скачать книгу бесплатно
Отправились мы в его покои, открыли шкаф, и что бы вы думали? – лежит там пара носков для меня в самом наилучшем виде.
Поблагодарил я министра иностранных дел и его волшебному шкафу поклонился, а премьеру завидно стало и он говорит ревниво:
– Велика новость – шкаф с носками! У меня, может, десять таких шкафов имеется!
Но всем было наплевать на его выдуманные шкафы, потому что меня уже вели на улицу к танку, иноземных гостей удивлять.
Глава 9
Танк, надо сказать, получился знатный: огромный такой и металлический. Пушка, опять же, впечатляющая и гусеницы надёжные. Стою перед ним, примеряюсь: через какую дырку внутрь правильнее проникать. А со всех сторон послы наседают, пристают и восторгаются моим появлением – узнали, значит, мою персону по шпионским фотографиям.
Премьер-министр вперёд выскочил и говорит:
– Вот, граждане послы, перед вами и танк и наш герой Панкрат, чей подвиг уже высоко оценён всеми мировыми державами. Сейчас он как раз гостит во дворце в ожидании всевозможных награждений, а потому милостиво согласился лично продемонстрировать вам секретную машину в действии.
Я какой-то люк откупорил и в танк забрался. Смотрю, дело моё швах – кругом столько аппаратуры, что и в полгода мне не разобраться в ней. «Ничего, – думаю, – мне же в этом танке не бой вести, а всего лишь чуток проехаться нужно для форсу. А для езды у всех машин одни и те же педали и рукоятки используются. В основном».
Пригляделся внимательнее и вижу, что я почти прав: имеются педальки. Вот только вместо руля какая-то непонятная хрень: и руль – не руль, и рычаг – не рычаг. И кнопок на ней понавтыкано разных. Подёргал я её в разные стороны, кнопки понажимал – толку никакого.
«Ладно, – думаю. – Поеду, а там уж, даст бог, разберусь».
Завёл я машину, из выхлопных труб солярным дымом пыхнуло, послы в стороны прыснули, чихая и кашляя. Прогрел двигатель и на рулевой хрени кнопочку давлю какую-то. Башня вправо поворачиваться стала. Другую кнопочку нажал – башня влево поехала. «Ага, – смекаю, – не ахти как и хитро тут всё устроено». Нажал на педаль и помчался по двору. Спервоначалу не всё гладко пошло – клумбу с цветами разворотил, экзотическое дерево сломал и полкрыльца дворцового раскурочил. Но потом приноровился и гоняю по территории как на лисапеде – «пятаки» нарезаю и орудийной башней верчу по сторонам. Послы в экзальтации аплодируют, премьер довольный мне большой палец украдкой показывает, а с балкона, вижу, какая-то дева неимоверной красоты на мои виражи любуется и платочком обмахивается. Интересно мне стало, что за дева такая очаровательная во дворце обитает, и решил я через орудийную оптику поближе её рассмотреть. Гляжу через прицел: действительно, девица – дай бог каждому. Да только вижу я впридачу к ней ещё один пейзаж – подкрадываются к той девице с верхнего балкона два типа подозрительной внешности. Скажу прямо, внешности шпионской и, скорее всего, иностранной – потому как хорошо выбриты и взгляд у обоих трезвый. Не иначе имеют желание похитить красотку или вообще убить на месте. А я, как дурак, в танке сижу и ничем не могу помешать им осуществлять задуманное: крикну – не услышит никто, и сам пока из люка выползу – её двадцать раз прихлопнуть успеют. Делать нечего, пошёл я на неслыханный риск – навёл пушку на верхний балкон и вдарил по шпионам осколочно-фугасным. Посольская публика запищала в недоумении и бегать начала, в кустах шиповника мечтая укрыться, премьер позеленел от ужаса, а министр обороны вообще ствол пистолета в рот себе вставил – наверное, чтобы от такого отчаянного безобразия матом не заругаться при послах. А я сразу после выстрела из танка выскочил и к той боярышне на этаж взбежал. Вижу, лежит она без чувств от контузии, но декольте ейное активно шевелится – значит, дышит красавица моя. Поднял её на руки и на постель понёс, но взял сгоряча неаккуратно – нерв какой-то спинной защемил ужасно. Бросил её в подушки, сам рядом упал и спину разминаю. А она глаза свои синие открыла и говорит мне нежным голосом:
– Ах, Панкрат Акакьевич, вы ли это?
