Наследие Рэйны. Дорога за грань

– Всех отрядов, что в его распоряжении, не хватает, чтобы охранять всю границу целиком. Даже крепости не справляются. Конечно, нам удалось переманить на свою сторону несколько сехавийцев и внедрить их в ряды тех, кто планирует эти набеги. Я регулярно получаю доносы с именами, несколько раз даже удавалось узнать о ближайших нападениях, но толку от этого не так много. Можно отбить атаку-другую, но, как только сехавийцы видят, что их планы раскрыли, приказы начинают поступать от других людей, а тех, кто допустил утечку, тщательно проверяют и, как правило, наших разведчиков быстро вычисляют. Это огромное сложное объединение, и сехавийцам ничего не стоит отсечь от него ставшую ненадежной часть. Видя, что мы бессильны помочь, две деревни уже сдались, согласились считать себя частью Сехавии. Я не могу их винить: народ там голодал не один сезон. Сехавийцы отправили туда несколько отрядов, захвативших деревни; теперь мы не можем собирать оттуда налоги. А им и так платить не с чего, с учетом, что сехавийцы все отбирают. У меня хватило бы сил отбить эти деревни, но это приведет к слишком большим потерям, а без гарнизона крепость возьмут голыми руками, – комендант позволил себе еле слышный вздох. – Вся надежда была на помощь из столицы. Виллард справился бы, в этом я уверен, но попросту не успел этого сделать. Риолен с чего-то взял, что вопрос можно решить разговорами, хотя история неоднократно доказывала, что лошадники понимают лишь язык стали. Впрочем, проверить это он тоже не смог. Чего ждать от нынешней власти, я и вовсе не знаю. Если помощи не будет, война может начаться в любой день, сехавийцы все больше чувствуют свою безнаказанность. У меня тут лишь небольшой гарнизон, а против нас, по сути, вся их страна. Как только они окончательно убедятся, что Виарену не до них, их уже ничто не удержит. Вот с чем нам предстоит сражаться, сын.

– Это я понимаю. Но мне важно знать, что толкает их на все это, чего они хотят на самом деле.

– Ты же учил историю, Сехавия всегда жила грабежами. Чего они могут хотеть? Жить за счет других – вот единственная их цель. Так было раньше, ничего не изменилось и теперь. Арденна просто проявила слабость, и они воспользовались этим. Это все, что нужно знать. Иди отдыхай, поднимайся к Айнери, я сейчас принесу вам поесть. Хорошо выспись, завтра я подумаю, чем ты можешь быть тут полезен.

– Хочешь, я воспламеню твое сердце, красавица?

Девушка с копной рыжих волос смотрела с любопытством и будто бы с вызовом. «Чем меня удивишь?» – будто говорил ее взгляд.

На очереди были факелы, и Дин зажег их от ближайшей чаши. Он начал с трех – огненные сполохи взлетали вверх и опускались обратно к его рукам. Окружающие встретили эту часть представления сдержанно: это было ожидаемо, не самый впечатляющий его трюк. Дин поймал факелы и добавил к ним еще один.

Даже сейчас, когда он просто стоял с ними в руках, любопытство в глазах девушки не слабело, пламя отражалось в них, и ей это шло. Дин пожонглировал четырьмя факелами и, прежде чем взять пятый, несколько раз выплюнул в небо струю огня. Толпа зашумела. Девушка подошла ближе. Только любопытство, ничего более; ее взгляд не звал его, не сулил ночь любви, но она смотрела на него, и она была красива. Не просто миловидна, не такая, чью юную свежесть сдует первым же ветром, в ней чувствовалось что-то благородное. Не в манерах и осанке, в самих чертах лица. Где-то в его сознании зажегся огонек надежды; захотелось узнать ее поближе…

Дин зажег пятый факел, и в тот же миг его рукав вспыхнул. Видимо, он слишком засмотрелся на девушку – отвлекся и не заметил, как ткань попала в огонь. Впрочем, иногда такое случалось, он привык. Опустив факелы на землю и сбив пламя рукой, снова взялся за них, но едва подбросил – загорелся уже другой рукав. Когда успел-то?

Девушка звонко засмеялась. Весело, искренне, без насмешки. И хотя было не до того, Дин отметил, что ему нравится этот смех. Прервав представление, он скинул рубаху, одним махом затоптал огонь и взялся за шесть факелов разом. Теперь все будет в порядке: гореть уже нечему, штаны или волосы он точно не заденет.

