Ранчо страстных признаний

Я осознавал свою вину. Отец не стал напоминать, что с отъезда Кэм я почти каждый день опаздывал, путал дни, из-за чего срывался график техобслуживания, и давал неверные поручения.

– Я не хочу тебя отчитывать, Август, но поверь, я знаю, что такое быть одиноким отцом, который пытается тянуть все на себе.

Голос Амоса смягчился, стал привычно хрипловатым.

– Один в поле не воин, сынок.

Я в отчаянии опустил голову. Он был прав. Я вспомнил, каким был отец после смерти мамы. Он изо всех сил скрывал, что разбит горем, но у него были Хэнк и Эгги. Моя ситуация не столь трагична, но суть оставалась той же – одному не справиться.

Я тяжело вздохнул:

– Хорошо. Я поговорю с Кэм. Если она не против, найму помощника по дому.

– Я скажу Тедди, – вмешалась Эмми.

– Я не говорил, что это будет она, – возразил я.

– Она может приступить хоть завтра, Густ. Ты сам не хотел чужого человека. Да, она тебе не нравится, но, по крайней мере, ты ее знаешь. И она любит Райли.

– В этом есть смысл, Густ, – поддержал Уэст.

Я сердито посмотрел на него и снова вздохнул, не веря, что готов произнести это. Я был упрям, но с логикой не поспоришь.

– Ладно. Поговори с ней.

8. Тедди

– Как ты думаешь, за сколько Клома продала бутик, раз решила закрыть его навсегда? – спросила Эмми.

В воскресенье вечером мы поспешили воспользоваться щедрым предложением «забирайте все, что хотите». Уже час мы увлеченно рылись в вещах, примеряя одну за другой.

– Судя по всему, немало, – ответила я. – Она заплатила мне за полгода, а будь эта сумма для нее существенной, Клома вряд ли бы так поступила.

– С ума сойти! – удивилась Эмми.

Она только что вышла из примерочной и покрутилась перед зеркалом: на ней были черные джинсы, белый топ и кожаный жилет.

– Твоя работа?

Я улыбнулась:

– Да, это мой жилет.

Я сшила пять таких в прошлом месяце, даже шесть, если считать тот, что оставила себе. Три куска кожи, идеально подогнанные друг к другу и соединенные тонким кожаным шнуром. Получилась стильная вещь с явным ковбойским характером.

– Он великолепен. У тебя настоящий талант, Тед.

За последние годы я сшила для Эмми немало вещей, и каждый раз она восхищалась и мной, и одеждой.

– Жаль, что моя швейная машинка сломалась, – сказала я с досадой.

Эмми посмотрела на меня с ужасом, будто я сообщила, что больна смертельной болезнью.

– Так и не смогла починить?

Я только покачала головой в ответ. Никогда раньше я не оставалась без швейной машинки так долго.

– Это ужасно, Тед. Ее вообще можно спасти?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Единственный мастер по винтажным машинкам работал в Джексоне, а прежде, чем ехать в такую даль, нужно было понять, есть ли вообще шанс на починку. Если нет, предстоит искать замену.

– А что с курткой? – спросила Эмми.

– Все еще грустит в шкафу.

– Жертва великого заточения Тедди и Густа.

Я раздраженно закатила глаза. Почему жертвовать чем-то должна я, а не он?

– Твой брат ужасен, – сказала я.

Что-то промелькнуло в глазах подруги.

– Раз уж мы заговорили о Густе…

Она явно хотела что-то сказать, но сомневалась.

– Выкладывай, Клементина, – подбодрила я.

– Что ж, – начала Эмми, – ты ведь знаешь, что Кэм уехала в Джексон и теперь Райли полностью на Густе?

Я кивнула.

– Так вот, – продолжила Эмми. – Он ищет человека – помогать с Райли в те дни, которые раньше брала на себя Кэм.

– Разумно, – отозвалась я. И я правда так думала. Учитывая нервный срыв, свидетелем которого я стала, ему определенно требовалась помощь.

Я только не понимала, почему Эмми решила рассказать об этом мне.

Эмми замолчала. Я подняла голову от стопки юбок, которую перебирала в поисках той самой – короткой, кожаной, малиновой, – и посмотрела на подругу. Она всегда смотрела на меня так, когда ей что-то было нужно.

В голове наконец сложился пазл.

– Нет, нет и еще раз нет! – выпалила я.

– Послушай, Тед…

– Нет, нет, нет, ни за что, – решительно перебила я.

