В лапах Ирбиса

Глава 37

Шум воды и вечерняя прохлада успокаивали. Первые эмоции утихли. Нельзя так остро реагировать. Нельзя. Нужно заставлять себя хотя бы не показывать истинные эмоции. Может так я и сама когда-нибудь поверю, что всё в порядке, что не больно, что всё в прошлом. Будущее. Я должна думать о своём будущем и не кромсать его тупыми, заржавевшими, неровными ножницами из прошлого. У меня же появился шанс, значит нужно его использовать, какой бы не была цена, а не вести себя так, как я сейчас. От меня хотят правды. Что ж, я привыкла с ней жить, если кто-то добровольно хочет окунуться в эту топь, кто я такая, чтобы отговаривать.

За спиной послышались шаги. Виктор встал рядом, повторив мою позу.

– Успели проконсультироваться с психологом. Напрасно думаете, что я не обращалась к специалистам. Мне уже задавали все эти вопросы. – Произнесла своё откровение, глядя на волны, как они красиво мерцают.

– Есть разница, кому ты отвечаешь. Ты постоянно борешься, причём с самой собой. – Он пристально смотрел на меня, а я на него не могла.

– И кто, по-вашему, выигрывает?

– Пока бой идёт на равных.

– Я могу спокойно рассказать, что он со мной делал, помню каждую деталь, но остаться у вас после этого не смогу.

– Я не об этом прошу.

– Я отвечу на пять вопросов. Я же с сегодняшнего дня круглая отличница. Ответ на первый – да. – Старалась дышать как можно глубже, чтобы не накрыло, пора учиться с этим справляться.

– Он был один?

– Да.

– Он делал с тобой что-то извращённое?

– Нет. – Этот ответ дался труднее остальных, на нём голос начал садиться. Не каждый пытается убить жёстким сексом. Только Виктора интересовало иное и он получил ответ именно на свой вопрос. Отвечай я самой себе, ответ был бы другим.

– Вы были знакомы?

– Да.

– У тебя были к нему чувства? Ника? – Я молчала. Не знала ответа на этот вопрос. Мне нравилась та часть Ирбиса, которую он мне открыл. Я мечтала о путешествии с ним на юг Франции и впервые позволила себе романтические мысли. Точно знаю, что он не играл и не притворялся. Возможно, до меня ни одна девушка не знала его таким.

– Да. – Призналась не Виктору, а самой себе, впервые с вечера, когда Ирбис хотел меня убить.

– Он пытался тебя убить? – Виктор будто прочитал мои мысли, и я испытала облегчение от того, что не смотрю на него, и поэтому он не видит моих глаз, которые помнят последний взгляд Ирбиса, человеческий, которым он всегда смотрел на меня, когда я что-то делала неправильно.

– Перебор.

– Что?

– У вас перебор. Это шестой вопрос.

– Ты можешь ещё о чём-нибудь попросить. – Я смотрела вдаль, а Виктор на меня. На улице холодало и моё платье перестало казаться тёплым. Непроизвольно поморщилась от мурашек, потерев плечи, чтобы чуть согреться. Виктор не упустил это из внимания и сняв пиджак накинул мне на плечи. Привычное напряжение пронеслось по телу, я крепко вцепилась в парапет, стараясь не отпрянуть. Помнила, как Виктор крепко обнимал меня, когда успокаивал в лесном домике, как ровно дышал, каким был тёплым. Его слова помнила, а ещё, поняла, что так и не поблагодарила его. Прав был Клим, только о себе и думаю, а ведь этот человек тратит на меня не только деньги, а часть своей жизни, в которой и без меня много проблем.

– «Никогда и ничего не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут», Булгаков «Мастер и Маргарита». – Надеюсь, он понял, что это был комплимент, в котором я признавала его превосходство. Мужчины это любят. Только Виктору было этого мало. – Можете спросить, только не про него.

– Мне поменять автопарк?

