скачать книгу бесплатно
В то же время не стоит преувеличивать силу обновленчества, реализовавшегося в Кавказском крае в параметрах понятия «Модернизация» в 40–50-е гг. XIX столетия. Прежняя традиционалистская структура, не упраздненная и не подавленная настолько, чтобы перестать оставаться жизнеспособным механизмом ни в одной части Кавказа, не позволяла обновленчеству долгое время доминировать, незначительно сократив потенциал и силу прежней потенции, время от времени проявляясь в различных формах радикализма.
Кроме того, следует помнить, что общества, сумевшие сохранить наиболее архаизированные структуры, почти не восприимчивы к обольщениям материальных благ, так как экономическая составляющая здесь по своей природе малоактуальна, а потому применявшаяся система пропаганды модерна не срабатывала и оставалась чужой для мира устойчивой архаики. Модернизационные усилия князя М. С. Воронцова принесли плоды только в зоне относительного мира, там, где население успело прочувствовать и воочию увидеть позитивные результаты обновленчества, успело прикоснуться добровольно или невольно к феноменам мира модерна.
В силу того, что важным инструментом исторической науки после прецедентов, предложенных исследовательскому сообществу школой Анналов, сделалась междисциплинарность, на почве изучения Кавказа как части восточного историко-культурного ареала возникают многообразные исследовательские стратегии, объединенные единой идеологией научного анализа, базирующейся на принципах межкультурных коммуникаций.
В силу этого получение нового знания приобрело сложный и многогранный характер и открыло новые возможности проникновения, в сущности, исследуемых объектов путем привлечения взаимодополняющих исследовательских подходов, заимствованных у других научных дисциплин. Комплексность проблематики исследования обусловливала необходимость междисциплинарности, поскольку это дало возможность расширить инструментарий познания изучаемого объекта исторической реальности.
Следует добавить, что комплексность использования исследовательских подходов в определении сущностных сторон познаваемого объекта диктовалась потребностью выявления фундамента, существующей культурной, социально-психологической и иной специфики, которая выделяет Кавказ как особый культурно-исторический ареал и часть многонародного и поликультурного российского государства. Такой фундаментальной универсалией выступает переходивший из древности в современность традиционализм.
Ведя речь о традиционализме, автор имеет в виду прежде всего иерархию ценностей, которые опираются на авторитет истории, когда давность и постоянство определяют важность и ценность смыслосодержания в повседневном существовании каждого данного из кавказских народов.
Хотелось бы подчеркнуть, что позитивистские установки при взгляде на изучаемый объект и предмет исследований в большой степени позволили избежать политической и социальной ангажированности при получении результатов, в особенности тогда, когда всестороннему анализу были подвергнуты основные элементы системы Кавказского наместничества, воссозданного императором Николаем I в 1844 году.
Тщательному анализу подверглась деятельность наместнической администрации, формирование и принципы функционирования канцелярии наместника, ставшей штабом, генерировавшим и осуществлявшим всю номенклатуру идей и подходов по всему спектру социально-политической, экономической и культурной работы по преобразованию и модернизации Кавказского края, а также по вовлечению кавказского мира в систему ценностей и новых культурных смыслов имперского существования в Кавказском крае.
Сложность и многоаспектность содержания и характера управленческой деятельности князя Михаила Семеновича Воронцова в Кавказском крае, осуществлявшаяся с марта 1845 г. по октябрь 1854 г., а также сопровождавшие ее преобразования требуют привлечения самых разнородных по направленности и информативной насыщенности историографических источников.
Особую группу составили вопросы общетеоретического плана, позволяющие осмыслить и интерпретировать важные для данного исследования понятия и исторические факты, в том числе, например, понятия «Фронтир» и «Модернизация».
Немалый интерес представляют как отдельные работы[12 - Тернер Фредерик Дж. Фронтир в американской истории. М.: Весь Мир, 2009. 304 с.; Замятина Н. Ю. Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской и русской культурах // Общественные науки и современность. 1998. № 5. С. 75–89; White R., Limerick P. N. The Frontier in American Culture. Chicago, Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 1994; Басалаева И. П. Критерии фронтира: к постановке проблемы // URL: http://www.teoria – practica/ru/2-2012/philosophy/basalaeva (дата обращения: 12.08.2014).], так и отдельные разделы указанных работ, которые используются автором для создания своих конструктов кавказской истории с точки зрения указанной проблематики. Прежде всего, речь идет о том, что состояние социального пространства Кавказского края под воздействием внутренних и внешних сил трансформировалось, охватывая почти все сферы социального бытия, реализуясь в форме столкновения традиции и инновации.
Ф. Тернер первым из исследователей отметил существование феномена фронтира, как пограничной территории, для которой характерно состояние неопределенности, возникающее при соприкосновении разных по своему социально-культурному и социально-историческому содержанию. Фронтир, с точки зрения Ф. Тернера, – это «территория, социальные и экономические условия которой определяются идущим на ней процессом освоения» <…> «точкой встречи дикости и цивилизации»[13 - Тернер Фредерик Дж. Указ. соч. С. 14.].
Эту идею подхватили и продолжили осмысливать ряд других ученых, которые адаптировали ее к собственным научным конструктам[14 - Соболева Т. Н., Бобров Д. С. Современная российская историография концепции фронтира // Известия Алтайского государственного университета. Раздел История. 2011. № 4-1 (72); Агеев А. Д. Сибирь и американский Запад: движение фронтиров. М.: Аспек-Пресс, 2005 и др.]. Применительно к региону Северного Кавказа идею фронтира реализовывал американский исследователь Т. М. Барретт[15 - Барретт Т. М. Линии неопределенности: северокавказский «фронтир» России // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. М., 2000. С. 163–193.].
Анализ работ авторов досоветского, советского и постсоветского периодов российской историографии, а также иностранных наблюдателей, большей частью англичан (хотя не только их), освещавших многие стороны военно-политической ситуации в обозначенный период, дает возможность с разной степенью детализации рассмотреть существо исследуемых вопросов. Оставаясь на враждебных позициях в отношении России по кавказскому вопросу, иностранные авторы тем не менее позволили оценить исследуемую историческую ситуацию более объективно и сдержанно. Отталкиваясь от их полемического задора, мы можем получить представления о действиях наместника, какими они виделись третьей стороне.
Специфика военно-политических процессов, разворачивавшихся в Кавказском крае в 30–50-е гг. XIX в., их направленность, драматизм и результативность освещена в работах З. Д. Авалова[16 - Авалов З. Д. Присоединение Грузии к России. СПб.: ЗАО журнал «Звезда», 2009.], сборнике, составленном А. А. Каспари[17 - Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа. Издание А. А. Каспари. СПб., 1904. М.: Надыршин, 2010.], Д. И. Романовского[18 - Романовский И. Д. Кавказ и Кавказская война. Публ. Лекции, прочит. В зале Пассажа в 1860 г. Ген. Штаба полковником Романовским. М.: Изд-во ГПИБ, 2004.], Р. А. Фадеева[19 - Фадеев Р. А. Кавказская война. М.: Эксмо, 2003.], Н. А. Смирнова[20 - Смирнов Н. А. Мюридизм на Кавказе. М., 1963.], А. В. Фадеева[21 - Фадеев А. В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М.: Изд-во Академии СССР, 1956.], в совместной работе М. М. Блиева, В. В. Дегоева[22 - Блиев М.М., Дегоев В. В. Кавказская война. М.: Росет, 1994.], а также в монографиях каждого из них в отдельности[23 - Блиев М. М. Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации. М.: Мысль, 2004; Дегоев В. В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Изд. дом «Рубежи XXI», 2009.], Л. В. Выскочкова[24 - Выскочков Л. В. Николай I. М.: Молодая гвардия, 2003.], Я. А. Гордина[25 - Гордин Я. А. Зачем России нужен был Кавказ? Иллюзии и реальность. СПб.: Журнал «Звезда», 2008.], А. А. Епифанцева[26 - Епифанцев А. А. Будет ли новая русско-грузинская война? М.: Яуза, 2010.], Д. Баддели[27 - Баддели Д. Завоевание Кавказа русскими. 1720–1860. М.: Центрполиграф, 2007.], Э. Осли[28 - Осли Э. Покорение Кавказа: Геополитическая эпопея и войны за влияние. М.: Плюс-Минус, 2008.].
В то же время все работы перечисленных авторов не замыкаются на обозначенных аспектах и временны?х рамках, их содержательная составляющая гораздо шире указанных аспектов, потому автор использовал в данном случае только ту их часть, которая помогла ему исследовать военно-политическую ситуацию конца 30-х – середины 50-х гг. XIX века.
Содержательные моменты, связанные с пониманием роли и значения Даргинской экспедиции в горы тогда еще графа М. С. Воронцова летом 1845 г., освещены в работах целой группы авторов, отметивших важные черты исследуемого вопроса, подчеркивая неизбежность последовавших за ней перемен в общей стратегии покорения Кавказа[29 - А.-Д. Г. Поход 1845 года в Дарго // Военный сборник. Тифлис, 1859. № 5; Огарков В. В. Воронцовы. Их жизнь и общественная деятельность. СПб., 1892; Гордин Я. А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2000; Удовик В. А., Кацик В. О. Светлейший князь Воронцов. Человек. Полководец. Государственный деятель. СПб., 2000; Лисицина Г. Г. Даргинская экспедиция 1845 года в мемуарах современников // «Даргинская трагедия. 1845 год». СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2001; Клычников Ю. Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827–1840 гг.). Пятигорск, 2002.].
