скачать книгу бесплатно
– Как зовут супругу Лундышева?
– Серафима Сергеевна! – с готовностью отозвался рыжебородый блюститель благочиния.
– Проводите меня к ней, Иван Данилыч, – вздохнув, попросил сыщик.
Глава 3
Какая истина вам нужна?
Увидев сыщика в сопровождении околоточного, старший дворник молча оставил кухню. Серафима Сергеевна Лундышева подняла красные глаза. Илье Алексеевичу она совсем не показалась похожей на ветреную искательницу чувственных утех.
– Примите мои соболезнования, – начал он. – Известные обстоятельства принуждают меня обратить к вам несколько вопросов.
– Я понимаю, – сдерживая слезы, ответила женщина.
Ее голос был похож на гранатового цвета кашемир в тонкую рубиновую полоску.
– Кто эти двое в гостиной?
– Там мой муж…
– А второй?
Вдова замерла и уставилась куда-то в сторону.
– Это репортер Чептокральский… – наконец тихо вымолвила она; губы задрожали.
– Был ли третий?
Лундышева отрицательно качнула головой.
– Вы были знакомы с господином Чептокральским?..
– Да… – сказала она еще тише. – Он приходил несколько раз в библиотеку Общества поощрения женского художественно-ремесленного труда, это на Мойке… Я там работала.
– Почему оставили место?
– Александр Петрович не хотел, чтобы я надолго оставляла дом. Он… беспокоился…
– Ревновал? – прямо спросил Ардов.
Серафима Сергеевна кивнула, и по щекам опять покатились слезы; она приложила платок к глазам.
– Какие книги предпочитал репортер? – поторопился сыщик, опасаясь, что для такой мучительной беседы у несчастной женщины остается все меньше душевных сил.
– Он не брал книг…
– Зачем же он посещал библиотеку? – поднял брови Илья Алексеевич, хотя ответ был очевиден.
– Он оказывал мне знаки внимания…
Илье Алексеевичу было неловко выпытывать детали возможно имевшей место интрижки. Лундышева, как показалось, с большим уважением отозвалась о муже – очевидно, его мнение было для нее важно… Похоже, она его действительно любила, даже несмотря на преувеличенную ревность, которая, надо полагать, доставляла ей много страданий и добавляла в отношения болезненности. Легко представить, что какое-то проявление галантности на стороне могло невольно соблазнить ее измученное супружескими подозрениями сердце. Тем более если это был Чептокральский, который, как хорошо знал Ардов, если выбирал себе объект для соблазнения, становился просто одержимым.
– А что произошло здесь?
– Я никак не ожидала… Он ворвался в квартиру и вел себя как сумасшедший. Нес всякую чушь… Все повторял, что давно ждал этого часа… Я опомнилась, только когда раздался выстрел…
Ардов протянул записку, найденную у Чептокральского:
– Это вы писали?
Взглянув на клочок бумаги, женщина бросила на сыщика какой-то затравленный взгляд.
– Откуда это у вас? – вырвалось у нее.
– Записка найдена в жилете Чептокральского.
Лундышева захлопала глазами, кажется, хотела что-то сказать, но потом отвернулась к окну. По щекам потекли слезы.
– Дело выглядит так, будто вы пригласили любовника в дом, но муж вернулся раньше обычного и застрелил его в порыве страсти, – разъяснил Ардов, как можно описать обстоятельства со стороны. Он рассчитывал, что это побудит женщину привести аргументы в свою пользу.
– Я никого не приглашала, – наконец произнесла вдова.
Ардов с досадой сжал губы – по всей видимости, у собеседницы совершенно не осталось душевных сил для разумного обмена суждениями, и она приготовилась отдаться на волю истерического припадка.
– Я не слала ему никаких записок! – повысила тон Лундышева. – Ваши обвинения отвратительны! Вы слышите? – голос ее окреп и приобрел стальные оттенки. – Не смейте оскорблять меня своими низкими подозрениями.
– Я всего лишь желаю установить истину, – попытался было вернуть беседу в спокойное русло сыщик.
– Какая истина вам нужна? – закричала Серафима Сергеевна. – Я осталась одна! Одна! Без мужа! Моя честь растоптана! Что, что вы хотите здесь расследовать?..
Женщина подскочила и двинулась на Ардова, но вынырнувший из-за спины сыщика околоточный надзиратель Свинцов оттеснил ее обратно и едва не насильно принудил пить воду из стакана.
– Зачем… зачем мучить меня? – всхлипывала Лундышева, стуча зубами о стекло. – Я сама вижу, как… как это выглядит… Я допустила ошибку… неверно себя повела…
Понимая, что ничего полезного выведать более не удастся, Илья Алексеевич оставил квартиру и спустился на улицу.
Глава 4
Черный экипаж
К парадному подъезду уже набежали зеваки – слух об убийстве офицером любовника супруги быстро разлетелся по околотку. Городовой Пампушко лениво отгонял праздную публику, монотонно повторяя: «Разойдись… Не положено…»
Дворники в холщовых передниках уже грузили труп Чептокральского на забранную клеенкой подводу. Старший дворник Мошков руководил погрузкой.
– И часто этот господин к вам захаживал? – подойдя, поинтересовался Ардов, указав взглядом на покойника.
– Дык что уж… – Бросив давать советы работникам, Мошков с готовностью обернулся. – Захаживал…
Старший дворник как-то похабно хмыкнул и нервно подергал плечом.
– И всегда в отсутствие хозяина? – уточнил Илья Алексеевич.
Собеседник невольно бросил взгляд на окна во втором этаже.
– Известное дело. Как же тут при хозяине-то…
Ардов вздохнул и посмотрел на труп Чептокральского, который как раз накрывали замызганной дерюгой.
