Веровы. Новый год

"Новый Год". "Мама и Я".

"И вся МОЯ СЕМЬЯ".

Уверенная каллиграфическая надпись. Сердце предательски сжимается в болезненном спазме. Это запрещённый приём.

Э-э-энджи…

Перевожу взгляд чуть выше…

Это… контрольный…

Инга словно специально оставила для этой наглой манипуляторши столько свободного пространства на рисунке. И она умудрилась усадить за стол всех!

Ольга Викторовна не преувеличивала, расхваливая художественный талант внучки. Сколько у неё было пять, десять минут? В памяти всплывает лишь смутный силуэт маячивший у стола, пока я успокаивала Ингу.

Ей хватило.

За столом действительно ВСЯ семья. По паре десятков карандашных штрихов на каждого, и вот Света справа от Инги с рукой на виднеющемся животике и надёжной опорой в виде Паши за спиной.

Ольга Викторовна с идеально узнаваемой улыбкой и чашкой чая. Слева уже от меня сама Энджи с хохочущим Петей, торчащим из подмышки. Да! Именно Петей! Я видела его только четыре раза, но их с Федором невозможно перепутать! Потому что Федя, комфортно обосновался на шее у Жени с абсолютно счастливым выражением лица.

И глава семьи… Его обе руки расположены на наших плечах. Моём и Инги. Ровные, четкие линии пересекаются со слабыми и неуверенными, но они не выглядят чужеродными. Каким-то неподвластным моему пониманию образом Энджи удалось так гармонично вписать нас в СВОЮ семью, что мы действительно выглядим её частью…

Единым целым…

И Инга это почувствовала…

Прикрываю веки, глуша бушующие эмоции… Жаль, что жизнь нельзя откорректировать с такой же лёгкостью, как карандашный рисунок. Провожу пальцем по глазам Ивана, прорисованным с особой тщательностью.

Я должна попробовать.

***

Мы в дороге уже двадцать минут и все двадцать минут я постоянно напоминаю себе, держать рот закрытым, чтобы не вспугнуть и не прервать беседу между Ингой и Энджи. Ещё не до конца осознавая, чем она так важна, я чувствую, что не должна вмешиваться.

И на меня в очередной раз накатывает волна страха от того, что дочь с такой лёгкостью открывается совершенно чужому человеку. Уже не чужому. Энджи не манипулятор, как показалось мне изначально, хотя, безусловно, она чётко определила для себя цель и задачу. Она делает то, в чем нуждалась бы сама в подобной ситуации. В чем, возможно, нуждается до сих пор и оттого так тонко чувствует грань, за которую не стоит выходить… Пока…

– Инга, – аккуратно завершает она предыдущую часть беседы, – мы обязательно поговорим с тобой об этом ещё, но сейчас смотри, мы уже приехали – здесь мы живём.

Инга прилипает к окну, рассматривая окрестности, погруженные в сумерки и, когда мы уже въезжаем в ворота, каким-то тихим, тоненьким голоском с робкими проблесками надежды спрашивает:

– А у вас есть собачка?

У меня резко начинает щипать в глазах и носу. Быстро отвожу голову в сторону.

Она никогда не говорила о собаках. Я люблю кошек, но мой график… И она всегда рисовала в подарок мне именно их.

Собак… Никогда…

Стараюсь как можно незаметнее смахнуть слёзы во внутренних уголках глаз, но их слишком много и приходится разбираться уже с последствиями.

– Конечно, как же без неё? – удивленно подтверждает Энджи, совершая ещё один маневр, о котором ещё час назад я заявила бы, как о провальном.

Она подхватывает Ингу подмышки, перетягивая её на колени и плотно прижимая к себе, и сообщает:

– Ставрюша будет безумно рад с тобой познакомиться, он терпеть не может мальчишек, но обожает всех девочек.

И дочь, моя дочь, которая не выносит ни единого лишнего к себе касания, рассабленно оседает в объятиях Энджи, кивает и серьёзно соглашается:

– Потому что девочки лучше.

– Ну-у-у… – тянет Энджи, – мальчики у нас тоже ничего, но мы-то ещё и красивые.

И они уже на пару начинают радостно хихикать. Девчонки!

– Тогда Ставрюша точно любит и Ивана, – авторитетно добавляет Инга, резво выпрыгивая из уже притормозившей машины, Энджи многозначительно разводит руками, подтверждая сказанное и требуя того же от меня.

