скачать книгу бесплатно
– Все брешут они! Нумера у них самые заурядные, клопы постояльцев, аки тигры кровожадные, пожирают. У нас в «Санкт-Петербурге» останавливались? Нет? Тогда непременно к нам следуйте. Ни клопов, ни тараканов не водится. Удобные помещения на любой вкус – от полтинника до двух рублев с прислугою и самоваром круглосуточно. Повар у нас прославленный, французский!
Анюта хлопнула в ладоши:
– Хочу к французскому повару!
Малевский хмыкнул:
– Да это лишь название одно – «французский», а на деле – какой-нибудь Еремей Парамоныч из Люберец.
Бородатый мужик против этого довода не возражал, но привел еще один резон:
– Зато езды отселя – сто сажень! Давайте вашу багажную квитанцию, доставим вещички прямо в нумерок.
Малевский согласно махнул рукой:
– Вези!
Если бы ведали влюбленные, чем для них обернется сей выбор!
Песенки под арфу
Они плотно уселись в легкую рессорную коляску. Мужик разместил свой обширный зад на узких козлах и, по-разбойничьи посвистывая, понесся через площадь. Едва пересек ее и выкатился на Каланчевку, как резко осадил у солидного строения, на котором красовалась вывеска «Санкт-Петербург». (Забавная преемственность: почти на этом же месте спустя три четверти столетия была возведена высотная гостиница «Ленинградская».) В этой гостинице останавливались солидные купцы, крупные спекулянты, знаменитые аферисты и гастролирующие актеры.
В прокуренной бильярдной стучали шары, по номерам и в специальном зале азартные постояльцы резались в карты, половые носились по коридорам с пыхтящими паром самоварами. Несколько комнат занимали порочные девицы, удовлетворявшие потребности наиболее темпераментных постояльцев.
Но гостиница и впрямь оказалась довольно чистой, так что Малевский отлично выспался и утром в бодром настроении отправился по делам.
Сначала он побывал в доме Купеческого общества, что в Рыбном переулке. Здесь, в правлении заводов знаменитого Кольчугина, он договорился о поставках мельхиора в листах и красной меди. Оттуда отправился на Даниловскую улицу, где заключил выгодный контракт с Германом Прейсом, владельцем напилочного завода.
Усталый, но счастливый, вернулся к вечеру в гостиницу, принял ванну и вместе с Анютой отправился в небольшой, но уже изрядно заполненный гуляющей публикой ресторан, разместившийся в полуподвале.
Они пили хорошее французское вино, с аппетитом ели сочные деволяи и забавлялись зрелищем, которое шло на невысокой эстраде, освещенной керосиновыми лампами с большими отражателями. Представление было вполне балаганным. Лихо отплясывал трепака крошечного роста сухонький человечек, дробно стуча каблуками ярко начищенных сапог. Потом бородатый мужик в цветастом жилете наяривал на балалайке, перекидывая ее то через спину, то через ногу и не сбиваясь с такта.
Балалаечника сменили разухабистые цыгане, долго не уходившие с подмостков.
Уже около полуночи два половых выкатили на середину сцены арфу. Перед публикой предстал толстый человек в новом фраке с блестящими саржевыми лацканами, оказавшийся владельцем гостиницы. Воздев руки к потолку, на котором были изображены голые амуры, он пророкотал:
– Известная во всем мире, блестящая европейская знаменитость госпожа Надежда Пильская!
Из-за ширмы, стоявшей у задника сцены, вышла женщина, взглянув на которую Малевский и Анюта от удивления обомлели. Они увидали смуглую красавицу с роскошными плечами, с громадными печальными глазами и толстенной смоляной косой. Арфистка была поразительно похожа на… Анюту.
Последняя даже перекрестилась:
– Господи, бывает же такое!
Малевский покрутил головой и расхохотался:
– Невероятное сходство! Ох, хороша бабешка…
Тем временем госпожа Пильская изящной рукой тронула струны и запела красивым контральто:
Зачем на краткое мгновенье
В сей жизни нас судьба свела,
Когда другое назначенье
И разный путь она дала?
Зал сразу стих. Краснолицые купчины и изящные господа с моноклями в глазу с интересом слушали арфистку. Когда она кончила песню, на сцену полетели ассигнации, за которыми, впрочем, госпожа Пильская не наклонилась, чем еще больше расположила публику.
