С неба женщина упала

«Показалось, все нервы мне истрепали, вот и дергаюсь».

Через мгновение в тоннеле сверкнули фары поезда, мелькнуло сосредоточенное лицо машиниста, я еще раз огляделась и вошла в вагон. Народу в нем было достаточно. Вагоны на этой ветке старые и душные, поэтому я постаралась сразу пробраться поближе к открытому окну.

Уцепившись за поручень, я устроилась поудобней, вздохнула и тут услышала тихое:

– Эй!

***

Это было странное, тревожное, совсем ненужное слово, сулившее мне только одни неприятности.

– Только, пожалуйста, не поворачивайся и не пугайся, ладно? – Голос звучал глухо. – Я ничего плохого не сделаю, не думай. Но… ты должна мне помочь…

Ни больше, ни меньше! По большому счету, я даже не удивилась. Я должна! Да я всю жизнь всем должна! Вот если бы сказали:

– О, фея неземная! Исчезаешь… Как свет луча во след тебе идёт… – вот тут бы я удивилась, а так…

Физиономия у меня, что ли, слишком глупо выглядит? Ну, всем я

должна помочь! Мужу, свекрови, соседке, селёдке в банке… Вот жизнь!

– Молодец, не испугалась, не ошибся, – удовлетворенно продолжил мой неизвестный преследователь, как видно, созерцая мою не дрогнувшую, превратившуюся в железобетон спину.

Я перестала дышать, напряженно вглядываясь в свое собственное отражение в стекле.

– Я тебя еще в том вагоне распознал, деловая ты, как их всех построила!

Каких-либо вообще, а тем более таких лестных отзывов о своей подземной деятельности я не ожидала, поэтому выдержка мне изменила, и я оглянулась. Не знаю, кого я ожидала увидеть – косого, рябого, горбатого, – но голубоглазый паренек лет двадцати, почти на голову ниже меня, с шевелюрой цвета апельсина и частыми веснушками, меня озадачил. Несколько секунд мы молча разглядывали друг друга, а потом он заговорил быстро и очень тихо:

– Понимаешь, не могу я здесь долго бегать, не могу!

Я молча хлопала глазами, не успев сообразить, нужно радоваться этому обстоятельству или нет.

– Ты не дрейфь, делать-то тебе ничего не надо. Все будет нормально, поняла?

Ответить утвердительно на этот вопрос однозначно означало соврать, а я всю свою сознательную жизнь придерживалась мнения, что всегда нужно говорить правду… насколько это возможно… К тому же я готова была поклясться, что не видела этого огненного мальчишку в вагоне, из которого вышла.

– Видите ли… э-э-э… – начала я, пытаясь донести до незнакомца, что я женщина кругом больная, робкая, местами даже с отклонениями от нормы и пугать меня нельзя.

Но столь трогательно, на мой взгляд, начавшаяся речь была прервана неожиданным, я бы даже сказала, неприличным поведением собеседника. Состав почти уже затормозил у следующей станции, когда Рыжий прохрипел мне в ухо:

– На, держи. – Я ощутила в своей ладони какой-то тряпичный сверток. – Только не потеряй, не потеряй. Я тебя сам найду, слышишь?

Он стал быстро пробираться к выходу, оставив меня стоять в оцепенении. Выскочив из вагона, он обернулся и повторил:

– Сам найду, сам… Не беспокойся, паспорт твой у меня.

Паспорт? Мой? У кого? Я не поверила своим ушам, но эта последняя фраза меня сильно обеспокоила. Какой-то маниакальной страстью к своему паспорту я не страдаю, но все же предпочитаю, чтобы он находился именно у меня. Немедленно заглянув в сумочку, я убедилась, что «молния» расстегнута, а документ, удостоверяющий мою личность, исчез… Первым желанием моей оскорбленной души было броситься вдогонку за вором. Но, подняв глаза и увидев спину убегающего обидчика, я замерла, и, уверяю вас, на это были свои причины.

Пробежав несколько шагов от вагона к выходу, Рыжий, вдруг вильнув, словно заяц, бросился обратно к дверям, затем вправо. Причину столь странного поведения парня я поняла через несколько мгновений, когда увидела бегущего к нему по вестибюлю станции высокого молодого человека в вызывающе длинном черном плаще. Слева у вагона показался еще один мужчина, который своей колоритной внешностью запросто мог бы с расстояния ста метров распугать целый класс воспитанниц воскресной школы. Он резво бросился наперерез Рыжему, схватил его за воротник куртки и рванул на себя. Рыжий сразу как-то обмяк, и было видно, что сопротивления он оказывать не собирается. Уже не спеша к ним приблизился высокий и спросил почти ласково:

– Ну, стручок, побегал?