– Так-то плохого сказать не могу… – поторопился продолжить показания старший дворник. – Обходительный был… Шутил много…
Управившись с первым трупом, дворники отправились за вторым.
– Как вы узнали об убийстве?
– Дык, а как?.. – старший дворник занервничал, вспоминая происшествие. – Я как раз вот тут вот Егорке велел песочком присыпать, чтобы, стало быть, двор в исправности содержать… И тут, стало быть, слышу – бац! Бац! И крик такой, что поджилки затряслись. Матерь божия, думаю.
– Сколько выстрелов было?
– Два. И потом еще один.
– Всего, получается, три?
– Вестимо, три.
– Как вы поняли, где стреляли?
Вопрос ввел дворника в ступор. Он несколько мгновений хлопал глазами.
– Дык, а как… Сам-то Александр Петрович едва не бегом изволили к себе подняться… А там-то его, известное дело, какой гость ждал.
– А приход Чептокральского вы тоже видели?
– Дык, а как же? Для того и службу несем…
– Он был один?
– Репортер-то? Один, – с преувеличенной убежденностью заверил Мошков.
– А Лундышев?
– Лундышев-то? Вестимо, тоже один. Никого не было. Промчался вот так вот, – старший дворник взмахнул рукой перед лицом, – бурей! Я ему: «Здравия желаем, Александр Петрович», стало быть… Куда там!
Илья Алексеевич достал из стеклянной колбочки маленькую пилюльку – он все никак не мог избавиться от вкуса карболки во рту, а белые горошинки в таких случаях помогали успокоить рецепторы.
– Сам-то Александр Петрович, конечно, строгих нравов был… – продолжил дворник, с любопытством глядя на колбочку, которую сыщик привычным движением вправил в гнездо на кожаной наручи, стягивавшей левое запястье. – Горячий человек, да… Тут уж понятно…
– Что увидели наверху?
– Дык, а что?.. Один, стало быть, лежит бездыханно, второй – то же самое в креслах, а Серафима Сергеевна кричит смертным криком, болезная… Ну, я сразу к Ивану Данилычу – доложить, стало быть…
– В котором часу Лундышев обыкновенно возвращался со службы?
– Обыкновенно к ночи уж. Так-то не раньше девяти, но бывало и того больше. Много работал, да. Что уж говорить, военный.
– А сегодня раньше обычного пришел, верно?
Дворник на мгновение задумался и как-то испуганно взглянул на сыщика.
– Раньше, – с удивлением согласился он. – Да, раньше. Сегодня раньше обычного.
Мошков с восхищением уставился на сыщика, пораженный примером столь глубокого проникновения человеческой мысли в самую суть вещей, – ему показалось, будто господин расследователь только что на его глазах раскрыл преступление. Или уж как минимум существенно продвинулся в разгадке причин, приведших к трагедии.
К сожалению, это было не так. Илья Алексеевич пребывал в растерянности. Происшествие никак не складывалось у него в лишенную противоречий картину. По всем внешним приметам версия господина пристава выглядела единственно возможной, но в голове подобно мухам летали какие-то отдельные мысли, не позволявшие принять столь простое объяснение случившемуся.
Чиновника сыскной полиции тронул за плечо Свинцов.
– Илья Алексеевич, тут вот водопроводчик Ермолаев доложить желает, – сообщил он и властной рукой вытряхнул из-за спины щуплого мужичишку в грязном переднике с пуком серых волос на голове. Тот был явно под хмельком, но держался молодцом, не заваливался, только мутный взгляд никак не мог поймать лица собеседника и все норовил занырнуть в облака, откуда ему, возможно, подмигивали ангелы.
– Я, ваше благородие, у Колывановых как раз шаровой кран починял… поломка у них вышла, екстиль…
– Не тяни! – тряхнул подопечного Свинцов.
– Выхожу – и вижу, – продолжил Ермолаев, словно встряска перебросила в нем патефонную иглу на новое место, – стоит тут вот, у сарая… Не наш жилец, екстиль! Это я вам как паче всех человек окаянен есмь… – зачем-то перешел на покаянный канон водопроводчик и принялся горячо креститься.
Свинцов опять встряхнул Ермолаева.
– Вот так вот на меня зыркнул и пошел, убо[1 - Убо – стало быть (церк., стар.).], – завершил он доклад.
– Опять надрался? – счел нужным встрять старший дворник, чтобы господа чины полиции не подумали, будто во вверенном ему домовом хозяйстве отсутствует должный надзор за работниками и обслугой.
– Вот так вот! – повторил водопроводчик и снова выпучил глаза, опасаясь, что в первый раз недостаточно точно передал этот дикий взгляд опасного чужака.
– Как выглядел? – вместо сыщика задал очевидный вопрос околоточный и вновь мотнул свидетеля.
– Ухо! – тут же отозвался Ермолаев. – Повернулся он ко мне вот так вот, убо… Гляжу – мать честная! Уха-то и нет совсем, екстиль! Словно корова языком! Даждь ми, Господи, слезы, да плачуся дел моих горько… – опять принялся молиться пьянчужка.
– Одноухий? – встрепенулся старший дворник, уловив, что наблюдение вызвало интерес сыщика. – Как же, бывал! Пару раз захаживал к Александру Петровичу. В дом не поднимался, здесь ждал.
– Справа или слева? – спросил Илья Алексеевич.
– Виноват? – растерялся Мошков.
– С какой стороны шрам?
– Справа или слева? – словно желая перевести слова сыщика на низкий язык водопроводчиков, громко повторил вопрос Свинцов и в который уже раз тряхнул измученного допросом Ермолаева.
Тот повертел головой, припоминая, в каком ракурсе застал незнакомца, и попытался примерить увечье на себя.