Роль Кавказского наместника как главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом и организатора военно-политической стратегии нового образца, реализовывавшуюся после похода в Дарго, многочисленные перипетии военного быта и военных действий по всей протяженности всех кордонных линий были выявлены после изучения работ авторов досоветского периода, часто непосредственных свидетелей и участников описываемых событий[30 - Щербинин М. П. Биография генерал-фельдмаршала князя Михаила Семеновича Воронцова. СПб., 1858;Горчаков Н. Вторжение Шамиля в Кабарду в 1846 г. // Кавказский сборник. Тифлис, 1879. Т. IV; Юров А. 1843 год на Кавказе // Кавказский сборник. Тифлис, 1882. Т. VI. С. 49; Он же. 1840, 1841 и 1842 годы на Кавказе // Кавказский сборник. Тифлис, 1886. Т. 10; Волконский Н. А. Трехлетие в Дагестане. 1847 г. // Кавказский сборник. Тифлис, 1882. Т. VI; Ржевусский А. 1845 год на Кавказе // Кавказский сборник. Тифлис, 1883. Т. VII; К. Обзор событий на Кавказе в 1846 году // Кавказский сборник. Тифлис, 1895. Т. XVI; Бобровский П. О. История 13-го Лейб-Гвардии Эриванского Его Величества полка за 250 лет. 1642–1892 гг. СПб., 1904; Немирович-Данченко В. И. Горе забытой крепости. Нальчик: Эль-Фа, 1998.].
Весьма ценными являются работы XIX в., освещающие ход событий Кавказской войны и быт горских обществ с противоположной стороны[31 - Казамбек М. А. О значении имама, его власть и достоинство // Русское слово. 1859. Кн. 3; Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1873. Вып. 7; Хроника Мухаммед-Тахира Ал-Карахи. О дагестанских войнах в период Шамиля. М.: Изд-во АН СССР, 1941; Хавжоко Шаукат Муфти. Герои и императоры в черкесской истории. Нальчик: Эль-Фа, 1994.], которые дополняются сведениями и интерпретацией происходившего в Кавказском крае в работах российских и зарубежных ученых более позднего времени[32 - Дегоев В. В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М.: Русская панорама, 2001; его же. Имам Шамиль: пророк, властитель, воин. М.: Русская панорама, 2001; Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа: в 2 т. Нальчик: Эль-Фа, 2001. Т. 2; Удовик В. А. Воронцов. М.: Молодая гвардия, 2004; Шишов В. А. Схватка за Кавказ. XVI–XX вв. М.: вече, 2005; Лапин В. В. Армия России в Кавказской войне XVIII–XIX вв. СПб., 2008; Покровский Н. И. Кавказские войны и имамат Шамиля. М.: РОСПЭН, 2009; Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М.: Крон-Пресс, 1998.].
Профессиональный взгляд на развитие военной стороны дела содержится в исследованиях военных историков второй половины XIX века Н. Ф. Дубровина и Д. И. Романовского, перу которых принадлежат обобщающие труды, посвященные истории присоединения Кавказа к России. Авторы рефлексируют данное событие с имперских позиций[33 - Дубровин Н. Ф. Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825–1864 гг.). СПб., 1896; Он же. История войны и владычества русских на Кавказе: в 6 т. СПб., 1888. Т. 6; Романовский Д. И. Генерал-фельдмаршал князь А. И. Барятинский и Кавказская война // Русская старина. 1881. № 2.].
Что касается освещения проблематики Восточной войны вообще и ее кавказского участка в частности, то существенную помощь в разработке данного аспекта оказали работы военных историков М. И. Богдановича[34 - Богданович М. И. Восточная война 1853–1856 годов: в 4 т. СПб., 1876. Т. 1.], А. М. Зайончковского[35 - Зайончковский А. М. Восточная война. 1853–1856. В 2 т. Т. 2. Ч. 1. СПб.: Полигон, 2002.], а также работы группы историков, которые высветили данную проблематику, увязав ее с международными событиями исследуемого периода[36 - Шеремет В. И. Османская империя и Западная Европа. Вторая треть XIX в. М., 1986; Тарле Е. В. Крымская война: в 2 т. М.: Изографус, Эксмо, 2003. Т. 1; Скрицкий Н. В. Крымская война. 1853–1856 годы. М.: Вече, 2006; Медяков А. С. История международных отношений в Новое время. М.: Просвещение, 2007; Дегоев В. В. Кавказ и происхождение Крымской войны 1853–1856 гг. // Кавказский сборник. М.: Русская панорама, 2008. Т. 5 (37); Он же. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Рубежи XXI, 2009.].
Дипломатия и разведка в руках М. С. Воронцова были весьма действенным средством борьбы за Кавказ. Приступая к освещению этой специфической стороны исследуемой проблемы, автор книги посчитал необходимым выявить сначала сущностную сторону дипломатии и разведки как специфического явления военно-политических действий, извлекая необходимый материал работ специалистов-дип-ломатов и разведчиков[37 - Камбон Ж. Дипломат. М., 1945; Военная разведка в России до 1917 г. // URL: http:// www. Agentura.ru /dossier/Russia/gru/imperia/do 1917 (дата обращения: 17.05.2014); Клаузевиц К. О войне. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003; Политическая разведка // URL: http: ru.wikipedia.org (дата обращения: 17.05.2014); Колпакиди А., Север А. Спецслужбы Российской империи. Уникальная энциклопедия. М.: Яуза; Эксмо, 2010; Попов В. И. Современная дипломатия: теория и практика. Дипломатия – наука и искусство: курс лекций. М.: Международные отношения, 2010; Рыбаков Ю. М. Дипломатия. М.: Восток-Запад, 2010; Военная разведка] // URL: http://ctacya.ru/wp-content/uploads/2012/12/Voennaya.razvedka/pdf (дата обращения: 17.05.2014); Черчилль У. С. Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии 1897–1900. М.: Эксмо, 2004.].
Особенности организации дипломатической службы и разведывательной деятельности, их проявления в условиях столкновения архаических обществ Кавказа, находившихся в культурном ареале восточной парадигмы, с имперским российским обществом, были выявлены, основываясь на работах Ф. А. Щербины[38 - Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. Т. II: История войны казаков с закубанскими горцами. Екатеринодар, 1913.], Н. А. Халфина и Е. Ф. Рассадиной[39 - Халфин Н. А., Рассадина Е. Ф. Н. В. Ханыков – востоковед и дипломат. М.: Наука, 1977.], В. М. Муханова[40 - Муханов В. М. Покоритель Кавказа князь А. И. Барятинский. М.: Центрполиграф, 2007.], Е. П. Кудрявцевой[41 - Кудрявцева Е. П. Русские на Босфоре: российское посольство в Константинополе в первой половине XIX века. М.: Наука, 2010.], А. А. Евдокимовой[42 - Евдокимова А. А. История стран Востока в Новое время. Ростов н/Д: Феникс, 2011.], фундаментальном труде коллектива историков РАН[43 - Колониальная система в XIX – начале XX в. // История Востока: в 6 т. М.: Восточная литература, 2004. Т. 4. Кн. 1.].
В этой связи также интересен был опыт англичан. Типическим образчиком, рисовавшим британский имперский подход в контактах с восточным миром, продемонстрировал У. С. Черчилль[44 - Черчилль У. С. Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии 1897–1900. М.: Эксмо, 2004.]. Этот подход в адаптированном к кавказским условиям виде трансформировался в деятельности князя М. С. Воронцова, который до конца жизни оставался англоманом и извлекал уроки из британского опыта в пользу России.
Все перечисленные историографические источники, несмотря на их разноликость, представляют для данной работы несомненную ценность, так как содержат обширный фактологический материал, предоставивший автору возможность реализовать интерпретацию, соответствующую его цели.
Вторую проблемную группу составили вопросы, связанные с административно-территориальными и правовыми преобразованиями, произошедшими в Кавказском крае за годы наместничества М. С. Воронцова. Вектор и этапы развития российской административно-правовой системы в условиях кавказских реалий первой половины XIX века освещены в работах целого ряда исследователей, которые выделяли не только сами усилия российской административной машины по переформатированию кавказского социально-политического пространства на имперский лад, но отмечали успехи и неудачи, возникавшие на этом пути, противоречия, выявившиеся в ходе реализации поставленных задач, между военным и гражданским ведомствами[45 - Дебу И. О Кавказской линии и присоединенном к ней Черноморском войске. СПб., 1829; Градовский А. Д. Собрание сочинений. СПб., 1899. Т. 1; Середонин С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 2; Эсадзе С. С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Т. 1; Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М.: Высшая школа, 1983; Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. М.: Мысль, 1989. Т. 5; Карамзин Н. М. Записка о Древней и Новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Наука, 1991; Клычников Ю. Ю. Деятельность А. П. Ермолова на Северном Кавказе (1816–1827). Ессентуки, 1999; Захарова О. Ю. Генерал фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи. М., 2001; Институт генерал-губернаторства и наместничества в Российской империи: в 2 т. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. Т. 1; Блиева З. М. Российский бюрократический аппарат и народы Центрального Кавказа в конце XVIII – 80-е годы XIX века: дис. … д-ра. ист. наук. Владикавказ, 2004; Лисицына Г. Г. «Гражданское управление краем, самое трудное…» // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX вв. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005; Маремкулов А. Н. Юридические формы политики Российской империи на Северном Кавказе в XVIII–XIX вв.: историко-правовой аспект. Ростов н/Д, 2005; Тарасов Б. Н. Черты правления Николая I // Николай Первый. Рыцарь самодержавия. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007; Омельченко Н. А. История государственного управления в России. М.: Проспект, 2008.].