Едва уловимое движение, и Рыжий вдруг сложился пополам, судорожно хватая воздух белеющими губами. Почти в ту же секунду последовал молниеносный крюк снизу, для незаинтересованного зрителя оставшийся практически незаметным. Рыжий, тяжело охнув, повис на руках мордоворота, и лицо его стало багровым. Неожиданно голова парня мелко затряслась, глаза закатились. Выглядело все это отвратительно, не реально, а как-то по-киношному. Невольные зрители в вагоне вздрогнули, раздался чей-то испуганный возглас, но никто не сделал ни единого движения. Двери нашего вагона захлопнулись, состав набирал скорость, безобразная сцена осталась позади. Какое-то время в вагоне царила гробовая тишина, затем кто-то пискнул:

– Безобразие! Куда милиция смотрит?!

Сердитый мужской бас что-то ответил, запричитала где-то в другом конце вагона старушка, граждане шевельнулись, вновь послышался привычный гул голосов. Возможно, я долго простояла бы в растерянном оцепенении, но неожиданно ко мне повернулась дородная дама в модном плаще красного цвета и назидательно пророкотала:

– Какие у вас друзья, девушка! Стыд!

И отвернулась с таким видом, что каждому в вагоне стало немедленно ясно, что у этой дамы таких друзей нет, и быть не может. Вагонная общественность окинула меня суровым взглядом, вздохнула и отвернулась, качая головой и бормоча что-то о нравах современной молодежи. При других обстоятельствах заносчивой толстухе пришлось бы долго сожалеть о том, что не в добрый час она зацепила высокую симпатичную брюнетку с обманчиво простодушной внешностью. Но сейчас… Я взяла таймаут и вышла на следующей станции.

***

Поднявшись наверх, и не совсем соображая, где нахожусь, я села на скамейку под акацией. Мне нужно было срочно решить, что думать о случившемся. Нервное напряжение не проходило, противное чувство беспокойства заставляло мое бедное сердечко чувствовать себя кроликом, попавшим в силок. Пара минут на свежем воздухе должна пойти мне на пользу.

Самое удивительное было то, что я не могла понять причину своего волнения. Несерьезно думать, что современного жителя мегаполиса могли напугать пара оплеух или хороший апперкот, тем более к нему лично не относящийся. Но все-таки… Один очень умный человек всегда говорил мне:

– Если что-то выбивает тебя из привычного ритма жизни, а ты не можешь сразу определить что, – не ленись, подумай, разбери проблему по косточкам и сотри их в порошок.

Как всегда я решила не пренебрегать мудрым советом и, скромно скрестив ножки под лавкой, принялась рассуждать.

То, что я никогда раньше не видела Рыжего – это факт. Как я могла не заметить человека с такой шевелюрой? Но, судя по всему, мы ехали с ним в одном вагоне, и он слышал мое публичное выступление. Или ему кто-то сказал? Кто? Их несколько? А эти двое на станции? Тут я почувствовала себя полковником Исаевым, и меня страшно потянуло на родину.

– Где-то далеко, где-то далеко идут грибные дожди-и-и… – тоненько и жалобно затянула я и опомнилась.

Ну, что за гаерша, из всего цирк надо устроить! Тут дело серьёзное, можно сказать, трагическое. Правильно всегда говорила моя… Впрочем, неважно, что она говорила. Я снова сосредоточилась.

«Зачем Рыжий обратился ко мне? Похоже, без него самого это будет трудно выяснить. Для чего ему, чтоб он провалился, мой паспорт?»

На этой мысли я осеклась, потому что, вспомнив вид и настроение встретивших его ребятишек, решила, что шанс провалиться у Рыжего несомненно был.

«Так-так, – вдруг осенило меня, – а если они его обыщут и найдут мой паспорт? Хорошо, если решат, что мы с ним заявление в загс шли подавать, а если подумают, что я ему в чем-то помогаю? А я, бедняжка, девочка-ромашка, ни сном, ни духом… Стоп! Как не помогаю, а что же еще я делаю?»

Я судорожно схватилась за сумку, ругая себя за глупость. Так и есть! Во всей этой суматохе я совершенно забыла об этом свёрточке. Обнаружив пропажу паспорта, машинально сунула его в сумку, собираясь гнаться за вором. И то, что я сразу не вспомнила о нём, говорило о крайней степени растерянности.