– А что, кто-то в этом ещё сомневается? – фыркаю я, выходя из машины, поворачивая голову к дому и понимая, что ловушка захлопнулась…

Секунду он стоит на террасе, словно не веря своим глазам. А через миг уже подходит к нам, пуская в ход всё своё чёртово обаяние, от которого мой мозг превращается в сахарную вату – лёгкую, воздушную и естественно любимого цвета Инги.

Что не так?

Сердце просто отказывается подчиняться, задавая какой-то безумный, только ему понятный ритм, а я понимаю, что, по большому счёту, это наша первая неформальная встреча, и у меня ни малейшего представления, как себя вести…

Ма-а-амочки!

Глава 10

Иван

Спустя час я всё ещё на улице, хотя уже давным-давно следовало бы зайти в дом, заняться делами, которых, несмотря на праздники, не стало меньше. Как бы не больше…

Облокачиваюсь на перила, рассматривая перчатки с прилипшими к ним снежинками, переливающимися в свете новогодних гирлянд, основательно затянувших весь дом и все деревья вдоль центральной аллеи.

– Новый год должен быть сказочным! – заявила дочь и потратила чуть ли не месяц, приводя окружающее пространство в соответствие только ей известному стандарту. – Хочу, чтобы весь следующий год был сказкой! – уточнила она, и ещё два часа вся семья в красках обсуждала, что и нынешний вполне себе тянет на этот литературный жанр.

Семья.

Подношу перчатки к лицу, охлаждая виски, до сих пор не растаявшим снегом на кончиках пальцев. По ощущениям – лёд, попавший на раскаленный летним зноем камень…

События последних месяцев, и правда, похожи на сказку, и даже со счастливым концом… Почти для всех…

Мне всегда везло… По-крупному… Да, всегда… Всегда предлагали и сами же всё давали…

За всю жизнь несколько действительно серьёзных собственных просьб… Не за себя… за близких.

За Павла, когда увидев его разбитое в хлам лицо, впервые в жизни испугался, что могу его потерять.

За Энджи, когда доктор, ведущий её беременность, вывалил на меня неутешительный прогноз всего того, что может пойти не так.

За Свету, когда от нас практически ничего не зависело, и почти то же самое повторилось со внуком.

В сравнении с этим моё нынешнее желание выглядит эгоистично и не слишком оправдано. Но оно первое, выбивающиеся из стандартного списка желаний, которое мне хочется загадать под бой курантов на Новый год за последние… сколько лет?..

Женщина, которая сначала выбила почву у меня из-под ног там, где это с трудом удавалось даже мужчинам. А затем каким-то невероятным образом день за днём она же заполнила все мои мысли…

Вика, даже если у Энджи сегодня ничего не выйдет, у тебя все равно нет никаких шансов, потому что ты уже просыпаешься и засыпаешь вместе со мной. А это значит, всего лишь перемещение в пространстве. Для меня не проблема. Следовательно не проблема и для моей женщины.

– Федь, быстрее, мы можем успеть добраться до самой вершины! – слышу взволнованный голос Пети, мотивирующий брата на очередные свершения.

Разворачиваюсь, внимательно осматривая собравшуюся в путь экспедицию.

– Деда? А ты чего не дома? Там же без тебя… – запинается внук, обдумывая лучший вариант моего применения: – Женя скучает.

Еле сдерживаю смех.

С Женей мы так плотно, практически круглосуточно, общаемся последний месяц, что заскучает по мне он очень и очень нескоро.

– Что с ним? – понижаю голос, зная, что это сразу же избавит меня от их умелых уверток.

Пока, хвала Господу, работает.

– Ну деда, всё с ним хорошо! – примирительно встревает Фёдор. – Он просто устал.

– Спит он! Нам ещё Джамбо и Корсара ночью запускать! Ему нужны силы! Не буди его, деда! И маме запрети, как приедет! – перебивает брата назидательным тоном Петя. – А то она…

Тут уже я прерываю разговор, который может много куда вывести:

– И куда же вы собрались?

Петр быстро отводит глаза, а вот Федя полностью выдерживает мой взгляд и чётко, без единой запинки отвечает:

– Как куда, деда? Подышать свежим воздухом в саду.

Делает наигранно глубокий вдох, важно засовывая руки в кармашки куртки.

Ещё лет пять и его вообще невозможно будет поймать на лжи, потому что это дар, врать с абсолютно невинным лицом. Радуюсь только тому, что он достался Федору, у которого всё, что можно скрыть в разы проще, чем у Петра. И слава богу!