– Кажется я просила не про него. – Нахмурилась, плотнее кутаясь в пиджак, развернувшись на сто восемьдесят градусов, облокотившись о парапет, Виктор продолжил стоять неподвижно, наверно надеясь, что я отвечу на его пристальный взгляд, который он не отводил.

– Значит, у него такая же машина. Я всю голову сломал, что с тобой происходит, когда ты видишь мои машины, но с радостью бежишь в развалюху Шмеля, усаживаясь на соседнее с ним сиденье.

– Он меня на ней… и в ней. – Призналась вполголоса, чтобы закрыть тему.

– Надо было сразу сказать. Тебя будут возить на другой машине, когда мы вернёмся.

– Меня устраивает развалюха Вжика.

– Это меня и беспокоит. Ты слишком к нему привязалась.

– Не вижу в этом ничего плохого.

– Зато я вижу. Зачем попросила жить с тобой? Домашней едой кормишь? Прикасаться к себе позволяешь?

– Кажется, это называется простое человеческое общение. И прикасался он ко мне только раз, пока я была не в себе, как и вы.

– А как же моменты изучения его тела? Прощупывание аппендицита.

– Он не прикасался ко мне, только я к нему, это другое. Стоп. – Меня осенило настолько внезапно, что стало жарко. – Откуда вы знаете?

– Шмель докладывает. – Пожал плечами, солгав, даже не моргнув.

– Неправда. Откуда вы знаете? – Повернулась всем корпусом к Виктору, настаивая на ответе.

– Такой ты мне нравишься. Воинственной.

– Я жду ответ. – Требовала, уже догадываясь, сильнее кутаясь в пиджак.

– Ты и сама знаешь.

– Камеры?

– Да. Ты слишком непредсказуема. И очень ранима.

– Дело не только в этом. Вы ему не доверяете. Шмелю. Почему? – Пошла в нападение.

– Это тебя не касается. – Тон Виктора изменился, стал властным и категоричным.

– А он вас уважает.

– Ты ничего не понимаешь в этой жизни, ребёнок ещё…

– Всё, хватит! Не называйте меня больше ребёнком! Надоело. – Разговор становился невыносимым, и я снова отвернулась к реке.

– Он тоже тебе об этом говорил?

– Я сказала хватит. Хочу отдохнуть. Я могу уехать на квартиру?

– Ника, поговори со мной. Хотя бы сейчас. – Виктор положил руку мне на плечо, едва прикасаясь. – Я заслужил твоего доверия больше, чем Шмель. Как ты сказала: простое человеческое общение.

– Это что, ревность? – Взглянула на Виктора, ища опровержения своим неожиданным умозаключениям, но лишь утвердилась в них. Виктор был явно недоволен и будто обижен.

– Можно и так назвать.

– Вы ведь не сошлёте его на склады?

– Если немедленно начнёшь называть меня на ты, он забудет это слово. – Напряжение моментально исчезло с лица, появилась добродушность и смешинки в глазах, а рука начала аккуратные лёгкие поглаживания.

– Я не люблю, когда мной пытаются манипулировать.

– У нас с тобой много общего. Чтобы сравнять счёт, можешь задать мне неприятные вопросы. Можешь не жалеть.

– Когда-нибудь ты сам мне всё расскажешь.

– А ты сможешь когда-нибудь всё рассказать? – Я встала перед Виктором, освободившись от его руки, чтобы ответить спокойно, не думая ни о чём другом.

– Да. Когда буду знать всю правду. И не надо менять машину. Я привыкну и перестану ассоциировать её с произошедшим. Главное, чтобы кто-то хорошо знакомый был рядом.

– Шмель не сможет быть всегда при тебе.

– Твои предложения.

– Выбери себе ещё кого-то из моей охраны.

– Хорошо.

– Так просто.

– Да.

– Ника, ответь пожалуйста на мой шестой вопрос.

