Мisol

***

– Росздрав до сих пор не дал официального разрешения на ввоз лекарства!

Я обеспокоенно смотрела на заведующую, не зная, что делать. Ну что за парадоксальная ситуация!

– Я думала – проблемы будут со сбором денег, но у нас все получилось. Удивительно! После концерта люди пожертвовали значительные суммы на покупку такого дорогостоящего препарата. Мало того, некоторые из них стали волонтерами в благотворительном фонде! Но, что какая – то бумажка затормозит наши действия…

Я с сомнением покачала головой и вздохнула.

– А что говорит Саид Халилович?

Заведующая скрестила руки на груди и сосредоточенно взглянула на меня.

– Он сказал, что один из его знакомых в Москве поможет решить этот вопрос. Но на это может уйти время, которого у нас нет! Мать Жени месяц билась с этим заявлением. Какой бардак, Алина Расимовна! Разве ж так бывает?

– Так Гладковой же вроде не нужна больше Эрвиназа?

– Но ведь помимо Гладковой есть еще и другие пациенты! И что все наши усилия по сбору средств и бумаг пройдут зря? Ну уж нет!

Меня охватила злоба.

– Успокойся! Решим этот вопрос. А что там с англичанами?

– Не спрашивайте лучше. Молчание! Тишина и никакого ответа. Не нашли доктора, который бы выписал нам рецепт. Работают над этим.

– Может выйти на какие – нибудь форумы? Фонды в Москве, может обратиться к ним?

– Я тоже самое сказала Саиду, но он говорит, что сможет решить этот вопрос сам.

Неожиданно, у меня зазвонил телефон.

– Алло?

– Мари, привет.

Это был Саид.

– Здравствуй, ну что там?

– Росздрав молчит, пока не достучались.

– Как это? Мы не можем больше ждать. Ты же знаешь – время на исходе!

Я почувствовала нарастающую волну раздражения внутри.

– Я прекрасно все понимаю. Но ты как всегда не дала мне договорить. Я сейчас не в Москве. Мне удалось найти в Челябинске организацию, которая продаст Эрвиназу за приемлемую цену. К сожалению, им она уже больше не понадобится.

– То есть, как это?..

Не понадобиться. Сердце екнуло – я поняла причину.

– Пока они занимались ее добыванием, произошло непоправимое. Думаю, продолжать дальше – необходимости нет.

Связь начала теряться.

– Алло, Саид? Я плохо тебя слышу!

Связь резко оборвалась.

Нет необходимости!..

Сердце еще больше сжалось при этих словах и никак не отпускало. А что, если и у нас будет также!..

Я обеспокоенно посмотрела на заведующую и сделала глубокий выдох, пытаясь успокоиться и не впадать раньше времени в панику.

– Он в Челябинске, говорит, что смог найти организацию, которая продаст Эрвиназу.

– Ну и отлично!

Алина Расимовна просияла. Затем с сомнением покачав головой, она тихо проговорила:

– Столько лет шли нормально на Аспарагиназе! А тут девчонка дает крапивницу! А вслед за ней другие пациенты! Называется – мужик не перекрестится, пока гром не грянет.

– Это точно.

Я сделала глубокий вдох и резко выдохнула. Голова просто раскалывалась от стольких навалившихся проблем.

– Вчера родители Лары приходили.

Я смотрела перед собой ничего невидящим взглядом.

– Забрали посмертный эпикриз.

– Ты им объяснила все?

– Да. Слава Богу, обошлось без истерик и скандалов. Адекватно восприняли все. Хотя смотреть на них было не то, что страшно…

– Ладно, Марьям. Как говорят старики – в нашем деле не бывает времени на слезы. Сегодня на койку умершего придет очередной новичок и снова как поется в песне: «Ни минуты покоя!» Наша служба – нескончаемо трудна.

Заведующая подошла к своему столу и, сев за компьютер, принялась за работу. Я решила последовать ее примеру.

– Алина Расимовна, извините, что отвлекла вас. Просто не могу все это в себе держать.

– Ничего страшного. Я прекрасно понимаю твои чувства.

– Пойду к своим деткам. У меня же еще по самообращению пришли. Надо их определить в палату.

Я вышла из кабинета заведующей и направилась к посту. Возле него стояли обеспокоенные родители и мальчик, на вид лет пятнадцати – шестнадцати. Маша разговаривала с ними, объясняя, как правильно заполнить документы. Неожиданно, у меня снова зазвенел телефон. На экране высветился незнакомый номер.

