скачать книгу бесплатно
С такой гибкой халабудой они втроём – Славка, Колька и Юрка – выехали в расположение четырнадцатой сейсмопартии Тюменской геофизической экспедиции. Основной целью их работы стала выдача рекомендаций по глубине закладки тротиловых шашек. Сейсморазведка тогда была только взрывная. Рекомендации выдавались на основе данных лоцирования сейсмопрофилей, каждый из которых доходил до десятка километров в длину. Работа была рассчитана на пару недель. Жили в вагончике.
Заметим: Юрка на полевые попал в первый раз! До этого весь его опыт полевика складывался из житья на Волге – в палатке летом, лыжных прогулок на полдня в самарской деревне и книжек Санина про Антарктиду.
Конечно, его экипировали! Унты, тёплые штаны, водолазный свитер, полушубок, рукавицы. Ушанка – своя. Всё чин-чинарём. Хотя для Юрки такая одежда была внове, особенно унты – до этого он их видел только в кино про полярных лётчиков. Ну и погода его удивила: конец марта, а за бортом – минус двадцать пять!
Так как Юрка только приехал и ничегошеньки не умел, ему поручили самую простую, но ответственную работу. Он сидел в багажнике «гэта», отдельно от остального экипажа – Славки, Кольки и механика-водителя – с регистратором в руках и следил за его работой. Багажник был холодный, загружали Юрку туда во всём обмундировании, вручали регистратор и закрывали тентом, после чего он уже за бортом ничего не видел. А и смотреть было особо не на что. Вездеход на ходу поднимал облако снежной пыли, которая, кстати говоря, набивалась во все дыры, и после прохождения профиля Юрку откапывали лопатой.
Такая у него теперь была творческая работа!
Лоцировали обычно часов по пять. Потом приезжали. Варили макароны с тушёнкой или разогревали рисовую кашу с мясом, ели. Выводили данные с регистратора. Общались с главным геологом партии, выдавали рекомендации, намечали план работы на следующий день. Опять варили макароны с тушёнкой, ужинали и ложились спать.
Представляете, ещё вчера Юрий Серов в чистенькой и наглаженной троечке ходил по тёплым этажам второго корпуса родного авиационного института, его окружали интеллигентные люди, красивые и умные девочки. Профессора и доценты интересовались его мнением – и сам он уже потихоньку собирал материал для диссертации. А теперь? Дикие и грязные сейсмики, соляра, громыхающий вездеход, обмороженные уши, заусенцы на пальцах… и его никому на хрен не нужное мнение. Ибо он ничего не знает, не понимает и вообще. И куда интереснее выслушать рассказ пьяного буровика, что разбуривает профили под закладку зарядов. Такая метаморфоза. Но… «Бачили очi, що купували!»
Прошла неделя. Юрка даже как-то стал привыкать к работе. Уже пытался вникать в процессы вывода информации, а вечерами с любопытством прислушивался к разглагольствованиям Колганова. Колька был Настоящим Геологом и в жанре демагогических монологов начитывал братьям курс геоморфологии.
Вживался Юрка.
Это случилось на восьмой день их пребывания.
Есть такое «это», которое обязательно случается, и, как правило, в самый неподходящий момент.
Всё было как обычно – утро, завтрак, погрузка в вездеход, транспортировка антенной системы на крыше вездехода, разворачивание её в режим скольжения за вездеходом, загрузка Юрки в багажник, подключение системы, движение, лоцирование…
Пошло «не так» часа через полтора. Они уже заканчивали первый на сегодня профиль, когда кабели, соединявшие антенну-сани и регистратор, вдруг стали натягиваться и дёргаться. Обычно они свободно провисали и покачивались в такт движения вездехода. Юрка постучал в стенку кабины, но из-за грохота его никто не услышал. Он прикинул, по времени выходило, что скоро остановка, и повторно стучать не стал.
Только Юрка расслабился, послышался удар, и тут же вырвало один из кабелей, Юрка грохнул в стенку так, что в этот раз его услышали сразу – вездеход резко встал. Юрка выглянул из-под тента – сани антенной системы одной лыжей налетели на пенёк, систему перекосило, оборвало один из тянущих тросов и кабель.