– Я самый, – киваю ей. – А кто вы, сударушка, будете?
– Я, – отвечает, – дочь нашего государя Анастасия Гороховна. Давно вашими подвигами, Панкрат Акакьевич, любуюсь и восхищаюсь, а теперь, после этой милой контузии, вообще что-то со мной невероятное происходит – прям будто не снаряд осколочно-фугасный в балкон долбанул, а амур попал стрелою прямо в сердце моё.
В общем, влюбилась в меня королевишна без памяти, конечно.
– Оставайтесь, – говорит, – Панкрат Акакьевич у нас насовсем. Замуж за вас я, может, по нашим дурацким царским законам и не смогу пойти, но в обиде вы на меня уж точно не будете.
И смотрит на меня с надеждою, а у самой из глаз прелестных по щёчкам нарумяненным слезьё текёт горькое. Хоть и жалел я её, дуру, но ответил твёрдо:
– Ты уж извиняй, Анастасия Гороховна, но не могу остаться. И причины тут скорее классового порядка, нежели социально-бытового. Я ведь человек простой: пью, курю, ночами кашляю. Сморкаюсь я, к примеру, в мусорное ведро и даже, бывает, промахиваюсь. А у вас ведь кругом полы паркетные, стены под мрамор крашены да потолки натяжные со светодиодной подсветкой. Ну и как мне средь такого барства жить и не зачахнуть? Нет, твоё высочество, не получится у нас ничего. Разные мы люди с тобой, Гороховна, разные…
Но царевна не отстаёт:
– Ох, Панкрат, рвёте вы сердце моё девичье словами своими. Вы на себя посмотрите: у вас печень давно нелёгкой жизнью посажена, а теперь ещё и спина больная – ну куда вы со всем этим попрётесь на улицу, глаза окарачивши? Оставайтесь, я вас лечить буду, ласкать и заботиться, а вы в ответ меня нежностью безмерной окутаете, и заживём мы в любви и согласии. Как в сказке.
– Да какие уж тут сказки! – восклицаю в сердцах. – Я бы рад тебя всеобъемлющей нежностью окутать на определённый период времени, но думаю, что Нюрка моя обязательно сюда явится и нам всю эту сказку запоганит. Женат ведь я, Настасьюшка.
Как заревёт, как заголосит царевна на весь дворец! В этот момент напуганные выстрелом министры с охраной ворвались и давай с разбега мне руки верёвками к больной спине прикручивать – решили, что я на царственную особу неприличные покушения имею. Но царевна на удивленье быстро проревелась и объяснила им суть происходящего, а в доказательство рваные шпионские трупы под балконом показала и мою спину с ущемлённым седалищным нервом. После этого меня сразу развязали, извинились и на руках, жалея мои межпозвоночные диски, восторженно понесли к государю. Его величество Горох, всю историю услышав, расчувствовался не по-царски, рядом с собой на трон посадил, приобнял вполсилы и говорит:
– Награда за Джомолунгму – это само собой, но вот за спасение единственной дочери моей я перед тобой в неоплатном долгу. Сейчас же указ напишу о присвоении тебе звания полковника и скажу казначею, чтобы денег тебе насыпал в чемодан. Не всё ж сволочам богато жить, пусть и у тебя копейка в хозяйстве заведётся. А то народный герой без носков по моему царству ходит – это ведь непорядок, верно?
– Верно, – соглашаюсь. – Непорядок без носков.
