скачать книгу бесплатно
Волк
Робкий рассвет вычертил сонную лесную опушку и потухший костёр – картина просыпающейся жизни медленно проявлялась на осенней палитре мироздания. Первые лучи солнца, осторожно пробиваясь сквозь поредевшие кроны, нежно заигрывали с плотным миром. Иван неподвижно полулежал, используя ветки как матрас, а ствол берёзы – как удобную подушку. Ничто не в состоянии помешать сну смертельно усталого человека, но он вздрогнул и поморщился. «Папа, вставай!» – зашуршали кроны деревьев и осыпали лицо спящего пожелтевшей листвой.
Иван распахнул глаза и увидел огромного старого волка. Ледяной взгляд цепких глаз животного оценивающе сверлил человека, из оскаленной пасти стекала густая слюна, а расставленные в стороны лапы говорили о скорой атаке.
Одной секунды хватило Ивану, чтобы вскочить на корточки. Он ясно услышал, как закипели пузырьки адреналина в его крови, как они звучно лопались там, барабанили и били набат, призывая весь сонный организм собраться. Иван дрожал каждой клеточкой своего «Я», но не от страха – кураж захлестнул его с головой, и лицо перекосила злая усмешка.
– Ну, вот и всё… Спасибо! – Иван послал воздушный поцелуй в небо.
Пружина, до предела сжатая в его глубинах, разжалась мгновенно – с топором в одной руке и ножом во второй он выпрыгнул навстречу волку и замер. Чуть согнутые в коленях ноги забыли о пройденном пути и дрожали от неуёмной бодрости – левая впереди, правая плотно упиралась в землю. Человек и волк, такие разные и настолько одинаковые жители земли, рычали, не мигая глядя в глаза друг другу.
…Солнечные лучи насквозь пронизывали своим космическим жаром салон машины с находящимися в ней людьми.
– Петь, ну, чего он еле ползёт-то? Так и опоздать недолго! – Иван нервничал, едва плетясь за машиной такси.
Петя молча сидел рядом с отцом и спокойно смотрел в окно на раскалённый город и утомлённых жарой жителей. Такси ехало медленно, но вдруг так резко встало посередине дороги, что Ивану пришлось резко нажать на педаль тормоза. Петя повис на ремне безопасности, зажмурился и схватился за грудь. Иван нахмурился и ощупал сына:
– Больно?
Потирая грудь, Петя мотнул головой:
– Нет.
– У тебя всегда «нет», даже если очень «да»! Никогда не скажешь, что больно.
Петя засмеялся, продолжая растирать ушибленное место:
– Да нет, пап, всё нормально!
Через открытое окно таксист весело перекрикивался с другим таксистом, стоящим на обочине.
– Да что же он, гад, делает-то? – Иван несколько раз моргнул фарами и посигналил.
Водилы увлечённо разговаривали о чём-то своём, весёлом и смеялись, не обращая внимания на стоящую позади машину.
Иван открыл окно и громко крикнул:
– Так и будешь на дороге стоять?
Реакции водителя не последовало, но запустило почти неуправляемую реакцию Ивана. Резко выкрутив руль, Иван выехал на встречную полосу и, затормозив рядом с такси, выпрыгнул из машины:
– Мне на встречку из-за тебя вылезать, с…ка?!
Визжа видавшими виды покрышками, такси сорвалось с места. Иван вернулся за руль, но никак не мог успокоиться:
– Вот же, гадость какая! С…ка!
– Пап, да ладно… Всё нормально уже.
– Нормально? Да я чуть ремнём тебя не придушил из-за урода этого! – Иван взглянул на часы и прибавил газ.
– Папа, я, конечно, хочу быть на тебя похожим… Но ты постоянно на всех орёшь.
– Да, когда хоть? Вывел просто из себя таксёр этот недоделанный!
– Ага! А за мужиками по двору кто с бутылкой бегал и орал страшным голосом? – Петя строго смотрел на отца.
– Так они же сами напросились! Мне даже тебя с палкой пришлось на дорожке бросить… – Иван виновато взглянул на сына. – Но ты молодчина! Стоял как вкопанный – не упал!
Потянув за ниточку, Петя уже разматывал пёстрый клубок острых воспоминаний:
– А зимой у больницы вокруг машины за мужиком кто бегал? А? А?