Обрыв кабеля означал, что придётся возвращаться на базу и всё перепаивать. Оценив ситуацию, Юрка выключил регистратор, снял его с себя и стал вылезать из багажника. Перебравшись через борт, он глянул назад – снег был совсем рядом – и спрыгнул. И тут же утонул по грудь. «Ни фига себе!» – удивился он и стал разворачиваться, чтобы выползти к колее.
В этот момент вездеход, чтобы освободить натяжение оставшегося троса и кабелей, начал сдавать назад. И сдавал, зараза, со скоростью большей, чем полз Юрка, и, конечно, брюхом подмял парня.
Было ли Юрке страшно? Наверное, нет. Всё случилось слишком быстро. Он даже толком не понял, что произошло.
То есть – так-то всё понятно! Но неожиданно.
Юрка лежал, вдавленный в снег, а вездеход ещё некоторое время продолжал двигаться, но потом встал. Юрка понимал: надо дать знать, что он здесь, под вездеходом, но ни крикнуть, ни пошевелиться не мог, даже вздохнуть толком не получалось. Прошла минута, за которую Юрка много чего передумал, и тут вездеход начал двигаться обратно, освобождая Юрку из снежного плена. Как только он съехал, Славка с Колькой подхватили Юрку под руки и принялись трясти, бесконечно спрашивая: «Ты как, нормально? Нормально? Как ты?»
Человек только что побывал под вездеходом, а они его трясут, чудаки!.. И всё у него было нормально, только сильно болела спина. Всем экипажем Юрку втащили в кабину, уложили на скамью, подстелив полушубок, сели и закурили.
– Закурить дайте, гады! – голосом умирающего попросил Юрка.
Славка дрожащими руками достал из пачки сигарету, подкурил и сунул ему в рот:
– Ты на хрена из багажника вылез? – спросил он.
– Хотел сани оттянуть, – Юрка затянулся и выпустил дым.
– Э! – Колганов обычно так начинал обращение к людям. – Э! – в этот раз он обращался к механику-водителю. – Я тебе сразу крикнул: «Стой!»… А ты? Гля чего ехал, водила хренов?
– А чё я? – у водителя, когда он затягивался, тоже мелко тряслись руки. – Я сразу и встал.
Колька потёр лицо руками и повернулся к Славке:
– У нас водка в вагончике осталась?
– Ещё бутылка.
– Поехали!
– Сани погрузить надо. – Славка взял перчатки и стал их натягивать. – Ты как? – он смотрел на Юрку. – Твои тётки поубивают меня на хрен…
– Шутник, – кряхтя, Юрка попытался приподняться.
– Куда? – дёрнулся Славка. – Лежи!
– Отвали, Слав! Я что, и когда поедем, лежать буду? Мне так все позвонки вытрясет.
Схватившись рукой за борт, Юрка подтянулся и сел.
Славка с Николаем выбрались наружу. Увязая в снегу и матерясь, они загрузили сани на крышу, через пять минут «гэт» уже ехал на базу.
Той ночью Юрке приснился сон. Лежит он, подвернув под себя ногу, в заснеженной долине, и ему не хватает воздуха. Казалось бы, ничего не мешает, но он задыхается и никак не может вдохнуть полной грудью. От этого внезапно накатившего удушья Юрка проснулся – видимо, здорово его придавило.
Но уже через день спина позволила ходить и даже работать, а ещё через неделю Юрка совсем забыл о ней.
А вездеходы в Юркиной северной жизни ещё не раз доставляли удовольствие общения с ними. То их нужно было вручную вытягивать из болота, вырубая полгектара леса. (Но это водитель-механик дурак, а вездеход ни в чём не виноват.) То у них на тридцатипятиградусном морозе обрывало «палец» в гусенице, и приходилось махать кувалдой, загоняя новый на место, поминутно меняясь с тем же Колгановым, на морозе быстро сбивается дыхание и запросто можно получить воспаление лёгких. Но тут уж ничего не поделаешь: в тридцать пять и сталь становится хрупкой. То…
В общем, всякое было.
