Мisol

Оторвавшись от меня, он зарылся в мои волосы и тихим голосом пропел:

– Цвети, ночная фиалка любви

Раскрой бутон и распусти объятья…

– Так они жили долго и счастливо? Мисоль и ее возлюбленный?

– Они прошли через тяжелые испытания.

Заинтригованная, я немного отстранилась от него:

– Неожиданный поворот событий, Музыкант!

Он кратко усмехнулся и, взяв мою руку в свою провел по линиям на моей ладони:

– Отцом Мисоль был Король людей, настолько сильно любивший свою единственную дочь, что не захотел делить ее ни с кем. Он не дал благословления их чувствам.

– И что же было дальше?

– Влюбленные решили сбежать! Но Король прознал их планы. На глазах у своей дочери он убил ее возлюбленного, разрубив на части.

– Что?!

– Крик страшной боли огласил весь мир и Дева, рожденная исцелять, исчезала в сковавших ее путах мрака. Пение птиц смолкло, цветы завяли, деревья обуяла глубочайшая скорбь – все поглотила пустота. Дева начала превращаться в камень.

– Это ты сейчас на меня намекаешь? Что я каменная ледышка?!

В притворном гневе я ударила его по руке и оттолкнула от себя. Саид снова взял меня за руку и поцеловав внутреннюю сторону ладони, возразил:

– Слезы ее, пролитые по безвременной кончине возлюбленного, заледенели. Небо заволокло тучами, и тьма накрыла весь мир. Из пустоты появлялась Болезнь, злорадствуя от предвкушения столь быстрой победы. Ее громкий смех праздновал поражение врага, и казалось, что теперь так будет навсегда. Но внезапно сквозь маленькую щель в небесной лазури, пробился лучик слабенького света. Лед начал таять, превращаясь в два родника живой и мертвой воды. Они устремились в неистовом потоке вниз и ушли глубоко в землю. Все сущее озарила яркая вспышка и Болезнь вскрикнув от неожиданности, резко прикрыла глаза рукой, ослепленная и сломленная. Из темноты мрака появилась Дева со своим Возлюбленным и прочертила в воздухе портал. Она даровала исцеление и смогла принять вызов своей судьбы, справившись с болью и потерей. Воздух рассекся пополам и оттуда полилась невероятной чистоты и красоты мелодия. Матерью ее была сама Музыка и Дева прикоснулась к своей истинной силе, научившись управлять ею. Звуки гармонии и любви растворяли Болезнь, и ее хищная ухмылка начала исчезать, словно ее и не было вовсе. Мисоль подала руку Возлюбленному, и он понес ее в своих объятьях в уютный дом на высокой горе средь облаков и разноцветных радуг света. Мир заиграл сочными неповторимыми красками, в него вновь вернулась красота и заиграла с еще большей неистовостью и страстною любовью.

– Прикольно! Значит ли это, что Мисоль исчезла из нашего мира?

– Нет. Я держу ее в своих объятьях.

– В смысле?

Он негромко рассмеялся и, крепко сжав меня в своих объятьях, поцеловал в губы.

– Ту, что вдохновила меня на создание этой сказки! Я ведь тебя сразу полюбил, как только увидел в первый раз: твое лицо, освещенное солнечным светом – такое чистое и невинное, как у Девы с даром исцеления.

Мое сердце гулко стучало в груди, пропуская удар за ударом. У меня перехватило дух, и неожиданно для себя я поняла, что он стал воздухом, которым я дышала. Водой, источником жизни, причиной моего счастья.

– Я люблю тебя, Мари. Моя Мисоль.

                   ***

Я ненавидела свою беспомощность. Это чувство подобно пиявке присосалось к моему сознанию и забирало все его силы.

Будучи «по ту сторону кабинета» – врачом, принимающим пациентов, я и не подозревала раньше, сколько глупостей может существовать в беспомощном человеческом сознании.

Я сидела в очереди в трампункте на очередной осмотр моей ноги. Две женщины рядом громко обсуждали выписку из истории болезни. У одной из них родился больной ребенок, умерший спустя несколько дней после родов. История эта была резонансной. Детская больница с отделением детской неврологии, где лежат дети с такими диагнозами в Ставрополе одна – та, где я работаю. С историей болезни я была знакома, так как она разбиралась на больничной конференции с главврачом.

– В процессе родов было асинклитическое вставление* плода!