Конечно, Густ нуждался в помощи, но эта работа совсем не для меня. Да и сама Эмми вряд ли хотела, чтобы на ее совести было двойное убийство.

– Нет, – сказала я еще раз, стараясь быть максимально убедительной.

– Тедди, ему нужна помощь, а тебе нужна работа, – Эмми ласково посмотрела на меня. – Это не навсегда. Только на лето, пока Кэм не вернется домой. А ты тем временем разберешься, что делать дальше.

– Нет, – упрямо повторила я.

Эмми со вздохом опустилась на диванчик у примерочной и похлопала по нему, предлагая сесть рядом. Я недовольно фыркнула, но подчинилась.

– Я волнуюсь за тебя, Тедди, – сказала подруга.

Вот оно что.

– У меня все в порядке, – заверила я с наигранным оптимизмом.

– Серьезно? Вчера я прислала тебе фото морковки, похожей на член, а ты никак не отреагировала.

– Ты переживаешь, потому что мне нечего сказать о какой-то херовой морковке?

Она попала в точку. В обычном состоянии я бы обязательно что-нибудь отпустила. Но это же не повод для паники. Тем более Эмми сама мне давно не писала, так что не ей судить о моих реакциях.

– Нет, я переживаю из-за того, что эта херовая морковка символизирует.

– Просвети меня, – сказала я.

– Обычно ты всегда делилась со мной своей злостью или грустью. Мы перемывали косточки обидчикам, обсуждали ситуацию, искали выход. А если было совсем плохо, шли бить тарелки из секонд-хенда или красить гараж. Мы как-то с этим справлялись. А сейчас, – продолжила она, – ты ведешь себя… как я. И это меня пугает.

Раньше я без колебаний доверилась бы Эмми, но теперь не могла найти нужных слов. Все было слишком запутанно, я просто не знала, с чего начать. И откровенно говоря, я не хотела ранить чувства подруги. Не хотела говорить, что она – пусть и отчасти – тоже была причиной моей грусти. Я надеялась выкарабкаться сама.

Иронично, ведь именно так обычно поступала Эмми. Она всегда держала все в себе, не хотела никого нагружать своими проблемами. Но я-то знала, когда ей действительно нужна была помощь, когда стоило аккуратно подтолкнуть к разговору, а когда лучше было оставить ее в покое.

Сейчас она делала то же самое для меня.

Я выдохнула.

– Понимаю, о чем ты, Эм, правда понимаю, – сказала я. – Да, у меня сейчас не лучшие времена. Но чем мне поможет эта работа у Густа?

– Ты мне доверяешь? – спросила Эмми.

– Конечно, – ответила я, закатив глаза.

– Тогда просто поверь мне. Это отличный план. Тебе не придется срочно искать новую работу, ты сохранишь деньги, которые заплатила Клома, и проведешь целое лето на «Ребел блю» рядом с Райли.

Звучало почти идеально. Если не вспоминать, кто у Райли отец. Мне совсем не улыбалось провести все лето, общаясь с Августом Райдером.

– Никакого риска, а отдача на уровне, – произнесла Эмми, выразительно на меня посмотрев.

Именно так я сказала ей, когда она сомневалась в своих чувствах к Бруксу.

– Сейчас совсем другая ситуация, Эмми.

Я и без слов угадала ее мысли, как делала это всегда, с детства.

– Может, и другая, но смысл тот же, – ответила подруга. – Где бы я сейчас была, не послушай я тебя?

Скорее всего, все равно готовилась бы к свадьбе с Люком Бруксом. Эти двое в любом случае нашли бы друг друга.

Я прикусила губу, обдумывая ее слова.

– Тедди, – сказала Эмми серьезно, – Густу сейчас нелегко. Он всегда любил ранчо всем сердцем и всегда был прекрасным отцом, пожалуй лучшим из всех, кого я знаю. Ну кроме нашего папы. А теперь эти две части его жизни столкнулись друг с другом, и он просто разрывается. Он боится, что не справится. Чувствует вину. Кэм тоже мучается. Она звонила отцу после той истории с футболом, переживала, что слишком много свалила на Густа, и даже спрашивала, не вернуться ли ей обратно.

Я уже знала, что она скажет дальше.

– И Густ никогда не простит себя, если ей придется вернуться.

И я не прощу себя, если позволю Кэм все бросить, когда могла бы помочь.

– Все, хватит! – я вскинула руку. – И так понимаю, к чему ты ведешь.

