Нелегалка. 2009—2010

Водители, не скрывая презрительных взглядов в сторону пассажирок, грубо объявили: в салоне есть нельзя, горячую воду можно получить лишь на остановке (залить чай, кофе, пюре или макароны). Наталья пропустила запреты мимо ушей. На задних сиденьях было удобно не только лежать, но и есть – никто не видел. Она всю дорогу грызла шоколад, печенье и сухофрукты с орешками. Когда на остановках водилы расслаблялись в кафе, она открывала кулер и наливала себе кипятка для кофе.

16 мая проснулась в два часа дня от бьющего в глаза солнца. За окном все те же сосны и березы и… надписи на указателях на немецком языке.

Мимо промчался мотоциклист в форме, что на ней написано, прочитать не успела, но немецкий! С каким-то нарушителем разбирались стражи порядка.

По ходу, на родине одной из ветвей её предков, дождя не было, лес сухой, дорога от солнца такая бледно-серая, что почти белая.

В пути все очень много спали. Наталья высказала предположение, что через кондиционеры в салоне распыляют снотворное. Все переполошились. Наталья смотрела на попутчиц и дивилась: Они все ненормальные? Подумали б о том хотя бы, что водители не спят и едут без противогазов!

Дороги Германии восхищали. Даже ответвления от автобана, уходящие в сторону небольших, на несколько десятков домов, населенных пунктов, были при обязательных светофорах и пешеходных переходах.

Затем начался космический пейзаж: в несколько раз выше опор высоковольтки, до самого горизонта, выстроились ветряные мельницы, медленно вращающие трехлопастными пропеллерами. Жилые домики вокруг выглядели спичечными коробками. Пушистые, белоснежные облака висели по всему небу. Между гигантских мельниц имелась и обычная, старинная, с четырьмя деревянными крыльями, но она не работала – может, музей или памятник.

Ляйпцих удивлял. Что-то в немцах есть хулиганистое. Везде стены и окна расписаны и разрисованы граффити, часто весьма неприличными. Это никого не трогает – иначе их давно закрасили бы.

В городе много велосипедистов. Газоны нестрижены, и – невероятно! – мусор на тротуарах!

Размеченные велосипедные дорожки и трава, растущая между булыжников на пыльных мостовых, белые лебеди в пруду городского парка, и сам парк – запущенные дебри, где деревья до макушек увиты какими-то плющами так, что не видно стволов.

У аккуратистов-фрицев, впрочем, наблюдался порядок, но без фанатизма.

В автобусе включили видеофильм, врубив звук на полную мощность. Народ общался – тоже громко. Наталья заткнула уши и закрыла глаза. Здоровый сон – верный признак чистой совести. И, как гласит народная мудрость, – совесть чиста, если ею не пользоваться.

В агентстве обещали, что на остановках можно принимать душ. Душевые на стоянках имелись, но времени было так мало, что в них никто не заходил.

Наталья взяла с собой две упаковки влажных детских салфеток. Детских, потому что только они продаются по сто штук, потому что они большие и, действительно, влажные. Если изобретатель таких салфеток еще жив, он попадет исключительно в рай.

Еще она захватила дюжину пар носков и меняла их утром и вечером, обтирая ступни салфетками. Те же салфетки фактически стали заменителем душа.

В первом же немецком туалете Леся переполошила попутчиц. Когда автобус затормозил на заправке, Наталья побежала к кабинкам ватерклозета первой. За ней неотвязно неслась Леся. Кабинок было две. Соседки быстро заняли их, остальные женщины выстроились в очередь. Не успела Наталья устроиться на сиденье, как послышался шум сливаемой воды, и Леся заорала, колотя в перегородку: «Наташа! Я унитаз сломала! Вода течёт и не останавливается! Я не виновата! Я ничего не делала! Что теперь будет?!» Леся выскочила из кабинки и дёргала дверцу той, в которой заперлась Наталья: «Открой! Я боюсь! Меня арестуют!!!» Пришлось выйти и объяснить очумевшей от неведомой цивилизации девице, что вода слив работает автоматически.

Чтобы как-то коротать время, Наталья начала писать письмо любимому, бесконечно-длинное письмо, десятки и сотни страниц признаний в любви, воспоминаний, и описаний своего путешествия.

Потом она пошлёт ему несколько писем, но… Письма интересно писать, когда на них приходят ответы. А он не отвечал. Безответные письма, как безответная любовь, – это же ерунда какая-то!