– Блин, Петя… Уродов-то сколько вокруг! Так и норовят обидеть, – останавливая машину у поликлиники, Иван сконфуженно засмеялся, – стыдобища какая-то. Да, прав ты, Петя, прав, конечно: за нервишками следить нужно. Буду меланхоличен и спокоен, как холодильник!
Привычным движением Иван вытащил сына из машины, понёс к зданию поликлиники, но путь до её крыльца был привычно не прост. Огромные ямы, лужи и кучи строительного мусора представляли собой замысловатую полосу препятствий, но, когда все трудности казались преодолёнными, возникла новая преграда в виде автомобиля, припаркованного прямо у ступенек. Кто-то решил не утруждаться пешей прогулкой и полностью перегородил крыльцо. Иван негодовал:
– Петя, ну ты посмотри, что творит! Пнуть его, что ли? А… нет, нет, я же теперь холодильник. Полное ледяное спокойствие, – отец с сыном на руках боком протиснулся на крыльцо и добрался до дверей поликлиники.
– Папа, а зачем мы сюда приехали? – Петя крепко держался за шею отца и смотрел на него доверчивыми глазами.
– Да я и не знаю, мама забыла сказать! – выпучив глаза, Иван невинно рассматривал вытянувшееся лицо сына.
– Ну, папа, ты совсем, что ли, холодильник? – засмеялся Петя.
Искренний смех эхом прокатился по утреннему лесу. Казалось, что человек и волк целую вечность смотрели в глаза друг другу. Наконец волк, сведя в своём волчьем черепе все «за» и «против», попятился задом и как-то боком в два прыжка скрылся в густой чаще.
Иван опустился на землю. Пластиковая бутылка хрустнула и сжалась в его дрожащих руках, отдавая живительную влагу.
– Всё, это последняя… Больше воды нет, – Иван поднял голову вверх к бесконечно глубокому синему небу. Этот чистый кусочек вечного неба, окаймлённый жёлто-зелёной бахромой шевелящихся на ветру листьев, напоминал бьющееся сердце – здравствуй, сынок. С добрым утром, братан ты мой любимый!
Укладывая рюкзак, Иван постоянно бормотал, разговаривал с кем-то невидимым, а может быть, он говорил сам с собой, затем определил стороны света по отдельно стоящим деревьям и в последний раз посмотрел вверх, туда, где на ветру билось сердце.
– И, да, вот ещё что, сынок, – сам ты холодильник!
Ручейки всегда выводят к людям
Окружающий лес заметно изменился. Могучие деревья уступили место хилым деревцам и кустарникам. Теперь под ногами стелился мягкий ковёр зелёного мха, местами усыпанный красными бусинами клюквы и брусники.
– Ну вот, кто-то ягодки нам просыпал! – Иван лёг на живот и долго ползал по лесному ковру, выедая на нём большие проплешины.
Вскоре под ногами была уже не твёрдая поверхность, а хлюпающая субстанция, пересечённая умершими деревьями. Измученный путник то и дело падал, но поднимался и упорно шёл вперёд. Если бы вдруг (ну, всякое же в жизни бывает) другой путник повстречался ему в этой глуши и спросил, куда он идёт, то Иван бы не смог ответить на этот вопрос. Он бы даже не понял смысл вопроса, а, поправив лямки рюкзака, побрёл бы вперёд, спотыкаясь, падая и поднимаясь вновь.
В очередной раз, оказавшись в горизонтальном положении, путник вытер грязь с лица и дотронулся до затылка – пальцы сразу окрасились в красный цвет крови. Иван неуверенно усмехнулся и долго рассматривал лосиный рог, привязанный к рюкзаку, затем резко откинулся на спину. Тишину вечернего леса нарушил дикий, неестественный хохот, вскоре перешедший в истерику. Иван пытался что-то произнести, но смех душил его, отказывая в праве не то что говорить, а даже дышать по-человечески:
– А за… ха-ха-ха, а за… ха-ха-ха, а зачем он мне нужен? А-ха-ха-ха-ха… Куда я его так давно тащу? Ха-ха-ха-ха… Зачем? А-ха-ха-ха-ха! – хрипел Иван.
Схватившись руками за уставшее горло, Иван катался по мокрому мху, смеялся и плакал, пока совсем не выбился из сил. Сон, не раздумывая, принял наперсника в свои объятия и быстро перенёс его в родной дом, где маленький Петя, приставив кулачки к голове в виде рожек, бегал за папой по коридору.