Эмми придвинулась ко мне и положила голову на мое плечо:

– Так что скажешь, Тедди Андерсен? Не лучшая ли это работа на лето?

9. Густ

Теодора Андерсен сидела напротив меня за моим кухонным столом. Волосы, как всегда, собраны в этот ее дурацкий хвост, а взгляд настолько пронзительный, что я невольно задумался: неужто ее глаза всегда были такими? Такими холодными и такими голубыми.

Было около половины седьмого утра. Дочь, к счастью, еще спала – мы обсуждали детали сотрудничества, и разговор мог закончиться чем угодно.

– По понедельникам и вторникам Райли была у Кэм, я забирал ее в среду, как закончу работу, – сказал я.

– Хочешь оставить это расписание? – уточнила Тедди.

– Да. По четвергам летом она на ранчо, а в пятницу Эмми и Брукс забирают ее после верховой езды. Кто-то из них отвозит ее на футбол, – я нервно сглотнул, вспомнив недавний инцидент, из-за которого мы вообще вели этот разговор, – а я забираю после тренировки.

Тедди вопросительно изогнула бровь. Я глухо хмыкнул, как бы намекая: эту тему лучше не развивать.

– Что с выходными? – спросила она, сделав вид, что ничего не заметила.

– По выходным никакой работы, – отрезал я. Эти дни я хотел проводить с дочерью наедине. – Можешь и дальше терроризировать город. Или чем ты там занимаешься в субботу и воскресенье?

Тедди закатила глаза. Утренний свет, пробиваясь сквозь тонкие шторы, падал на ее лицо, меняя цвет глаз – от голубого до серебристого.

Она не ответила на мой выпад, что само по себе было необычно. Я привык видеть в Тедди воплощение хаоса, но в тот момент передо мной сидела ее удивительно сдержанная версия. И что хуже всего, эта несвойственная ей серьезность действовала на нервы сильнее обычного. Особенно если вспомнить, сколько раз я мечтал, чтобы она просто заткнулась.

– Обычно я выезжаю в пять тридцать, – сказал я, возвращаясь к делу.

Следующие слова дались мне нелегко:

– Эмми считает, тебе стоит оставаться в гостевой комнате с воскресенья по среду. Так будет проще с дорогой.

Тедди и Хэнк жили на другом конце города, до «Ребел блю» почти полчаса езды по горной дороге.

– Ты хочешь, чтобы я ночевала в твоем доме? – удивленно спросила Тедди.

– Нет, – ответил я, – определенно не хочу.

На ее губах появилась та самая невыносимая улыбка. И эта женщина будет спать под моей крышей, заботиться о моей дочери, а я – платить ей за это настоящие деньги, а не фантики из «Монополии»?

Черт подери!

Тедди качнула головой, и я невольно скользнул взглядом по ее шее.

– Что ж, я, пожалуй, соглашусь, если условия проживания покажутся мне приемлемыми, – протянула она с нарочитой томностью.

Я машинально сжал кулаки. Она это заметила – на ее лице снова появилась улыбка. Нужно держать себя в руках. Не хватало еще разбудить Райли только потому, что Теодора Андерсен решила поиграть в гляделки с утра пораньше.

Она достала сумочку и принялась методично выкладывать ее содержимое на стол: перцовый баллончик, складной ножик, набор для шитья, недопитую бутылку воды, протеиновый батончик, горсть оберток от жвачки. Казалось, этому не будет конца.

– Все свое ношу с собой? – не выдержал я, наблюдая, как на моем кухонном столе растет гора барахла. – Что ты вообще ищешь?

– Листок и ручку, – пробормотала она, не прекращая поиски.

Снова погрузив руку в сумку почти по локоть, она извлекла что-то розовое и прямоугольное, очень похожее на…

– Это что, электрошокер? – Я не мог скрыть удивления.

Тедди одарила меня хищной улыбкой и нажала на кнопку. Между металлическими контактами проскочили два электрических разряда. Я прикрыл глаза ладонью, пытаясь осознать происходящее.

Боже, кому я собирался доверить ребенка?

Наконец Тедди выудила ручку с пожеванным колпачком и мятую салфетку из кофейни на Мейн-стрит.

– Итак, Гусси, поговорим о деньгах.

Она ловко сняла колпачок зубами, что-то написала на салфетке и протянула ее мне.

– Ты это серьезно? – я тяжело вздохнул.

Она лишь самодовольно улыбнулась, все еще держа колпачок во рту.