Но первый опыт общения с вездеходами Юрка не забудет никогда. А как тут забудешь, если нет-нет да и прихватит поясницу – и только укол анальгина может привести в чувство.
Так прошла первая Юркина полевая работа, во время которой он близко – можно даже сказать, по-семейному тесно – познакомился с вездеходами.
Так начался его Крайний Север, который растянется на долгие годы. Пройдёт совсем немного времени, и Он, этот Крайний Север, – станет Юрке родным и понятным. Но тогда, в первый раз, Север показался ему жёстким, негостеприимным, даже жестоким. Юрке сразу захотелось всё бросить и уехать. Но он остался. И не потому что геройствовал, просто возвращаться было некуда.
Интермедия. Колька
Колька Колганов был Настоящим Геологом.
Выпускник геологоразведочного факультета Тюменского «индуса» (индустриального института), он даже женился на географичке. Свою Варю он встретил на Полярном Урале, где работал после института на разведочной буровой. Она туда приезжала на геологическую практику как учитель географии.
Колька на два года младше Ярослава Серова – значит на двенадцать лет старше Юрки. В восьмидесятых он работал в Тюмени в Центральной аэрокосмогеологической партии, а в 88-м, по приглашению космонавта, переехал в Северный.
В Тюмени Колька ютился с семьёй в комнатёнке малосемейного общежития. Нужно сказать, и семья у него была небольшая: Варя и сын Сашка. В Северном Кольке пообещали двухкомнатную квартиру, пообещали и дали.
С Колгановым Юрка познакомился в первый же трудовой день. Был Коля невысокого роста, сухой, крепкий, с длинными чёрными волосами, всклокоченной бородой, в неизменных квадратных очках на утином носу. Очки эти у него постоянно ломались – он их чинил, они опять ломались, он их опять чинил. На вопрос: «Колганов, ты когда уже себе новые очки купишь?» – он неизменно отвечал: «Щас! Я на права в них сфотографирован!» У Кольки были «Жигули» – ВАЗ-2101, «копейка», по тем временам – ещё машина.
По профессии Колька геолог, по специализации геоморфолог и аэрокосмогеолог. Знающие люди говорили, что Колька – светлая голова, талант и что ему нужно защищать диссертацию, но сам Колганов, сплёвывая сквозь редкие зубы (многих после Полярного Урала у него недоставало), говорил, что он человек не научный, а практический.
А практик он был… о-го-го! В Аэрокосмогеологии его прозвали Кулибиным.
Был по характеру Колька балагур, чудила и выпивоха, знал бесконечное множество деревенских историй и случаев из жизни буровых Полярного Урала и травил свои байки с удовольствием под водочку и солёную рыбку.
– Народ на буровых глубокой разведки, на Полярном, – своеобразный. Вахтовики. И не по месяцу-два, как здесь, а по полгода и больше, пока скважина не отбурится. А бурили такие скважины у чёрта на куличиках – ни тебе городов, ни посёлков. На сотни километров голимая тундра. Двадцать-тридцать человек на полгода, и только радио. Почище любого звездолёта! В основном, конечно, мужики, но три-четыре женщины в коллективе всегда были. Кухонные работники, поварихи там… И весь народ из Белоруссии.
«Прахади, не задёрживай!» – поварихи на раздаче так подгоняли.
За полгода весь коллектив сплачивался и становился родным. Через этих тёток. Там такая ротация происходила. Сами они друг дружку потом называли «сястра». «Сястра, подай хлеба!», «Сястра, налей чаю!».
И хоть там была ротация, всегда находились признанные авторитеты из мужиков. Работал у нас один тракторист, Сенька Лукашевич. Поварихи говорили про него просто: «Лучше Сямёна никто не яб@т!» Простой народ… Простые нравы. Такие вот… «Прахади, не задёрживай!»
Кроме таких историй Колька знал ещё много чего. Был он неистощимый кладезь афоризмов. Вся партия за ним повторяла: «Насрать, как говорила моя сестра Раиса». Юрка долго думал, что у Коли и правда есть сестра Раиса.