Безответные письма первоначально трансформировались в безнадёжные письма, потом – в неотправленные письма, и потом – в дневник. Наталья купила толстую тетрадь в клеточку, в твёрдом переплёте, подписала аккуратно, как прилежная школьница, на первой странице вывела: «Нелегалка. Записки сумасшедшей» и поставила дату отъезда из России: 14.05.09.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Записки сумасшедшей

Мы ехали и ехали по Германии. Я то засыпала, то просыпалась. Великанские ветряки сменили бесконечные, скрывающие горизонт, холмы.

Облака скользили по небу, а их тени образовывали на лесах и полях причудливую маскировочную сетку, сквозь которую вдруг цветными пятнами проглядывали деревни, вспыхивали шпили на церквушках.

Нюренберг. Залатанный асфальт, подстриженные через раз газоны, расписанные хулиганами стены, старинные башни, церкви, мелкий мусор на улицах, велосипедисты, светофоры для велосипедистов. Негры, китайцы, евреи, индусы на улицах – Гитлер застрелился бы, не начав войны, если бы у него была машина времени.

Все это время мы с любимым перебрасывались смсками. Под Мюнхеном он прислал очередную, заканчивающуюся бодрым: «Гитлер капут!» Я не ответила. На телефоне закончились деньги.

В 2 часа ночи 17 мая мы проснулись на остановке в Италии. Север страны. Соловей поет так же, как в Германии, как в Польше, в Белоруссии, на Псковщине, в Питере… Соловей поет так же, как пел в Кронштадте, в нашу последнюю ночь. Было холодно и ветрено. Трава под окнами колыхалась изумрудным ковром. Дым от сигарет влетал в комнату вместе с пеплом. И соловей не умолкал ни на минуту.

Милан встретил свежестью и туманом, расписанными граффитистами заборами (ничего оригинального), замусоренными газонами. Из окон, как в кино, свешивалось сохнущее белье.

Солнце зажглось как красный светофор. На трассе авария: машина, лежащая на крыше, полиция, скорая помощь, пожарные – на шоссе что-то горело. Может быть, шофер уснул за рулем – дорога на рассвете пустая и утомительно скучная.

Туман уплотнялся, прибиваясь к земле, стирая все цвета. Но где-то в вышине разъяснивалось. Сначала солнце поменяло цвет на оранжевый, затем засияло нестерпимым золотом. В бледно-голубом небе висел сверкающий диск, но, кроме него и белой стены тумана, не было видно ничего.

В Болонье жарко и душно. А нам до юга еще пилить и пилить.

Едем дальше. Проезжаем какие-то селения. Нестриженные газоны. Красные маки по обочинам. Мусор. Виноградники. Горы.

Горы!!! Горы – такая красота! Я никогда не была в горах. Попутчицы учили язык. Я влипла в окно и забила на всё, кроме восприятия мира исключительно визуально.

Автобус ехал по горам, по мостам и тоннелям, выныривая из темноты в красоту.

Народ учит артикли. Я хочу в горы.

Тоннель сменялся тоннелем, мне все происходящее дико нравилось. Горы везде, их вершины исчезают в небесной дымке.

Мы проезжали над лесами, над ущельями, под нами неслись поезда, в одной из деревень звонил колокол. На дороге – предупреждающие знаки с оленями. Боже, здесь есть олени!

Слева над нами, на горе возник старинный замок, справа под нами раскинулся огромный и прекрасный мир.

Моя голова переполнилась впечатлениями. Через два часа я сдалась. Если я буду смотреть это дальше, я умру. Мне знаком синдром Стендаля. Надо постараться уснуть.

На грязном газоне на въезде в Рим развалился толстый бомж.

Автобус остановился у вокзала. Меня и еще шестерых женщин высадили. Одну забрали почти сразу – ее трудоустраивали в Риме. Леся ехала в Неаполь. Я помахала ей рукой и спросила у попутчиц: «А когда нас заберут?» На меня уставились как на ненормальную: «Куда заберут?» – «Ну, вот одну женщину уже отправили к хозяевам. А нас – когда?» Рая хмыкнула: «Ты вообще куда едешь?» – «В Италию» – «В Италию – куда?» – «Я думала, в Рим…» Женщины расхохотались: «Во, даёт! Нас везут на Сицилию! Поезд вечером».