– Папа, я лось! Я лось! У-ууу! – сын пробегает мимо стены, на которой уже много лет висит рог лося, бодает отца. – У-ууу, у-ууу!
Раскрасневшиеся и довольные ребята влетают на кухню, где мама Света готовит ужин.
– У-ууу, у-ууу! – вторит мама, подражая сыну.
Отец в панике падает на пол и пытается закатиться под стол, но сын крепко держит его в своих объятиях. Весёлый смех заполняет всё вокруг, и каждая молекула, каждый атом, всё составляющее этих счастливых людей смеялось и радовалось вместе с ними.
Полная луна, не заметив редкую поросль хилых деревьев, осветила грязное исхудавшее лицо Ивана, и без того светившееся блаженной улыбкой всеобъемлющего счастья. Он был далеко от этого места. Сейчас он был с сыном.
Очередной рассвет наполнил холодную росу разноцветными красками. Маленькие капельки ожили, засуетились, предвосхищая новый день, заиграли лучистыми бликами раннего солнца, передавая друг по дружке отражение спящего: «Соня, пора вставать!»
Лицо и руки спящего были густо облеплены толстыми, но вечно голодными комарами, не спешившими покидать бесплатную пирушку, но Иван их уже не замечал. С трудом поднявшись на ноги, он подошёл к болотистой луже, грузно упал на колени, зачерпнул пригоршню коричневой воды, выпил её одним махом, потом ещё и ещё. Жажда не унималась. Иван лёг на живот, опустил лицо в воду и замер. Ящерица суетливо забралась ему на спину и, тревожно озираясь, забегала в разные стороны, словно позабыв дорогу домой. Пройдя через водную преграду, звуки леса поменяли свою тональность, они стали намного глуше, растянутее и, наконец, сменились бодрым голосом Ивана:
– Раз – два! Раз – два!
Начало лета баловало первыми тёплыми днями. Угол леса ухожен, очищен от бурелома и сорных деревьев – видно, что за ним давно ухаживают заботливые руки. Естественную красоту разбавляли человеческие приспособления, предназначенные для культурного отдыха. Мангал расположился в стороне от большого круглого стола, окружённого деревянными лавочками. Качели, прикрученный между берёз турник и самодельные деревянные брусья никак не портили гармонию природы рукотворным вмешательством, а дополняли её ловким штрихом законченного творения. Отец и сыном усердно выполняют отжимания на молодой траве. А невдалеке от полянки, за прудом, виднеется синий забор загородного дома, рядом с которым вовсю цветут небольшие кусты сирени, чередуя белый и сиреневый цвета.
– Раз – Два! Достаточно. Попрыгали, потрясли руками, – Иван вскочил на ноги первым. – А теперь на турник! – подкинул шестилетнего сына на перекладину и ухватился сам. – Раз. Два. Трри.
– Четты-ырреее, – Петя исправно тянул подбородок к турнику.
Отец перекинул свою руку за руки сына, продвинулся на перекладине и обхватил ноги сына своими ногами, взяв на себя часть его усилий. Теперь они подтягивались вместе:
– Пять… Шесть… Семь… Восемь… Девять… Десять. Хорош!
Иван спрыгнул с турника и выставил вперёд руки:
– Прыгай, подстрахую. Хватит уже!
Петя согнул в локте более сильную правую руку, пытаясь подтянуться ещё. Отец слегка подтолкнул его кверху:
– Оддиинннаддццаать!
С трудом оторвав сына от перекладины, Иван повалил его на бархатную траву и сам упал рядом. Едва отдышавшись, он встал на руки, согнул их в локтях и резко выпрямил одновременно с махом всего тела. Оказавшись на ногах, отец схватил сына за ступни:
– Давай, сынок, побежали на руках!
Петя изо всех сил побежал вперёд, пока руки не подогнулись от усталости. Иван с ходу подхватил сына, сунул себе подмышку и побежал дальше, к пруду.
– Ну, Петька, братан, я подтягивался лучше всех, а ты у меня будешь самым сильным человеком на планете Земля! А теперь купаться! – размахнувшись, Иван закинул в воду визжащего от радости сына и сам прыгнул вслед, подняв сноп хрустальных брызг.