Я перевернул салфетку. Сумма была почти вдвое больше той, что мы обговаривали с Эмми.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Тедди опередила меня, протягивая ручку:

– Напиши свою сумму.

– Теодо… – начал я, но она оборвала меня на полуслове.

– Пиши, Август. Или я ухожу.

Ее самоуверенная ухмылка сводила меня с ума.

Я нехотя взял ручку и написал сумму, о которой договаривался с Эмми, – пятьсот долларов в неделю. Молча передал салфетку обратно.

– Это твое последнее слово? – спросила Тедди.

– Ты знаешь, что да, Теодора.

– Значит, по-твоему, такова моя цена?

– Мой ответ тебе лучше не слышать.

Я откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и чувствуя, как начинает сводить челюсти.

– Ну ты и засранец, – фыркнула она.

Я ткнул в ее сторону пальцем:

– В дальнейшем, будь добра, следи за языком при Райли.

– Ты сам на прошлой неделе назвал Брукса – цитирую – «самым тупорылым ослом на этой гребаной планете». И Райли была рядом.

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты не очень-то хорошо ладишь с людьми?

– А тебе когда-нибудь говорили, что пора заткнуться?

– Да, и, как правило, это был ты, – она снова закатила глаза.

– Вот и заткнись.

– Видишь? – ухмыльнулась Тедди, но не со злом, а как будто это ее забавляло.

Пора было заканчивать этот цирк.

– Пять сотен в неделю, с понедельника по среду, и никаких «засранцев» при моей дочери. Идет?

– А без нее можно? – уточнила Тедди.

– Можно, если ребенок не слышит.

Тедди протянула руку через стол:

– Договорились.

Я пожал ее ладонь. Она оказалась неожиданно мягкой.

Из коридора донесся голосок Райли.

– Пап? – позвала она.

Она была невероятно мила в своей голубой пижаме с лошадками (подарок Эмми), с плюшевой лошадкой в руках (тоже подарок Эмми) и взъерошенными, торчащими в разные стороны кудряшками.

– Привет, солнышко! Доброе утро!

Райли подбежала и забралась ко мне на колени. Заметив Тедди, она просияла и помахала рукой.

Тедди подмигнула в ответ, вызвав у Райли тихое хихиканье. Как бы мне ни хотелось это отрицать, но дочь действительно обожала Тедди, находя ее невероятно забавной.

– Хорошо спалось? – спросила Тедди.

Райли молча кивнула. По утрам она была тихой и задумчивой, вихрь энергии просыпался в ней не раньше десяти.

– Сегодня Тедди побудет с тобой, солнышко, – сказал я.

Накануне вечером мы обсудили, что Тедди будет приходить пару раз в неделю, пока я на работе. К моему огорчению, дочь пришла в полный восторг от этой идеи.

Часы на стене показывали начало восьмого.

– Мне пора идти.

Я поцеловал Райли в макушку, она прильнула ко мне, как сонный котенок. Повернувшись к Тедди, я начал объяснять:

– Завтрак – на плите, кофе – в чайнике, а здесь, – я показал на блокнот на столе, – расписание Райли и прочие важные вещи. Обычно я возвращаюсь около шести.

Поднявшись с Райли на руках, я снова услышал ее хихиканье. Чуть покачав дочку, поцеловал ее в щеку, обошел стол и передал девочку Тедди. В этом простом жесте было что-то настолько… естественное, что я в который раз за утро почувствовал себя очень странно.

У выхода я обернулся. Райли положила голову Тедди на плечо, та нежно покачивалась. Они так уютно устроились, что я почти поверил: пригласить Тедди была хорошая идея.

Но уже в дверях я услышал:

– Когда тебя в последний раз арестовывала полиция?

– Никогда, – ответила Райли.

– Что ж, завтра на этот вопрос ты ответишь: «Вчера». Нам повезло, что твоя мама юрист.

Господи, что же я наделал?

10. Тедди

– Как вы там справляетесь? – спросила Эмми.

Я мыла тарелки после завтрака и, зажав телефон плечом, болтала с подругой. Утро у нас с Райли началось лениво: немного повалялись на диване, потом позавтракали блинчиками и беконом, которые оставил Густ. Интересно, он собирался каждый день готовить завтрак? Я бы не возражала. Кулинарный талант он явно унаследовал у отца, а готовка Амоса мне очень нравилась.

– Прошло всего два часа, так что пока все отлично, – ответила я.