Я обалдела от внезапной информации. Сицилия?! Как-то непонятно, хорошо это или плохо. Сицилия. Остров, насколько я помню из уроков географии. Вулкан Этна. Действующий, между прочим. Что-то там с греками и римлянами связано. Ах, да, ещё аргонавты. В голове зазвучало: «Арго, о каких потерях плачет птица встречная? Парус над тобой, поднятый судьбой, это – флаг разлуки, странствий знамя вечное…» И Гарибальди. Красные рубашки. В детских мечтах я мужественно сражалась в их рядах. Круто. Сицилия, говорите? Пусть будет Сицилия!

В Риме была не жара – пекло. Я сразу же переобулась в тапки, кроссовки убрала в чемодан. Первым делом разыскала туалет. Служащий, взглянув на мою измученную физиономию, денег за вход не взял, хоть я протянула ему монету. Он замахал руками и ткнул в сторону женских кабинок. Я пробормотала: «Graziе» и заперлась в ближайшей.

Переодевшись, повеселела. За дни пути у меня скопился пакет стирки, оставалось лишь поражаться на попутчиц, из Питера едущих в одной и той же одежде.

Наша группа резко разбилась. Две пары свалили в город. На вокзале остались я и дылда Инка. Сначала я порывалась спуститься в метро, но перекусив в пиццерии, поняла, что у меня болит голова. Мы ехали уже трое суток. Я вообще плохо переношу автотранспорт. Твердая почва под ногами и тридцатиградусная жара нарушили равновесие под черепной коробкой. Я наглоталась нурофена и устроилась на скамейке, среди пакетов и чемоданов.

К шести наши попутчицы вернулись, не найдя ни памятников, ни достопримечательностей. Я утешила их: Рим никуда не денется!

В ожидании поезда наступило время откровений: кто зачем и почему отправился в Италию.

Дылда, кипя ненавистью, поведала, что развелась с мужем, которого любила всю жизнь. И что она решила изменить свою судьбу.

Свежевыкрашенная в рыжий цвет Рая сказала, что ее бросил давно и горячо любимый мужчина – нашел молоденькую. И что она хочет выйти здесь замуж, все равно за кого.

Миловидная Света призналась, что её любимый женился на другой, потому что та забеременела. И что он хотел продолжать встречаться, но Света решила, что ей такие отношения не нужны.

Укатившая в Неаполь Леся тоже жаловалась мне на своего любовника, из-за которого она покинула ридну Украину.

Остальные своих тайн не выдали. Смолчала и я, сделав утешительный вывод: не одна я у мамы дурочка.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Рынок труда

Поезд на Сицилию прибывал в 20.11. На табло в зале ожидания высветился номер платформы – 25. Мы подхватили поклажу и спустились в подземный переход.

В 20.06. объявили, что поезд прибывает на 5-ю платформу. Толпа ожидающих ринулась в переход, вниз, вперед, наверх.

Мы вбились в 6-местное купе. Маленькое, тесное. Сиденья выдвигались, но так еще теснее. К утру кое-кто из девчонок переместились в соседние пустые купе.

В 9 вечера в вагоне отключили свет, и неожиданно оказалось, что в Италии уже ночь.

Горы ночью были не менее прекрасны. Черными, плавными, невероятно эротичными линиями они четко выделялись на фоне неба и от подножий светились огнями домов и автострад. Огни мерцали, переливались, а справа началось море – тысячи огней отражались и раскачивались на воде.

Итальянцы в соседних купе пели, кричали, кто-то насвистывал красивую мелодию. Что-то знакомое… Я прислушалась: «Как ярко светит после бури солнце»! Экспресс несся быстро, вагоны содрогались и грохотали так, что уши закладывало. Хорошо, что я взяла с собой беруши.

Потом поезд въехал в трюм огромного парома.

Проснулись уже на Сицилии. Горы, тоннели, море…

Так же, как и в Риме, повсюду росли апельсины, или мандарины? Крупные оранжевые плоды украшали деревья так необычно—празднично, что мои вынужденные подруги подумали, что деревья – искусственные. Я похихикала над их домыслами: кому надо расставлять вдоль побережья сотни искусственных деревьев?

В 10 утра вышли в Таормине. Старинный красивый вокзал, на платформе – пальмы и кактусы в кадках, и столетней давности краны для подачи воды в паровозы. Горы. Море.

Через полчаса за нами приехала машина. Мы думали, что в легковушке нас повезут на место в два приема. Пожилой итальянец засунул в автомобиль всех, вместе с багажом. Нам было уже все равно.

Я заняла переднее сиденье и молча восхищалась возникшей перед глазами Этной – широкая заснеженная вершина, окутанная как специально нарисованным облаком. Итальянский транзит продолжался пятый день.