Издержки и неудачи в становлении и функционировании имперского административно-правового механизма в Кавказском крае долгое время возникали из-за неоднозначности подходов, существовавших в правительственных кругах в отношении статуса Кавказа. Существо этих подходов и борьба идей и мнений вокруг них отражены в работах А. М. Зулькарнеева[46 - Зулькарнеев А. М. Закавказье для России: «колония» или губерния? Имперские проекты освоения региона 1820–30-х гг. // Уральское Востоковедение. 2008. № 3. С. 74–83.], Л. С. Гатаговой и Д. И. Исмаил-Заде[47 - Гатагова Л. С., Исмаил-Заде Д. И. Россия и Кавказ // Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М., 1998.], И. И. Якубовой[48 - Якубова И. И. Политика России на Северном Кавказе в системе международных отношений в XVIII – первой половине XIX в.: дис. … д-ра ист. наук. Нальчик, 2004.], А. Ш. Мильмана[49 - Мильман А. Ш. Политический строй Азербайджана в XIX – начале XX в. Баку, 1966.], в коллективных трудах обобщающего характера[50 - Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20–60-х гг. XIX в. М.; Л., 1936. Ч. 1; История внешней политики России. Первая половина XIX века. М., 1999.] и в антологии идей русских политических мыслителей[51 - Просвещенный консерватизм: Российские мыслители о путях развития Российской цивилизации: Политическая антология. М.: Грифон, 2012.].
Особую группу составляют работы, посвященные перипетиям сосуществования имперского законодательства Нового времени с бытовавшими на Кавказе обычно-правовыми нормами адатов и шариата, а также стремление российской стороны ослабить позиции шариата, покровительствуя адатам[52 - Ковалевский М. М. Современный обычай и древний закон: Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. М.: Тип. В. Гатцук, 1886. Т. 1–2; Кондрашова А. С. К проблеме отношения обычноправных норм и официального законодательства на примере правового развития Кавказа (вторая половина XIX) // Обычное право и правовой плюрализм. М., 1999; Ковлер А. И. Антропология права. М.: Норма, 2002; Мисроков З. Х. Адат и шариат в российской правовой системе: Исторические судьбы юридического плюрализма на Северном Кавказе. М.: Изд-во МГУ, 2002; Бочаров В. В., Рябинкин А. И. Обычное право в российском политическом дискурсе в периоды реформирования отношений собственности на землю // Журнал социологии и социально антропологии. 2005. Т. VIII. № 1.].
Наконец, не лишены интереса работы зарубежных авторов, представивших западный взгляд на российскую административную систему вообще, на деятельность М. С. Воронцова на Кавказе в частности, выделяя в том числе и административно-правовую сторону его реформаторских усилий. Оставаясь на позициях, близких русофобии, данные авторы в то же время в целом дают лестную оценку князю М. С. Воронцову[53 - McKenzie, Walter Pintner. Russian Economic Policy under Nicholas I. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1967; Rhinelander A. L.H. Prince Michael Vorontsov. Viceroy to the Tsar. Montreal & Kingston: McGill-Queens University Press, 1990; Уортман Р. С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В 2 т. М.: ОГИ, 2004. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I.].
Важную роль в преобразовательной деятельности князя М. С. Воронцова в Кавказском крае играла его команда, которую он сформировал из людей разного возраста, управленческого опыта, этнического происхождения, по большей части из людей военных, составивших канцелярию наместника. Именно эта организованная группа лиц, будучи главным штабом, который разрабатывал меры и способы воздействия на военно-политические, административно-правовые и социально-культурные процессы, пытаясь направлять их в русло имперского развития, была ответственна за все удачи и провалы эпохи воронцовского правления.
К числу работ, объектом внимания которых, в той или иной мере, были проблемы организации и функционирования управленческого аппарата наместнической администрации, следует отнести труды А. И. Левшина, М. Ф. Федорова, В. А. Матвеева, В. А. Удовика совместно с В. О. Кациком, Д. И. Олейникова, с. Н. Гаврова[54 - На память юбилея А. И. Левшина. СПб., 1868; Федоров М. Ф. Поездка князя М. С. Воронцова в Ставрополь 27 сентября 1845 г. Приложения к «Походным запискам» // Кавказский сборник. Тифлис, 1879. Т. 3; Удовик В. А., Кацик В. О. Светлейший князь Воронцов. Человек. Полководец. Государственный деятель. СПб., 2000; Матвеев В. А. Российский универсализм и этничность на Северном Кавказе (вторая половина XIX в. – 1917 г.). Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2008; Олейников Д. И. Бенкендорф. М.: Молодая гвардия, 2009; Гавров С. Н. Модернизация во имя империи: Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России. М.: Едиториал УРСС, 2010.].
Аспектам борьбы со злоупотреблениями в кавказской администрации и разбойничеством всех оттенков посвящены работы А. А. Фелькнера, А. Л. Зиссермана[55 - Фелькнер А. А. О деле флигель-адъютанта Копьева // Русская старина. 1873. Кн. 5; Зиссерман А. Л. По поводу кавказских воспоминаний М. И. Венюкова // Русский архив. 1884. Кн. 3; Толстой В. С. Характеристика русских генералов на Кавказе // Российский архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.). М.: Студия «Тритэ», 1996. Вып. VII.]. Кроме того, большой пласт социально-культурного и этнографического материала, проливающего свет на социокультурные основы жизненной стратегии и повседневных традиционных форм существования горских народов, содержится в целом ряде работ ученых-кавказоведов и выдающихся российских литераторов[56 - Петрушевский И. П. Джаро-Белоканские общества первой трети XIX столетия. Тифлис, 1934; Пушкин А. С. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года // Собр. соч. В 3 т. М.: Гослитиздат, 1962. Т. 3; Толстой Л. Н. Избранное. Л.: Лениздат, 1976; Дзидзария Г. А. Ф. Ф. Торнау и его кавказские материалы XIX века. М., 1976; Лермонтов М. Ю. Измаил-Бей // Сочинения: в 2 т. М.: Правда, 1988. Т. 1; Карпов Ю. Ю. Джигит и волк. СПб.: МАЭ РАН, 1996; Марзей А. С. Черкесское наездничество – «Зекуэ» (Из истории военного быта черкесов в XVIII – первой половине XIX века). Нальчик: Эль-Фа, 2000; Барановский Д. С. Причины разбоев, грабежей и других беспорядков в Закавказье и способы к их искоренению // Россия и Кавказ – сквозь два столетия. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2001; Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 2003; Карлгоф Н. И. О политическом устройстве черкесских племен, населяющих северо-восточный берег Черного моря // Ландшафт, этнографические и исторические процессы на Северном Кавказе в XIX – начале XX века. Нальчик: Эль-Фа, 2004; Дегоев В. В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности // Кавказский сборник. 2004. Т. 1 (33); Клычников Ю. Ю. «Хищничество» и «пленопродавство» на Северном Кавказе // История и культура народов Северного Кавказа. Сборник научных трудов. Пятигорск, 2005. Вып. 3; Клычников Ю. Ю., Цыбульникова А. А. «Так буйную вольность законы теснят…»: борьба российской государственности с хищничеством на Северном Кавказе (исторические очерки). Пятигорск-Армавир-Славянск-на-Кубани, 2011.]. В большинстве своем они содержат богатый фактический материал, а кроме того, там встречаются оригинальные наблюдения, интересные идеи, позволившие по-новому трактовать известные и устоявшиеся факты.
Особняком в этом ряду стоят многотомный труд известного военного историка В. А. Потто[57 - Потто В. А. Кавказская война: в 5 т. М.: Центрполиграф, 2006. Т. 1.] и двухтомный сборник, составленный из трудов российских историков и этнографов XIX века, переизданный в городе Нальчике, в составе которого наиболее интересными, с точки зрения исследуемой проблематики, являются работы П. Зубова[58 - Зубов П. Подвиги русских воинов // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа: в 2 т. Нальчик: Эль-Фа, 2001. Т. 2. С. 61–141.], П. П. Короленко[59 - Короленко П. П. Записки о черкесах. Род черкесов, владетельных князей Гаджемуковых // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа: в 2 т. Нальчик: Эль-Фа, 2001. Т. 1. С. 153–244.], К. Ф. Сталя[60 - Сталь К. Ф. Этнографический очерк черкесского народа // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа: в 2 т. Нальчик: Эль-Фа, 2001. Т. 1. С. 185–278.].
Надо отметить, что весь корпус перечисленных выше работ дал интересную и полезную информацию, позволившую избежать односторонности в суждениях и оценках, особенно о процессах, носивших этнографический оттенок.
Третья проблемная группа вопросов связана с различными сторонами экономического развития Кавказа в исследуемый период. Следует подчеркнуть, что экономическая тематика в истории Кавказа достаточно хорошо исследована учеными разных поколений, и к настоящему времени накоплен обширный фонд работ, содержащий самый разнообразный материал, в котором хозяйственная жизнь кавказских народов и колонистов представлена во всем разнообразии и многоцветии. Заслуживают внимания, прежде всего, базовые работы общетеоретического характера[61 - Le Goff J. Time, Work and Culture in the Middle Ages. Chicago, 1980; Шрадер Х. Экономическая антропология / пер. с англ. Е. А. Островской. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1999; Баррет Т. М. Линии неопределенности: северокавказский «фронтир» России // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. М., 2000; Сопленков С. В. Дорога в Арзрум: российская общественная мысль о Востоке. М.: Восточная литература РАН, 2000; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, V–XVIII вв. 2-е изд.; пер. с фр. Л. Е. Куббеля. М.: весь мир, 2006. Т. 1; Он же. Материальная цивилизация и капитализм / пер. с фр. Л. Е. Куббеля. М.: Весь Мир, 2006. Т. 2; Мэхэн А. Т. Роль морских сил в мировой истории. М., 2008; Гордин Я. А. Зачем России нужен был Кавказ. Иллюзии и реальность. СПб., 2008; Дживилегов А. К. История торговли (до XIX в.) // URL: http://az.lib.ru/d/dzhiwelegow_a_k/text_esbe_15_torgovlya.html (дата обращения: 17.05.2014); Мак-Нил У. Восхождение Запада. История человеческого сообщества / пер. с англ. 2-е изд. Киев: Ника-Центр, 2013.]. Отталкиваясь от содержащихся в них положений и идей, можно проследить как общие и универсальные процессы, которым подчиняется хозяйственная жизнь, так и те частные проявления, которые касались экономического развития Кавказа в целом и в отдельных его регионах.