Малевский поднялся с места, громко захлопал в ладони и крикнул:
– Пожалуйста, «Затворницу»!
Из зала как эхо отозвались крики:
– «Затворницу», «Затворницу»!
Это была популярнейшая песня на слова Якова Полонского, которую много десятилетий спустя обессмертит в одном из своих рассказов гениальный Иван Бунин, пребывавший, впрочем, в те годы еще в младенческом состоянии.
Госпожа Пильская согласно наклонила голову и запела:
В одной знакомой улице
Я помню старый дом,
С высокой темной лестницей,
С завешанным окном.
Там огонек, как звездочка,
До полночи горит.
А ветер занавесочку
Тихонько шевелит.
В зале уже никто не ел, не пил, не произносил тостов. Все, словно заколдованные, внимали певице: голос ее завораживал, у многих гуляк на глазах блестели слезы.
Никто не знал, какая там
Затворница жила,
Как чудно сила тайная
Меня туда влекла…
Чистый голос пел о несчастной любви, и трогательные слова находили отзыв в сердцах слушавших.
И опять ресторанный зал гремел овацией, опять сцену осыпали ассигнациями. Малевский вынул из вазы, стоявшей на его столике, букет роз, вложил в него пятидесятирублевую бумажку и визитную карточку и, подойдя к эстраде, протянул певице.
Анюта весь вечер сидела надув губки. Когда они поднялись к себе наверх, она вдруг разрыдалась:
– Как не стыдно! Я всю жизнь тебе отдала, а ты…
– Не капризничай! Мне певичка показалась любопытной лишь по той причине, что как две капли воды похожа на тебя. Интересно, – Малевский расхохотался, – во всем остальном она тоже похожа на тебя?
– Мне противно слушать!
– Нет, серьезно говорю. Ты знаешь, чем прелюбодеи характерны? Они очень любопытны. В мире нет двух одинаковых женщин…
– Как и мужчин!
– Ах, ты и это знаешь! Так вот, эти самые, любопытные, норовят изучить и сравнить! Впрочем, закончим этот разговор. Нам необходимо скорее возвращаться домой. Послезавтра в десять утра состоится учредительное собрание страховой компании. Меня выберут в правление. Уедем завтра с пассажирским в половине второго пополудни.
Анюта возмутилась:
– Как же так? Ведь сам обещал сводить меня в музеум князя Голицына? Еще в Питере говорил…
Тяжко вздохнул Малевский:
– Будь по-твоему!
…Утром он отправил гостиничного слугу на Николаевский вокзал:
– Возьмешь, братец, два билета в первый класс вечернего пассажирского. Того, что в половине седьмого отправляется. – И он протянул тридцать восемь рублей – стоимость билетов.
На Домниковке
Утро задалось яркое, солнечное, по-августовски тихое и теплое. Малевский с Анютой катил на лихаче на Тверской бульвар. Там в доме, принадлежавшем некоему Дубовицкому, разместилась выставка Общества любителей художеств.
Малевский водил Анюту по залам, рассказывал о картинах и их мастерах. Его поразило то внимание, с каким девица слушала его, ее сметливость и отличная память. «Побольше бы тебе образования, и ты украсила бы любой великосветский салон», – сказал Малевский.
Обедали влюбленные в «Париже» – это на углу Тверской и Охотного ряда. Услужливые официанты кормили их сытно и вкусно.
Через Мясницкую возвращались домой – пешком. Солнце уже склонялось к западу и до отхода поезда оставалось меньше часа, когда Малевский проводил подругу в номер и сказал:
– Загляну-ка я в табачную лавку!
Он отправился на соседнюю Домниковку. В небольшом чистеньком магазинчике «Борис Кожухов и К
» оставил семь рублей и получил ящичек с кубинскими сигарами «Гавана». И вот когда он, распахнув дверь, вновь оказался на улице, то лицом к лицу столкнулся со вчерашней арфисткой.
Малевский захлебнулся от волнения:
– Какое чудо! Простите, медам, мою дерзость, но я… желаю выразить вам свой восторг. У вас волшебный голос! Вам необходимо петь в опере.
Арфистка, чуть зардевшись, с легкой улыбкой спросила:
– В Большом театре?