Через 25 минут нас высадили в маленьком городке, на площади, перед 4-х этажным домом, напротив церкви.

В прихожей здешняя хозяйка агентства, Ольга, выстроила всех в ряд и спросила наши имена и профессии. Я ответила первой: «Наталья. Художник».

Мои спутницы блистали: администраторы, менеджеры, руководители чего-то где-то там, и могут то-то и то-то.

Хозяйка дала выговориться всем и объявила: «А теперь – забудьте! Вы здесь – люди третьего сорта. Вы приехали, и таких работников полна Италия. Здесь пашет вся Россия, а также Белоруссия, Украина и бывший соцлагерь: поляки, словаки, болгары, югославы и прочие.

У вас нет разрешения на работу, у вас через несколько дней закончатся визы.

Паспортов с собой не носить!!! Только ксерокопии! Никогда и никому ничего о себе не рассказывать! Если вас остановит полиция, говорите, что вы в гостях.

Определитесь в семьях – надрываться не советую, с лечением возникнут трудности. Заботьтесь о своем здоровье сами. Кто будет совсем помирать, дорога одна – на самолет, и в Россию!

Улететь можете в любой момент, вас тут никто держать не станет. Но! Запомните: лететь исключительно прямыми рейсами, никаких пересадок! И не дай бог по какой-либо причине приземлиться в Германии! Немецкая тюрьма вам будет обеспечена сразу и запомнится надолго.

И теперь – что у вас с языком?»

Я снова ответила первой: «Языка не знаю».

Ольга что-то помечала у себя в блокноте. Напоследок выдала: «Если кто решит поразить итальянцев знаниями по истории… Ну-ка, вспоминаем школьную программу: кто здесь был тираном?» Я ляпнула (куда деваться, девочка-отличница): «Муссолини!» – «Так вот, Муссолини – народный герой! Лучше считайте, что вы о нем никогда не слышали!»

После такого вступления с нас собрали по 5 евро на телефонные карточки, чтобы мы могли позвонить домой и сообщить родным, что все в порядке. Затем нас отправили на третий этаж, принимать душ, обедать и приводить себя в порядок.

На третьем этаже в многофункциональной комнате стояли три кровати – две односпальные и одна широченная, с тремя подушками. Я сразу оккупировала односпальную.

Первой в душ отправилась Саша. Она приехала на заранее обговоренное место, и ее могли забрать в любую минуту. Второй в душ полезла я.

Едва намылась и переоделась, нас вызвали вниз. Все переполошились. Я потопала вперед.

Внизу бесновалась откормленная тетка. Хозяйка перевела, что у тётки двое стариков, бабуля со сломанной ногой, всё плохо. Платит синьора лишь 500 евро (это – плата по уходу за одним человеком), при этом требует отличного знания языка.

Дылда подняла руку: «Я согласна!» Но даже те, кто язык знал сносно, сделали отсутствующие лица.

Хозяйка разругалась с клиенткой, та уехала ни с чем.

Сбившись в кучку у обеденного стола, соискательницы вакансий хватались за сердце: «Какой ужас! Мы – как рабы на рынке! Стоим, нас разглядывают! И почему она сразу нас так опустила: „Вы – третий сорт!“? Это – унизительно!»

Я соорудила шикарный бутерброд с ветчиной и сыром, вытянула из блюда помидорину покраснее и хмыкнула: «Вы все сумасшедшие или притворяетесь? Вам что, обещали, что вы в сказку едете? Было же ещё в Питере сказано: лучший вариант – компаньонка, так себе – сиделка, худший – бебиситер. И многое зависит от хозяев. Чего припёрлись, а теперь митингуете?»

Смолотив бутерброд, закусила местным яблочком, чуть не захлебнувшись соком. Наши яблоки жуёшь как траву. Из этих льётся вкусный сок. Словно не яблоко кусаешь, а ананас или грейпфрут. Супер! Мне здесь нравится!

Мы получили телефонные карточки и по очереди названивали домой.