Вытащив на свет божий кулёк, я увидела, что это замшевый мешочек с красивыми витыми кожаными шнурками. На обеих сторонах мешочка золотой нитью были вышиты замысловатые вензеля. Не раздумывая, я ослабила завязки, сунула пальцы внутрь и извлекла несколько прозрачных гранёных камешков размером с горошину…

Сердце мое громко ухнуло, стукнулось о рёбра и провалилось куда-то в район почек. Снова в горле запершило, дыхание перехватило. Тупо уставившись на свою ладонь, я простонала:

– Этого не может быть! Этого не может быть, потому что может… не может… Ох! – окончательно упав духом, я замолчала.

Скажите мне, люди добрые, ну, почему в жизни всегда так: ищешь сокровища, хочешь разбогатеть, бьёшься, стараешься, так хоть бы финик с ветки упал. А тут идёшь себе тихонечко по улице или едешь, к примеру, в метро – и вдруг пристает к тебе рыжий поганец и втягивает в историю, разобраться в которой вряд ли хватит силёнок. Потому что камешки, безделушки, судорожно зажатые в моей руке, были не что иное, как бриллианты. А какой ещё, скажите, камень может вот так светиться и плакать у вас на ладошке? Я неплохо разбираюсь в этих вещах и сейчас отчаянно надеялась, что это очень искусная подделка.

«Даже за самые-самые лучшие в мире стразы человека не будут гонять по московскому метрополитену словно зайца, – призналась я самой себе и с отчаянием проскулила: – Ну, что мне делать-то?»

Гениальная мысль бросить всё немедленно в ближайшую урну, слава богу, всё-таки не сработала, и я снова начала просчитывать варианты. Постепенно я успокаивалась, ведь главное в жизни – это успокоиться. Как говорится, кто до утра, а кто и навеки. Тьфу, дура.

«Не рви сердце, дорогая! Чего ты так распсиховалась? Все путём! Все нормально! Все нормально! Конечно, надо признать неприятным факт неизвестного местонахождения твоего паспорта. Это, во-первых. Но это не самое страшное. Во-вторых, если эти цацки настоящие, то их будут искать и ещё как. Наверное, их уже ищут. Причем те самые дяденьки, что так неласково обошлись с Рыжим в общественном месте. И возможно, дяденек этих не два, а по два на каждой платформе. Судя по количеству и качеству этих камешков, можно поднять армию, чтобы…»

Моя мысленная успокоительная речь принесла свои плоды: ноги дрожали, во рту пересохло, сердце бухало, словно боевой тамтам, извещающий о начале военных действий. Чтобы не высыпать камни в пыль у скамейки, мне пришлось, не дыша, переложить их по одному обратно в мешочек. Крепко затянув шнурки, я положила его в сумочку. Потом подумала и решила спрягать более надежно: расстегнув пару пуговок на блузке, я затолкала мешочек в бюстгальтер. Там можно было спрятать и не такую мелочь.

Как вскоре выяснилось, мои манипуляции не остались без внимания. Переведя дух, и собираясь подняться со скамейки, я вдруг услышала сзади над головой протяжное:

– Девющ-щка-а!

Этого моя издерганная нервная система не выдержала. Я подпрыгнула на лавке, затем резво вскочила на ноги, развернувшись на сто восемьдесят градусов, по-моему, еще в воздухе. Такой прыти мой новоявленный поклонник явно не ожидал. Он шарахнулся в сторону, затем, открыв рот, молча уставился на меня. Я тоже молча глянула на кавказца, собираясь выдать что-нибудь не оригинальное, но действенное. Но, представив, как удивили его мои козлиные прыжки, не удержалась и фыркнула. Парень расценил это как приглашение к продолжению знакомства, улыбнулся и хотел что-то сказать, но я, предупредив всякие фамильярности, строго погрозила ему указательным пальцем и сурово бросила:

– Цыц! – после чего повернулась к нему спиной и поплыла белым лебедем.

Пропетляв в волнении по переулкам, я, наконец, остановилась и огляделась. Решив уточнить местонахождение, завертела головой во все стороны, но определиться на местности не смогла. На глаза, словно нарочно, не попалось ни одной вывески с названием улицы. Кафе, магазин «Продукты»… Что за ерунда, ориентируюсь я неплохо, и подобные казусы со мной бывают редко.

– Извините, – вежливо обратилась я к молодой мамаше с коляской, – не подскажете, как эта улица называется?