Среди работ, освещающих экономическую тематику, следует также выделить те, в которых сделана попытка комплексного подхода в изучении как общей политики России в Кавказском крае, направленной на хозяйственное развитие края, так и все сопутствовавшие тому социальные, культурные и иные факторы и обстоятельства[62 - История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. – 1917 г.) / отв. ред. акад. А. Л. Нарочницкий. М.: Наука, 1988; История предпринимательства в России. М.: РОССПЭН, 2000. Кн. 1; История многовековых взаимоотношений и единения народов Дагестана с Россией. К 150-летию окончательного вхождения Дагестана в состав России / Институт истории, археологии и этнографии. Махачкала, 2009; Пылков О. С. Российская армия в трансформационных процессах на Северном Кавказе (конец XVIII – первая половина XIX вв.). Армавир: И. П. Шурыгин, 2011; Мунаев В. С. Северный Кавказа и Закавказье во время управления князя Михаила Семеновича Воронцова 1844–1854 гг. Ставрополь: Ставропольбланкиздат, 2012.].
Исследуя вклад князя М. С. Воронцова в развитие различных сфер экономики Кавказского края, а также сопутствующей инфраструктуры, хотелось бы отметить литературу соответствующего профиля, характеризующую социально-экономическую жизнь в разных частях Южного и Северного Кавказа[63 - Гранкин Ю. Ю. Наместничество и реализация стратегии экономического развития Северного Кавказа в 1844–1881 гг. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2011; Триус Л. И., Зюзин В. В. Исторический опыт развития связей в сфере экономики, культуры и быта между горцами Северного Кавказа, казаками и российскими переселенцами (конец XVIII–XIX вв.). Пятигорск: ПГЛУ, 2012.].
Значительный интерес представляют работы, анализирующие хозяйственное развитие сельского хозяйства, промышленности и торговли Грузии в течение первой половины XIX века[64 - Бакрадзе Г. К. Возникновение и развитие капиталистической промышленности в Грузии XIX в. Тбилиси, 1958; Гоголадзе Д. А. Капиталистические предприятия в сельском хозяйстве и промышленности дореформенной Грузии (1830–1864 гг.). Тбилиси, 1959; Бердзенишвили Н.А, Дондуа В. Д., Думбадзе М. К. и др. История Грузии. С древнейших времен до 60-х годов XIX в. Тбилиси: Госиздат учебно-педагогической литературы, 1962. Т. I. Гл. II. Разложение феодально-крепостнической системы и развитие буржуазных отношений в 30–50-х гг. XIX в.; Антелава И. Г., Орджоникидзе Э. Д., Хоштария Э. В. К вопросу о генезисе и развитии капитализма в сельском хозяйстве и промышленности Грузии. Тбилиси, 1967; Очерки истории Грузии / под ред. М. М. Гаприндашвили и О. К. Жордания. Тбилиси: Мецниереба, 1989. Т. V. Гл. II: Разложение феодально-крепостнической системы в сельском хозяйстве; Анчабадзе Ю. Д., Волкова Н. Г. Старый Тбилиси. Город и горожане в XIX веке. М.: Наука, 1990.], авторы которых подробно останавливаются на причинно-следственных связях активного экономического развития страны по мере утверждения там российских имперских порядков.
Социально-экономические преобразования в Восточной Армении представлены в работах М. А. Адонца, А. Белого (Бугаева), А. С. Симонян[65 - Адонц М. А. Экономическое развитие Восточной Армении в XIX в. Ереван: АН АрмССР, 1957; Белый А. Армения. Очерк, письма, воспоминания / сост. Н. Гончар. Ереван: Советакан грох, 1985; Симонян А. С. Интеграция Восточной Армении в Российскую империю в последней четверти XVIII – первой половине XIX в.: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2011; Исмаилова А. М. Промышленность Эриванской губернии во второй половине XIX – начале XX в. // URL: http://www/online-science.ru/m/products/istori_science/ gid176/pd0/ (дата обращения: 17.05.2014).]. Азербайджан отдельно не выделялся из Прикаспийского края, поскольку в первой половине XIX века как отдельный административный субъект не существовал.
Хозяйственное развитие Дагестана и Прикаспийского региона рассматривается в совокупности со становлением и развитием каспийского пароходства и портовой инфраструктуры, влиянием на них торговли, которая сделалась мощной стимулирующей силой для всего хозяйственного комплекса данной части Кавказа, что нашло отражение в работах И. В. Ровинского, Н. П. Гриценко, Е. Козубского, В. Г. Гаджиева[66 - Ровинский И. В. Хозяйственное описание Астраханской и Кавказской губернии по гражданскому и естественному их состоянию в отношении к земледелию, промышленности и домоводству, сочиненное по начертанию императорского Вольного общества. СПб.: Императорская типография, 1809; Петриченко К. Каспий, его промышленность и торговля // Морской сборник. СПб., 1862. № 8–9; Козубский Е. И. Памятная книжка Дагестанской области. Темир-Хан-Шура, 1895; Он же. История города Дербента. Темир-Хан-Шура, 1905; Хашаев Х.-М. Занятия населения Дагестана в XIX веке. Махачкала: Тип. Даг. ФАН СССР, 1959; Ахвердов А. И. Описание Дагестана // История, география и этнография Дагестана. М., 1958; Гаджиев В. Г. Роль России в истории Дагестана. М.: Наука, 1965; Гриценко Н. П. Роль российского торгового флота и портов Каспия в экономическом развитии Северо-Восточного Кавказа в первой половине XIX в. // Роль России в исторических судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII – начало XX в.). Грозный, 1983.].
Исследование экономических процессов и тенденций, которые развивались на территориях степного Предкавказья и Ставрополья, особенности, связанные с переселенческими слоями населения, казаками и их взаимодействием с местными народами, представлены в работах целой плеяды ученых-кавказоведов и коллективных трудах[67 - Ребров А. Ф. Зима 1844–1845 гг. на степях при-Кумских на Кавказе // Журнал сельского хозяйства и овцеводства. 1845. № 3; Верховец Я. Д. Садоводство и виноградарство в районе Кавказских минеральных вод 1825–1850 гг. Пятигорск, 1911; Фадеев А. В. Очерки экономического развития степного Предкавказья в дореформенный период. М.: Изд-во АН СССР, 1957; Чекменев С. А. Социально-экономическое развитие Ставрополья и Кубани в конце XVIII – первой половине XIX в. Пятигорск, 1967; Чекменев С. А. Переселенцы. (Очерки заселения и освоения Предкавказья русским и украинским казачеством и крестьянством в конце XVIII – первой половине XIX в.). Пятигорск: Кинт, 1994; Дон и степное Предкавказье (XVIII – первая половина XIX века). Ростов н/Д: Ростовский Университет, 1977; Невская Т. А. Связи русского населения Ставрополья с ногайцами и другими кочевыми народами в XIX в. История горских и кочевых народов Северного Кавказа в XIX – начале XX в. Ставрополь, 1980; Куприянова Л. В. Города Северного Кавказа во второй половине XIX века. М.: Наука, 1981; Очерки истории Ставропольского края. Ставрополь: Книжное издательство, 1986. Т. 1; Невская Т. А., Чекменев С. А. Ставропольские крестьяне. Очерки хозяйства, культуры и быта. Минеральные Воды: Кавказская здравница, 1994; Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. / под ред. В. Н. Ратушняка. Краснодар: Советская Кубань, 1996; Шеховцова Н. А. Развитие предпринимательства на Ставрополье и Кубани в XIX – начале XX века: автореф. канд. ист. наук. Ставрополь, 2002; Лазарян С. С. Становление предпринимательства в регионе КМВ. 1780–1917 гг. Пятигорск: Спецпечать, 2003; Дадашева И. А. Стратегия хозяйственно-экономического развития Северного Кавказа в период правления императора Николая I: автореф. дис. … канд. ист. наук. Пятигорск, 2006; Бабич И. Л. Экономическое развитие региона в XIX – начале XX в. // Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007; Емельянов О. Б. Земледелие в казачьих станицах Восточного Предкавказья в первой половине XIX века. Георгиевск – Новопавловск, 2007; Гангур Н. А. Материальная культура Кубанского казачества: в 2 т. Краснодар: Традиция, 2009. Т. 1; Клычников Ю. Ю. Алексей Федорович Ребров: страницы биографии. Пятигорск, 2011.].
Перечисленные авторы убедительно показали, что к середине XIX века земледелие стало основной хозяйственной специализацией казаков и крестьян-переселенцев, хотя и все другие виды сельскохозяйственного производства имели место и развивались параллельно с земледелием.