Я подняла трубку.

– Алло?

– Алло, здравствуйте, это волонтер фонда «Здоровье детям». Меня зовут Владимир. Саид сказал позвонить вам, когда ситуация прояснится.

– Какая ситуация?

– Я все уладил в Росздраве, завтра вам дадут официальное разрешение на ввоз лекарства.

С души, будто камень упал.

– Спасибо огромное! Это просто замечательная новость!

– Пожалуйста.

Человек отключился. Я почувствовала, что свет снова пробивается сквозь маленькие щелочки и улыбнулась. Все сложилось как всегда идеально! Главное, верить.

Подойдя к посту, я обратилась к Маше:

– Ну что, в какую палату определила пацана?

– В четырнадцатую. Она же, вроде как, свободна.

Ну, вот и подтвердились слова Алины Расимовны – не успели проводить в путь одну, как на ее место через несколько часов заступает следующий.

– Хорошо.

Я отдала необходимые распоряжения насчет анализов и направилась к Жене. Мне необходимо было поговорить с ее матерью. Подойдя к палате, я столкнулась с ней в дверях.

– Антонина Викторовна! А я как раз к вам шла.

– Здравствуйте, Марьям Руслановна.

– Здравствуйте.

– Сейчас отнесу посуду и приду. Подождете?

– Конечно.

Я зашла в палату. Женя как всегда, пребывала в привычном для себя состоянии: наушники в ушах, в обнимку с ноутбуком на коленях. Я невольно улыбнулась при виде такой непринужденной картины. И как я могла раньше относиться к этим деткам, как к обычным пациентам, просто нуждающимся в моей помощи?..

Дверь палаты открылась и вошла Антонина Викторовна.

– Марьям Руслановна, извините. Вы хотели поговорить. Я вас слушаю.

Коротко пожав плечами, и слегка улыбнувшись, я возразила ей:

– Да ничего страшного. Просто у нас появились хорошие новости. Хотела рассказать Женьке, что разрешение от Росздрава получено и завтра вы сможете сходить туда за официальным документом.

Так как лекарство выписывалось для пациента Евгении Гладковой, мы попросили ее маму поучаствовать в решении этого вопроса.

Лицо несчастной женщины буквально засияло.

– Господи! Спасибо тебе! Наконец – то! Я все ноги сбила, пытаясь достучаться до этих чиновников!

Я понимающе улыбнулась.

– Может быть, нам это и не понадобится. Не могу утверждать точно, но Саид Халилович прорабатывает иной вариант добычи препарата. Надеюсь, у нас все получится.

– Какой он все – таки хороший человек! Дай Бог ему здоровья, за все, что он сделал для моей девочки.

Я кивнула, соглашаясь с мамочкой.

– Антонина Викторовна, все же не забудьте завтра сходить в Росздрав. Нам нужно перестраховаться. Всякое может случиться, вы прекрасно это знаете.

– Да – да, конечно, я понимаю.

Я вышла из платы Гладковой с приподнятым настроением. Ну, вот, наконец, и белая полоса! У нескольких моих пациентов по плану лечения как раз значилась Эрвиназа.

Снова зазвенел телефон. Я посмотрела на экран – определился номер Саида.

– Алло?

– Мари, сегодня просто замечательный день! Нашелся доктор, готовый выписать рецепт. Наши теперь ищут аптеку в Лондоне, чтобы договориться о покупке препарата.

Я удивленно подняла брови.

– Подожди! Но ты ведь сказал, что нашел в Челябинске организацию, которая продаст ее без всяких заморочек?

– Я не успел. Они отдали его местной больнице.

– Как жаль!

Я вздохнула. Досадно.

– Ну ладно. С ними было бы, конечно, намного проще. Так значит, ты скоро приедешь?

– Нет, пока не могу. Рейс задержали – погода плохая. Я сейчас в аэропорту. Жду, когда метель закончится. Кстати, Мари – еще одна вещь.

– Да, я слушаю.

На линии постоянно были слышны какие – то непонятные трески. Они ужасно раздражали.

– Как ты знаешь, Белла сейчас в Лондоне. Она не может дозвониться мне, потому что здесь плохая погода. Поэтому, скорее всего, она будет звонить тебе. Проконтролируй, чтобы мама Жени получила разрешение Минздрава на ввоз лекарства, отдай ей в руки выписку с точным указанием количества препарата и твоей росписью, разрешение Росздрава пусть заберет завтра! И пусть встретит Беллу в аэропорту. Она не сможет без всех этих документов провезти лекарство через таможню.