Я отвернулась, всматриваясь в тёмную водную рябь, искрящуюся под тусклым ночным светом. Вопросы не прекратятся. Виктор не остановится, пока не вытянет из меня всё. Единственным, с кем я разговаривала о произошедшем, был доктор Разумовский. Он знал всё, кроме подробностей последней ночи с Ирбисом, но как врач догадывался и о них, по травмам, синякам, общему состоянию. Когда я рассказала Разумовскому всю правду, мне не стало легче, потому что ничего не изменилось, ни чувства, ни отношение, ни восприятие. Образ Ирбиса, который я попыталась исказить, не изменился, лишь стал объёмнее, а его грани острее. Тогда я хотела, чтобы ещё хотя бы один человек знал всю правду и заставляла себя говорить, один единственный раз. Психологи, с которыми я общалась в сети, знали только то, чего было достаточно для анализа, что я считала достаточным. Виктору будет мало доли. Он хочет знать всё, чтобы напитаться ненавистью и когда наступит подходящий момент, обрушить её плоды на первопричину. Этого я не хочу. Виктор прав, он достоин моего доверия и правды обо мне. Всей правды. Но только мне решать какой она будет.

– Я мечтала стать нейрохирургом. – Я вернула взгляд на него, Виктор застыл с непонимающим взглядом, но не стал перебивать вопросами. – Это было моей единственной целью и мечтой с пятнадцати лет. Меня больше ничего не интересовало. Я избегала всего, что может помешать достигнуть цели. Мне, как и любой девушке, льстили ухаживания парней, приглашения на свидания, иногда подарки, которые я всегда возвращала, но всё это могло стать помехой. Я была близка к своей цели и уверена, как и ты когда-то, что всё под контролем, что уж её-то я добьюсь, ведь всё сделала для этого, сама, без чьей-либо помощи, без денег и протекций. Появившись в моей жизни, со своими напором, настойчивостью, нахрапом, он заставил поверить, что во мне может заинтересовать не только смазливая внешность и нетронутое тело. Никто и никогда не смотрел на меня так, как он. Я запомнила его именно таким, не смотрела на его лицо пока он брал меня снова и снова. Он взял то, чего до этого добивался, пробираясь к сердцу, медленно приручая, обещая не давая обещаний. Я не сопротивлялась. Когда в глазах, которые смотрели на тебя как на чудо, появляется лютая ненависть, становится страшно от осознания, что в человеке умерла часть тебя самой, которую ты отдала ему, доверив. У меня нет ответа на твой шестой вопрос, он есть только у него. Что касается меня – мне это не интересно.

– Ты рассказала мне это, потому что не хочешь его смерти? – В голосе Виктора появилась раскалённая сталь, заточенная до предела.

– Я рассказала это, потому что ты попросил довериться и твои шесть вопросов заслуживают развёрнутого ответа. Я не готова делиться всем и…

– Я готов, – прервал меня, положив свою тяжёлую горячую руку на мою, почти не вызвав отторжения, – принять твою правду постепенно. Я давил, пытаясь понять, почему тебе так тяжело, почему смотришь на всех мужчин с недоверием и страхом, зная, что в безопасности, что можно доверять. А ещё почему иногда мучаешься во сне, сворачиваясь в позу эмбриона, будто тебе очень больно, и плачешь, зарываясь в одеяло с головой.

К этой правде Виктор точно не готов. Признаться, что реву не от боли, а спазмов противоестественного желания, не готова и я.

– Шмель будет постоянно с тобой, пока ты не привыкнешь ко второму охраннику. – Виктор произнёс это очень серьёзно, будто предстояло охранять стратегически важный объект. Сдержать смех не получилось. – Ты что? – Удивился мой собеседник.

– Ты смешной, когда серьёзный.

– Хорошо, что додумался всех разогнать, иначе в очередной раз подорвала бы мой авторитет. При моих ребятах такое лучше не произноси, не поймут.