И всё бы хорошо… но был у Коли один недостаток, который, впрочем, по тем временам ни у кого не вызывал особого неодобрения. Любил Колька выпить. Где бы ни собиралась компания: в гараже ли, у Серовых ли в радиолокационной, в холле – всё равно. Только доставали бутылку спиртного и ставили на стол – через пять минут (можно было засекать по часам) появлялся Николай. Как он чуял – загадка природы! Но он никогда не был халявщиком. При наличии денег Колька проставлялся легко и непринуждённо: угощая всех и вся (правда, потом раскручивая на продолжение).
Юрку с Колей кроме работы – первые два года Юркиного полевого стажа Колганов выезжал практически на все полевые работы – связывало ещё и то, что Колька стал молодому Серову негласным наставником, старшим товарищем, а в общем – другом.
Началось это в мае 90-го. Юрка тогда только два месяца как переехал из Самары и маялся своими больными, как зубы, семейными проблемами.
Летом 89-го он отправил семью в Крым и нежданно-негаданно влюбился в студентку Аню. А уже к ноябрю оказался в цугцванге, из которого брат и пытался его выдернуть.
Любовь, она… В общем, бывают крайне болезненные состояния, при которых жить без любимого человека невозможно. Совсем! И хорошо, если это взаимно и человек свободен. А если нет? Вот тогда и возникают проклятые любовные треугольники… квадраты… дьявольские многоугольники… Такая приключилась с Юркой беда.
Сбежать-то он на Север сбежал, но окончательно решить ничего не мог. С одной стороны, семья – Соня с пятилетним Владом, с другой – Аня, и надо решать, кого везти в Северный. Надо. Но не мог Юрка взять и вычеркнуть из жизни хоть кого-нибудь! Не мог.
Ища поддержки, Юрка писал маме, но та одёрнула: «Сына хочешь бросить? Знать тебя не желаю!» В целом, старший придерживался того же мнения. С братом у него вообще вышел неприятный разговор. Славка обозвал Юрку безответственным маменькиным сынком, хлюпиком, интеллигентским сопляком, неспособным принимать решения. Юрка взбеленился и наперекор всем написал Соне письмо с просьбой дать развод. Как говорится, «принял решение».
Соня развод дала.
Но тут не выдержала Аня: «Я тебя не держу… Не хочу быть разлучницей… Возвращайся к семье!»
И всё окончательно запуталось…
С тяжёлым сердцем и нерадостными мыслями ехал Юрка в мае 90-го куда-то в район Сутормы (ему было всё равно куда): в грязь, в снег, в распутицу. Погода в мае ещё холодная, и снега кругом – предостаточно.
Выбрав место под базу, аэрокосмогеологи поставили палатку, установили печку и начали готовиться к завтрашней работе. Юрка в приготовлениях участия не принимал: его «никакая» квалификация позволяла ему болтаться без дела. Под предлогом поиска агатов – есть такая страстишка в Северном: осколки сердоликов и агатов в песках собирать – он ушёл в лес. Верёвку взял покрепче и ушёл.
В полутора километрах от баз он отыскал сосну с веткой потолще, перекинул верёвку, закурил и присел рядом на поваленное дерево.
Мерзкое у него было настроение. На работе не складывалось, его считали белой вороной – а то как же: аспирант! даже материться толком не умеет. С женщинами дела запутались окончательно. С братом отношения портились на глазах. Тот уже несколько дней совсем не разговаривал с Юркой, после его письма к Соне о разводе. «Бабы – бабами, а главное – семья!» – сказал он брату и постучал кулаком себе по лбу, намекая на умственную неполноценность младшего. Конечно, неполноценность! Юрке тогда всего-то было двадцать шесть. Жизненной мудрости, как у брата, ещё не накопил.
И вот так он сидел, сидел, курил, курил, думал, думал, пока на него не набрёл Николай.
– Э! Ты чего не отзываешься? – Колька пристроился рядом на бревно. – Тебя там ищут… Славка говорит, ушёл за камнями и уже два часа нет.