– Как в доме, порядок? – поинтересовалась Эмми.

В прошлый раз, когда я привезла Райли с футбольной тренировки, в доме Густа царил хаос. Это было так на него непохоже, что даже вызывало сочувствие. Густ был педантом, и обычно его жилище выглядело безукоризненно. Пледы на диванах сложены как по линейке, идеальный порядок везде, за исключением разве что комнаты Райли.

При этом интерьер был простым и уютным. Детские рисунки на стенах делали его живым, а не стерильным. Все здесь отражало характер Густа.

– Выглядит гораздо лучше. Похоже, критика от тебя, королевы хаоса, его задела, – рассмеялась я.

Я сама не была помешана на чистоте, но Эмми – вообще отдельная история. Она раскидывала вещи хаотичными кучами в самых неожиданных местах и каким-то чудом всегда точно знала, где что лежит. Например, под носками за тумбочкой у кровати. В общем, полная противоположность брату.

Я уже успела заглянуть в холодильник и кладовую и теперь раздумывала, что будет, если случайно сломать его машинку для печати этикеток. Наверняка его хватит удар. Надо запомнить, вдруг пригодится, если захочу от него избавиться.

– Он купил продукты?

– Да, – ответила я. – Полный холодильник. Слушай, а не податься ли тебе в следователи?

– Да иди ты, я просто волнуюсь за брата.

– С ним все будет хорошо, Эм. Утром он был абсолютно собран, в чистой рубашке и почти не реагировал на мои подколки.

Эмми вздохнула:

– Может, хватит уже друг друга цеплять? Самой не надоело?

– Не-а, – ответила я.

В кухню зашла Райли. Она нарядилась в потрясающее платье принцессы и ковбойские сапоги. Я включила громкую связь в телефоне.

– Эмми, поздоровайся с Райли.

– Привет, солнышко! – подруга мгновенно растеряла всю строгость.

– Привет, тетушка!

Райли помахала рукой, хотя, конечно, Эмми этого не видела.

– Ты уже показала Тедди ее комнату? – спросила Эмми.

Точно, я ведь собиралась ночевать в доме Густа. Я постоянно об этом забывала, хотя мы не раз обсудили все детали. Эмми была права: тратить время на дорогу неразумно, но я никак не могла перестать волноваться об отце.

Обычно, когда я уезжала больше чем на пару часов, все было заранее продумано. Я не фанат строгих графиков и люблю действовать по ситуации, но когда речь шла о папе, без плана никак. Состыковать сиделок, попросить Амоса заглянуть по дороге – голова кругом.

Когда Эмми огорошила меня предложением оставаться у Густа, а я с какого-то перепугу взяла и согласилась, я ничего толком не успела организовать. Хотя папа, услышав о моей новой работе, даже не расстроился. Только пробормотал: «Похоже, лето будет жарким», – и уткнулся обратно в кроссворд.

Как же мне не хотелось оставлять его одного! Вечный страх – вдруг что-то случится, пока меня нет рядом. Я попыталась отогнать тревожные мысли и сосредоточиться на разговоре с подругой.

– Еще не успела, – ответила Райли на вопрос о комнате.

– Надо показать, – сказала Эмми. – Ты же знаешь, что Тедди – моя самая лучшая подруга? Так что присмотри за ней, ладно?

– Обещаю, – важно сказала Райли.

– Отлично. Мне пора бежать, солнышко. Твой папа со Скаутом уже здесь. Целую!

Мы с Райли чмокнули ее в трубку.

Взяв малышку за руку, я немного покружила ее.

– Какое же красивое платье! – искренне восхитилась я. – Ну что, ваше высочество, какие планы на сегодня?

Райли захихикала:

– Пойдем, покажу тебе комнату.

Не выпуская моей руки, она потащила меня в холл.

– Там, наверху, моя комната и папин спортзал. – Она показала на лестницу.

Я, конечно, знала, где что находится. Знала, что в ее спальне целая армия плюшевых игрушек – больше, чем на любой ярмарке, – и розовая кровать. Но разве можно было испортить такой важный момент?

– А в зал мне нельзя, – она прикрыла рот ладошкой и перешла на шепот: – Я там как-то уронила гантель на ногу. Было так больно!

Мы прошли мимо ванной, Райли не сочла ее достойной внимания. Дверь слева вела в мою новую комнату, а в конце коридора справа располагалась спальня Густа.

Пожалуй, слишком близко к хозяину дома. Но что поделаешь.