Невежество громко объявило об этом всей очереди.

Глупость добавила:

– Родился по шкале Апгар с баллами четыре – пять.

Хамство, в свою очередь, подтвердило:

– Причина смерти – гидроцефалия тяжелой степени* и судорожный синдром, невыявленный в процессе ведения беременности!.

«Само собой разумеющийся вывод»:

– Во всем виноват лечащий врач, неправильно вел роды!

– А что такое шкала Апгар?

– Не знаю.

Те, кто не имеют медицинского образования, и не могут даже правильно выговорить слово «асинклитическое» стали судьями и палачами горемыки врача – неонатолога*.

Шкала Апгар была придумана в тысяча девятьсот пятьдесят втором году американским врачом – реаниматологом Вирджинией Апгар. Вопреки мнению многих студентов медицинских вузов – это женщина. Согласно ее шкале, оценка новорожденного проводится на первой минуте рождения и на пятой. Здоровый ребенок набирает восемь – девять баллов. Это считается очень благоприятным прогностическим признаком.

Ребенок на первой минуте своей жизни набрал четыре балла, на пятой пять баллов – что означает, что он родился не вполне здоровым. Помимо того, согласно прочитанной выписке, в диагнозе присутствовали гидроцефалия тяжелой степени и судорожный синдром. Реанимационные мероприятия закончились вполне успешно и новорожденного через определенное время перевели в палату интенсивной терапии. Но на следующий день ему стало хуже, появился судорожный статус, и ребенок умер.

Ребенок появился на белый свет, для того, чтобы его покинуть. Таковой, к сожалению, оказалась его судьба. У него была тяжелая патология, с чем врачи НЕ смогли справиться. Гидроцефалия подразумевает под собой нарушение фето – плацентарного кровообращения* во время беременности. В результате, в мозговой части плода идет скопление жидкости. Повышение внутричерепного давления ведет к раздражению особых центров мозга и вызывает судороги. Причин этой патологии очень много: отягощенный соматический статус беременной*, влияние окружающей среды, тератогенные факторы* и многое другое. Перечислять можно до бесконечности.

Увы, мы – не Боги. Жизни людей находятся не в наших руках и не нам решать, когда наступит их смерть. Единственное, что мы можем сделать – это отсрочить ее появление.

Но, к сожалению, не каждый способен понять это. Можно было конечно не касаться этой темы. Пройти мимо, сделав вид, что это не мое дело. Заняться своими привычными заботами, забыть напрочь об этом разговоре.

Но что будет, когда последователи Авиценны и Гиппократа покинут свои посты и займут менее престижные, но более доходные ниши в обществе?.. Что будет, если профессия врача канет в небытие и станет просто историей? Кто будет лечить?

***

Соню выписали, и она вернулась в детдом. Мы с Саидом еще не успели оформить все нужные документы на удочерение. Мне была невыносима мысль, что она вдали от меня, но я ничего не могла сделать для нее.

Но, тем не менее, каждый день она навещала меня вместе с Алией Артуровной. Глаза девочки вновь стали печальными, и свет внутреннего огня, горевший ярко и безудержно все те дни, что я была рядом с ней, стал постепенно угасать. Я так остро чувствовала то, что происходит с ней, что каждый раз при взгляде на ее уходящий силуэт, теряла частичку себя. Моя золотая малышка – одинокий листок поникшего осеннего дерева, попавший во власть безжалостной лютой зимы.

Та, что родилась из осени, попала в плен ослепительной белизны! Она покрыла ее беззащитное тело тонким слоем льда, как узорами на морозном стекле. Холод пронизал всю ее сущность, и только сердце – загнанный мотылек – продолжило искать пути в поисках спасительного огня, чтоб согреться в его обжигающем пламени.

Но Лесная фея, услышала мольбу своей крестницы и не позволила той замерзнуть в одиночестве. Она подарила ей друга. Голубые глаза вновь засияли всеми оттенками любви. Девочка расправила крылышки и вспорхнула птичкой, найдя себя вновь в царстве холода и вечной мерзлоты. И теперь мотыльков было двое.

Совместные скитания в поисках тепла привели их друг к другу и подарили минуты отрады и тихой безмятежной радости.

«Я – Соня Авдеева. Внешне – маленькая девочка, а в душе – уставшая старушка. Каждый день я проживаю как последний. Он оборвется в любой момент. Я просто знаю это.