Развитию социально-экономических отношений в Кабарде, Осетии и Чечне в связи с колонизационными процессами уделено немало внимания в работах У. Лаудаева, А. П. Берже, И. Х. Тхамоковой, коллективных трудах чеченских и осетинских исследователей новейшего времени[68 - Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1873. Вып. 4; Берже А. П. Чечня и чеченцы. Грозный: Книга, 1991; Тхамокова И. Х. Русское и украинское население Кабардино-Балкарии. Нальчик: Эль-Фа, 2000; История Чечни с древнейших времен до наших дней: в 2 т. / рук. изд. М. М. Ибрагимов. Грозный, 2008. Т. 1; История Осетии: в 2 т. Владикавказ: Издательско-полиграфический центр СОИГСИ, 2012. Т. 2.].
Экономическая жизнь восточного побережья Черного моря отражена в работах А. В. Верещагина, А. П. Шевырева[69 - Верещагин А. В. Исторический обзор колонизации Черноморского прибрежья Кавказа и ее результат. СПб., 1885; Шевырев А. П. Русский флот после Крымской войны: либеральная бюрократия и морские реформы. М.: Изд-во Московского университета, 1990.].
Значительное количество исследований посвящено развитию путей сообщения в Кавказском крае, которые виделись как важнейшие артерии, способствовавшие становлению не только собственно экономической жизни края, будучи не только фактором военно-стратегическим, но также условием продвижения российской имперской цивилизационной парадигмы[70 - Замечания М. П. Щербинина о деятельности князя М. С. Воронцова на Кавказе // Русский архив. 1872. № 3–4; Краткий исторический очерк развития и деятельности Ведомства путей сообщения за сто лет его существования (1798–1898 гг.). СПб., 1898; Герман Р. Э. Формирование дорожно-транспортной инфраструктуры на Кавказе и в Кавказской (Ставропольской) губернии в конце XVIII – начале 60-х гг. XIX в. // URL: http://budetinteresno.info/kraeved/dorogikavkaz.htm (дата обращения: 12.08.2014); Федосеева Л. Д. Развитие путей сообщения на Северном Кавказе в XIX – начале XX в. // URL: http://do.gendocs.ru/docs/index-380952.html (дата обращения: 12.08.2014).].
Особо хотелось отметить литературу, посвященную исследованию собственно торговых отношений в Кавказском крае и связанного с ними целого набора факторов и последствий. Представленные авторы доказывают, что торговля в Кавказском крае для российского правительства виделась важнейшим средством, прежде всего, политического влияния, когда экономическая сторона играла роль дополнительную, второстепенную[71 - Семенов А. Изучение исторических сведений о Российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 год. СПб.: Тип. И. И. Глазунова и К*, 1859. Т. 1–3. Ч. 1; Клычников Ю. Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827–1840 гг.). Пятигорск, 2002; Ктиторов С. Н. История Армавира (досоветский период: 1839–1918 гг.). Армавир, 2002; Шкунов В. Н. История внешней торговли Российской империи с государствами Востока в XVIII–XIX вв. в исследованиях и документах: в 5 т. Самара: Поволжский филиал ИРИ РАН, 2008. Т. 1.].
Четвертая проблемная группа вопросов связана и освещает многочисленные аспекты социокультурных преобразований, которые происходили в Кавказском крае, результативность, формы и способы взаимодействия мира России с миром Кавказа. Наконец, важной стороной исследуемой проблематики становится общая оценка усилий, предпринятых российской стороной на Кавказе (в том числе князем М. С. Воронцовым). Перечисленная проблемная группа вопросов исследовалась давно. При этом внимание исследователей было часто сосредоточено не на всей совокупности исторических коррелятов, но каждый из них рассматривался в отдельности.
Историография социокультурной проблематики представлена большим количеством работ, освещающих аспекты колонизации и переселения в качестве фундамента, на котором стали строиться новые коммуникационные связи в Кавказском крае, связи новых этносоциальных элементов с элементами автохтонными[72 - Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869. Ч. 1; Берозов Б. П. Переселение осетин с гор на плоскость (XVIII–XX вв.). Орджоникидзе, 1980; Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX век) // Вопросы истории. 1995. № 9; Бурыкина А. В. Заселение Северо-Восточного берега Черного моря в 30–40-е гг. XIX в. в проектах Н. Н. Раевского, А. И. Будберга, М. С. Воронцова // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Материалы докладов IV Международного конгресса (г. Пятигорск 21–24 сентября 2004 г.). Пятигорск, 2004; Кипкеева З. Б. Абазины Северного Кавказа: внутренние и внешние миграции в XVIII–XIX вв. Ставрополь, 2005; Чернова-Деке Т. Н. Немецкие поселения на периферии Российской империи. Кавказ: взгляд сквозь столетие (1818–1917 гг.). М.: МСНК, 2008; Клычников Ю. Ю., Лазарян С. С. Внутренние миграции на Северном Кавказе как продолжение переселенческой политики российских властей в первой половине XIX века // Проблемы российской и европейской истории и историографии: общественно-политический и социально-экономический аспекты. Ученые записки / под общ. ред. В. П. Ермакова. Пятигорск: ПГЛУ, 2009. Вып. 12; Гранкин Ю. Ю. Из истории колонизации Северо-Западного Кавказа в 40–50-е гг. XIX века // Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа – III: Материалы региональной научно-практической конференции (г. Пятигорск 26–28 ноября 2010 г.). Пятигорск: ПГЛУ, 2011; Кауфман А. А. Переселение и колонизация. Государственная политика и крестьянское землевладение в пореформенной России. 2-е изд. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.].
Социокультурные связи предполагают также погруженность в конфессиональную среду, которая во многом предопределяет комплиментарность или антипатию между этническими сообществами. Эта сторона социально-культурных взаимодействий широко представлена в работах многих авторов[73 - Невзоров Н. Исторический очерк управления духовенством военного ведомства в России. СПб., 1875; Авксентьев А. В. Ислам на Северном Кавказе. Ставрополь: Кн. изд-во, 1984; Знаменский П. В. История Русской Церкви. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996; Церковь и армия // Журнал Московской Патриархии. 1999. № 8; Копарев Е. Военное духовенство на Кавказе // URL: http://rusk.ru/st.php?idar=47648 (дата обращения: 12.08.2014); Церковь и общество: 160 лет совместного служения на юге России. Ставрополь, 2004; Грузинский экзархат РПЦ // Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2006. Т. XIII; Мельник В. Ставропольской духовной семинарии 160 лет // Православная Осетия. 2006. № 5 (61); Бабич И. Л., Бобровников В. О., Соловьева Л. Т. Ислам и православное миссионерство в эпоху реформ и контрреформ // Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007; Матвеев О. В. «С крестом в руках между рядами солдат…». Из истории духовной жизни в укреплениях Черноморской береговой линии (30–50-е годы XIX века) // Кавказский сборник. Т. 5 (37) / под ред. В. В. Дегоева. М.: НП ИД «Русская панорама», 2008; Кулиев Фарман Мурувват оглы. Государственно-конфессиональные отношения на Северном Кавказе в конце XVIII – начале XX в.: автореф дис. … д-ра. ист. наук. Владикавказ, 2013.]. Достижения на этом направлении исследований значительны и несомненны, однако остаются аспекты, редко попадающие в поле зрения ученых, например, трудовая этика и предпринимательская деятельность старообрядцев (молокан и духоборов) Кавказа, хотя в целом проблематика старообрядчества и его роли в процессах колонизации Кавказа достаточно репрезентативна[74 - Н. Д. Прыгуны (Материалы к истории обрусения Закавказского края) // Отечественные записки. 1878. № 10–11; Пругавин А. С. Раскол и сектантство в русской народной жизни. М., 1905; Бонч-Бруевич В. Д. Избранные сочинения. М., 1959. Т. 1; Клибанов А. И. История религиозного сектантства в России. М.: Наука, 1965; Он же. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1973; Великая Н. Н. Взаимоотношения светских и духовных властей со старообрядцами терского левобережья в XVIII–XIX вв. // Вопросы северокавказской истории. Армавир, 2001. Вып. 6. Ч. 1; Семенов И. Я. История закавказских молокан и духоборов. Ереван: Авторское издание, 2001; Самарина О. И. Общины молокан на Кавказе: история, культура, быт, хозяйственная деятельность: дис. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2004; Кузмичев А., Керров В. Старообрядчество – источник российского капитализма // Экономика и жизнь. 2008. № 52 (9266); Он же. Старообрядческие предприниматели // URL: http://www.hist.msu.ru/labs/Ecohist/OB5/kerrov.htm (дата обращения: 12.08.2014).].