Колька закурил, сплюнул, внимательно осмотрел Юрку, глянул на верёвку и… всё понял. Рывком за грудки он поднял Юрку и коротким ударом в челюсть свалил в снег.
Нет. Топтать он Юрку не стал. Нужно было, наверное, но не стал. Вместо этого снова присел на дерево и достал новую сигарету.
– Охренел, да?! Я давно на тебя смотрю: всё молчишь-молчишь… Небось, о бабах своих всё думаешь? Бабы – зло! Хотя, конечно, без них херово… Вставай давай… – Колька протянул руку Юрке, но тот отмахнулся. – Зря! Не обижайся. В рожу получил – не обижайся… За дело! Ты, думаешь, один такой? Вон у Вокарчука подруга в Стрежевом осталась, а он жену с Украины везёт с дочкой. И у нашего космонавта жена молодая… Так что… – Колька несколько раз глубоко затянулся, напустил облако дыма и затушил сигарету о каблук, – дурака не валяй, снимай верёвку и пошли на базу. Жрать охота!
Юрка нехотя поднялся. Они вместе сдернули верёвку и пошли к палаткам. Колька шёл и рассказывал историю «про любовь».
– Любовь у тебя… Конечно, любовь! Только и она разная бывает. – Колька шёл своим чётким вымеренным шагом – этот его талант часто использовали на полевых работах, Колькой мерили расстояния.
– Жил у нас в деревне дед Митрич. Местный Щукарь. Вечно попадал в разные истории.
Раз поехал зимой в Тюмень к сыну, к Саньке. Погостил, а на обратной дороге решил выпить в аэропорту пива. Давно не пил. Выпил пару кружек – и в самолёт. Самолёт Ан-2, местные авиалинии. Взлетели, летят… и тут Митричу в туалет приспичило, по-малому… Идёт он в кабину к пилотам, стучится, второй пилот открывает: «Тебе чего, дед?» А Митрич: «В туалет бы, сынки…» Пилот посмотрел на него, улыбнулся так хитро, подмигнул и говорит: «Ссы в штаны, дед – нет в кукурузнике туалетов», – и закрыл дверь. Митрич постоял-постоял и пошёл на место. «Потом, – рассказывает, – сижу… ага, а мо?чи уже нет терпеть-то… и начал, значит, потихоньку себе в штаны пускать… А штаны ватны, толсты, не промокат снаружи, а снутри впитыват». В общем, справил нужду. Хорошо ему стало, и в штанах тепло. А тут и прилетели. Пока с районного центра в неотапливаемом автобусе доехал, штаны промёрзли и колом встали. Пришёл он домой, а Дуси, жены его, нет. Штаны снял и от греха на печку закинул, чтобы Дуся, значит, не ругалась. Сидит без штанов, чай пьёт. Тут Дуся от соседки вернулась и носом… носом: «Чо это у нас, старый чёрт, ссаньём вонят?» А Митрич таким тонким голоском: «Енто откудова, Дусечка? Чать в доме маленьких-то нету». «Да я, – говорит, – чую, что маленьких-то нет – пахнет-то как от старого кобеля!» И на печку шасть, нашла Митричевы штаны и давай его ими охаживать. Потом бросила и говорит: «Чёрт с тобой! Надоел. Живи как хошь, а я к Саньке уехала!» Деньги собрала, оделась и ушла, хлопнув дверью. А Митрич обрадовался, положил опять штаны на печку, достал заначку – бутылку самогона – налил, выпил, закурил и говорит: «Ну и хрен с тобой, дура старая! Сама надоела!» И ещё налил.
Загулял Митрич. По-чёрному загулял. Сначала всё в доме выпил, потом с друганами все деньги из заначки пропил. Неделю гулял. Через неделю пить стало нечего, денег нет, друганов тоже…
Лежит Митрич в нетопленой избе под одеялом, с похмелья помирает. А на дворе скотина ревёт. Корова не доена, не кормлена. Овцы голодные – все плетни погрызли.