– А ее пропустят?

– Да, мы уже договорились насчет этого.

– Хорошо, Саид. Я поняла.

Я отключилась и почувствовала, как улучшается настроение: внутри поднималась волна радости – это успех, Мари!

***

– Алло, Белл, все в порядке? Ты смогла добыть препарат?

– Нет, Марьям. Мы ищем аптеку. Пока безрезультатно. Но я буду отзваниваться.

Белла отключилась.

Три дня прошло с того момента, как мы смогли собрать нужные документы. Все было готово, и времени, вроде как еще оставалось, но изнутри все равно грызла тревога. А что, если не успеем? Нужно, чтобы препарат был привезен в Россию. Срок давности документов может выйти и придется все собирать заново!

Зазвенел телефон. На экране высветился номер Саида. Ну, наконец – то! Три дня не было от него вестей – не брал трубку и сам не звонил.

– Алло, Саид, почему ты не звонил? С тобой все в порядке?

– Здравствуйте. Прошу прощения, кем вы приходитесь Бугдаеву Саиду Халиловичу?

Я пришла в недоумение.

– А кто, вообще, говорит? Где Саид?

– Вы звонили на его телефон в течение трех дней. Могу я узнать ваше имя?

Внутри резко похолодело: что происходит?

– Я еще раз повторяю – кто вы? И почему вы звоните с телефона Саида? С ним что – то случилось?

– Это медсестра отделения терапии. Бугдаев – наш пациент.

Сердце учащенно забилось.

– Что с ним?

– Он попал в наше отделение с тяжелой формой пневмонии.

Меня начало трясти.

– Девушка, скажите мне его развернутый диагноз. Я – врач.

– Двусторонняя диффузная нижнедолевая пневмония неясной этиологии*. Он в очень тяжелом состоянии. Мы пытались дозвониться до его родственников, но при поступлении он заявил, что таковых у него не имеется. А в телефоне высветился только ваш номер. Остальные все какие – то заграничные.

– У него есть родители!

Идиот!

– Увидев кучу пропущенных вызовов от вас, мы решили с вами связаться.

Перед глазами все поплыло.

– Вы правильно сделали. Я его коллега. Меня зовут Марьям Руслановна. Назовите адрес вашей больницы.

Девушка продиктовала необходимые данные.

– Я постараюсь прилететь в ближайшее время. Насколько его состояние тяжелое?

Голос мой дрожал от беспокойства, рука, державшая телефон тряслась. Мне казалось, что я его не удержу и уроню на пол.

– Очень тяжелое. Кроме того, мы сделали ему необходимые анализы, и выяснилось, что у него лейкемия.

– У него хронический лимфобластный лейкоз. Но он в ремиссии уже четыре года.

– Марьям Руслановна я не знаю, откуда вы взяли такие данные, но мы сделали запрос в больницу, в которой он состоит на учете, и выяснили, что месяц назад у него случился рецидив. У нас даже имеется выписка. Вы должны прекрасно понимать, что это еще больше усугубляет тяжесть его состояния. Пожалуйста, постарайтесь вылететь как можно скорее.

Сердце болезненно сжалось при этих словах. Сделав глубокий вдох и выдох, я еле слышно выдавила из себя:

– Я поняла. Завтра буду у вас.

Отключившись, я схватилась за голову. Она буквально раскалывалась. Да что же это такое происходит! Только подумала, что все наладится, так очередная беда на подходе! Тяжело дыша, я старалась взять себя в руки. Нужно было срочно ехать к Саиду. Но что делать с Эрвиназой? Ее еще не купили, все висит на волоске! Кому будет звонить Белла? И сможет ли она достать это чертово лекарство…

На ватных ногах, я направилась в сторону кабинета заведующей.

А что, если Саид не выживет? При этой мысли сердце превратилось в маленький комочек боли и слабо запульсировало внутри. Сейчас, когда он снова появился в моей жизни, он не может исчезнуть безвозвратно!..

Рецидив месяц назад … боже, почему он мне ничего не рассказывает?.. Хронический лимфобластный лейкоз протекает не так тяжело, как острый. Но спустя четыре года рецидив – это не шутка.