– Смеяться тоже запрещается? – Моментально убрала улыбку с лица, приняв серьёзное и собранное выражение как у него.

– Даже не смей сдерживать её. У тебя очень красивая улыбка.

– Может поедем? – Предложила, чтобы сменить тему. Виктор не сделал и не сказал ничего такого, но внутри всё равно съёжилось неприятное ощущение отторжения его приятных слов.

– Нет. – Виктор сделал многозначительную паузу, ухмыльнувшись. – Забыла, я всех распустил, не зная, что ты способна выкинуть во время нашего разговора. Предлагаю прогуляться, здесь недалеко, если не устала конечно?

До самого дома мы шли молча. Я по-прежнему куталась в пиджак Виктора, обнимая себя руками, он же шёл рядом, заняв одну из рук сигаретой. Мне даже показалось, что он забыл обо мне, погрузившись в свои мысли, но это было не так. Когда нам навстречу кто-то шёл, в особенности парни и мужчины, его внимание моментально включалось, оценивая обстановку. Виктор становился похожим на хищника, оценивающим потенциальную угрозу.

– Завтра вечером у нас вылет. – Произнёс, стоя за порогом квартиры, в которую не стал проходить, когда я отдавала ему пиджак. – Я заеду за тобой в три, будь готова.

– Хорошо.

После этих слов Виктор ушёл, а я прошла в гостиную, на диване которой прямо в одежде дрых Шмель, а Куся удобно устроилась у него на животе. Судя по позе спящего, он уснул пока гладил мою любимицу, одна из его рук покоилась на её спине. Теперь ясно с кем проводила ночи эта предательница, бросив меня в одиночестве. Стало интересно, а знает ли Шмель о камерах. Виктор вряд ли его предупреждал, только если нашёл сам или догадался, что подобное возможно. Догадка про недоверие Виктора к Шмелю была спонтанной, но оказалась верной. И на вопрос, зачем держать при себе человека, которому не доверяешь, напрашивался единственный ответ: врагов держи ещё ближе. Но всё это домыслы, я действительно не разбираюсь в мужских играх, может всё не так просто и у Виктора иные мотивы не доверять Шмелю.

Укутала пледом свою няньку и его подружку, после чего направилась в спальню. Долго осматривала комнату, разыскивая камеры, нашла только две, хотя уверена, их было больше. Ко сну переодевалась в ванной, где был уголок, который, как я надеялась, не попал в обзор всевидящего ока. А упав в кровать моментально вырубилась.

Глава 38

– Держи. – Виктор протянул мне маленькую красную книжечку из натуральной кожи, внутрь которой был вложен билет на самолёт. Мы только приехали, и я с нетерпением ждала, когда можно будет доспать недоспанные часы. Шмелю с большим трудом удалось меня разбудить с помощью будильника на его телефоне. Хотя вой сирены показался мне очень странным выбором для пробуждения, комментировать не стала, увидела время на экране и принялась хаотично собираться – до назначенного времени оставался лишь час. В итоге собраться успела, удовлетворив пунктуальность Виктора, но чувствовала себя зомби.

Я взяла из протянутой руки маленькую красную книжечку, догадываясь, что это. Виктор стоял, улыбаясь мне, пока я медлила. Даже руки задрожали от переизбытка эмоций. Там внутри была целая жизнь, новая, никем не тронутая, с будущим и возможностями. С фото в паспорте на меня смотрела Николь Викторовна Разумовская, родившаяся 25 декабря двадцать два с половиной года назад в городе Рованиеми. У этой девушки был взгляд человека, который точно знает, что хочет от жизни, и знает, что добьётся этого.

– Я хотел отдать весь комплект вместе, но решил не ждать. Учёл твои цветовые предпочтения.

– Так вот зачем был вопрос про любимый город, но, почему именно эта дата? И этот возраст?