Огонь кружился в воздухе, зрители глазели, все шло как надо. Смотреть на девушку было некогда, но в какой-то миг он снова услышал ее смех. Теперь смешки раздавались и из толпы. Это отвлекало, хотелось посмотреть, в чем дело, но факелы требовали всего его внимания. Наконец закончив, Дин смог оглядеться по сторонам. Рубаха позади него уже почти догорела – видать, не затушил до конца. Что с ним сегодня? Не влюбился же, в самом-то деле.

Он повернулся обратно к толпе, но рыжеволосая девушка уже шла прочь, бросив напоследок лишь один мимолетный взгляд смеющихся глаз. Ни записки, ни монет она не оставила.

Несколько дней спустя незнакомка появилась вновь. Молча постояла в толпе до конца представления и так же молча ушла. Ни денег, ни аплодисментов, ни восторженных возгласов, лишь то же любопытство в глазах да загадочная улыбка.

На третий раз Дин увидел ее перед трактиром сразу, как вышел.

– Меня ждешь? – задорно спросил он, постаравшись вложить в улыбку все свое обаяние.

Та лишь молча кивнула.

Он расставил чаши, зажег в них масло, достал все необходимое и начал представление, время от времени поглядывая на странную девушку. Все было по-прежнему: ее глаза не отрывались от пламени. Не от его рук, не от факелов, кружащихся в воздухе, или шара, летающего над его головой, – именно от огня. Она пристально смотрела на него даже между трюками.

Дин закончил, сложил реквизит, подмигнул ей на прощание и пошел обратно в трактир. Едва перешагнув порог, ощутил, что кто-то тянет его за рукав. Он обернулся – позади стояла рыжая.

– Как ты зажигаешь огонь? – Ее голос оказался мягким, возможно, низковатым для женщины, но очень приятным на слух.

– Это магия! – шутливо-таинственно произнес Дин.

– Правда?

Он вспомнил Хаммар. В Арденне строгого запрета на магию не было. Вообще-то, использовать ее разрешалось лишь выпускникам Академии, но если кто-то, извлекая огонь с изнанки, разжигал камин или, тронув нити, наполнял водой кружку, на такое смотрели сквозь пальцы. Впрочем, кто знает, вдруг Светлый Совет решил и это считать злоупотреблением? Возможно ли, что девушку подослали они, ожидая, что кто-то вроде него разоткровенничается перед красоткой? Маловероятно, но рисковать не стоило.

– Конечно, нет. Прячу крошечный кремень между пальцами.

– Покажешь? – она присела за свободный стол, жестом приглашая его к себе.

– Что?

– Кремень.

– Долго в сумке рыться, – отговорился Дин, опустившись на скамью, крикнул пробегавшему мимо мальчишке: – Руш, не принесешь мне кружку пива? – И вновь повернулся к девушке:

– Ты голодна?

– У меня нет денег.

– Об этом не беспокойся, сейчас попрошу подать нам жаркое.

– Мне нечего будет дать тебе взамен.

Ему не хотелось отпускать ее взгляд, но пялиться непрерывно тоже нехорошо. Было в ней что-то особо притягательное, он не мог понять, что именно.

– Об этом тоже не думай. Я же вижу, что ты не побирушка и уж точно не из тех, кто предлагает себя за тарелку еды. Просто составь мне компанию. Как твое имя?

– Можешь звать меня Рина. – Она задумалась на миг. Она вообще говорила медленно, будто с трудом подбирая слова, и с каким-то странным акцентом, который повидавший разных людей заклинатель огня никак не смог распознать. Однако ни то ни другое ее речь не портило, наоборот, придавало ей своеобразное очарование.

– Ну а я Дин. Ты откуда?

– Настолько издалека, что названия тебе вряд ли что-то скажут. Там тоже горит огонь и светит солнце. Расскажи лучше о себе.

– Что ты хочешь узнать?

– Твою историю, твою… – она запнулась, – суть. Хочу увидеть мир так, как его видишь ты.

И опять поймала его взгляд своими удивительными глазами. Таких глаз Дин точно никогда не встречал: большие, чуть заостренные у висков и переносицы, золотисто-прозрачные, как обкатанный морскими волнами янтарь, они будто горели собственным пламенем… хотя что за ерунда, конечно, они просто отражали пламя факела над столом.