Я постучалась в кабинет заведующей и вошла внутрь:

– Алина Расимовна, мне необходимо выехать в Челябинск. Я хочу написать заявление на отпуск без содержания, потому что не уверена, сколько дней буду отсутствовать.

Заведующая в изумлении посмотрела на меня, не понимая, что происходит.

– А с чего такая спешка? Могу я узнать причину?

– Человек, который мне очень дорог лежит в тяжелом состоянии в больнице. Мне позвонили и сказали, что я должна приехать.

Заведующая проницательно посмотрела на меня и понимающе кивнула, прекрасно догадавшись, о ком идет речь.

– Хорошо. Пиши. Я отнесу его в отдел кадров. И заказывай билет.

***

– Мы смогли стабилизировать его состояние. Но это ненадолго.

Я еле очнулась от состояния оцепенения, накрывшего меня и, сквозь пелену слез посмотрела на силуэт человека, говорившего со мной. Глаза не различали больше ничего, кроме отчаяния и боли.

– Понятно.

– Мы вызвали гематолога. Он скоро будет.

– Хорошо.

Я отвечала на автомате, абсолютно не улавливая смысл сказанных фраз и слов. Окружающие предметы и люди исчезли в бесконечном потоке нахлынувших мыслей и образов. Душу сковало стальными обручами, сердце превратилось в пыль, прекратив стуки и биение внутри.

Кошмар трехлетней давности повторялся вновь: коридор больницы, отделение реанимации, грань «между» и конец. В поезд сели трое. В поисках купе, где можно было бы приткнуться, путники нашли друг друга, и, крепко взявшись за руки, не отпускали до самого конца. Но судьба коварна! В момент солнцестояния, когда все залило светом и теплом, а глаза засияли радостью и блеском счастья, грянул гром, и на небе развернулась гроза – вспышка молнии и солнце исчезло …

Мой Музыкант. Саид. Столько монологов высказанных ночной тиши, объятой разрушающим дымом сигаретного яда. Несказанные слова – спрятанные в сознании мысли. Стук сердца, мысль, слово и тишина.

Жизнь совсем неоднозначна, как кажется на первый взгляд: черное не всегда – тьма, а белое – свет. У розы полно шипов, способных уколоть и заставить проснуться.

В тот самый момент, когда меня накрыла так называемая «тьма», я, абсолютно того не подозревая, двигалась к свету. Боль благословила сердце и исцелила душу. Она не позволяла моим чувствам превратиться в тлен. Она делала меня живой!.. Я не пыталась бежать от нее, потому что это бесполезно: она всегда следовала по пятам.

Перед глазами все плыло от слез: почему ты не рассказал мне всю правду с самого начала? Почему я не выслушала тебя, почему не дала шанса объясниться? Столько почему и ни одного ответа…

Как мы могли растерять самое важное и ценное, что было у нас – умение разговаривать и слышать друг друга? Вести диалог, понимая все с полуслова, когда одного взгляда достаточно, чтобы почувствовать то, о чем кричат глаза.

Слезы застилают взгляд, мои руки трясутся в страхе, что я потеряю тебя. Ты обвит этими ужасными трубками, твое тело накрыто белой простыней, напоминающей саван. Грудь еле дышит… даже на расстоянии я могу видеть, как твои легкие вздымаются в тщетных попытках схватить хоть небольшой глоток спасительного кислорода, упираясь в стену мучительной болезни. Сколько раз я видела во снах эту ужасную картину. Но реальность оказалась слишком жестока и невыносима…

Когда ты исчез на следующий день после смерти Сони, я предпочла обвинить тебя во всем, что происходит. Так было легче! Страдания обрели причину – у них появилось лицо. Я могла выплеснуть свою боль, освободить сердце.

Мне больше не приходилось просыпаться каждое утро и прислушиваться к ритму твоего дыхания. Я не вставала посреди ночи, чтобы убедиться в том, что ты не истекаешь кровью.

Мне было невероятно стыдно осознавать, что твое исчезновение принесло мне легкость и успокоение. Было гораздо проще назвать тебя предателем, выдумать оправдание горю, накрывшему меня, прикрыть страх потерять тебя обвинением в том, что ты меня бросил. Я больше не могла жить в этой боли. Не могла.