– Это Песчаная, а вам что нужно? – живо отозвалась общительная дама.

Она явно скучала, и ей хотелось поговорить.

– Спасибо, – я пропустила вопрос мимо ушей, про себя удивляясь своему состоянию.

Не все так плохо, здесь недалеко живет мой добрый институтский приятель, не зайти ли к нему в гости? Необходимо срочно перенести одну деловую встречу, она для меня слишком важна, чтобы ее проигнорировать. Но заниматься делами сегодня я не в состоянии, подобные штуки происходят со мной далеко не каждый день, и чувствую я себя сейчас, словно нахожусь в состоянии невесомости. Домой возвращаться совершенно не хочется. Лучше в серпентарий. К тому же, после подобного происшествия трудно сразу сообразить, на что ты можешь наткнуться возле собственного дома. Конечно, долго себя уговаривать и болтаться по гостям нельзя, но сейчас мне просто необходимо посидеть на мягком, и выпить пару чашек кофе или чего покрепче. Я прогулялась пешком до Вадькиной квартиры, ловя себя на том, что невольно оглядываюсь по сторонам и сильнее обычного хочу, чтобы хозяин был дома.

***

Увидев меня на пороге, Вадька сначала удивился, потом обрадовался:

– Ба! Какие люди здесь ходят! Заходи скорее, чего стоишь? Вот умница, а я и не ожидал. Ты ведь у нас теперь известная птица. Думал, забыла совсем меня грешного.

Выдав все это скороговоркой, Вадик заметался по коридору, разыскивая для меня тапочки.

– Ну, если ты у нас грешник, то кто же тогда мы? – скромно сказала я и заулыбалась.

Приятно все же, когда тебе так радуются, сразу растёшь в собственных глазах.

Найдя нечто огромное и растоптанное, он, держа в каждой руке по этому чудовищу, со счастливым блеском в глазах произнес:

– Вот, это тебе!

В этот момент он так был похож на отличившегося спаниеля, что я не выдержала и рассмеялась:

– А чуток поменьше у вас не найдется? Ты мне Лидкины дай, что ли. В этих я буду ходить не в тапках, а по тапкам, они ж чуть меньше твоего ковра!

Вадик тоже рассмеялся, но потом несколько сконфуженно сказал:

– Да Лидки-то, нет её больше… – и развел руками.

– Как нет? Где нет? – обомлела я и уставилась на Вадьку.

– Сбежала… Только без соболезнований, ладно? В общем-то, не из-за чего.

– Ну, как скажешь! – сказала я и пошлепала за хозяином на кухню. – Вадька, мне один звоночек сделать надо…

– Давай, – кивнул он, махнув в сторону коридора, – телефон там!

Я дозвонилась до секретарши, поинтересовалась, не искал ли кто меня, и, получив отрицательный ответ, велела ей перенести сегодняшнюю встречу на другое, удобное для деловых партнеров время. Секретарша ненадолго потеряла дар речи – она-то знала, чего мне стоило этой встречи добиться.

– Перенести, Алевтина Георгиевна? – изумленно протянула Верочка. – Перенести?

– Именно, Верочка. Передай, пожалуйста, Семену Абрамовичу, что я перезвоню, как только смогу.

Верочка промычала что-то неопределенное, я попрощалась и вернулась к Вадиму.

Радушный хозяин тем временем бестолково крутился по квартире, видимо соображая, как обставить встречу более торжественно. Толку от его стараний было чуть.

– Где же салфетки-то? – Он забавно хмурил лоб и чесал затылок.

– Вроде вон в той тумбочке на нижней полке, – несмотря на все мои сегодняшние переживания, кое-что вспомнить я была еще способна.

– И правда, – обрадовался Вадим и взглянул на меня с надеждой, – а кофейные чашки где?

– Ну, этого я не помню… Ладно тебе лишней суетой заниматься, чего ты как не родной? Достань кружки да садись, а то уже в глазах рябит.

Долго его уговаривать не пришлось. Открыв бар, Вадик вопросительно взглянул на меня, я кивнула. Наполнив маленькие пузатые стопки, спросил:

– За что? За встречу али как?

– Конечно, за встречу, за «как» потом выпьем.