– Ты похожа на рождественскую ночь. Для возраста Христа ты молода, поэтому я убавил одиннадцать лет. Красивая математика тридцать три минус одиннадцать равно двадцать два. Извини, если прибавил тебе немного. Вы девушки серьёзно относитесь к лишним годам.

– Спасибо. Не за сравнение, а за паспорт и всё остальное. – На глазах почему-то навернулись слёзы, но они были приятными, не щипали и не жгли, будто грели.

– Не плачь. Слёзы на твоих глазах вызывают желание утешить, крепко обняв.

– Ты можешь замереть и не двигаться? – Моя просьба поубавила привычную невозмутимость Виктора, на лбу пролегла морщина замешательства. – Доверься мне. – Подтолкнула его к исполнению моей прихоти.

Виктор кивнул и я, медленно приблизившись, обняла его. Виктор вздохнул, будто сбросил груз, а я решила его добить, оставив лёгкий поцелуй на щетинистой щеке, освобождая от объятий.

– Я надеюсь, никак тебя не скомпрометировала перед твоими людьми? – Виктор по-прежнему стоял не двигаясь, будто даже не дыша, только выражение лица выдавало внутреннее напряжение.

– Ты только что вознесла мой авторитет на новый уровень.

– Жаль Шмель этого не увидел. Он снова наказан? – Виктор знал, что это сарказм, но даже бровью не повёл. Большая часть людей Виктора летели с нами, в то время как Шмель и ещё пара людей выехали к месту назначения на машинах.

– Ему поручено опасное задание, требующее особой подготовки, а именно довезти твою кошку, на которую у тебя не оказалось документов.

– Ты бы и без этого повода отправил его на машине. – Озвучила то, что мы оба знали.

– Безусловно. Он со своим хомяком не расстаётся. Кроме этого автомобиля у Шмеля за душой больше ничего нет. – Хотела поспорить, вспомнив про карточные выигрыши Шмеля, но вовремя одумалась. – А ещё, как бы это парадоксально не звучало, Шмель боится летать. Хотя, зная твои способности и умение воздействовать на него, тебе не составило бы труда затащить его на борт, а потом глумиться над ним весь перелёт.

– Сколько добрых побуждений в твоих мотивах.

– А в тебе открываются всё новые и новые грани. – Виктор довольно улыбнулся, а я лишь помотала головой, театрально закатив глаза. Граней у меня предостаточно, я тот ещё гипердодекаэдр.

На регистрации я с какой-то детской радостью наблюдала, как служащие аэропорта рассматривают мой новый паспорт, сравнивая фото в нём со мной. Я действительно чувствовала себя новым человеком, будто даже дышать стало легче, а тело кажется невесомым. Наверно это было состояние счастья, в котором я продолжила пребывать пока спала в самолёте, на соседнем кресле с Виктором, в машине, пока мы ехали до его дома, и в своей комнате, наслаждаясь состоянием новизны ощущений.

– Хватит его наглаживать. – Шмель с нетерпением ждал, когда я уже соберусь, чтобы отвезти в больницу, где будет проходить моя ординатура. Это хотел сделать Виктор, но за завтраком, который мы уже традиционно проводили вместе, а именно: я, Виктор, Шмель и Куся, каждый на своей стороне стола, ему позвонили, и он с какой-то усталостью на лице пожелал мне удачи, и быстро натянув идеально наглаженный пиджак, ушёл.

– Ты не понимаешь. Похоже в твоей жизни не было ни одного важного мероприятия, к которому ты бы готовился, понимая, что от этого зависит твоя судьба.

– Было.

– И какое? – Поинтересовалась, оторвавшись от своего занятия, уставившись на няньку, замерев с утюгов в руке.

– Суд. – Слова застряли в горле, и я, глупо улыбнувшись, вернулась к наглаживанию брюк.