Ольга сама набирала номера, которые мы диктовали, и внимательно слушала, о чём мы говорим. Я позвонила дочке: «Привет. Тут такие дела… Как бы тебе сказать… Я в Италии. Буду здесь жить и работать. Вернусь примерно через год». Дочка, помолчав, спросила: «Мам, ты от нас сбежала, что ли?» Я не стала выяснять отношения. Наверное, она могла спросить что-то другое. Но не спросила. Может быть, я застала её врасплох, и она ещё не успела переварить информацию. Лёгкого раздражения, однако, я скрыть не смогла, ответила резковато: «А как ты догадалась?» Дочка, не зацикливаясь на моём тоне, спросила деловито: «Бабушке звонила?» – Нет!» – «Ты с ума сошла?!» – «Да!!!» – «Мама, бабушке позвони!» – «Не могу. Боюсь. Она ругаться будет. Ты ей позвони» – «Я?! Я должна буду слушать, как она ругается на тебя?!» – «Да! Послушай, пожалуйста, как она ругается на меня. А я ей позвоню, попозже, когда устроюсь на работу. И она уже напереживается и подуспокоится, сможет говорить со мной нормально» – «Хорошо. Хотя, мне это не нравится».

Я нажала отбой и отдала трубку Ольге. Она смотрела, ожидая объяснений. Я кашлянула: «Я сделала родственникам сюрприз. Никто не знает, где я. То есть, не знал. Теперь семья в курсе».

Нарядившаяся Саша после сеанса телефонной связи поднялась в истерике. Ей велели переодеться: грудь прикрыть, ноги не выставлять. Все кинулись к чемоданам.

Я с самого начала надела длинную юбку, льняную, в коричневую клетку, и красную майку. Краситься не стала.

Кровати забросали брюками и футболками, на смену шортам и топикам.

А я валялась и слушала колокола. Каждые пятнадцать минут они отбивали часы и четверти. Звон не раздражал, от него по коже бегали приятные мурашки, а когда колокола смолкали, в воздухе долго-долго висел разнотональный гул. Я считала: «Один, два, три, четыре, пять… десять!» Гул терялся где-то под крышами городка.

Едва переоделись, всех снова свистнули вниз. Красавицы замерли. Я встала с постели и потопала по ступенькам.

Нас оценивающе осмотрела худенькая девушка, затем произнесла на чистом русском: «Синьор, за 60, ищет хозяйку в дом. Намерения самые серьёзные. Синьор работает, у него свой дом и свой бизнес».

Ольга указала на меня: «Поедешь?» Я на автомате вскинула руки, скрестив их на груди (у итальянцев – знак отказа) и, забыв, что передо мной русские, воскликнула: «No! Mai!» (Нет! Никогда!)

Ольга покачала головой и обратилась к Рае: «Ты?» Рая довольно засмеялась: «Да!»

В агентстве нам говорили, что если кто хочет здесь выйти замуж, то устроят без проблем. Надо лишь предупредить. Эта тема обсуждалась по дороге, трое были не прочь устроить своё счастье в Италии, Рая среди них. Но не я.

Девчонки пристали ко мне: Почему я отказалась? Почему предложили мне и Рае, а больше ни на кого не посмотрели?

Я призвала к логике: «Если мужчина изъявил желание взять в дом женщину, вероятно, он объяснил, какой тип его устроит. Мы с Раей почти одного роста, одной комплекции, одного возраста. У нас только причёски разные. Получается, мы подошли к требованиям потенциального жениха. Другое дело, – если Рая ехала сюда с конкретной целью: найти мужчину, получить гражданство и остаться здесь жить, то я даже в мыслях не заикалась о подобном».

Раю увезли. Мои попутчицы снова переоделись.

Через полчаса – аврал! – очередные смотрины. Я опять направилась вниз первой. Потому что я – дисциплинированная.

Мы выстроились перед семейной парой, лет пятидесяти. Хозяйка о чём-то говорила с ними.

Я бочком отодвинулась к окну и любовалась на церковь. Что я здесь делаю? Куда меня могут взять? Я даже сегодня, когда все бормочут, как перед экзаменами, глаголы и прилагательные, пишу длинное-длинное письмо своему любимому. Я выучила два слова: «Ti amo» (Люблю тебя). Ну, и ещё из песенок помню: «Чао, бамбина», «уно моменто» и «бандито-гангстерито». А, ещё «Мама мия» и «Коза ностра», но, как это переводится, понятия не имею.

Моё отрешённое созерцание прервала Ольга: «Наташа! Ты поедешь?»

Дылда рванулась вперёд: «Я поеду!» Хозяйка цыкнула на неё и снова обратилась ко мне: «Ты – поедешь?»

Я очнулась. Интересно, куда и к кому? Ольга шумно вздохнула и повторила для тех, кто не понял, а именно для меня: «Бабуля, после инсульта, но не лежачая; жить с ней вдвоём в отдельном доме; зарплата по минимуму – 500. Дети приходят с визитом по вечерам, минут на 10—20, приносят продукты» – «Я не знаю языка» – «Их это не смущает».