Еще один миг жизни… много ли это или мало?..

Открывая глаза по утрам и видя лучи солнца, ласкающие меня, я испытываю невероятное чувство благодарности и теплоты! Это милость. Моя милость.

Болезнь забрала мою детскую невинность, превратив непосредственность младенца в пучину горького страдания. Я изломана и не уверена, что у меня получится вновь собрать себя и найти радость и беззаботность, присущую детям моего возраста.

Но жизнь так щедра на подарки! Став незаметной для окружающих, я смогла увидеть чудеса каждого мгновения дня и узнала истинный вкус радости! К сожалению, эта сила не способна усмирить мою боль. Но она придает смысл моему пребыванию в этом мире и помогает открывать глаза, находя то, ради чего стоит еще чуточку пожить.

Как счастлив тот, кто может произнести слово «Мама»! Чувствуя тепло родных объятий, погрузиться в запах маминых волос и вкусить ее безусловную любовь – нектар для каждого детского сердечка.

Я никогда больше не увижу маму …

Когда Миша стоял один возле окна, что – то вдруг потянуло меня к нему:

– Привет! Ты ведь Михаил, правда?

– Да.

Глаза его были красные от слез, и мне захотелось прикоснуться к его лицу, чтобы успокоить и освободить от нахлынувшей боли.

– Что тебе нужно? Зачем ты ко мне подошла?

– Ты плачешь. А я не люблю, когда рядом со мной плачут.

– Отвали. Я не хочу с тобой разговаривать.

– Неважно. Мне все равно. Моя мама тоже умерла.

Он шмыгнул носом и протер глаза рукавом.

– Как ты поняла, что я потерял родителей?

– Просто поняла. Это очень больно, я знаю. Но ты богаче и счастливее многих, кто живет здесь! Ведь тут есть те, кого родители не желают видеть. А это еще хуже. Лица родителей всегда будут с тобой. Береги свое сокровище и не позволяй ему исчезнуть.

– Ты издеваешься?

– Вовсе нет. У тебя есть воспоминания, которые подобно цветам, раскинуться на лугах твоей памяти. Поливай их чаще и тебе будет немного легче принять свою судьбу.

– Я не хочу больше думать о них!

– Нельзя так говорить! Не позволяй этим мыслям поселиться в твоей голове! Боль, когда – нибудь, закончится, и ее сменит печаль. Это как небо ночью: в душе темно и кажется, что света нет и не будет никогда. Но не забывай о звездах – это твои воспоминания.

***

Осень подошла к концу, передав эстафету Снежной Королеве. Зима раскинула руки и сжала крохотный мир в своих холодных объятьях. Лесная фея уснула глубоким сном, а ее преемница породила красоту холодной геометрии, умело дирижируя оркестром разнообразных снежинок: в ночной тиши прекрасные творения выводили вечные символы неведомой силы и лютой нечеловеческой красоты. Хрупкие и легкие снежинки – тоненькие балерины, летят, играя с ветром и дождем, кружат в вальсе все живое и сущее. Столь беспечные и юные, рожденные из северного сиянья, легкие подобно перышкам, медленно растворяются, соприкасаясь с землей.

Ми. Соль. Идеальное созвучие двух душ. Един стук сердца, что принадлежит обоим. Далекий сон троих, вышедших на разных станциях вокзала. Что дальше?..

***

Мне было невыносимо сидеть все время в четырех стенах, и Оля предложила выйти на улицу и немного прогуляться. Это, наверное, выглядело очень комично со стороны: на мою голову был надет капюшон пуховика, одна нога в сапоге, другая в гипсе, обернутом кучею носков. Дополнением в виде костылей служил арсенал, позволивший мне передвигаться и вот картина моего «веселого наряда» готова.

Мороз защекотал ноздри и незаметно пощипывал кожу. Я и не подозревала раньше, насколько приятными могут быть эти ощущения! В обычное время, когда жизнь наполнена повседневной рутиной, совершенно не замечаешь таких простых искусных радостей.

Я стояла, переминаясь с одного костыля на другой, и улыбалась всем прохожим, чувствуя, как настроение улучшается с каждой секундой. Вдруг до меня донеслись звуки виолончели. В изумлении взглянув в ту сторону, откуда они шли, я не могла поверить собственным глазам. Саид! Саид сидел под деревом рядом с магазином, куда Оля зашла за продуктами и глядя на меня, играл! Для меня! На морозе!..