Я смотрела на бледное лицо Музыканта и застывала уже ставшей привычной глыбой ужаса и боли: каждый раз, когда я думала, что ты предал меня и бросил одну во тьме боли, маленький голосочек в отдаленном уголке сознания постоянно твердил о том, что возможно есть весомая причина твоего исчезновения. Но гордыня не могла позволить себе сдаться здравому смыслу – соратница боли, ее близкая подруга, сестра по духу – она запретила мне сделать шаг навстречу тебе, Саид и толкнула сердце в ледяные объятья равнодушия. У каждой услуги своя цена. Когда ты меньше всего ожидаешь, «былая защитница» разворачивает свое страшное лицо и показывает свою истинную природу: оскалив кривые зубы, она кровожадно вгрызается в израненное сердце с таким свирепым рвением, что отрывает все куски живой плоти.

Любовь действительно слепа: эта коварная, ненасытная гордыня, выпускающая ядовитый туман в глаза, полностью отняло мое доверие к тебе, Музыкант. Малейший неверный шаг, и я не смогла выбраться из ее капкана.

Я теряла тебя дважды. В первый раз, когда ты рассказал о том, что болен. В тот день я мысленно похоронила тебя. Ты никогда не узнаешь об этом, ведь этот монолог будет жить только в пределах моего сознания и не коснется твоего слуха. Я не могла мириться с мыслью о том, что ты можешь покинуть меня в любой момент! Исчезнуть, раствориться, остаться лишь болезненным воспоминанием в памяти – вечно кровоточащей раной в сердце…

Но ты снова появился! Ты вселил эту ужасную нелепую веру! Что настоящее доплывет до будущего и станет вечностью для нас обоих.

Сколько всего я хочу рассказать тебе, Музыкант! Как была счастлива, когда ты обнимал меня и прижимал к своей груди. Как наслаждалась моментами нашего тепла и близости: моя голова на твоей руке, уют, легким облачком накрывающий все мое тело. Как вернуть все это?

Я всхлипнула и стиснула зубы от боли. Лицо было мокрым от слез, грудь сдавило от неудержимого страха и предчувствия неминуемой беды.

Музыкант, я дышала тобой! Сердце стучало только твоими поцелуями.

Глухие рыдания подкатывали к горлу и мое тело трясло от холода и напряжения.

Я пытаюсь поймать твою руку, Саид, но у меня ничего не получается! Ураган безжалостных событий ускользает, уносит тебя прочь от меня, и снежная буря, накрывающая мою душу, воет диким зверем, мелкими крупинками льда застилая глаза, заставляя их прикрыться опухшими от горя веками…

Рыдания буквально душат меня изнутри. В горле стоит ком, не позволяющий мне шевельнуться ни одним живым мускулом.

Шмыгнув носом, я в отчаянии смотрела на трубку легочной вентиляции, с помощью которой Саид мог дышать. Перед глазами предстала отчетливая картина, как его лицо постепенно исчезает посреди бури. Внезапно в сознании что – то щелкнуло, и я резко вскрикнула: снежная буря! О, Господи!

***

– Вы обязаны дать ему это лекарство. Я знаю, что это верное лечение!

Я была взбудоражена – каждая клеточка тела от мозга костей до кончиков пят возбужденно подрагивала.

– Мы не можем принимать такие решения без консультации гематолога.

Волнение помогало мне усилить мой напор. Мне казалось, что, если сейчас мне на голову свалится огромная лавина снега, я не обращу на нее никакого внимания.

– Владлен Георгиевич, я – гематолог! Вы же прекрасно это знаете. Дайте ему Бисептол. Я уверена – он пойдет на поправку!

– Марьям Руслановна, я все это знаю. Но вы и меня поймите – если лечение окажется неправильным, это стопроцентный летальный исход. Пожалуйста, не надо хвататься за соломинку.

Почувствовав, бешеную ярость внутри, я буквально прорычала:

– Вы что не понимаете русского языка?! Я вам четко все объяснила! Какие здесь могут быть сомнения!

Меня била крупная дрожь. Сознание было на грани нервного срыва. Я абсолютно четко и ясно понимала, что диагноз мой верен и лечение снимет все симптомы пневмонии!

– Марьям Руслановна, вы сама врач и должны осознавать, что я не могу взвалить на себя такую ответственность. У меня есть жена и маленькие дети. Я не хочу лишить их единственного кормильца.

– Я напишу расписку о том, что снимаю с вас всякую ответственность. И вы сможете не переживать за свою семью!

Я буквально выплюнула ему это в лицо.

– Она не будет иметь никакой юридической силы, вы же знаете.

– У вас есть хоть немного сердца? Вы, когда получали диплом, давали клятву, что спасете каждую жизнь, которая будет в ваших руках!