– А как же подъём на вершину? – загоняю их в угол я.

Ещё год назад это были бы замершие в восторге лица из-за веры в мои суперсилы. Сейчас прищуренные глаза, подозревающие, что что-то здесь не так.

– Он слышал, – шепотом делится пониманием ситуации с Петром Федя.

Они оба сокрушенно вздыхают.

– А теперь объясните мне, почему вам нельзя лезть на эту снежную гору, – киваю на возвышающуюся перед окнами кучу снега.

Объясняют то, что уже слышали сегодня от меня, Светы и Паши.

– Так в чем дело? Завтра, когда её утрамбуют, она будет в вашем распоряжении.

– Ну, деда, как ты не понимаешь? – с настоящим страданием в голосе стонет Петр. – Она же станет меньше!!!

– Да, Петр. Зато никому не придётся выкапывать тебя из её центра, когда ты провалишься на самой вершине.

И только тут я понимаю, какую ошибку мы совершили. Глаза обоих внуков вспыхивают восторженными огоньками. Петя заводит руку за спину, откуда извлекает приличных размеров пластиковую лопату.

– Деда, так ведь это самое интересное! – говорит он голосом сумасшедшего фанатика, помешанного на своей идее.

– Быстро в дом! К горе не подходить. У нас гости.

Двойной жалобный вздох. Но они разворачиваются и направляются в дом, на ходу стягивая шапки.

– Инга мне не нравится, – пыхтит Петя. – Она обозвала меня малышом.

– А ты обозвал её девчонкой, – парирует Федор.

– Так она и есть девчонка! – праведно возмущается внук.

– Ты сказал, что она не попадёт в цель и держит бластер, как девчонка. Вот она и обиделась.

Мальчишки окончательно скрываются за дверью.

Да, нам однозначно ещё работать и работать над сказкой.

Звук открывающихся ворот, и минуту спустя я вижу подъезжающую машину Энджи. Достаю из кармана телефон, стягивая перчатки и проверяя на отсутствие "пропущенных".

Варианта может быть только два, но всё же… Если бы план сорвался, она бы позвонила. Дочь знает, что значит ожидание в таком деле.

Переступаю с ноги на ногу, пытаясь сбросить оцепенение, и только сейчас начинаю ощущать морозный холод последнего дня года.

Щелчок открывающейся двери.

Есть!

Раз. Два. Тричетрыепятьшесть… Набирает разгон мой пульс.

Розовое облачко, выпорхнувшее из двери.

Спасибо!

На несколько секунд теряю ориентацию из-за того, что учащенное сердцебиение мешает ещё раз освежить в памяти план действий. Да, у меня всегда есть план, тем более для таких приоритетных дел.

Таких… долгожданных… заманчивых… и более чем привлекательных… дел.

Спускаюсь вниз по ступеням, подмигивая и благодарно кивая дочери. Здороваюсь с Ингой.

Чего мне стоило уговорить Свету позволить поприсутствовать на их совместном сеансе с близнецами. Но цель достигнута, я – не чужой. К тому же при всей сложности ситуации Инги – это, на мой взгляд, детский лепет по сравнению с тем, что выкидывала в своё время Энджи.

Я справлюсь. Мы справимся.

Девочка улыбается, без стеснения протягивая руку.

И тут Энджи делает мне ещё один подарок.

– А давай мы не будем ждать и сразу заглянем к Ставрюше? – хитро подмигивает мне дочь, переводя серьёзный взгляд на Вику и далее от души улыбаясь Инге.

Та в свою очередь оборачивается на маму с надеждой и просьбой в глазах.

Вздох. Взгляд Вики на Энджи, сообщающий, что ещё раз такой номер с ней не пройдёт, но… она согласно кивает и под радостное восклицание дочери, девчонки быстро скрываются из вида.

Ощущение того, что моя мечта на моих же глазах становится явью невыносимо. По всему телу разливается какая-то ядерная смесь, обогащенная невероятным, судя по всему, запрещенным составом, потому что находясь в такой эйфории, организм однозначно долго не протянет. В основном из-за нежелания попусту тратить время на сон и еду. Да, у меня только одно на уме и я намерен донести это до Вики прямо сейчас.

Не даю ей совершить маневр, с лёгкостью блокируя там же у двери машины.

– Я рад, что ты передумала, – касаюсь рукой ее подстриженных волос.