В душе будто поднялась огромная волна, превратившись в огненную птицу, захлестнувшую разум и вылившуюся наружу чувствами безудержной радости и любви. На глаза навернулись слезы счастья.

Музыкант!..

Все мое существо потянулось к его звукам. Он сидел недалеко от меня, одетый в белые нитки инея. Его руки покраснели от холода, но, казалось, он этого не замечал совсем! Он играл так самозабвенно, так страстно, будто хотел доказать мне, что ничто не сможет помешать ему наслаждаться его любимой. Глаза его были закрыты. Он был полностью во власти любви: она струилась из каждой части его тела и мерцала солнечными бликами, завладевая моим сердцем и наполняя его калейдоскопом радости и блаженства.

Я восхищенно следила за каждым движением его руки: смычок поднялся в воздух, и замер на долю секунды, вихрем пронесся по инструменту и снова замер… Сказка буквально оживала на моих глазах! Добрый волшебник взмахнул палочкой, и любовь, сладко спавшая внутри моей души, проснулась.

С неба падал снег – тихо и безмятежно, крупными белыми хлопьями, рисуя узоры на серебряном покрывале мироздания. Снежинки легко и воздушно парили над земною сценою, и, медленно кружась, опускались в различных танцевальных па.

Поработив мое сердце, он играл на его струнах, выводя только ему подвластные стуки. Мне не нужен был мир без него! Сердце кричало об этом каждую секунду!

Я хотела лишь одного – чтоб он забрал меня с собой и подчинил своей воле! Больше никакой пустоты и забвения! Если бы ты мог слышать стоны моего сердца, Музыкант! Я хочу воспрянуть и слиться с тобой в едином полете вечности, устремившись к неведомым доселе далям.

Саид остановил свою игру и подошел ко мне. Поцеловав в губы, он крепко прижал меня к себе, и я утонула в его запахе надежности и нечеловеческой нежности.

– Я хотел сделать тебе сюрприз.

– У тебя получилось!

Губы его холодные от мороза прикоснулись к моим вновь и огонь стремительным потоком пронесся по моим жилам.

Что же ты со мной делаешь, мой Музыкант!..

Расслабившись в его руках, я отдалась всецело всепоглощающей страсти между нами, вбирая в себя каждый кусок его обжигающего дыхания. Забыв о морозе, о том, как недавно я стыдилась выйти в своем нелепом виде на улицу, я стояла посреди прохожих и впервые в жизни не думала о том, что обо мне подумают окружающие.

– Саид, ты сумасшедший!

– Это ты сделала меня таким.

– Твои руки, они совсем красные от холода.

– Неважно. Главное, это сюрприз.

Из магазина вышла улыбающаяся Оля, натянув рот до ушей и захлопала в ладоши:

– Шалость удалась! Ха – ха! Ура, ура!

Поздоровавшись с Саидом, она позвала его к себе в гости и веселой гурьбой под звуки передвигающихся костылей, мы направились в сторону ее дома.

***

Я так отчетливо слышала зов счастья в эти дни! Он сопровождал меня повсюду и вел к источнику райского наслаждения воздушным караваном любовных страстных мыслей. Его голос был подобен тихому пению журчащего родника: свежесть и прохлада невинности вспыхнувших во мне чувств к Саиду ласкали кожу лебединым пухом, успокаивали страхи сердца, окрыляли душу, одухотворяли тревожные глаза. Музыка моего романа с филигранной точностью и ювелирной изысканностью исполнялась флейтой чуткой безмятежной любви и наполняла меня сладостным покоем с едва уловимым хрустом перевернувшейся страницы нотного стана. Я закрывала в неге глаза, и любовь поглощала меня, укутывая теплым одеялом чуткости и нежности. Я слышала в Его исполнении Ноты, принадлежавшие только мне одной:

Ми. И Соль.

Идеальное созвучие двух душ, ставших единым целым в лазури небесного индиго.

Ми. Соль.

Солнце ясности теплого дня и луна, освещающая благостную тишину ночи. Дева, рожденная из света, чтобы исцелять и быть исцеленной.