Я моргнула, повернула голову к работодателям: нормальные, вроде, люди.

Ладно. Я согласна.

Синьоры заулыбались: «Si?» – «Si» – «D’accordo. (Договорились) Ciao!» – «Ciao». Ушли.

Помрачневшие приятельницы потянулись наверх. Меня задержала хозяйка: «Знаешь, почему они только о тебе говорили?» -»?» – «Ты порядочная и спокойная. Пока отдыхай. Там сейчас дорабатывает Алла, в воскресенье она улетает. Тебя заберут в четверг вечером, до воскресенья она тебя всему научит».

В комнате девчонки налетели с вопросами: «Ну?! Что тебе сказали? Почему выбрали тебя?» Я ответила: «Им нужна очень спокойная женщина».

Дылда заорала: «Почему они решили, что ты – спокойная?! Я – так вообще спокойная!!!»

Света перебила её: «А я на Наташу с первого дня удивляюсь. Мы всю дорогу переживаем, обсуждаем что-то, дёргаемся, а она спит, ест, в окно смотрит, улыбается, что-то фотографирует, и – заметьте – всё молча! Так что, если критерием выбора было спокойствие, то никого другого выбрать и не могли!»

Девочки нервничали. После каждых смотрин переодевались, меняли бижутерию, подкрашивались и душились. Кто-то плакал. Я с чистой совестью развалилась на койке: у меня впереди три дня отдыха! Да и сегодня уже не о чем беспокоиться, а день только начался.

Почему меня выбрали и во второй раз – не знаю. Я даже не спросила, как называется город, или это деревня, есть ли рядом море. Что с выходными. Мне, – правда – всё равно.

Дылда Инка психовала: «Почему меня не выбирают???» Я успокаивала: «Не дёргайся! Всех устроят, фирме надо отбивать свои деньги!»

Девочки занялись подсчётами, сколько грошей фирма имеет в год. Я сказала, что меня это не интересует. Люди делают свой бизнес. Само собой, заботятся они, в первую очередь, о себе.

В 5 приехала пожилая пара, за женщиной постарше, для работы по дому, помощи синьоре в освоении Интернета и сопровождении в поездках. Взяли Ларису.

Ольга объяснила, что итальянки очень ревнивы. Лариса была уже пенсионеркой, но глаз у неё горел так, что, подозреваю, без ревности там не обойдётся.

Кстати сказать, итальянцы низкорослы. Мне говорили, что они похожи на грузин. Ничего подобного. Итальянцы сытые, улыбчивые, смуглые и довольно красивые. У них более тонкие черты лица и более безмятежные взгляды, чем у лиц кавказской национальности.

Женщины тоже не отличаются особой статью. Прожаренные на южном солнце, выглядят старше своих лет. При этом, они не озабочены собственной привлекательностью. Им это не надо – все итальянские законы на стороне женщин.

Сразу после Ларисы забрали изнервничавшуюся Сашу. Для неё, самостоятельно нашедшей работу через Интернет и с осени изучавшей язык, всё сложилось замечательно. Её работодательницей оказалась русская, молоденькая топ-модель, с мужем-итальянцем. Модель искала помощницу по хозяйству и собеседницу.

Уходя, Саша закатила глазки и с надрывом произнесла: «У меня в жизни было так много плохого, что я надеюсь, мне, наконец, повезёт!»

Плохого у неё много было, как же. Эта девушка – ещё та штучка. Когда мы ехали, я увидела у неё ноутбук. И до меня дошло, что, если я доберусь до компьютерного клуба, не смогу открыть почту – я перемудрила, сделав паролями русские слова, которые набирала, переключая клавиатуру на английский. Так вот, я попросила у Саши показать клавиатуру ноута, чтобы записать свои пароли. Саша стала ломаться и отнекиваться, но всё же раскрыла крышку, на минуту – я едва успела записать один пароль из трёх, как она зачехлила комп.

В Италии Саша намеревается организовать свой бизнес. У неё получится.

Наступал вечер. В шестом часу вызвали Инку. Она вернулась с сообщением, что её берут к двум старикам, на 600 евро, работа круглосуточная, выходной один, старики тяжёлые. Она согласилась.

Ночевать нам предстояло со Светой. Ольга предупредила: после 21—00 электричеством не пользоваться; после 22—00 не пользоваться водопроводом и канализацией. Чтобы в доме была абсолютная тишина.