Зрачки чуть расширяются, но она не отстраняется, все так же неотрывно смотря мне в глаза и не отводя свой взгляд.

– Хочешь спросить почему?

Мой взгляд в свою очередь опускается немного ниже, и я чисто физически не могу оторвать его от её приоткрытых губ.

– Нет, – проскальзываю руками вдоль её талии, обхватывая и уверенно прижимая к себе. – Хочу целовать тебя столько, сколько ты задолжала мне за все эти полгода.

Вижу возмущение в широко распахнувшихся глазах, но…

Осторожное касание её верхней губы. Я лишь слегка дразню её языком, нежно втягивая в рот, чтобы тут же выпустить и проделать тоже самое с нижней. А вот теперь, милая, ты готова к большему. Поднимаю правую руку, запуская её в мягкие, шелковистые волосы и слегка сдавливая затылок, помогаю преодолеть последнее смущение. Полностью накрываю её губы своими, чувствуя, с какой жадностью она делает вдох носом, моментально разделяя со мной своё тёплое дыхание. А дальше она наглядно демонстрирует мне насколько важным для неё является партнерство – острый язычок Вики способен не только на мастерскую защиту прав подзащитных…

От дальнейших фантазий с его участием меня сдерживает лишь осознание того, что наш праздничный ужин уже на носу, а я на грани того, чтобы отказаться от него полностью и прямо сейчас затащить Вику в спальню, не выпуская до…

А вот вообще не выпуская!

– Веров, ты всерьёз раздумываешь, как бы сбежать с ужина? – слегка отстранившись и, переводя сбивающееся дыхание, с ироничной, еще больше сводящей с ума, улыбкой интересуется она.

– А ты не против? – мне что, вообще досталась идеальная женщина?

– Конечно, против! Я не собираюсь из-за этого, – немного смущаясь, опускает Вика глаза вниз, – портить впечатление о себе на вашем семейном празднике.

– На нашем, милая, уже на нашем… – не выдерживаю я, целуя её с ещё большим напором и получая в ответ сомкнувшийся захват её прохладных рук на моей шее.

К черту ужин!

– Де-е-еда! Пора-а-а домо-о-ой! – встряхивает нас до безобразия довольный крик Петра.

Но за этот мягкий, счастливый смех Вики, это точно сойдет ему с рук.

Глава 11

Виктория

Стою. Нет, не стою… Моё состояние не поддается точному описанию. Больше всего оно напоминает легкий, невероятно счастливый сон, после которого, даже проснувшись, ты продолжаешь ощущать радость заполнившую каждую клеточку твоего тела…

Я не хочу просыпаться. Пусть хотя бы этот вечер станет той светлой сказкой, которую можно будет бережно хранить в памяти ещё долгое-долгое время.

Поднимаю руки вверх, немного распахивая ворот пальто, специально проводя ребрами ладоней по шее Ивана, чтобы только частично почувствовать тепло кожи. Затем соединяю их у него на затылке, не забывая погладить линию роста волос, и тут же моя прохлада встречается с его жаром…

Морозный зимний вечер мне в помощь? Как бы не так! Руки моментально согреваются. Я, словно проводник, пропускаю через себя какую-то запредельную температуру, которая, чтобы не сжечь меня, вырывается во внешнее пространство.

Хочу открыть глаза и проверить. Потому что все сильнее укрепляюсь в ощущении, что мы перенеслись в лето – томное, слегка душное, наполненное невероятным количеством запахов цветущей природы. Вдыхаю их, ещё плотнее прижимаясь носом к коже моего мужчины…

Моего?..

Выдыхаю, с облегчением радуясь тому, что Петр так ловко отпугнул вновь встрепенувшийся поток моих сомнений.

Не сейчас!

Сейчас праздник!

Иван чуть ли не на руках вносит меня в дом, или я просто до сих пор не чувствую своих ног?

Как-то сверхбережно помогает мне снять пальто и в этот раз уже недовольно выпускает воздух из ноздрей, когда внуки дружной парой здороваются и сообщают, что все только меня и ждут!

Присаживаюсь, приветствуя каждого.

Петя, хитро улыбаясь, по-деловому жмет руку. А Федор, пару раз хлопнув своими невероятными ресницами, вдруг неожиданно подается вперед и целует меня в щеку.

Чем незамедлительно вызывает реакцию Ивана:

– Вы, надеюсь, помните, что Вика МОЯ гостья?

