скачать книгу бесплатно
– Что мне француженка! Я теперь сама всякой француженке нос утру. Плевать мне на француженку. Меня вон в настоящий большой театр приглашают, чтобы оперетку играть… – похвалялась Надежда Ларионовна, гордо вздернув носик. – Приехал антрепренер из провинции и предлагает четыреста рублей и бенефис. Да даст и больше.
Костя вспыхнул.
– Ах, Надежда Ларионовна, вот об этом-то я с тобой и хотел поговорить, – начал он. – Я слышал уже об этом от Лизаветы Николаевны.
– Отговаривать хотите? Не отговорите, – махнула рукой Надежда Ларионовна. – Сил не хватит.
– Да не я один. То же самое и твой антрепренер Караулов.
– Караулов – первый сквалыжник. Пусть даст пятьсот рублей и бенефис, да пусть мне в бенефис «Прекрасную Елену» поставит. А то ведь норовит вон на конфектах отъехать…
Сердце Кости болезненно сжалось, и он снова начал:
– Надюша, разочти: ведь он дает сто двадцать пять рублей и бенефис… Может быть, даст и полтораста. Не поедешь, так ведь и неустойки ему не платить.
– Ах, оставьте вы, пожалуйста! Мне из этого прокопченного театра-то только бы выбраться.
Костя встал, подошел к ней и украдкой шепнул:
– Ты меня пожалей. Ведь я без тебя с ума сойду.
– Да чего вы боитесь-то? Ведь я через три месяца обратно вернусь. Скажите на милость, какая ревность! – громко крикнула Надежда Ларионовна. – И уж когда вернусь, тогда другая цена будет.
– Да тебя и так оценят, и без отъезда оценят, – шептал Костя.
– Подите вы! Вы, кажется, с Карауловым-то заодно.
– Да ведь здравый смысл…
– Отстаньте.
– Да выслушай меня прежде. Ты проси у него двести рублей и бенефис. А бенефис Караулов тебе устроит такой, что тебе и от публики подарок будет.
– Золотой тоненький браслет с бирюзой, как Черкасовой поднесли? Благодарю покорно. Нет, нет, вы оставьте об этом… После поговорим. Ведь мы сегодня ужинать куда-нибудь поедем – ну там и поговорим. Тетенька! Да будет вам мех-то лизать! – крикнула Надежда Ларионовна на тетку. – Словно кошка или собака лижете. Вы лучше убирайте костюм-то в корзинку. А то новый костюм и зря по стульям валяется.
В дверях уборной стоял антрепренер Караулов, улыбался Надежде Ларионовне и бесшумно аплодировал, прикладывая ладонь к ладони.
Глава XX
– Прелестно, божество мое, прелестно, – говорил антрепренер Караулов, обращаясь к Надежде Ларионовне. – Сегодня вы превзошли себя. Я сидел в зале и дивился, дивился на вашу находчивость, когда вы после поднесения появились в шубе, накинутой на костюм. Выдумка шикарная. Знаете, теперь будут подражать вашей выдумке, будут нарочно выходить в трико и сверху в шубе. Очень эффектно вышло. Вся публика в восторге. Дайте ручку поцеловать.
– Было бы за что, – отвечала Надежда Ларионовна, делая серьезное лицо и пряча руки за спину. – Насчет жалованья сквалыжничаете, а сами лезете руки целовать.
– Я сквалыжничаю? Я? Да я грудь мою разорвал бы для вас, ежели бы не был стеснен долгами. Ведь только черту рогатому и не должен. От радости жид-то у меня в кассе сидит, что ли? Для украшения я его туда посадил разве?
Ведь его жиды кредиторы туда посадили, чтобы он выгребал для них полсбора.
– От ваших разговоров мне ни тепло ни холодно, – сделала гримасу Надежда Ларионовна.
– Погодите, будет и вам тепло, сделайте только, чтобы мне было чуточку потеплее. А сделать это вы можете, вас полюбила публика, сборы начались. Я пришел просить и слезно умолять, чтобы вы не принимали предложения Голенастова. Не ездите в провинцию, челом вам бью… – Караулов низко поклонился и хотел протянуть руку до полу, но покосился на стоявших в уборной двух статисточек и сказал: – Идите, миленькие, к себе. Нечего вам тут делать, дайте поговорить.
Те сконфузились и вышли из уборной.