– Родился я в деревушке на западе отсюда, а потом жизнь куда только не заносила. Что до взгляда на мир, – Дин ненадолго задумался, – знаешь, пожалуй, жизнь – это большое приключение, а мир – огромное чудо, которым я восхищаюсь. Я исколесил всю Виэлию, добирался и до границы с Бьёрлундом, жаль, в нем самом так и не побывал, как-нибудь обязательно съезжу. В Хаммаре был: интересная страна, совсем не похожа на Арденну.

Он рассказал о природе, дворцах и людях, которых там видел, избегая подробностей о собственных приключениях. Девушка внимательно слушала; вскоре принесли два блюда с мясом, и разговор потек еще оживленнее. В основном, правда, говорил Дин. Рина беседу поддерживала, но, проговорив целую долю, парень заметил, что о ней самой не узнал почти ничего.

– Ты любишь огонь? – спросил он, когда ненадолго повисло молчание. – Могу научить тебя с ним обращаться, хочешь?

– Было бы интересно попробовать. Твой огонь совсем не похож на тот, к которому я привыкла.

– Тогда приходи завтра пораньше, покажу тебе, что умею.

– Приду.

Интерлюдия. Кошмары Бога воплощаются в жизнь

Рэйна рухнула, словно все мышцы разом перестали ее слушаться. Ей удалось опереться на локти, но плечи лишь едва не касались земли. Желудок содрогался в рвотных спазмах, но, даже находясь во внутримировом теле, Творец не нуждался в пище, поэтому исторгать из себя было нечего.

– Что с тобой? – Этрел наклонился к ней, но она оттолкнула его руку. – Я помогу, – настаивал он.

– Не при-кх-кха-сайся. Чт-кхо это было?

Она помотала головой и наконец кое-как отдышалась.

– Я просто свернул пространство, – легко откликнулся он. – Сюда и по воде около сезона добираться, если ты не мориан. Тейнарам – и тем несколько дней нужно, а сквозь слои всего секана-другая.

– Это слишком чуждо для меня. Мое пространство трехмерно.

– Как и для любого из этого мира. Но как-то давно я так же провел Амартэля, и ему не было настолько плохо.

– Тоже через полмира за секану протащил? Впрочем, это неважно. Люди и эорини просто живут здесь. А для меня это собственный мир, и наблюдать, как его скручивают наподобие листа бумаги, да еще следить за этим прямо из середины свертка – выше моих сил. Даже не вздумай проделать такое при мне еще раз. – Она поднялась и отряхнулась. – А теперь говори, что мы забыли в Рубежных горах.

– Просто приложи ладонь к этой скале, и сама все поймешь.

Рэйна провела пальцами по поросшему мхом камню и поморщилась.

– Скала крошится, и намного сильнее, чем должна при ее возрасте. Мир портится, разрушается повсеместно. Я знаю это без тебя, и подобное можно было увидеть хоть на Эммере. Чем эта гора отличается от любой другой?

Этрел приложил руку к камню рядом с ее ладонью; Рэйна подавила желание отшатнуться.

– Здесь разрушений было меньше, чем где-либо. Эти горы считались самыми прочными, любым инструментам поддавались очень неохотно, хотя сами породы, составляющие их, совершенно обычные. Когда уриски строили здесь свой город, то позвали на помощь даэнов, без них бы не справились. А потом все поменялось, и самый твердый камень превратился в самый ненадежный. В последний сезон лавины тут сходили каждую декану. Если тебе интересно почему, загляни глубже. Причувствуйся к структуре, ощути вибрации частиц, загляни в полости посреди камня.

Рэйна закрыла глаза и прижалась к скале, раскинув руки, будто пытаясь ее обнять. Она замерла и долго стояла молча и в неподвижности, лишь изредка слегка вздрагивая. Наконец она резко вскинулась, будто услышав чей-то голос, и удивленно вскрикнула:

– Там Кергон!

Этрел кивнул.

– Когда он ослаб, как и прочие Стихии, то решил залечь глубоко под землей, где и уснул, окруженный камнем. Вероятно, близость родной стихии придавала ему сил и успокаивала, как и его присутствие укрепляло местные камни. Но время шло, мир продолжал рушиться, так же прогрессировала и болезнь Стихий. Присутствие камня замедлило этот процесс для Кергона, но не смогло его остановить. Когда ему стало совсем плохо, его боль отразилась на этих горах, и те стали рассыпаться. А ускоренное разрушение гор причиняло Кергону еще большую боль. Стихия и Стихия поддерживали друг друга, а теперь их присутствие рядом лишь ускоряет гибель и того и другого. Но и это еще не все. Причувствуйся внимательнее, ощути структуру камня, просуще… проникни в самую его суть, слейся со скалой, если потребуется. Я хочу, чтобы ты ощутила это сама.