Социальные связи, их структура, существовавшие внутренние механизмы социализации и социальной мобильности, основные ценности социумов, а также перемены, наступившие в социальной системе Кавказского края с проникновением туда смыслосодержания, принесенного Россией, рассмотрены и представлены в работах большого количества ученых-кавказоведов[75 - Джавахишвили И. Политическое и социальное движение в Грузии в XIX в. СПб., 1906; Хоретлев А. О. Влияние России на просвещение в Адыгее. Майкоп, 1957; Добролюбов Н. А. Собр. соч. М.; Л., 1962. Т. 5; Грибоедов А. С. Сочинения в двух томах. М.: Правда, 1971. Т. 2; Панарин С. А. Позиционно-исторические предпосылки современной политической ситуации в Кавказо-Закавказском регионе // «Россия и Кавказ – сквозь два столетия». Исторические чтения. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2001; Августинович Н. По поводу статьи «О сближении русских с горцами на Кавказе» // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX вв. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005; Рясная Ю. О. Политика России и представители северокавказской горской элиты на службе Российского государства в первой половине XIX века: дис. … канд. ист. наук. Пятигорск, 2010.]. В контексте социокультурных проблем следует выделить работы, освещающие процесс и особенности межкультурных коммуникаций, постепенно оформлявшихся в социальном пространстве Кавказского края[76 - Зиссерман А. Л. Двадцать пять лет на Кавказе. СПб., 1879. Часть II: 1851–1856 гг.; Короленко П. П. Двухсотлетие Кубанского казачьего войска (1696–1896). Исторический очерк. Екатеринодар, 1896; Потто В. А. Два века терского казачества. Владикавказ, 1912. Т. 2; Пушкин А. С. Путешествие в Арзрум // Сочинения в 3 т. М.: Художественная литература, 1971. Т. 3; Андроников И. Л. Лермонтов. Исследования и находки. М.: Худ. лит-ра, 1977; Вилинбахов В. Б. Из истории русско-кабардинского боевого содружества. 2-е изд., доп. и испр. Нальчик: Эльбрус, 1982; Лермонтов М. Ю. Кавказец // Сочинения: в 2 т. / сост. и комм. И. И. Чистовой. М.: Правда, 1989. Т. 2; Туманова О. С. Межкультурные коммуникации // Культурология / под ред. проф. Г. В. Драча. М.: Альфа-М, 2003; Клычникова М. В., Клычников Ю. Ю. Вхождение Северного Кавказа в культурное поле России (1777–1864 гг.). Пятигорск: ИП Филиппов, 2006; Волконский Н. Семь лет в плену у горцев (1849–1856) // В плену у горцев. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2011. Вып. 4; Остахов А. А. Состояние военного искусства адыгов в XV–XIX вв.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Пятигорск, 2011; Шипов Н. История моей жизни. 1845 год // В плену у горцев. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2011. Вып. 5; Бязырова В. Кавказцы в аманатах. Сыны Кавказа в заложниках у российских захватчиков // URL: http://iron-adnan.Livejournal.com/21920.html (дата обращения: 12.08.2014); Малахов И. Аманат аманату – рознь // URL: http://www.priazovka.ru/straniczy-istorii/4178-amanat-amanatu-rozn (дата обращения: 12.08.2014); Нефляшева Н. Аманаты – политические заложники // URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/blogs/1927/posts/10334 (дата обращения: 12.08.2014).].
Кроме того, социокультурные проблемы настолько обширны, многоплановы и динамичны, что ни одно направление исследований не способно их исчерпать. Потому, исследуя социальную сторону существования людей в ареале кавказского мироздания, никак нельзя уходить от инструментов (институтов), при помощи которых обеспечивается функционирование и сохранение самой оригинальной социальной структуры, ее традиционности, или прокладываются пути для ее кардинального переформатирования.
Это направление исследований представлено работами, освещающими проблемы становления светской образовательной системы на Кавказе и всего комплекса культурно-просветительских учреждений[77 - Краснов М. Просветители Кавказа. Ставрополь: Тип. Губернского правления, 1913; Фарфоровский С. Дагестанская мусульманская школа // Журнал Министерства народного просвещения. 1915. № 11; Кумыков Т. Х. Жизнь и общественная деятельность Л. М. Кодзокова. Нальчик: Эльбрус, 1962; Яковкина Е. И. Замечательные люди на КМВ. Ставрополь: Книжное изд-во, 1962; Недумов С. И. Лермонтовский Пятигорск. Ставрополь: Книжное изд-во, 1974; Мужухоева Э. Д. Роль Ставропольской гимназии в развитии просвещения и общественной мысли Чечено-Ингушетии // Роль России в судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII – начало XX в.). Грозный, 1983; Гатагова Л. С. Правительственная политика и народное образование на Кавказе в XIX веке. М.: Россия молодая, 1993; Кумыков Т. Х. Кульура, общественно-политическая мысль и просвещение Кабарды во второй половине XIX – начале XX века. Нальчик, 1996; Стрелов В. И. Генезис народного образования в Ставропольской губернии (конец XVIII в. – 1860 г.) // Вопросы северокавказской истории: сборник научных статей аспирантов и соискателей. Армавир, 1998. Вып. 3; Бозиев Р. С. М. С. Воронцов и образование на Северном Кавказе (30–50-е гг. XIX в.) // Педагогика. 2000. № 5; Каймаразов Г. Ш. Мусульманская система образования в Дагестане // Ислам и исламская культура в Дагестане. М.: Вост. лит. РАН, 2001; Тункина И. В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII – сер. XIX в.). СПб., 2002; Муртазалиев С. И., Рагимова П. Ф. История конфессиональных систем образования Дагестана и общероссийские проблемы теологизации системы образования. Махачкала: РЦЭИ ДНЦ РАН, 2005; Ибрагимова З. Х. Чеченский народ в Российской империи: адаптационный период. М.: Пробел-2000, 2006.], благотворительности[78 - Бентковский И. В. Обозрение 27-летней деятельности Ставропольского женского благотворительного общества по учебному заведению Св. Александры. Ставрополь, 1887; Модзалевский Л. Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен: в 2 ч. СПб., 1899. Ч. 2.], лечебной и рекреационной среды для военных и гражданских структур[79 - Соколов М. Роман Сергеевич Четыркин и его время // Медицинский вестник. 1865; Столетие Военного министерства. 1802–1902 гг. Очерк развития военно-медицинского ведомства / сост. Н. И. Кульвин. СПб., 1908. Т. VIII. Ч. II.], которые были впервые привнесены в мир Кавказа или вырваны из первобытного состояния и доведены до высокого уровня европейского общества Нового времени.
Пятую проблемную группу составили вопросы, в которых выявляется оценка деятельности князя М. С. Воронцова его современниками и потомками, а также представлены сюжеты того множества разноречий, которыми окружено его кавказское наследие. Так или иначе, данной тематики касались А. П. Берже[80 - Берже А. П. Любитель Кавказа и Закавказья // Русская старина. 1874. № 5.], В. В. Дегоев[81 - Дегоев В. В. Три силуэта Кавказской войны // Звезда. 2000. № 9.], А. Л. Зиссерман[82 - Зиссерман А. Л. Фельдмаршал, князь А. И. Барятинский // Русский архив. 1888. № 10; Он же. По поводу полемики о князе М. С. Воронцове и Н. Н. Муравьеве как наместниках Кавказских // Русский вестник. 1874. № 11.], А. В. Тыркова-Вильямс[83 - Тыркова-Вильямс А. В. Жизнь Пушкина: в 2 т. 6-е изд. М.: Молодая гвардия, 2007. Т. 1.], М. П. Щербинин[84 - Щербинин М. П. Замечания о деятельности князя М. С. Воронцова на Кавказе // Русский архив. 1872. № 3; Он же. Биография генерал-фельдмаршала князя М. С. Воронцова. СПб., 1858.], которые занимали разные позиции в развернувшейся полемике. Изучив их доводы, как и мнения многих других лиц, автор пришел к выводу, что любой видный общественный и государственный деятель имеет как своих приверженцев, так и хулителей. Чем значительнее фигура такого деятеля, чем значительнее результаты и последствия его трудов, тем более пристрастно они оцениваются современниками и в особенности потомками.
Что же касается личности князя М. С. Воронцова, то его вклад в обустройство Кавказского края бесспорен, как и бесспорна его работа по укреплению основ Российской империи, что, в первую очередь, было поставлено ему в вину теми, кто сомневался в праве имперских властей на преобразовательные усилия в Кавказском крае, или был изначально, по разным обстоятельствам, противником императорской России.
В силу того, что любая классификация условна, носит характер заданности, вытекающей из исследуемой проблематики, автор данной книги отдает себе отчет в том, что какие-то моменты могут быть недостаточно акцентированы, но им не ставилась задача создать полное и всестороннее описание параметров изученной литературы. В то же время предпринятый обзор способен показать широкую научно-исследовательскую основу, на базе которой была написана данная книга, а полученные выводы подтверждаются опытом многих поколений российских исследователей.
Глава 2
Военно-политическая ситуация
2.1. Кавказский край в 1840-х гг
К середине 40-х гг. XIX века в северной части Кавказа Россия вдруг утратила свое стратегическое преимущество, которого с большим напряжением сил удалось достичь за многие предшествующие годы. Влияние и авторитет имама Шамиля достигли в горах своего апогея не только на территориях непосредственно ему подчиненных, но и за их пределами[85 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6464. Л. 43 об.]. Сороковые годы даровали Шамилю крупные успехи, в результате которых он получил большое подкрепление и новые силы, объединив под своей властью вольные общества Дагестана и Чечни[86 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6514. Л. 48 об. Замечания об успехах мюридизма в Дагестане.].
Полковник генерального штаба Д. И. Романовский, отмечая усиление солидарности среди горцев, в которой он видел одну из причин неудач российской стороны, писал, что «…опасность, грозившая независимости для всех обществ, сделалась очевидной, племенные раздоры должны были смолкнуть перед новым, общим чувством вражды к тем, кто покушался на вековую свободу кавказских племен. <…> А относительное к нам географическое положение кавказских горцев, которых в первое же время войны мы окружили со всех сторон, ускоряло распространение между ними убеждения в необходимости соединиться для совокупного отпора»[87 - Романовский Д. И. Кавказ и Кавказская война. Публ. лекции, прочит. в зале Пассажа в 1860 г. Ген. Штаба полковником Романовским. М.: Изд-во ГПИБ, 2004. С. 174.].
Отдавая дань справедливости, бывший до 1843 г. командующим Отдельного Кавказского корпуса генерал Е. В. Головин писал в Петербург: «Можно сказать утвердительно, что мы еще не имели на Кавказе врага лютейшего и опаснейшего, как Шамиль. Стечением обстоятельств власть его получила характер духовно-военной, той самой, которою в начале исламизма меч Мухаммеда поколебал три части вселенной»[88 - Акты, собранные Кавказской археографической комиссией (АКАК). Тифлис, 1884. Т. IX. С. 346; РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 719. Л. 2–6.].