У меня в запасе было два часа, но этого было катастрофически мало, чтобы произвести правильное впечатление. Виктор тонко намекнул, что в больнице я блатная и это никак не изменить, поэтому придётся побороться, чтобы меня воспринимали всерьёз. Очень кстати пришлись подарки от Стеллы, которая купила все понравившиеся мне во время нашей прогулки по магазинам вещи и прислала на днях. В записке она написала, что теперь я ей должна как минимум ещё один поход по магазинам, а я и рада, только финансовый вопрос меня напрягает и об этом придётся поговорить с Виктором. Но это позже, а пока я наглаживаю бежевый брючный костюм, который должен выглядеть идеально, а Шмель пыхтит, не понимая, почему я делаю это сама, когда в доме есть три помощницы.

С ними я познакомилась, когда мы вернулись. Мне представили их днём, когда я, наконец отоспавшись, выползла из своей комнаты. Оказалось, что перед тем, как привезти меня в свой дом в первый раз, Виктор всем им дал оплачиваемый отпуск, который закончился как только я уехала. Знакомство прошло смазано и странно. На меня смотрели как на диковину или инопланетянку, но по крайней мере я не заметила неприязни или недовольства. Всякое бывает. Виктор мужчина видный, состоятельный, мало ли какие у кого на него планы. Да и представил он меня не как гостью, а жильца с полным карт-бланшем, завуалировав всё это во фразе: «Относитесь к Нике как к полноправной хозяйке этого дома». Я ещё не отошедшая ото сна не сразу обработала сказанные им слова, которые текли по извилинам тягучей субстанцией, застревая на поворотах. А потом он просто встал и ушёл, закончив свой обед, оставив меня наедине с тремя незнакомками, которые улыбались мне так же глупо, как и я им. Марина – стройная жгучая брюнетка, с тёмно-карими глазами, белоснежной кожей и веснушками на лице лет сорока, заведовала кухней и сразу уточнила мои вкусовые предпочтения. Её одухотворила новость о том, что на диетах я не сижу и ем практически всё, но маленькими порциями, за исключением грибов и в особенности шампиньонов, на которые у меня аллергия. Ольга, пышнотелая, голубоглазая хохотушка с рыжими волосами лет тридцати и Олеся, похожая на модель с подиума, с русыми волосами, умело покрашенными у корней в приглушённо-розовый цвет, красиво сочетающийся с бирюзово-голубыми глазами и золотистой от природы кожей, лет двадцати пяти, отвечали за порядок в доме. По моим наблюдениям Марина была буфером между столь разными Ольгой, матерью троих детей, и Олесей, живущей в своё удовольствие. С ними в доме появился шум и суета, которые первое время напрягали, и я постоянно сбегала на улицу. Первой, с кем я нашла общий язык стала Олеся. Мне безумно понравилось её окрашивание, и я попросила телефон мастера, которая оказалась её девушкой. Шмель, дежуривший поблизости, чуть не поперхнулся сигаретой, когда услышал эту интересную подробность, и скорее всего мысленно изматерился. С Ольгой было сложнее, она мне постоянно выкала, что я категорически всем запретила делать, и в моём присутствии что-то роняла. Но и с ней мы поладили, когда я подсказала хорошее средство от боли в ушах для её сына, которого она как-то взяла с собой на работу. Куся и Шмель на это время куда-то спрятались, оставив меня одну справляться с трёхлетним деспотом по имени Семён. Мы поладили, особенно он оценил сказку о строении нервной системы, вырубившись на третьей минуте повествования. В этот момент нас и застукал Виктор, заехавший на обед. Марина по секрету сообщила, что до моего появления Виктор только завтракал дома.

– Ты любишь детей? – Спросил полушёпотом, нарезая свой стейк, расположившись на обед за столом в гостиной, пока я нянькалась, следя, чтобы ребёнок не свалился с дивана.

– Мне интересно за ними наблюдать. Никогда раньше не приходилось оказаться так близко к ребёнку.

– У тебя хорошо получается. О своих не думала?