Малышка с видом экскурсовода втянула меня в распахнутую дверь. Как и во всем доме, полы были деревянными, но поверх лежал мягкий ковер. Кремовые стены и широкое окно, из которого открывался вид на горы, делали комнату светлой и уютной.

Вместо кровати стоял разобранный диван, превращенный в удобное ложе. Зеленые оттенки простыни и одеяла не особо сочетались между собой, зато создавали милую, домашнюю атмосферу. Идеально заправленные углы выдавали перфекционизм Густа. Я представила, как он старательно расправляет каждую складку, зная, что делает это для меня, и невольно улыбнулась.

Вместо прикроватной тумбочки Густ приспособил журнальный столик, на котором красовалась банка с полевыми цветами. Это было… неожиданно мило.

– Раньше это была моя комната, но теперь я уже совсем большая, – объявила Райли.

– Я помню, – кивнула я.

Комната наверху была просторнее, но и эта обладала своим очарованием. К такому виду из окна я бы точно привыкла. Из любого окна Мидоуларка открывались живописные пейзажи, но виды «Ребел блю» были вне конкуренции.

Мы сходили к машине за моими вещами. В рюкзак и спортивную сумку влезло все необходимое – одежда, косметичка, пара книг. Ничего лишнего. Райли болтала без умолку, помогая мне разбирать вещи. Оказывается, вчера они с папой весь день убирались – а она терпеть не могла уборку. Потом поздно вечером поехали за продуктами, и спать она легла позже обычного и от этого была в полном восторге. А платье принцессы надела просто потому, что не нашла другой одежды.

Приготовив сэндвичи на обед, я отправилась в прачечную, где довольно быстро разгадала секрет исчезновения одежды.

Грязного белья в доме Густа скопилось даже больше, чем обычно у Эмми, но все было аккуратно рассортировано: вещи Райли – в розовых корзинах, а вещи Густа – в белых. Не теряя времени, я закинула содержимое одной из розовых корзин в стиральную машину, включила режим быстрой стирки и поставила таймер, чтобы не забыть переложить вещи в сушилку.

В целом день прошел на удивление спокойно. Работа оказалась проще, чем я себе представляла.

Мы прогулялись по пешеходной тропе, проходящей недалеко от дома: я хотела присмотреть местечко для пикника на будущее. Встретили пару овец. Потом Райли немного поспала, а я разложила чистое белье. Когда Густ вернулся домой, мы сидели на веранде позади дома и играли в «Угадай кто».

Я не была фанатом Густа Райдера, но видели бы вы, как засияла Райли, услышав звук открывающейся двери, как радостно бросилась к нему навстречу. Мое сердце растаяло. Ничего прелестнее я в жизни не видела – не считая утренних объятий этой же парочки. Мои яичники чуть не взорвались от умиления, а ведь этот мужчина мне даже не нравился. Будь Густ еще и нормальным человеком, я бы точно пропала.

Как же себя вести – подойти поздороваться или оставаться на месте? В итоге осталась на веранде и закрыла глаза, откинувшись в кресле и наслаждаясь светом вечернего солнца. Было уже начало седьмого, Густ вернулся домой позже, чем обещал.

Знаете, что особенного в ковбоях? Их всегда слышно издалека, когда они возвращаются с ранчо домой. Вот и сейчас до меня донеслось характерное позвякивание – это кожаные чапсы с металлическими пряжками выдавали приближение Густа.

– Привет, – сказал он, выходя через заднюю дверь.

– Привет, – отозвалась я, не поворачивая головы.

Его тень заслонила солнце, пришлось открыть глаза. И почему он так чертовски красив?

– Как прошел день? – спросил он, небрежно выправляя рубашку из джинсов и расстегивая перламутровые пуговицы.

Я старательно делала вид, что не замечаю этого.

– Отлично, – сказала я. – Твоя дочь куда приятнее в общении, чем ты.

Он пожал плечами, будто это не было для него новостью. Расстегнутая рубашка обнажила белую, облегающую торс футболку.

– Спасибо, что подготовил комнату, – сказала я, изо всех сил стараясь не смотреть, как он снимает чапсы.

Он приподнял одну бровь.

– Не припомню, чтобы ты когда-то говорила «спасибо», – заметил он.

– У меня, знаешь ли, есть манеры, так что я всегда говорю «спасибо». Просто не тебе.

– Справедливо.

Он положил чапсы на кресло рядом со мной.

– Пойду в душ, а потом займусь ужином. Будешь курицу гриль?