А самому вдруг грустно-грустно стало: выходит, все мои мечты сбылись, всё сейчас исполнится и больше мне мечтать будет не о чем. Такая тоска накатила, что хоть ложись да помирай.
Горох Горохович насчёт меня указ диктовать начал, казначей деньги отсчитывать в чемодан, а я вышел на двор покурить да мысли свои обдумать. Глядь, собачонка у моих ног трётся – та самая собачонка, что на Эвересте от меня ускакала. Видать, побегала она, побегала на чужбине, да от тоски обратно в родные края подалась. Так оно и бывает: сколько по свету не рыскай, а всё равно домой возвращаешься. И для меня в любом интересном путешествии только один замечательный момент преобладает – это когда ты порог родного дома переступаешь. Ну, а коли уж собачка из Гималаев вернулась, то, думаю, настала пора и мне в обратный путь собираться.
Глава 10
Тут ко мне на перекур Иван Дурак вышел, и я, в сентиментальности чрезмерной пребывая, поделился с ним своими мыслями. Иван Дурак на это сказал авторитетно:
– Каждый, кто о материальных благах мечтает и, в конце концов, получает их, тот становится ужасно несчастным – смысл жизни для него теряется. Не живёт он дальше, а просто ваньку валяет и дурью мается бессмысленно. Вот и ты, Панкрат, нынче стал дополнительным научным подтверждением этой давней прописной истины, хотя и без тебя у меня перед глазами полным-полно примеров – я ведь как-никак во дворце живу, среди финансовых тузов и богемы всякой вращаюсь. Ох, и жалкая же это публика, скажу тебе, эти субпассионарии чёртовы! Им кажется, что они знатны да величавы, а на деле ничем не отличаются от обычного деревенского коробейника, только масштабы побольше. Коробейник мечтает скопить денег на новую избу, скапливает, строит – и некоторое время счастливым ходит. Мои же не об избе, а о новых яхтах, отелях, часах с бриллиантами вожделеют, но после их приобретения счастливы ровно столько же, сколько и их деревенский собрат. Их счастье недолговечно, и от того они волнуются сильно и новые цели себе ставят. Но ума хватает лишь на повтор того, что уже сделали: купили машину дорогую – три дня счастья обеспечено, а потом пустота. Чтобы её заполнить, покупают яхту – неделю веселятся, а потом опять в душе тоска и неустроенность. И так до бесконечности. И не могут понять они, что счастье не в вещах и не в деньгах, не заполнишь пустоту в душе деньгами и дорогими шмотками, нельзя их целью жизни делать – потратишь на них жизнь, соберёшься подыхать, а счастья-то и не видал! Так что, Панкрат, я тебя понимаю и состояние твоё мне до мелочей известно. Не гонись за материальным – всё материальное недолговечно и не даст того, что ты на самом деле ищешь.
Подивился я словам Дурака.
– Ишь ты, умный какой, – говорю ему. – Даром, что Дурак. Побольше бы таких дураков в Тридевятье – глядишь, и зажили бы лучше.
– Ты надо мной не насмехайся, – отвечает. – Я кандидатскую диссертацию по подобному вопросу защитил, так что знаю, о чём говорю. Мой папка в ядерной физике навоз изобрёл, а я по гуманитарным путям науку двигаю – доктор я в философии.
– А, – говорю. – Ясно. Спиваешься, значит, потихоньку?
– Алкоголизм – это побочное явление, – важно говорит Иван-философ. – Волей-неволей, ковыряясь в высокодуховных вопросах, приходится прикладываться к бутылке и заливать за воротник, а иначе с ума сойти можно. Так что алкоголь для философа всё равно что молоко для сварщика – вредность производственную снижает. Если желаешь, то я тебя глубже в мою теорию посвящу – свожу в места злачные и познакомлю с местным олигархатом. Своими глазами всё увидишь и сам поймешь, прав я или нет.