– Сливаться со стихиями мы не умеем.

– С собственным творением?

– Миры творят Стихии, мы лишь их направляем.

– Тогда протяни свое внимание внутрь и обостри его, насколько можешь. Это тебе точно доступно.

Рэйна вновь приникла к скале, распласталась по ней, будто пытаясь принять ее форму, ее глаза закатились, тело била мелкая дрожь. Она оставила в этой оболочке лишь крошечную долю сознания, обратившись к своей истинной сути, парящей в межпространстве, протянула множество незримых нитей от ее органов чувств напрямую к скале. Эти нити распушились мириадами тончайших волокон и проникли в камень, собирая ощущения от каждой частицы, которой касались. Забирали эти знания и сплетали вновь в единую картину. Теперь Рэйна заметила, что некоторые частицы камня изменились – очень немногие, поэтому она не почувствовала этого сразу. Их структура стала другой, они уже были не совсем камнем и продолжали медленно меняться. Кроме того, в них ощущалась едва заметная пульсация.

– Великий Создатель, как такое возможно?.. – шепотом выдохнула она, вернув сознание во внутримировое тело. – В камне зарождается жизнь, и я к этому непричастна.

– Все верно, – вновь кивнул Этрел. – Это Дети Камня, новые порождения Кергона.

– Он не посмел бы творить без моего указания. Стихии не могут…

– Могут. Способны на это, просто им даже на ум не придет ослушаться Творца. Но сейчас Кергон делает это неосознанно. Жизнь, чье зарождение ты ощущаешь, – воплощение его кошмаров. Уж поверь, тебе не понравятся его порождения. С Альматил все еще хуже. Она заснула в озере, посередине которого находится остров с самым большим из ее храмов. Вероятно, ее рассудок совсем помутился, и она не осознавала, что времена уже совсем не те. Тогда люди больше века считали ее демоном, близость храма пробуждала в них не любовь и почитание, а страх и ненависть. Вот что ощущала сквозь сон Стихия, покоясь на дне. На берегу стояла довольно большая рыбацкая деревня. Рыбаки – люди небогатые, как бы ни пугала их близость храма, уйти, бросив единственное жилье, было нелегко. Когда огромное озеро сплошь заросло тростником и мхом, превратившись в болото, известное ныне как топь Эвы, от деревни все же оставалось еще несколько домов. Сейчас все жители той деревни мертвы. Их погубили твари, порожденные болью, страхом и отчаянием Альматил. Если не веришь, можешь сходить и взглянуть на них сама. Хотя, думаю, для тебя это будет то еще зрелище. Будто все правила, по которым такие, как ты, творят жизнь, вывернули наизнанку. Остальных Стихий я не искал, но не думаю, что им сейчас легче. Представь, что может создать заснувший в каком-нибудь вулкане Шиххар. Ты не готова расстаться с этим миром, чтобы не страдать еще сильнее, чем сейчас, но страдаешь не только ты, так что подумай еще раз.

Глава 2. Город детства

How can I go onFrom day to day,Who can make me strong in every way?Where can I be safe?Where can I belongIn this great big world of sadness?How can I forgetThose beautiful dreams that we shared?They’re lost and they’re nowhere to be found.How can I go on?[9]Freddie Mercury. How Can I Go On

Будить их никто не стал, но и спать долго Айнери не собиралась: это она всегда успеет. Не так давно ей довелось побывать аж на другом материке, да еще и в столице, так что вроде бы здесь, в крошечном городке родной Арденны, ее ничего особо интересного и не ожидало; но ей хотелось посмотреть на место, где вырос Йорэн.

Тот по старой привычке проснулся еще до нее, уже оделся и теперь стоял у окна, глядя на улицу, в светлый утренний сумрак. Услышав, что она зашевелилась, Йорэн обернулся и улыбнулся ей. О Кириат, как же приятно было с самого утра знать, что он рядом; открыв глаза, первым делом видеть его улыбку. Кажется, он слегка оттаял после того отчаяния, в которое повергла его смерть короля. Может быть, в родном доме к нему наконец вернутся спокойствие и умиротворение… хотя Айнери не могла отделаться от мысли, что спокойствия и умиротворения им не видать еще очень долго. И потому особенно остро воспринимала такие вот мгновения – забавно, до этого она и не подозревала, что может быть настолько чувствительной.