– Думала. Не была уверена, что захочу когда-нибудь родить. Хотела состояться как врач, прежде чем заводить ребёнка, а на это требуются долгие годы. Я не хотела, чтобы мой ребёнок был предоставлен самому себе с раннего детства, как это было с… со мной.

– Ты хотела сказать брошен. Точнее брошены. У тебя есть брат или сестра.

– Был брат. Он умер. – Пришлось сказать полуправду. Сколько ещё этой полуправды у меня получится скормить Виктору, сдерживая его неуёмный аппетит изучения моей жизни.

– Неужели ни разу за всю жизнь не проявлялся материнский инстинкт?

– Повода не было.

– Точно не было? – Виктор странно посмотрел на меня, положив приборы на тарелку.

– Ты сейчас о чём? – Такое его выражение лица мне не нравилось, слишком суровое и холодное, давящее.

– Хочу понять степень нанесённого урона. – Виктор перевёл взгляд на спящего ребёнка и продолжил, вернув его на меня. – Ты не была беременна от него? – Смотрел, будто прицелился, а у меня дыхание спёрло. Странную тему для разговора он выбрал, тем более сейчас, когда рядом малыш. Хотя я понимала, что не случайно именно так, когда я не могу вспылить.

– Нет. – Выдавила, преодолев ком в горле. Если бы не присутствие ребёнка, наверно психанула и устроила стандартный приступ истерики. Нет у меня сил терпеть постоянное вмешательство в прошлое, это вытягивание нитей, проходящих сквозь моё тело, цепляющихся за него своими узлами.

– А если бы была, оставила ребёнка?

– Для оплодотворения день был не подходящий. В этом мне повезло и задумываться над подобными дилеммами не пришлось. Такой ответ устроит? – Вполголоса, но зло, несмотря на то что может последовать отдача.

– Более чем. – Виктор как ни в чём не бывало вернулся к обеду, оставив меня в непонятном подвешенном состоянии после своего мини допроса.

Виктор уже собирался уезжать, когда меня пришла сменить Оля, освободившись, а я успела поймать Виктора у самой двери его кабинета.

– К чему были все эти вопросы? – Спросила, преградив ему путь.

– К тому, что я узнал то, что мне было нужно. Задавая их, я знал, что аборт ты бы не сделала, слишком уважаешь жизнь, чьей бы она ни была. А вот на незаданный вопрос ты мне ответила.

– И какой же?

– Теперь я знаю, что он с тобой не предохранялся. Не ответишь, почему?

– Он знал, что я здорова. – Попытка увести разговор в сторону осталась безуспешной, рассыпавшись под настойчивостью Виктора.

– Мы оба понимаем, к чему я веду. Если захочешь, продолжим этот разговор вечером, а сейчас мне пора.

Вечером мы не пересеклись. Я так и не вышла из своей комнаты, трусливо избегая разговора. Виктор не настаивал. И до сих пор не настаивает, будто чего-то ждёт.

– Если ты погладишь этот костюм ещё раз, он рассыплется, – выдал Шмель тонкий намёк, постукивая по сенсорному экрану телефона, от чего на нём начинало мелькать время, – а ты опоздаешь, и Царь оторвёт мне голову.

Глава 39

– Вам будет непросто.

Она была стервой, именно такой, какой должна быть заведующая больницей. Пышногрудая блондинка с зелёными кошачьими глазами. Женщина без возраста и комплексов. Решительная и властная. Она сама, и всё, что её окружает кажется идеальным, совершенным. Даже её холодный, резковатый тон не вызывает отторжения. И мы с ней уже встречались. На моём экзамене. Я не ошиблась, она была кардиохирургом. Анастасия Сергеевна Стрельникова смотрела на меня ещё строже, чем во время моей эпичной сдачи, и я молча жалела, что выпендрилась тогда. Теперь она думает обо мне… Да ничего хорошего она обо мне не думает, и было бы плевать, будь она просто врачом. У людей на высоких должностях своё представление о надлежащем поведении, которому я не соответствую ни по одному из пунктов.