– Нет! Вы должны петь в Мариинском. Там голоса лучше, знаете. К тому же капельмейстер мой большой друг. Мы с ним в «Аркадии» обедали. И дома у меня он был.
– Это кто ж?
– Направник. Вот он меня приглашал на премьеру «Бориса Годунова». Я был. И еще на «Опричников» ходил.
– Я с Эдуардом Францевичем знакома. Взяла у него несколько уроков.
– Очень хорошо! Направник вас знает, а мы еще не познакомились. Позвольте представиться – Семен Францевич…
– Малевский! – улыбнулась собеседница. – Ведь вы послали мне свою визитную карточку.
– Ах, и вы, божественная, запомнили мое ничего не значащее имя! Позвольте поцеловать вашу чудную ручку. Что касается вашего имени, то мои уста повторяют его постоянно – Надежда, Надежда Пильская! Звучит как дуновение зефира в листьях душистого мирта.
– Да вы настоящий поэт!
– Иван Андреевич Крылов умер, когда мне было четыре годика. Но он, бывая у нас дома, однажды поглядел на меня и сказал: «Большой фантазер растет! Будет поэтом или… сыщиком». Но я не оправдал надежд нашего баснописца. Когда вы, сударыня, пожалуете к нам на брега Невы?
– В середине сентября должна быть.
– Приходите, умоляю вас, на Сампсоньевский завод. В проходной прикажите, чтобы проводили в контору к директору. Это я и есть. Целые дни на службе провожу.
– А вот та милая женщина, что с вами сидела за столиком и так сильно схожа внешностью со мной, ваша супруга?
Малевский протестующе замахал руками:
– Нет, господь с вами, это так, знакомая! Я холост.
…Они расстались вполне друзьями. Эта случайная встреча решила участь Малевского.
Нежная встреча
Пасмурным прохладным днем, которыми так богат город на Неве, Надежда Пильская прибыла в Петербург. Случилось это на другой день после праздника Воздвижения, в середине сентября. В августе скончалась ее богатая тетка, жившая на Литейном. Теперь Пильской предстояло выяснить некоторые дела, касавшиеся ее части наследства.
Это наследство, какая бы скромная часть его ни досталась Пильской, было весьма кстати. Закончив Московскую консерваторию, она не сумела хорошо устроиться в оперную труппу. По этой причине была вынуждена петь во второразрядном ресторане. Здесь, впрочем, ей порой перепадал приличный куш от подгулявших купцов. Хотя часть этих денег приходилось отдавать владельцу «Санкт-Петербурга», кое-что все же оставалось. И это кое-что она бережно откладывала для учебы в Италии, после которой Пильская надеялась стать выдающейся вокалисткой.
В Малевском она сразу разглядела натуру порочную и увлекающуюся. Но он был интеллигентен, умел, кажется, красиво ухаживать, недурен собой. Но главное, он был богат и щедр. Он сумел оценить ее певческие способности. И теперь задачей Пильской было сделать так, чтобы Малевский раскошелился и дал деньги на Италию.
Прямо с поезда она отправилась к нотариусу, а затем на завод к Малевскому. Едва они остались вдвоем в кабинете, как он осыпал певицу поцелуями.
– Я не верю своему счастью! – страстно шептал Малевский. – Бросаю все дела – и в ювелирный. Хочу подарить тебе, моя козочка, золотое кольцо с бриллиантами. Пусть это будет памятью о нашей встрече. Затем поедем в ресторан, пообедаем. – Он задумчиво потер лоб и вопросительно посмотрел на певицу: – Но, может, не будем терять попусту сладостных минут? Поедем ко мне в гости?
Пильская кивнула:
– Сделайте, как находите нужным.
Малевский обрадовался:
– И пообедаем, и поужинаем, и… позавтракаем.
Дав указания по службе, Малевский с певицей через пятнадцать минут катил в коляске на Никольский проспект, что на Выборгской стороне, к себе домой.
Под дождем
В пылу страсти Малевский совершенно забыл про маленький пустяк. Минувшую ночь Анюта, по обычаю, провела у него в постели. Утром, отправляя ее на квартиру, которую он снимал в доме Шестаковой, это угол Петербургского проспекта и Новоизмайловского в Нарвской части, Малевский обещал:
– Вечером пришлю за тобой коляску!