Мисоль: мое единственное сияние. Моя любовь. Моя утрата…

***

В царстве тьмы, застлавшей глаза, мелькнул хрупкий лучик чуть пробившегося света, и Надежда второпях подняла склонившуюся, от ставшего привычным отчаяния, голову:

– Когда выживаемость более пяти лет, рецидив маловероятен!..

Он подошел ко мне и провел по лицу рукой. Прикосновение его руки было подобно облаку, коснувшемуся земли в предрассветное утро. Меня всегда поражала насколько его руки могут быть твердыми как камень и нежными как вода.

Я позволила Надежде ступить на это облако и устремилась ввысь.

– Мари. Я не маленький ребенок и прекрасно знаю, что может произойти. Я много читал о своей болезни и могу дать жару любому профессору. Без обид, но даже тебе.

– Естественно, пациенты знают о своей болезни все и даже больше! Америку ты мне не открыл.

– Я же сказал: без обид. Я прекрасно осознаю, что рецидив может наступить в любой момент.

Сказка задрожала, готовая рухнуть в любой момент, как карточный домик, еле стоящий на хлипком столе. Хрустальная Надежда – хрупкая и тонкая, готова была сорваться с небосвода, приготовившись к прыжку, принявшая решение разбиться на миллиарды маленьких осколков. Только, чтобы не признавать свое поражение.

– Но ты же состоишь на учете? И проверяешься у врачей. Причем у лучших врачей, насколько я знаю!

– Мари, я живу на таблетках, потому что понимаю – это необходимо. Состою на учете в онко – диспансере. Но снова облучаться, если случиться вдруг рецидив я не намерен.

– Ты с ума сошел?! Почему ты так говоришь? Ведь есть шанс, что вновь возникшая болезнь может отступить!

– Я не хочу провести остаток отведенной мне жизни в стенах холодной серой бездушной больницы!

Голос его перешел на крик и резко оборвался. Он отвернулся и по привычке спрятал свое лицо от меня. Мое сердце сжалось от боли, ставшей моей второй половиной. Тревога за его здоровье и страх, что он не захочет бороться за свою жизнь парализовал меня и я не вымолвила ни слова.

Тяжело дыша, некоторое время он сохранял тяжелое молчание. Наконец, повернувшись ко мне он прохрипел сквозь душевную боль, сковавшую его тело:

– Я хочу вдыхать свежесть осени и видеть рождение весны, Мари! Наслаждаться приходом теплого лета и, если повезет окунуться в холодные просторы безбрежно сияющей зимы. Чувствовать природу, слышать голоса людей – это есть жизнь, Мари! А не отходняки после химии в палате, где все до тошноты стерильно и чисто. Даже если это будет мой последний день, я хочу провести его «живым!..»

Одинокая слеза, скатившись вниз из своего пристанища, упала на мою тяжело дышащую грудь. Мне кажется, что она до сих пор проделывает свой путь по моему лицу, обжигая раскаленным железом Боли и оставляя клеймо на сердце.

Музыкант с душой поэта.

Я не хотела думать о том, что будет дальше. Я не хотела слышать твои слова. Я безумно устала от этого… Я хотела жить тем, что было у меня тогда – в том «сейчас». Будущего у нас не было – в глубине души я прекрасно осознавала это. Оно было зыбко как болото: трясина ожиданий поглотила мой разум и не позволила душе вновь упорхнуть туда, где живет любовь.

Я дотронулась до его лица и прошептала тихим срывающимся голосом:

– Знакомство с тобой изменило все! Я как ребенок, открывший глаза, выйдя из утробы матери. Ты моя новая жизнь, ты тот, кто помог мне снова появиться на свет, будучи другой! Неважно сколько нам с тобой осталось – месяц или день. Мы проведем его вместе. Это наше время! И его пространство принадлежит только нам!

***

Говорят, после бури всегда наступает затишье.

Но так ли это?..

Что делать, когда на город твоих чувств набрасывается огромная волна цунами, сметая все жившие до него образы и мысли на своем пути и, оставляя после себя лишь развалины оставшихся воспоминаний… Все, что было неотъемлемой частью тебя – разрушено. Единственное спасение – это продолжать грести, чтобы не утонуть в нахлынувшей стихии эмоций и чувств. Как тяжело дышать, когда внутри огромная дыра. Что принесет завтрашний день? Будет ли в нем благо?