Мы звякнули хрусталём и выпили. Посидели молча, улыбаясь друг другу. Говорить не хотелось, на душе стало спокойно и хорошо… Хорошо и почти спокойно…

Вадика Остапова я знала уже очень давно. Котелок у него варил исключительно. Мы вместе учились в институте, вместе ездили на полевые, словом, участвовали во всех студенческих развлечениях сполна. Был он душой любой компании, знал невообразимое количество анекдотов и играл на гитаре. Он был старше нас всех лет на десять, отслужил в армии, успел в жизни многое испытать, но никогда не задавался ни перед сопливыми девчонками, ни перед безусыми юнцами. Он уважал мнение каждого, и мы, в свою очередь, уважали Вадьку до обожания. В любое время дня и ночи, в любую погоду готов был наш Вадик на подвиги, был смышлен и отзывчив, чем мы все и пользовались. Но одна черта в этом огромном детине, на мой взгляд, была развита чересчур сильно. Это было упрямство. Если уж вбил себе чего в голову – всё, ищи окурки, пошли курить. Ничем не вышибешь. После очередного такого гениального озарения решил наш мальчик, что должен жениться на Лидочке с параллельного курса, красавице и задаваке. Как не пытались друзья вразумить, что не пара ему эта вертихвостка, уперся парень, что твой осёл. Конечно, они поженились. И довольно скоро начались у них размолвки. То он в Калугу, то она в Рязань… Он уйдет, она вернётся. Он в командировку, она на курорт… Ну, а конец этой истории я узнала час назад. Печально, но не неожиданно. Наш Вадик явно заслуживал лучшего.

«Ничего, свято место пусто не бывает!» – решила я, и принялась прикидывать варианты среди своих знакомых женского пола.

Мысленно, разумеется. Получалось, что шансы есть, с чем нас с Вадькой и поздравила.

– Красотка моя, думаешь, я не знаю, чем ты сейчас занимаешься? Чего это ты губками шевелишь да глазки закатываешь? – дорогой друг, как обычно, раскусил меня в две минуты. – Не выйдет, дудки!

Он весело рассмеялся, покачал головой и повторил:

– Дудки, дудки!

Я тоже засмеялась и махнула рукой:

– Плыви, золотая рыбка! До чего умён парень!

В общении с Вадимом мне всегда было легко и просто. Не надо было напрягаться ни для слов, ни для дела.

Со временем, и в силу профессии, я тоже постепенно овладела искусством общения с людьми. Когда мне было лет двенадцать или тринадцать, на глаза попалась одна книга. Что-то вроде сборника советов для малолетних разгильдяев: как себя вести, чтобы понравиться взрослым. Так вот, в этой книжке было огромное множество советов, на редкость глупых. Если сам автор попробовал бы им следовать, то, скорее всего, очень быстро наложил на себя руки или удалился в монастырь. Но некоторые идеи показались мне не лишенными смысла. Там, например, развивалась мысль, что для общения между полами можно избрать несколько типов поведения. В основном советы касались девочек, на мальчиков автор, очевидно, махнул рукой, видимо убедившись, что мальчики обычно избирают поведение явно недостойное описания в книге. Девочке же автор предоставил выбор. Она может вести себя как атаман, как бедная киска или девочка-друг. Далее шло описание безусловных и неоспоримых преимуществ поведения последней модели. Как говорится, женщина – мать, сестра, труженица.

Вооружившись такой инструкцией, мы с подругами пытались экспериментировать, используя в качестве подсобного материала знакомых мальчишек. Подавляющее большинство наших исследований заканчивалось синяками, выдранными клоками волос и тому подобными знакам внимания со стороны кавалеров, хотя мы очень старались не отступать от написанного. Надо признать, что совет честно сообщать другу о его грязных ушах или дырке на носке (с целью приучить объект к опрятности и гигиене) принес нам наибольшее количество отрицательных результатов. А подхалимское деление конфетами и прочими вкусными вещами, как правило, воспринималось весьма благосклонно. Проблема была в том, что конфет на всех не хватало. В конце концов, моя лучшая подруга Юлька, потирая очередной синяк, заявила, что автор книги – «последний козёл», и что она, Юлька, отлупит любого, кто про эту книгу еще раз заикнется.

Уже будучи студенткой, я о сборнике советов детям рассказала своей группе. Пришедшие в восторг девчонки решили добавить в набор несколько категорий женского поведения: стерва и вечная стерва, а моя неизменная подружка Юлька потребовала внести в список лесную лань и фельдшера. На вопрос, почему именно фельдшера, Юлька ответила, что многие бабы любят мужиков лечить, но делать этого не умеют. Мужская часть нашей группы внесла предложение взять слово лечить в кавычки.