Умывшись и позавтракав на скорую руку, Айнери стала решать, какое надеть платье. Выбор был невелик, да и модницей она никогда себя не считала, и все же не могла удержаться от соблазна показаться незнакомым людям не в походной одежде, а в чем-то, что подчеркнет ее красоту. До этого Айнери не задумывалась о своей внешности, о том, красива ли; но восхищенные взгляды Дина, а после и Йорэна заставили ее несколько пересмотреть свое отношение к «женским штучкам», и неожиданно для себя она обнаружила, что некоторые из них весьма недурны.

Выбрав наконец шерстяное темно-зеленое платье с боковыми разрезами и вышивкой золотой нитью, Айнери привычно нацепила перевязь с клинками, но заметивший это Йорэн покачал головой.

– Оставь лучше тут. Сехавиец никогда не поверит, что кто-то из его народа продал чужеземцу это оружие, тебя тут же обвинят в воровстве, и оспорить это будет очень трудно. Не знай я тебя, сам бы не поверил, что элатри достались тебе честным путем.

– Мне очень непривычно без оружия, – запротестовала Айнери. – А уж после всего, что случилось этим Майлингеном…

– Я понимаю, это для тебя не просто клинки, – он мягко взял ее за руки. – Но мы в приграничной крепости. Тут безопасно, если, конечно, и в самом деле война не начнется, но и тогда стены продержатся немало дней. Это уж не говоря о том, что я рядом.

Айнери нехотя запихнула элатри под котомку с вещами и позвала Дана.

Внезапно распогодилось. Конечно, теплее не стало, но по крайней мере небо очистилось, дул несильный ветер. Поеживаясь, Айнери подняла повыше воротник куртки и натянула теплые перчатки.

Они собирались вернуться на рыночную площадь, но пройти большим кругом и рассмотреть все как следует. Почти в любом направлении взгляд натыкался на крепостные стены: кирпичную внутреннюю и возвышавшуюся над ней внешнюю, сложенную из огромных булыжников, с высоченными сторожевыми башнями. Поверху прохаживались дозорные – не очень много, но Айнери догадывалась, что в случае чего из башен готова появиться подмога. Йорэн был прав: с такой защитой в самом деле можно ощущать себя в безопасности. Стены Виарена были ниже раза в полтора, а по толщине и вовсе теперь казались несерьезными, это Айнери отметила еще вчера при въезде во Фреден, но тогда у нее не хватило времени осмотреться, да и темно уже было.

Сейчас же девушка даже сошла с дороги и пробежала мимо складов к громаде серого камня. Провела рукой по шершавой поверхности – прохладной, наверное, и в жаркие сезоны, сейчас же и вовсе ледяной. Сколько же лет этим укреплениям? Она попыталась вспомнить, что знала из истории; выходило, что городу порядка пяти веков, если не больше, и стенам столько же, ведь его изначально строили как крепость, наверняка еще в Эпоху Огня. Кирпич раскрошился бы и за сотню – так что внутреннюю стену построили явно позднее, если только ее периодически не подновляют, – а вот природный камень время почти не тронуло. Конечно, ветра и дожди оставили следы, но лишь на самой поверхности, в целом стена была такой же прочной, как и прежде.

Стоя у самого ее основания, Айнери ощутила себя крошечной, как ростом, так и по возрасту. На миг город, состоявший всего из десятка коротеньких улочек, показался не таким уж маленьким. Однако стоило двинуться дальше – и это ощущение исчезло. Вот уже рыночная площадь, а за ней и главные ворота: за несколько секан они миновали, пожалуй, треть всего города.