«Искрой, брошенной в порох»[89 - Романовский Д. И. Указ. соч. С. 174.] сделалось учение мюридизма, которое, благодаря энергии и способностям людей, возглавлявших его, «в короткое время успело соединить разнородные кавказские племена в один народ»[90 - Там же. С. 180.].
Верно оценив главные свойства горцев, «их врожденную страсть к войне и высокоразвитое в них чувство справедливости»[91 - Там же. С. 191; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6514. Л. 48 об. Замечания об успехах мюридизма в Дагестане.], Шамиль на этих принципах и свойствах основал и всю систему своего управления в горах.
К этому примешивается растущая популярность «горного льва», как верного и бескомпромиссного воина ислама, в соседнем с южными российскими пределами исламском мире.
Несмотря на большие и быстрые успехи Шамиля, со стороны главного тифлисского начальства не только «не было принято никаких энергических мер, а напротив, исходящие оттуда распоряжения были крайне нерешительны»[92 - Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2003. С. 35.]. Следствием стала необходимость бросить Аварию, а общая ситуация была такова, что «едва не потеряли всего Прикаспийского края»[93 - Там же.].
Представители российской военно-бюрократической элиты были обескуражены неожиданным поворотом событий и считали неудачи начала 40-х гг. XIX века на Северном Кавказе большей частью стечением неблагоприятных обстоятельств, чем просчетами или недосмотром со стороны российских властей. Как минимум уже 10 лет существовали одобренные высшими властями планы, разработанные в штабах А. П. Ермолова, И. Ф. Паскевича или барона Г. А. Розена, направленные на покорение горских обществ[94 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6334. Л. 82–82 об.; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6288. Л. 7–25.].
Многим чиновным людям виделась в упорстве горцев «глупость неразумных туземцев». В частности, военный министр А. И. Чернышев в докладе на имя императора в 1844 г. писал: «Не имея понятия ни о пространстве, ни о могуществе России, эти дикари полагают, что войсками Кавказского корпуса ограничиваются все военные способы наши. Ободряясь временными успехами, они охотно внимают некоторым властолюбцам, которые поощряют их к упорному сопротивлению уверением, что по недостатку средств мы вскоре откажемся от всяких притязаний на утверждение владычества нашего в горах»[95 - Смирнов Н. А. Мюридизм на Кавказе. М., 1963. С. 189.]. Военный министр считал, что отрезвляющим фактором для жителей гор станет появление в Чечне и Дагестане новых контингентов российских войск. Это окажет «глубокое влияние на умы горцев, которые поймут невозможность противиться России»[96 - Там же.].
Император Николай Павлович стал проявлять нетерпение. Он не понимал и не принимал объяснений кавказских и петербургских начальствующих лиц, искавших оправданий неблагоприятного для русских поворота событий в кавказских делах.
Ко всему он опасался осложнений, связанных с происками англичан, которые после известных событий со шхуной «Виксен»[97 - Дегоев В. В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Рубежи XXI, 2009. С. 104–108; Белл Д. Дневник пребывания в Черкесии: в 2 т. / пер. с англ. К. А. Мальбахова. Нальчик: Эль-Фа, 2007. Т. 2. С. 193–213; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 179.] искали повода для вмешательства в кавказские дела, чтобы поквитаться с Россией, а заодно и турки могли бы посчитать сложившуюся ситуацию подходящей для открытия интервенции в пределы Кавказа.
К этой мысли его подталкивала русофобская истерия, которая сделалась повседневным явлением в британской прессе, британском парламенте и британском обществе. Николай I считал, что такая истерия «может быть прелюдией к более воинственным шагам»[98 - Осли Э. Покорение Кавказа: Геополитическая эпопея и войны за влияние. М.: Плюс-Минус, 2008. С. 76.].
В Петербурге в продолжение нескольких лет, с конца 30-х гг. царило недоумение, постепенно перерастающее в негодование, сопровождаемое чехардой назначений и смещений главноуправляющих Кавказским краем, которым, казалось, не видно будет конца.
Император Николай I лишился терпения настолько, что «двор пытается самостоятельно руководить военными операциями. Николай I по-прежнему уверен, что все дело в правильном применении сильной власти, и дает все новые неосуществимые поручения»[99 - Осли Э. Указ. соч. С. 180; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6482. Л. 6–8 об.].
По всему Кавказу, прежде всего в его северо-восточной части, стычки русских войск с горскими отрядами следуют одна за другой[100 - ЦГА РСО-А. Ф. 290. Оп. 1. Д. 19. Л. 28–29; Тускаев. Дело 3 марта 1843 г. под гор. Моздоком // Терские ведомости. 1910. № 161. 28 июля. С. 2; Он же. Дело 3 марта 1843 г. под гор. Моздоком // Терские ведомости. 1910. № 162. 29 июля. С. 2.], и далеко не всегда российская сторона выходит из них победителем, во всяком случае, победы достаются более дорогой, чем прежде, ценой. Вся Чечня охвачена восстанием[101 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6478. Л. 73–93; ДГСВК. С. 412–423.].
Людские потери приобрели чрезвычайный характер. Если в XVIII – начале XIX вв. ежегодные боевые потери регулярных частей и казаков исчислялись десятками, то в 1830–1840-е гг. счет пошел на сотни, а затем и на тысячи человек[102 - Лапин В. В. «Убедить непокорные племена в превосходстве нашего оружия…» Военные планы покорения Кавказа // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX в. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005. С. 9.].
Существовавшая тогда практика дробить силы на малые отряды при наличии «инициативного противника» в 1840-е гг. в Дагестане обернулась катастрофой. Отряды имама напали на российские гарнизоны, зажатые со всех сторон в крепостях и отрезанные от основных сил армии. Несмотря на героизм и отчаянное сопротивление, многие из них не выдержали многодневной блокады и штурмов и прекратили свое существование, потеряв всех своих защитников, павших в борьбе с горцами. Стратегическая инициатива перешла в руки Шамиля, который к концу 1843 г. фактически овладел всем Дагестаном.
Мюриды захватили большинство горных перевалов и проходов, связывавших между собой Дагестан и Чечню, что позволяло им оперативно реагировать на передвижение русских войск и эффективно противоборствовать в их попытках проводить наступательные операции в горах.
В конце июля 1842 г. потерпела неудачу экспедиция генерала П. Х. Граббе в Ичкерию[103 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6471. Л. 74–74 об.]. Это событие в ряду других неудач сильно обеспокоило Николая I, так как всякая неудача российской стороны увеличивала силы ее противников, придавала новой славы имаму, увеличивала его влияние среди единоверцев и отодвигала окончательную победу в область неопределенности.
Под сильным впечатлением от произошедших неудач император выказал военному министру свое неудовольствие. Военное министерство, в свою очередь, уведомило командование Отдельного Кавказского корпуса о том, что «Его Императорское Величество высочайше повелеть соизволил наистрожайше предписать всем частным начальникам на Кавказе, дабы они отнюдь не предпринимали никаких экспедиций или поисков для наказания горцев, но, оставаясь в полной готовности, отразить всякие их против нас враждебные покушения, усугубили свои старания ко внутреннему устройству покорившихся племен и к склонению прочих следовать их примеру»[104 - Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20–50-х гг. XIX в. Сборник документов (ДГСВК). Махачкала, 1959. С. 360; ЦГА РСО-А. Ф. 290. Оп. 19. Д. 2. Л. 19–23.].
На восточном побережье Черного моря, в лесах, покрывающих горы, свою войну против Российской империи развернули многочисленные черкесские племена. До 1837 г., примерно, в горах Северо-Западного Кавказа проходили народные собрания, на которых черкесы пытались определиться с тем, как реагировать на приближение границ Российской империи к их племенным территориям. Турецкие и британские эмиссары уже давно их склоняли к развертыванию тотальной войны против русских, но среди черкесов не было согласия. Многие с недоверием относились к турецким посулам, подозревая их в корыстном интересе, стремлении навязать им тяготы османского покровительства. Что касалось русских, то пока те оставались в открытом море, пытаясь ограничивать их контакты и торговлю с османской стороной или представителями других государств, недружественных России, то российские действия не казалась черкесам угрожающими.
Все изменилось после того, как российская сторона начала строительство вдоль побережья крепостей Черноморской кордонной линии[105 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6380. Л. 32 об.]. К этому российскую сторону подтолкнули не только нужды внутреннего характера, вызывавшиеся ходом взаимодействия с горцами, но и нужды внешнеполитические. «В это время из-за махинаций печально известного Давида Уркуарта и его эмиссаров Белла и Лонгсуорта англичане стали раздражать русских, подстрекая <…> племена черноморского побережья. Они вселяли в них ложные надежды на британскую интервенцию и снабжали оружием и снаряжением»[106 - Баддели Д. Завоевание Кавказа русскими. 1720–1860 / пер. с англ. Л. А. Калашниковой. М.: Центрполиграф, 2007. С. 252; РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 719. Л. 2–6.].
Необходимо было показать европейским державам и, прежде всего, Британской короне, не признававшей установлений России в Восточно-черноморском побережье, что Западный Кавказ есть часть Российской империи. Тем самым прекратить настойчивые спекуляции британцев поднимать вопрос о существовании некоей «Свободной Черкесии», которой необходима помощь цивилизованных стран, только и способных защитить ее от притязаний «русского тирана»[107 - Дегоев В. В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Рубежи XXI, 2009. С. 109; РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 44.].
