцы причащаются с одиннадцати, и, я бы сказал, только на пользу.
– Вильгот… ты и в самом деле считаешь, что… – Глаза жены расширились от ужаса.
Муж демонстративно налил большую рюмку коньяка и протянул Францу. Тот глотнул и закашлялся.
– Не торопись, паренек, коньяк надо смаковать, а не глотать, как лошадь.
– Вильгот…
– А ты что здесь делаешь? – Его глаза потемнели. – У тебя что, на кухне работы нет?
Она хотела что-то сказать, но молча посмотрела на сына. Тот победно поднял рюмку.
– За твое здоровье, мать!
Провожаемая хохотом, она вышла на кухню и закрыла за собой дверь.
– О чем мы говорили? Да, этот Пер Альбин – о чем он думает? Ясно как божий день – мы должны поддержать немцев.
Эгон и Яльмар согласно кивнули.