– Первой актрисой вы у меня будете, – продолжал Караулов, обращаясь к Надежде Ларионовне после ухода статисток. – Все для вас сделаю.
– Пятьсот рублей и бенефис, – отчеканила Надежда Ларионовна.
– Невозможно этому быть, ангел мой… Чего невозможно быть, так зачем говорить? И с какой же стати с меня-то вы пятьсот рублей требуете, если соглашаетесь ехать к Голенастову на четыреста?
– Там большая сцена, там большие оперетки ставятся, а у вас вместо сцены курятник. Думаете, приятно мне свой талант на такой сцене губить? И наконец, кто меня здесь видит? Так какие-то… голоштанники.
– Вздор-с, вздор-с… Сегодня много офицеров приехало.
– У которых шиш в кармане.
– Тоже вздор-с… Интендантский полковник сидит, а у этого полковника два дома каменных. Наконец, сегодня два богатых купца… Один лесник, а другой на Калашниковской пристани хлебом торгует.
Костю покоробило.
– Надежда Ларионовна, да зачем вам богатые? – вставил он свое слово.
– Не ваше дело. Не суйтесь. Сидите и молчите.
Караулов опять продолжал:
– И ежели здраво посмотреть, то предложение Голенастова никакой вам выгоды не представляет.
– Мое дело, – отвечала Надежда Ларионовна.
– Нет, в самом деле… Вы рассчитайте: четыреста рублей только на три месяца – тысячу двести. Двести рублей мне неустойки должны заплатить, да на проезд в Курск потратитесь, потом назад.
– Зато цену себе подниму.
– Ложный взгляд, ложный взгляд. А у меня зиму и лето будете получать по сто двадцати пяти рублей да два бенефиса – зимой бенефис и летом. И все это сидя на месте, никуда не выезжая.
– Под лежачий камень и вода не течет.
– Неверный расчет, неверный расчет, – качал головой Караулов. – И наконец, примите в соображение, что у вас здесь обожатель, а там вы приедете в незнакомый город.
– Гм… Таких-то обожателей я там десятерых найду. Хорош обожатель! Только сегодня-то на хорошую вещь и расщедрился.
– Погодите, Надежда Ларионовна… Все вам теперь будет, все… Все, что только ваша душенька запросит, – сказал Костя.
– Слышали мы уж это, слышали. Когда-то еще улита поедет да когда-то приедет.
– Просите, Константин Павлыч, просите, – толкнул Караулов Костю.
– Да я уж и не знаю, как готов умолять.
– Не умолите. Съезжу на три месяца, помотаюсь там, вернусь сюда, так тогда смотрите, как меня ценить будете! – Незаметно.
Надежда Ларионовна сидела около открытой бонбоньерки, присланной ей перед спектаклем Карауловым и, не смотря ни на кого, равнодушно ела конфекты.
– Ну, хорошо, Надежда Ларионовна, я вам сто пятьдесят рублей в месяц дам! – сказал Караулов и махнул рукой. – Вы торгуетесь, как жид. Давайте четыреста и бенефис.
– Удавиться надо, если дать четыреста. Помилуйте, из каких доходов? – пожал плечами Караулов.
– На Соньку же вашу тратите рублей полтораста денег – вот эти деньги мне.
– Никогда… Ничуть… Софья Семеновна у меня в черном теле.
– Недавно еще ей бриллиантовую браслетку подарили…
– Да уж это так только… За верную службу… И то потому, что жиды в рассрочку дали.
– У вас все жиды… А по-моему, жиды – самые хорошие люди, коли они деньги и вещи в долг дают. Вот возьмите у них и для меня в рассрочку.
– Ах, какая барыня тяжелая! – вздохнул Караулов и прибавил: – Ну, вот что: возьмите себе два бенефиса в зимний сезон. Полтораста рублей в месяц и два бенефиса.
Полные два бенефиса берите. Только вечеровый расход вычту.
– Нет, далеко торговаться.
– Вы не шутите с бенефисами, Надежда Ларионовна. Вас теперь полюбила публика, и вы можете много в бенефис взять. Назначайте двойные цены.
– Если бы можно новые оперетки с новыми костюмами поставить, то другое дело, а то ведь у вас костюмы – трепаное старье.
– Найдем костюмы.
Поднялся со стула Костя, наклонился к Надежде Ларионовне и прошептал чуть не сквозь слезы:
– Оставайся, Надюша. Завтра я тебе лошадей помесячно найму, постоянных лошадей, квартирку тебе заново обмеблирую. Шлимович хотел мне мебели в долг достать.