Теперь среди торговцев сехавийцев было разве что немногим больше, чем арденнцев. Однако их товары в любом случае интересовали ее сильнее. Айнери подошла к прилавку с украшениями и принялась неспешно их перебирать, стараясь не замечать, как торговец расхваливает ту или иную вещь. Она не собиралась ничего покупать, просто вновь с грустью вспомнила свою лавку, какой та была когда-то, все те диковинки, что она видела каждый день. Теперь даже у Винде не выйдет сделать лавку прежней. Айнери скучала по брату; они едва обрели друг друга и тут же снова расстались, но она отчетливо понимала, что как раньше уже не будет. «Стрела к солнцу летит – не вернется, год прожитый вновь не начнется», – говорил отец, когда учил их с Винде не жалеть о прошлом и смотреть вперед. Брат не пропадет, она была уверена в этом, хоть он и долго не отпускал ее с Йорэном, но в конце концов сдался. А лавка, что ж… Если это больше не лавка семьи Таари, пусть будет лавка Винде, может, еще и лучше прежней. Его дело – создавать и дарить красоту людям. А ее дело? «Если уж я стрела и не могу выбирать, куда лететь, значит, буду держаться в воздухе сколько получится», – решила Айнери.

Йорэн тем временем прошел немного вперед и обнаружился у прилавка с изделиями из кожи: он дружески беседовал с еще одним сехавийским торговцем. Они побродили еще, поглазев на одежду, оружие, посуду, и наконец Айнери это наскучило. Началась вторая дневная доля, и они двинулись назад в сторону жилых домов, но немного другим путем. Проходя мимо парка, Айнери увидела детскую карусель: колесо, горизонтально закрепленное высоко на столбе, и несколько свисающих с него веревок.

– Ты смотри, еще цела пока! – воскликнул Йорэн. – Я в детстве на ней катался. Зная местных детишек, думал, быстро сломают, но, видать, добротно сделана. Хочешь прокатиться, пока подростки не набежали? В Виарене, насколько помню, таких нет.

– Давай! – неожиданно для самой себя согласилась Айнери.

Она ухватилась за петельку на конце одной из веревок, разбежалась и подпрыгнула, ненадолго взмыв в воздух. Опустилась, оттолкнулась и взлетела вновь.

Это наполнило ее детским восторгом. Опять нахлынули воспоминания: Винде как-то смастерил для нее качели на дереве рядом с домом, ей нравилось кататься на них вечерами. Это было так давно, даже словно и не с ней вовсе. А теперь можно хоть на миг ощутить себя прежней. Йорэн, весело смеясь, наблюдал за ней, а потом и сам ухватился за одну из веревок и полетел следом. Дан с радостным лаем носился за ними кругами. Так они крутились, пока не устали, и девушка спрыгнула, ощущая радость и легкое головокружение. И тут же оказалась в его объятиях.

– Айнери, – Йорэн смотрел на нее с какой-то особенной нежностью. – Я хочу, чтобы ты приняла это.

Он протянул ей плетеный кожаный браслет сочного зеленого цвета. Украшение как раз в ее вкусе: удобно сидит, без всяких болтающихся подвесок, не слишком броское, но в то же время такое, что и не заметить трудно, да еще и подходит по цвету к изумрудам в ее сережках. Он знал, как ей угодить. Видимо, успел купить у того торговца, пока она перебирала украшения через прилавок от него. Она уже взяла браслет, но слова благодарности застыли на языке; она сообразила одновременно с тем, как он заговорил:

– Это означает…

– Я знаю. Для сехавийцев это что-то вроде помолвки. Не обещание жениться, но знак того, что ты всерьез думаешь об этом. Но мы ведь пока еще в Арденне.

– Моя мать сехавийка. Я хочу, чтобы она поняла сразу, что ты не случайная подружка. Ты очень дорога мне, Айнери.

Он поцеловал ее – жадно, страстно, как в самый первый раз, и она ощущала то же. С каждым днем она лишь сильнее привязывалась к нему; огонь, вспыхивавший в ней при его прикосновениях, разгорался все жарче. Айнери казалось, что она привыкла жить одна, полагаться разве что на Смаля, что чья-то еще забота будет ей только в тягость, но сейчас ощущала, будто знает Йорэна давным-давно, и ей, напротив, трудно было представить свою жизнь без него. Значит ли это, что одна она была неполноценна и уязвима? Об этом думать не хотелось, ценность имело только это прекрасное ощущение завершенности. Айнери позволила ему надеть браслет ей на запястье, выкинула из головы все тревожные мысли, наконец просто расслабившись и наслаждаясь этим мгновением.

Оба проголодались и немного устали, Йорэн решил, что для знакомства с городом они погуляли достаточно, к тому же пошел мокрый снег, так что было решено направиться к дому Йорэна. Добрались туда они всего за пару секан.