Забвение – адское холодное пламя, сжигающее все то, что дорого и важно. Запахи его прелестнейших угощений ласкают чуткие ноздри, заставляя изнывать от жажды мученика, встретившего его на своем пути. Оно безжалостно, всепоглощающе, безмерно! Оно завладевает разумом и сковывает каждую мысль неотвратимыми железными цепями.

Спасение в любви – она нетленна. Ее дыхание ласкает морским бризом, прикасаясь к стукам сердца, подгоняя паруса возлюбленных друг к другу. Любовь – это молитва одиночества, еле слышно произносимая в бесконечном вселенском потоке кратких судеб. Ее страсть, ее единство в гранях драгоценного алмаза верности. Две судьбы – у которых один конец.

***

Я была оторвана от окружающего мира, словно улитка, спрятавшаяся в раковине. За все время моей жизни, я впервые по – настоящему «жила». То, что присутствовало в ней раньше – ушло, будто и не существовало вовсе. Северный полюс превратился в Южный. Антарктида сменила местоположение.

Даже сейчас на моем лице – улыбка. Наше с ним время хранило память в сердцах, ставших единым целым: неизменный цвет растаявшей весны, постучавшейся в мою дверь трезвоном звучной капели. Могла ли я знать, впервые взглянув в бездну его глаз, что все обернется именно таким образом?..

Каждое утро мы просыпались вместе. Могли валяться целый день, ничего не делая. Это был наш мир – недели, месяцы, годы были крепко сжаты в кулак. И мы не размыкали пальцев, не позволяя ничему исчезнуть.

Иногда он подшучивал надо мной. Называл «не стопроцентной». Я передвигалась на дурацких костылях! Черт бы их побрал. Ненавидела их.

Правая нога, загипсованная после повторной репозиции, лежала на подушке, повернутая внутренней частью бедра к левой. Она находилась в таком неестественном положении, что мне постоянно приходилось поправлять подушку под коленом, чтоб чувствовать себя комфортно.

Но именно поломанная нога подарила мне эти мгновения незабываемого счастья! Я проводила их наедине с тем, кого полюбила всем сердцем и душой.

Днем Саид играл на виолончели. Мы переехали к нему, позволив, наконец, Оле жить полной жизнью без забот о подруге, не вовремя сломавшей ногу. Соня каждые выходные приезжала к нам. Из – за моих неожиданных проблем процесс удочерения затянулся. Директор детдома приостановила процесс, твердо настояв на том, что я должна быть дееспособной для того, чтобы ухаживать за девочкой. Я была очень недовольна ее решением и сложившимися обстоятельствами, но прекрасно понимала правоту ее слов. Соне нужно было пройти адаптацию, привыкнуть к новому режиму. Мне нужно было оформить ее в школу, заполнить кучу бумажек. С учетом гололеда на улицах и моих передвижений на костылях мне это далось бы с огромным трудом и практически для меня в моем положении это было бы невозможно.

Саид украсил мои будни, превратив свой дом в консерваторию: Вивальди, Альбинони, Бах* и многие другие оживали в четырех стенах моего заточения. То, что начиналось кругами ада, выводило меня в чистилище и позволяло обрести рай в объятьях любимого.

В бесконечных попытках нагнать желаемое будущее и спешке за грядущим днем, я не замечала, как впустую проходят мои годы.

Безусловно, моя профессия приносит пользу людям, помогая продлить их жизни. Но что она оставляет для меня? Бессонные ночи, выходные, проведенные в тумане тусклого безликого одиночества. Возможно, это было эгоистично с моей стороны, но впервые за десять лет моей практики мне захотелось забыть об обязанностях и просто жить в свое удовольствие. Я наслаждалась простыми вещами: радовалась солнечному лучику, пробившемуся сквозь тучи, снегу, неожиданно, выпавшему в ноябрьское утро. Завтра для меня исчезло, вчера просто перестало существовать. Я знала только три слова – Я ЕСТЬ ЗДЕСЬ. Среди лютости зимы и грустной печали осени незаметно наступила чудесная весенняя сказка. Я растворялась в ней без остатка. Холила и лелеяла подснежники, произраставшие на страницах этой маленькой вечности.

Я любила и была любима! И любовь моя была подобна зеркалу: я смотрелась в него и не видела своего отражения. Лишь Его глаза – бездонные озера, сокрытые в глубинных тайниках души. Я причащалась Им! Свидетельствуя Его существование, я создала новый центр мироздания в Его пределах!..