Вновь звуки стали приглушёнными, как не от мира сего, или не от мира того, с какой стороны посмотреть, а где есть кто, уже и не разобрать. «Буль, буль, буль, буль», – пузыри вырвались на поверхность лужи и взорвались, ломая картинку почти забытого прошлого. Юркая ящерица, будто вспомнив о доме, стремительно соскочила со спины Ивана и растворилась в родной стихии.
Сгорбленный человек встал на колени, вымыл лицо, шею, двукратным движениями рук зачесал волосы кверху. На четвереньках он подполз к рюкзаку, достал блокнот и задумался. Раздались странные голоса:
– Ты вчера палочку поставил?
– Я не знаю, – ответил себе Иван чужим голосом.
– А кто должен знать? – не унимался первый.
– Может, ты поставил?!
Первый голос:
– Нет. Не знаю.
Второй:
– Ну ты и дурак!
– Сам ты дурак! Ты же с собой разговариваешь!
– Ну и что здесь такого? – Иван нарисовал чёрточку, зачеркнул её, снова нарисовал и убрал блокнот в рюкзак. Затем поднял лосиный рог, поцеловал его и закрепил между двумя сёстрами-берёзками. Помахал рукой небу и продолжил свой путь. Быстро темнело, вскоре лес полностью провалился в черноту ночи, но ещё долго в кромешной тьме слышалось чавканье сапог по болотистой жиже и вторящий ему хриплый голос:
– Я сейчас, сейчас, сынок… Подожди немножко. Ты только не уходи никуда…
Тем временем в одном маленьком Волжском городе в кабинете полиции сидела заплаканная Светлана. Она вздрогнула, с надеждой посмотрела в сторону распахнувшейся двери, привстала со стула и села обратно. Женщина, офицер полиции, подписала принесённую распечатку и поставила свой штамп:
– Ладно, уговорили, какой уж день ходите, будем искать Вашего благоверного, – протянула лист бумаги, – вот ещё копию записки возьмите, которую сегодня нашли, оригинал мы оставляем у себя, – сложив руки в замок и упершись локтями в стол, дама наклонилась вперёд. – В розыск объявим, хотя знаю по многолетнему опыту, что скорее всего загулял он где-то и скоро сам объявится. У нас сплошь и рядом такое, а мамы, жёны панику разводят раньше времени!
Светлана вытерла слёзы платком:
– Но у нас же ситуация другая, по…
Офицер встала из-за стола и протянула лист:
– У всех ситуация другая! Я же сказала: «Будем искать».
Зарёванная Светлана, едва нащупав замочную скважину, вошла в пустую квартиру, опустилась на пол и протяжно завыла. Из её рук выпала ксерокопия и плавно легла рядом. На бумаге размашистым почерком мужа было написано: «Света, Саша, простите – так было нужно. Не ищите меня. Здесь я уже всё сделал». Дата и подпись.
Лес. Сумерки. Голодный костёр безуспешно пытался дотянуться до вкуснятины или хотя бы лизнуть сохнущие на палке носки. Поставив очередную черту в блокноте, Иван взял в руки банку с килькой.
– Ну что, Петь? Может, сожрём её всё-таки, а? Надоело любоваться!
Открытые консервы моментально вскружили голову самыми ароматными ароматами. Почти не пережёвывая, Иван заглотил содержимое банки, поперхнулся и закашлялся. Какое-то время он катался по земле, хватаясь то за живот, то за горло, потом лежал, свернувшись эмбрионом, пока не наступила сильная рвота. Тело сотрясалось от конвульсий, а перегруженный мозг разряжал в темноту вспышки ярких молний.
– Да нечем уже блевать, падла! – Иван сплёвывал и корчился от новых рвотных позывов, давился слюной и катался по земле. – Достал блевать уже, перестань…
Неожиданно он схватил топор и с силой метнул его в дерево, за ним полетел нож и вонзился рядом.
– Да что же я не сдохну-то никак?! Да сколько можно-то? Да на хрена это нужно??
Рыдания, причитания, плач, жалость к себе сотрясали грубо вырезанный кусок плотной материи. Этих стенаний не слышал и не чувствовал никто, даже сам Иван – они были вне зоны его доступа.
Видимый мир исчез, плавно погрузившись в темноту, и так же плавно из неё вышел. Костёр радовался, потрескивая припасённым с вечера завтраком, Иван лежал рядом с ним и еле слышно пел:
«Если я заболею, к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям (не сочтите, что это в бреду):