И тут распахивается дверь, врывается жена и с кулаками: «Ты чего, мать твою суку, устроил, гад фашистский, а?!Решил мне хозяйство угробить, ага?! Убью!»
А Митрич потом вспоминал: «Лежу я, слухаю её – а у самого слёзы текут: Дусечка моя любима приехала…»
С того майского дня Юрка с Николаем сдружились. О личных делах в коллективе он не распространялся, а с Колгановым мог вволю наговориться и часто бывал у того в гостях. Познакомился с Варей, с его сыном Сашкой. Они – младшие Серовы и Колгановы – даже потом «породнились», «поженив» домашних питомцев. Свели серовского кота Василия с колгановской Мусей. И котят потом вместе раздавали. Но это было уже позже, когда Юрка привёз в Северный семью.
К середине 90-х Николая назначили начальником партии. Партия была в кризисе, Колька хотел её вытянуть, но верхнее руководство «подставило» его. То ли у Колганова деньги какие-то пропали, которых и так не наблюдалось, то ли ещё что-то стряслось, в общем – беда. И Колька, махнув на всё, запил не хуже Митрича.
Потом выкарабкался, но запал прошёл. В поля ездить перестал, историй не рассказывал. Время от времени происходила в нём реанимация того, прежнего Кольки Колганова, и тогда в партии его можно было найти по громкому дружному хохоту. Но всё чаще это было связано с выпивкой…
В 96-м Юрка из партии ушёл. С Николаем они стали видеться редко. А когда в 98-м из партии ушёл Славка, отношения братьев с Колгановыми практически прекратились.
Последний раз Юрка видел его на прощании со Славкой в январе 2003-го
– Пошли мы с батей рыбу ловить. Понятное дело, сетку ставили. От деревни отходить далеко не хотелось, но тогда нужно было всю ночь сеть сторожить. Желающих-то стырить сетку – до хрена кругом! И чтобы не торчать всю ночь возле реки, батя придумал поставить чучело. Обыкновенное чучело: крест-накрест палки, шляпа, куфайка, даже штаны… Сетку поставили и ушли.
Приходим рано утром – сетки нет! Чучело, конечно, на месте. Батя покрутился-покрутился, поискал – нет сетки! Взял весло, подошёл к чучелу и как даст по нему со всего замаха. Чучело повалилось, а батя ему и говорит: «Херовый из тебя сторож, ага!» Бросил весло и ушёл.
Колька достал сигарету, долго её мял, потупив голову, подкурил и, сделав несколько затяжек, подытожил:
– Давно у бати на могилке не был… Надо съездить.
Рассказ второй. В ответе за тех, кого приручили…
Компания «Таркосаленефтегаз» выходила на Восточно-Таркосалинское месторождение. Чтобы понимать, в каком состоянии оно находится и как бы там «не нагадить сверх меры», предприятие заказало аэрокосмогеологам экологический аудит.
Это только в жёлтой прессе пишут, что нефтяники и газовики бессмысленно убивают природу и изводят коренное население ради многомиллионных сверхприбылей. Но даже в самые тяжёлые годы, вначале 90-х, нефтегазодобывающие предприятия пытались по мере возможности сохранять природные ландшафты и тратили немалые деньги, заказывая работы экологам. Хотя и «гадили» тоже, много «гадили», чего скрывать.
На основе космических снимков космогеологи оперативно отстроили основу аудита – ландшафтную карту региона. Но карта без наземных измерений – как теория без практики. Нужно и зверушек посчитать, и травки. Посмотреть, как ведёт себя мерзлота. Где и на какой глубине залегают грунтовые воды. В общем, нужны полевые работы.
Нужны так нужны.
Восточно-Таркосалинское месторождение располагается в двухстах пятидесяти километрах к северо-востоку от Северного, в местах необжитых и пустынных. Единственное средство доставки полевой бригады – вертолёт. Не привыкать!
В десять утра шестого июня братья Серовы, Юрий Григорьевич Золевский и Игорь Вокарчук с полутонной груза выехали на уазике в аэропорт Северного – для вертолётной заброски. С Золевским был его старый пёс Буран – белая лайка.