Так и закончилась бы эта игра, если бы в один прекрасный день я не поняла, что сама постоянно влезаю в эти шкуры в зависимости от обстоятельств. Но сейчас, сидя в небольшой уютной гостиной, я просто озвучивала любую чепуху, приходившую в голову, не опасаясь выглядеть идиоткой.

Выпив за приятной беседой кофе, а также перепробовав содержимое нескольких бутылок, мы вспомнили все, о чем нам хотелось вспомнить, потом решились посмотреть телевизор. Пройдясь по каналам, Вадим нашел что-то интересное и притих, не столько глядя на экран, сколько клюя носом. Я же задумалась о делах насущных и, видимо, неотложных.

Может, просто взять, вытащить этот мешочек из-за пазухи и все рассказать Вадиму? Конечно, сделать это довольно просто, но я почему-то не торопилась.

«Ему и своих забот хватает, – подумала я, косясь на дремлющего друга. Хотя, безусловно, опыта в подобных криминальных (в этом я не сомневалась ни секунды) делах по долгу службы у него гораздо больше. – Но ведь и я сама не так уж плоха, разберусь как-нибудь, куда-нибудь кривая да вывезет».

Разобрав свою проблему, к сожалению, пока еще не по косточкам, я повздыхала, покрутилась в кресле и решила досмотреть передачу.

– На этом, дорогие телезрители, разрешите с вами попрощаться! – радостно сообщил мне ведущий, явно не желая со мной общаться. – Всего доброго, до новых встреч!

– И на том спасибо, – проворчала я.

– Знаешь, что я думаю? – вдруг отчетливо произнес Вадим и взглянул на меня с неодобрением.

Я поняла, что он наблюдал за мной, изображая дремлющего пенсионера. Старого разведчика не проведёшь, выпей с ним хоть ящик водки. И я уже знала, что он мне сейчас скажет. Я сделала удивлённые глазки, фальшиво изображая полное непонимание вопроса:

– О чем вы, Вадим Константинович?

– У тебя неприятности. И я думаю, ты не знаешь, как с ними быть, вот и кряхтишь и гонишь мне дурочку. Красота моя, ведь ты знаешь, кого ты можешь обмануть, а кого нет. Колись, подруга.

«Вадька, сукин сын, – подумала я, – погоди, я ещё ничего не решила. Не дави!»

Вслух я жизнерадостно запела:

– Да что ты, тебе просто кажется. Устала я, Вадимушка, сил нет. Работы вагон, со Светкой сегодня похватались не на жизнь, а Антошка, подлец, ни гугу. Да ещё машину мне стукнул.

– Так чему ж ты так обрадовалась, искренняя моя? – умилился Вадик, чуть не прослезившись.

– А… Пошлю я его, туда, где первый раз встретила. (Неплохая, кстати, мысль.) Вот и радуюсь.

– А час назад вроде за границу отдохнуть собирались, нет?

Я почувствовала, что в горле опять предательски запершило.

– Нет, то есть да. – Я сообразила, что сейчас начну все больше путаться в показаниях, и тут против Вадьки мне не устоять. Качественно соврать ему мне не удавалось никогда, а вытянуть из человека то, чего он и не знает, было для дорогого друга парой пустяков. – Засиделась я у тебя, пора мне, Вадя. Только домой позвоню, узнаю, как там дела, убралась любимая родственница к себе или нет.

Я набрала номер, стараясь загородить от Вадима телефон спиной, и услышала частые гудки.

«Убью», – подумала я, но решила попытать счастья ещё раз.

Результат был тот же. Оставаться у Остапова дольше не очень хотелось, но делать было нечего. У меня был еще один способ не обсуждать мои проблемы:

– Пока занято, может, чайку хлебнем? Только не надо меня пытать, ладно? – попросила я жалобно.

Вадим пожал плечами и кивнул:

– Хозяин – барин. Пойдем чай пить.

Через полчаса я снова набрала номер и услышала милые сердцу частые гудки.

«Убью и похороню с телефоном!»

Наконец линия освободилась, и я услышала протяжное Юлькино:

– Алле?!

Сдерживая себя, я бархатным голосом спросила:

– Антон, это ты?

– Конечно, я, – ответила эта мерзкая девица. – А у тебя, Кадасова, крыша совсем съехала или это временное явление?

– Как дела дома? – продолжила я, не обращая внимания на ее кваканье. – Света уехала?

– Что, опять с золовкой поцапалась? – обрадовалась Юлька. – До поножовщины дело не дошло?