Да, я тоже помню, что при нашей первой встрече на дне рождения Ольги Викторовны, за моё внимание уже произошло небольшое сражение.

Близнецы дружно кивают, но по усилившемуся блеску глаз, это согласие больше похоже на вызов.

Оборачиваюсь, наталкиваясь на тот же блеск…

Боже! Ну взрослый же человек!

– Иван, – начинаю я.

Но он прерывает, медленно подхватывая меня под руку, заставляя сократить дистанцию, и тихим уверенным голосом сообщает на ухо, опять вызывая активизацию только-только успокоившихся мурашек:

– Здесь ВСЕ в курсе, что ТЫ МОЯ гостья, поэтому не удивляйся, если я буду время от времени напоминать это особо забывчивым, – продолжает он, все ближе и ближе притягивая меня себе.

Напрягаюсь, ожидая усиленного напора, но он лишь слегка скользит своими губами по моим, как удачное касание борта машины, когда не остаётся даже царапины, и… всё…

Напряжение мгновенно сменяется удивлением и сразу же возмущением, смешанным с острым желанием ответить так, чтобы это была не просто царапина, а вмятина по большей части поверхности, но он лишает меня этой возможности, вдруг решая, что уже действительно пора ко всем.

Беспроигрышная тактика, Иван Сергеевич… А сами-то долго продержитесь?

Заводит меня в гостиную, по которой сразу становится ясно, что времени, средств и стараний на её декор было потрачено много. При этом она вызывает просто непередаваемое чувство уюта, гармоничности пребывания. Бросаю взгляд на стену, где оформлена ёлка из рамок с новогодними фотографиями предыдущих лет. Выхватаю одну из самых больших, где уже присутствуют близнецы. Сколько им там? Четыре-пять месяцев? Федора узнаю по ресницам, он на руках у какой-то светленькой девушки, нежно прижимающей его головку к своей щеке и, кажется, безумно счастливой, в противовес Энджи, голова которой расположена у неё же на плече, а лицо выражает скорбную терпимость. Павел, совсем как мальчишка, обнимает Ольгу Викторовну за плечи, но она все равно теряется на его фоне. Петр на руках у Ивана с таким же серьезным выражением лица, как и у деда, отчего их сходство ещё более поразительно. Они – семья, даже не в самые лучшие моменты своей жизни…

Отрываюсь, реагируя на голос Ивана:

– У тебя будет возможность изучить это всё внимательнее, я с удовольствием отвечу на любые твои вопросы, но позже, – перехватывает мою талию и разворачивает по направлению ко всем уже собравшимся в гостиной. – Наш главный гость прибыл и мы можем начинать!

Хочется немного отступить и прикрыть лицо руками, потому что сейчас это как толчок в спину на сцену в свет прожекторов сошедшихся только на тебе. Дыхание перехватывает. Я не боюсь сцены, моя работа практически то же самое, просто в более камерном и, откровенно говоря, специфическом жанре, но сейчас это другое. Сейчас это оценка не специалиста, а лично меня. И даже будучи совершенно уверенной в своём полном принятии, мне все равно страшно. Буквально секунду, потому что ровно через неё, моя спина, а затем и все пространство вокруг становятся окружены плотным защитным полем, тем, что дарит ЕГО близость.

Рука сначала ложится на плечо, а затем спокойным, точным движением обхватывает меня поверх груди, практически достигая пальцами второго плеча. Кажется, лицо тут же заливает румянец, потому что этот жест, на мой взгляд, выглядит ещё более интимным, чем откровенный поцелуй на публику. Все же решаюсь поднять глаза и…

Господи, это же Веровы, даже те, кто вроде бы и номинально нет! Эти искренне счастливые взгляды… Я слышу какой -то шум в груди и спустя мгновение понимаю, что это пошла трещинами и рушится моя защита, так тщательно возводимая год за годом, именно для того, чтобы не открываться, не быть столь уязвимой для душевной, да и для физической боли.

– Ты уже с нами, – шепчет он мне на ухо, не давая отключиться от происходящего вокруг, крепче прижимая меня к себе второй рукой лежащей на талии.