Надежда Ларионовна подняла на Костю глаза и сказала:
– Врете вы, кажется.
– Ей-ей, все у тебя будет, что ты просила.
– Деньги-то вот за вчерашнюю тройку отдайте. Сегодня вечером уж извозчик ко мне приходил за деньгами.
– Вот, вот… Приготовлено. Завтра придет, так отдайте.
Костя распахнул бумажник и вытащил деньги.
Подошел Караулов.
– Так как же, Надежда Ларионовна? – начал он снова. – Решите мою судьбу. Только не губите. Дайте от вас сборами попользоваться.
– Да что вы с ножом к горлу пристали! – огрызнулась Надежда Ларионовна.
– Мой совет – оставаться тебе. Ну, куда тут ехать! – проговорила до сих пор молчавшая и курившая папироску тетка Надежды Ларионовны.
– Не ваше дело, тетенька. Не суйтесь. Ну, однако, что ж мы сидим? Константин Павлыч, ведите и угощайте ужином.
– Нет, уж сегодня позвольте мне предложить ужин, – засуетился Караулов.
– Вы? С какой же стати вы это сегодня расщедриваетесь? Или хотите ужином задобрить? Ошибаетесь. Тут не ужином пахнет.
– О, просто от полноты души и от сердца! Вы сегодня богиня, богиня шансонетки, – говорил Караулов. – Прошу вас и вас, Константин Павлыч. Хотите – здесь будем ужинать, хотите – поедем куда-нибудь.
– Здесь, здесь. Только чтобы вашей Соньки с нами не было, – сказала Надежда Ларионовна.
– Софья Семеновна позавидовала вашему успеху, раскапризничалась и домой уехала, – отвечал Караулов. – Прошу и вас… – поклонился он тетке.
– Нет, нет. Тетенька с костюмом домой поедет и дома поужинает. Не люблю я, когда хвост, – отвечала Надежда Ларионовна, толкнула Костю в бок и крикнула: – Ну идемте! Чего вы надулись, как мышь на крупу! Господи, как я не люблю таких кислых мужчин! Словно из него жилы тянут.
Они стали выходить из уборной.
– Надюша, хоть бы раз в жизни тетку-то покормили ужином в ресторане, – шепнула Надежде Ларионовне тетка, как-то боком подскочив к ней.
– Отстаньте вы, пожалуйста. Собирайте костюм и поезжайте домой. Константин Павлыч! Дайте ей на извозчика. У меня нет.
Костя вытащил из кармана рубль и дал.
Глава XXI
Антрепренер Караулов, Костя Бережков и Надежда Ларионовна, пройдя за кулисами, вышли в маленькую дверь, ведущую в коридор. В коридоре Надежду Ларионовну ждала овация. Там стояли молоденький офицерик, толстый интендантский чиновник с круглыми усами и прыщавый статский саврасик в пенсне. При появлении Надежды Ларионовны они из всей силы зааплодировали.
– Браво, браво! – басил интендантский чиновник.
Офицерик тотчас же подскочил к ней.
– Позвольте представиться. Переносьев, – начал он. – Затем позвольте выразить вам несказанную благодарность за то эстетическое наслаждение, которое вы доставили нам. Кстати, сообщите, когда ваш бенефис. Могу притащить к вам в театр массу товарищей, только пришлите билеты на мое имя. Вот моя карточка.
Сказано это было все быстро, за один дух. Офицерик шаркал ногами, кланялся и совал карточку. Для Надежды Ларионовны все это было неожиданно. Она попятилась, смутилась и не брала карточку.
– Я не знаю, право, когда будет мой бенефис. Лучше уж вы потом… Может быть, даже и не будет, – говорила она.
– Как? Вы даже не имеете и бенефиса! – рявкнул басом интендантский чиновник. – Да ведь это варварство! Мы заставим, заставим антрепренера дать вам бенефис! Кто у вас антрепренер?
– Я-с… – откликнулся, заикаясь, Караулов. – Мы и даем им бенефис, да они не берут-с…
– С какой стати? Позвольте, сударыня, с какой стати? Неужели же вы боитесь быть в накладе? Мы поддержим.
Считайте, за мной пять кресел.
– Поддержим, поддержим… – гнусил тоненьким голоском саврасик. – Позвольте отрекомендоваться: любитель искусств и театра…