В бешенстве вырвав историю из его рук и, достав оттуда рентгеновский снимок, я подбежала к негатоскопу*:

– Смотри сюда! Видишь легкие – все черные. Это называется симптом снежной бури или облаков. Потому что пнемоцистная инфекция закупоривает альвеолы, тем самым не пропуская кислород к легким! А так как это паразит – температура остается субфебрильной, что характерно для атипичной пневмонии. Пневмоцистная инфекция у здорового человека не возникает, потому что у него есть иммунитет. Но у раковых больных, особенно после химии возрастает риск заболеваний оппортунистическими инфекциями.

Мне казалось, что у меня глаза вылезут из орбит.

– Клиническая картина при этой пневмонии ужасная, потому что у больного нет макрофагов* и интерферонов*, чтобы истребить эту тварь. Но если дать больному Бисептол, выздоровление наступает уже через несколько дней. Пятый курс медицинского университета! СПИД, ВИЧ, РАК. Все сопровождается оппортунистическими инфекциями*. Включи мозги!

Если бы он посмел снова мне возразить, я бы набросилась на него с кулаками.

– Имей в виду – если он умрет, я тебя не то, что по судам затаскаю.

Угрожающе смотря на него, я медленно добавила:

– Я тебе каждую ночь в кошмарах сниться буду.

***

– Влад, прости. Мне ужасно стыдно за свое поведение.

Доктор кратко усмехнулся, и с иронией в голосе, ответил:

– Да я бы на твоем месте сделал тоже самое, Марьям. Хорошо, что ты снимок в негатоскоп поставила, я только тогда понял, что твой диагноз верен.

Я слабо улыбнулась в ответ и на усталых ногах пошла в сторону ординаторской. В эту ночь Владлен любезно предложил мне опочивальню всех дежурящих врачей больницы. Зайдя внутрь, я присела на диван и с невероятным облегчением откинулась на его спинку. Каждая клеточка моего тела ныла, будто после стокилометровой пробежки.

Неожиданно, зазвонил телефон. На экране высветилось имя Беллы. В голове словно прояснилось что – то. Эрвиназа!

– Алло. Прошу тебя, Белла, порадуй меня хорошими вестями.

С учащенно бьющимся сердцем, я умоляюще посмотрела перед собой.

– Алло. Привет. Прости, но не могу.

Резко выпрямившись, я села так, словно внутри закачалась стальная пружина.

– Что опять случилось?

– Мы в аэропорту. Ждем разрешения на ввоз лекарства.

– И в чем проблема?

– Не хватает десяти тысяч, чтобы оплатить пошлину. Десять процентов от стоимости препарата.

– У вас, что нет таких денег?

– Нет! Просто есть вещи, которые выше всяких планов. Называются – обстоятельства!

– В смысле?

– Машина, которая везет деньги, застряла в пробке. На дороге, к аэропорту произошла авария.

Белла устало вздохнула и добавила:

– Мы уже четыре часа здесь торчим.

– Что? Какая еще к черту авария, Белла! Этот препарат нельзя долго держать в таких условиях! Ты же прекрасно знаешь!

Сердце бешено билось о грудную клетку. Да что же это такое! Судьба решила проверить на прочность мою стрессоустойчивость за эти дни?..

– Знаю, Марьям!

Голос Беллы перешел на повышенные тона. Даже сквозь трубку телефона, я смогла почувствовать, насколько она взвинчена.

– Но, что я могу сделать! Мы не рассчитали немного с деньгами. Такое бывает! Тем более мы впервые всем этим занимаемся! Их уже везут. А препарат в контейнере. Я тебе отзвонюсь, как что – то измениться.

Белла так резко отключилась, что я вздрогнула от неожиданности. В недоумении уставившись на телефон, я подумала о том, что это, наверное, никогда не закончиться: только справишься с одной проблемой, на подходе уже другая. Почувствовав неимоверную усталость, я тяжело провела рукой по лицу.

Неожиданно, дверь в ординаторскую открылась и вошел Владлен.

– Марьям, твой пациент пришел в себя. Состояние стабильное.

Повернув голову при звуке его голоса, я почувствовала, как нервы буквально заскрипели от пережитых волнений. Слезы резко брызнули из глаз, и, не выдержав, я заплакала прямо в присутствии постороннего человека.

– Марьям Руслановна! Что я такого сказал? Ира – валерьянку!