Вокруг всё приходит в движение, не тормозит ни секунды. Паша со Светой, Ольга Викторовна, Энджи с подпрыгивающей от восторга Ингой и сообщающей, что даже собаки у Веровых такие же красивые, и что от них не отвести глаз. Здороваюсь с Женей, в который раз отмечая, что в нем нет ничего от отца, зато очень много от матери, с которой я лично была знакома. Близнецы, в итоге нашедшие общий язык с дочерью на почве любви одинаковых блюд, щедро расставленных на столе. Беседа настолько гармоничная, что я совершенно не чувствую себя чужой, наоборот, вернувшейся в круг близких, родных людей, с которыми по какой-то нелепой причине слишком долго не виделась и соскучилась до такой степени, что боюсь закрыть глаза, чтобы не пропустить ни момента рядом с ними.

Иван, бесспорно являясь центром всего торжества, лишь усиливает данное впечатление, только иногда разрывая контакт между нами.

Чуть сильнее сжимает мою руку, которую держит в своей уже минут пять. Да, держит… Держит так, что я начинаю опасаться вставать со стула, рискуя увидеть влажное пятно на его сиденье.

Эмоции счастья, возбуждения и… страха настолько сильно бурлят в моём мозгу, что когда Ивану с большой неохотой, но все же приходится отвлечься на какой-то важный звонок, переданный через охрану, я, пользуясь моментом, выхожу в холл, накидываю пальто и, уже оказавшись на террасе, жадно втягиваю обжигающий холодом ночной воздух. Он врывается в лёгкие и сквозь них проносится по всем венам, стремительно охлаждая тело и разум, подбрасывая сразу же тонну высококачественного топлива под котел, в котором варится мой страх.

Как его бывшие женщины вообще живут после? Почему-то на ум приходит какое-то тоскливое, бесцветное, жалкое существование… абсолютно лишенное смысла… А после его семьи и ощущения себя её частью? Дрожь болезненной волной прокатывается по всему телу, заставляя сердце сжиматься сильнее, в надежде, что в этот раз его не заденет, и боль обойдёт стороной.

– Я попросил Свету никуда тебя не отпускать. Как ты от неё сбежала? – Иван с лёгкостью разворачивает меня с себе, распахивая полы пальто, и уже ими прикрывая мою спину, при этом подталкивая мою голову своим подбородком так, что она комфортно ложится ему на грудь.

Тепло возвращается. Пламя под котлом гаснет. Страх остывает, покрываясь ледяной корочкой, застывая и окончательно унимаясь .

И что? Мне придётся вот так ждать его каждый раз или бежать к нему самой, чтобы взять под контроль все свои кошмары?

– Ты же видел меня в деле? Я могу быть очень убедительной, – трусь носом о его рубашку, вызывая ответный глухой рокот внутри.

– Ты права, Света слишком доверчива, нужно было просить Энджи и давать ей наставления несколько иного характера, – посмеивается он, ещё плотнее запахивая пальто и, начиная сводить меня с ума, своими ритмичными поглаживающими движениями губ на моем виске.

Закидываю голову, поднимая глаза, тут же застревая в его пронзительно-голубом, светящемся взгляде, но все же нахожу силы задать вопрос мучащий меня долгое время:

– Как тебе удавалось с ними расставаться?

Нервное, едва заметное движение шеи.

– Что тебя конкретно интересует? – его брови напряженно съезжаются к переносице. Без сомнения, констатирую, что это не самый приятный вариант развития беседы, но я, правда, хочу знать!

– Конкретно, как ты отрывал их, вцепившиеся в тебя и в твою семью, руки? Потому что я не понимаю, как от этого можно отказаться добровольно?

Едва слышный, довольный смех и он перехватывает мой вдох, заменяя его своим поцелуем, подхватывая язык, отводя его сначала к небу с силой надавливая на основание, а затем наоборот прижимая вниз и слегка поглаживая его спинку, отчего я теряю равновесие и втягиваю воздух носом с каким-то сумасшедшим безумием. Перехватывает меня поудобнее одной рукой, второй касаясь раскаленной щеки, оставляет мои губы в покое, упираясь лбом мне же в лоб:

– Нет ничего проще, чем уйти от человека, который тебя не любит и тем более от семьи, частью которой, на самом деле, ты никогда не был. У нас… всё по-другому, и я прямо сейчас хочу почувствовать твои пальцы вцепившиеся в меня настолько, что… Вика… если ты сейчас же не скажешь мне да, то последствия могут быть чересчур привлекающими внимание… Но я готов пойти и на это, – выдыхает последние слова мне в ухо, тут же захватывая губами мочку и вызывая у меня сдавленный стон сдерживаемого желания. – Это да?