Вожди основных черкесских племен приняли решение о мобилизации своих сил для повсеместного противодействия русским. С февраля 1840 г. черкесы начинают скоординированное наступление на крепости Черноморской береговой линии. В этих событиях с черкесской стороны проявляет себя своей дерзостью и непримиримостью Хаджи Берзек. «Его удаль равна только его жестокости: когда он, наконец, захватывает форт Лазаревский, он обезглавливает всех его защитников»[108 - Осли Э. Указ. соч. С. 185.].
По этому поводу был рапорт генерала Н. Н. Раевского к генерал-адъютанту П. Х. Граббе, в котором он сообщал, что в укреплении Лазаревском находилось всего 30 человек под ружьем. Контр-адмирал Л. М. Серебряков, узнав об этом, немедленно отправил «все, чем мог располагать, т. е. 30 человек из Геленджикского гарнизона. <…> Сие подразделение погибло с Тенгинскою ротою, составлявшею гарнизон форта Лазарева»[109 - АКАК. Т. IX. С. 465.].
Вскорости были захвачены черкесами форты Головинский, Вельяминовский, Николаевский и покрывший себя героической славой рядового Архипа Осипова форт Михайловский[110 - Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа. Издание А. А. Каспари. СПб., 1904. М.: Надыршин, 2010. С. 390–393.].
Несмотря на эти их успехи, черкесы действовали не так слаженно и единодушно, как чеченцы или дагестанцы, «потому что у них не было властителя, подобного Шамилю»[111 - Ольшевский М. Я. Указ. соч. С. 27.]. В то же время от них сильно доставалось казачьим поселениям, расположенным по Кубани. После неудачной экспедиции между Сочей и Адлером, которую произвела российская сторона и которая стоила ей больших напрасных потерь, закубанцы сделались «как будто еще предприимчивее»[112 - Там же. С. 30.].
Перманентные волнения в кавказских горах кажутся Петербургу особенно опасными и необъяснимыми, «если учесть, что эта территория, как и вся восточная часть кавказского массива, уже прочно вошла в состав империи»[113 - Осли Э. Указ. соч. С. 32.]. Новые владения далеко простираются на юг, а горные области, занятые чеченцами, разнообразными народностями Дагестана, оказались далеко за спинами русской армии в виде неподконтрольных анклавов, угрожающих спокойствию и безопасности мирных обывателей, не позволяя имперским властям наладить правильное гражданское управление и развивать нормальную хозяйственную жизнь.
Все применявшиеся ранее средства приручения горцев и установления контроля над долинами и горными районами и, прежде всего, широко практикуемая покупка лояльности местной знати посредством титулов и пожизненной ренты или возведение в воинские чины русской армии с соответствующим денежным содержанием в обмен на согласие перейти в подданство русского царя[114 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6334. Л. 82–82 об.], девальвировались после укрепления в горах позиций мюридизма. Система покупки лояльности почти не работала среди так называемых «вольных обществ», поскольку там не было ни феодальных структур, ни знати. Эти общества жили в условиях родоплеменного эгалитаризма, в основании которого лежала система родовых кланов.
Сделалась малоэффективной из-за привыкания к ней со стороны горцев и система, которую неумолимо проводили сначала князь П. Д. Цицианов, а затем прославленный своей суровостью его последователь – генерал А. П. Ермолов. Они не искали союзников среди горцев, а только мерами жесткого принуждения требовали безусловного подданства российскому государю[115 - Осли Э. Указ. соч. С. 36; РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 12454. Л. 16 об.].
Кроме того, сами карательные устрашительные акции, как отмечает современный исследователь В. В. Лапин, в большинстве случаев были безадресными, поскольку командование не имело средств для выявления действительных виновников нападений на русские крепости и селения, а потому «для острастки» разорялся подозрительный и часто действительно непричастный к делу аул[116 - Лапин В. В. Указ. соч. С. 13; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6305. Л. 7–8.].
Найти лиц, причастных к разбоям в эгалитарных горских обществах, связанных круговой порукой, в реальности для российской стороны не представлялось возможным, поскольку никто никогда не выдавал свои соплеменников. Способ коллективной ответственности, который практиковали в качестве ответных мер, в большинстве случаев, если и приносил результаты, то временные, провоцируя новые эксцессы законами кровомщения, бытовавшими среди горцев[117 - РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 12454. Л. 16 об.]. По этой причине вопрос о действенности ответных экспедиций в горы в отместку набегов в русские пределы оставался незакрытой темой[118 - ЦГА РСО-А. Ф. 290. Оп. 19. Д. 2. Л. 19–23.].
В бытность свою командующим Кавказской линии генерал А. А. Вельяминов по этому поводу подчеркивал: «Опыт показывает, что чем более оказывается снисхождение, чем меньше видят они возмездия за свои грабежи, тем становятся предприимчивее. <…> Никогда снисходительность не почитают они следствием великодушия, но приписывают оную бессилию», а потому ответные экспедиции надо проводить быстро и в строжайшем секрете[119 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6266. Л. 6–7.]. Кроме того, по мнению генерала, если лишить горцев возможности иметь множество лошадей, «если мы поставим их в такое положение, что с большим трудом будут они доставать лошадей, годных для хищнических своих предприятий, то отнимем у них одно из главнейших средств делать нападения с успехом»[120 - Мемория генерал-лейтенанта А. А. Вельяминова. Способ ускорить покорение горцев, 1828 г. // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX в. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005. С. 41.].
Малая эффективность карательных экспедиций в горы также обусловливалась тем, что «натуральное или полунатуральное хозяйство горцев, пастбищное скотоводство, земледелие с доминированием однолетних культур, отсутствие каких-либо капитальных сооружений (мельницы, ирригационной системы и т. п.) делали его малоуязвимым и способным к быстрой регенерации»[121 - Лапин В. В. Указ. соч.С. 14.].
С другой стороны, карательные и превентивные экспедиции русских войск в горы были «неизбежным злом», поскольку являлись не только понятным языком для горцев, но и потому, что ни кордоны, ни массированные рейды, ни «генеральные сражения», ни сеть укреплений, формировавших «пространство войны», не приносили ожидаемых результатов[122 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6166. Ч. 1. Л. 182.].
На кавказскую почву и в специфические условия Кавказа российскими военными был перенесен опыт многовекового противостояния со степными народами – кордонные линии с засеками и крепостями, которыми с незапамятных времен россияне оборонялись от набегов агрессивных кочевников. В кавказских условиях данная оборонительная система не смогла проявить своих лучших качеств в силу ряда причин: во-первых, здесь не было, как на обширных равнинах, большой нейтральной полосы, позволявшей вести разведку и иметь достаточно времени для обнаружения противника, приготовившегося к вторжению в русские пределы. С другой стороны, сам равнинный рельеф местности позволял преследовать обнаруженного противника; во-вторых, кочевники действовали большими конными группами, направление движения которых можно было заблаговременно предсказать, поскольку движение этих конных войск всегда сообразовывались с конфигурацией речной системы в равнинном регионе. В связи с этим обороняющиеся устраивали ловушки, западни и засады на направлениях, по которым противник миновать не мог.
В кавказских условиях ничего подобного быть не могло. Из-за горнолесного ландшафта противник всегда появлялся внезапно, мог действовать одновременно несколькими малыми группами, а его преследование прекращалось, как только он бросался в воды Терека или Кубани. Совершенно нельзя было предугадать направление его движения, если только лазутчики не предупреждали об этом заранее, но уже отступление противника снова делало его маршрут непредсказуемым.
Неожиданностью для российской стороны стало и то обстоятельство, что сами крепости, которые возводились на стратегически важных направлениях и пунктах, вместо сдерживающего действия сделались сильнейшим раздражителем для горских племен, «источником военной добычи, местом приложения сил воинственной молодежи»[123 - Лапин В. В. Указ. соч. С. 10.].
Следует согласиться с мнением все того же В. В. Лапина, который отмечает по этому поводу следующее: «Карательные акции правительственных войск оказывали на горцев действие, подобное действию ветра на огонь»[124 - Там же. С. 10.].
К этому присовокуплялось еще одно обстоятельство, которое военными не афишировалось – гарнизоны крепостей часто оказывались в фактическом заточении, поскольку в продолжение суток ожидали нападения со стороны горцев, а для доставки продовольственных припасов или пополнения приходилось проводить настоящие военные операции, что мало походило на контроль над занимаемой территорией.
Нельзя сказать, что военное командование не понимало пороки кордонной системы, но было вынуждено обстоятельствами идти по этому пути. Во-первых, потому что существующие кордоны в какой-то степени сковывали свободу действий отрядов горцев, пытавшихся проникать на территории, подконтрольные российским властям, или при возвращении их из набега; во-вторых, кордонная линия хоть как-то маркировала границу ответственности военных властей и определяла российские пределы; в-третьих, российское кавказское начальство могло отчитаться перед Петербургом и продемонстрировать свой контроль над определенной территорией, «показать, что русский флаг развевается еще в одном районе Кавказа»[125 - Там же. С. 11.]; в-четвертых, крепости позволяли военным наверняка знать места их будущего столкновения с горскими отрядами.
Основным же пороком кордонной системы в условиях горной войны была ее неподвижность. Проворным горским отрядам могли эффективно противодействовать только такие же подвижные подразделения. Горная война – это война маневренная, в которой всегда имели успех те, кто превосходил своего противника в проворстве и движении. Любая статичная система заведомо была обречена на проигрыш. Необыкновенная маневренность горских отрядов позволяла им небольшими по численности силами противостоять превосходящим числом, но малоподвижным российским регулярным войскам, державшимся за кордонную систему и оборонительную в целом тактику.
