banner banner banner
Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака
Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

скачать книгу бесплатно

– Нет, проходи. Здравствуй. Какими судьбами? – хмуро поинтересовался хозяин, пропуская ее в прихожую.

– Да вот шла мимо, решила заглянуть, – завела было привычную песню Прокофьева, но тут же одумалась. – На самом деле я тебя видела вчера.

– Где? – удивленно посмотрел на нее Мишка.

– Отгадай с трех раз, – хитро прищурилась Настя. – Спорю – не отгадаешь.

– Не отгадаю, – кивнул головой Мишка.

– Ладно, скажу, – сказала Настя, сохраняя прищур. – В милиции, в кабинете следователя. Я спешила, поэтому не стала тебя дожидаться, чтобы поздороваться. Чего смотришь, как баран на новые ворота? Это я заглядывала в кабинет на секунду. Хотя, возможно, ты и не обратил внимания.

– Да-а-а, я там был вчера. Но тебя не заметил. А ты-то как там оказалась? – спросил озадаченно Мишка.

– Я же в газете работаю. Интервью, репортажи и все такое прочее. Так можно мне присесть? В ногах, как говорится, правды нет.

– А ты знаком со Львом Штайнером? – продолжила она, когда Мишка поставил на стол чашки для чая.

– Нет.

– Как нет? А зачем же тебя вызывали в уголовный розыск? Этот следователь ведь допрашивал свидетелей по делу погибшего тележурналиста, – сказала Настя и тут же пошла на попятную: – Извини, если что не так. Может, у тебя самого что-то случилось, а я к тебе пристаю со Штайнером. Я, ты же понимаешь, плотно сижу на этой теме…

– Нет, у меня ничего не случилось. Просто я… – похоже, Косач затруднялся с ответом. Чувствовалось, как в нем росло напряжение.

– Ты что, не один? – не отставала Настя, заподозрив, что за стенкой, в гостиной, куда она не заглядывала, кто-то прячется.

– Нет, я один. Но ко мне скоро придут, – сознался, наконец, Михаил.

– Тогда проводи меня, – стояла на своем Прокофьева. – По пути как раз мне все и расскажешь.

– Да нечего рассказывать, – махнул рукой Косач. – Понимаешь, я как-то выступал в программе у Штайнера, а потом был у него дома в гостях. И все.

– И все? – переспросила Настя. – И это ты сказал следователю?

– Да. Он снимал у меня показания, потому что нашел мои координаты в записной книжке Штайнера.

– А о чем шла речь в программе? – спросила Прокофьева.

– Ты разве не смотришь телевизор? – удивился Мишка.

– Тот канал, где работал Штайнер, нет, – отпарировала Прокофьева. – Так о чем программка была?

– Ну, в общем, когда мы с ребятами были в Хибинах на Кольском полуострове, я нашел там кое-что… – Косач снова замялся.

Но Настя не дала ему увильнуть.

– Что? Что ты там нашел? – живо переспросила она.

– Нечто вроде клада, – неохотно признался Мишка. Ему не хотелось говорить о драгоценностях, которые он случайно нашел в одной из пещер и потом загнал Штайнеру, вместо того чтобы сдать государству.

Дело в том, что незадолго до турпохода Мишки Косача и его команды в Хибины был ограблен горноминералогический музей в Кировске. Грабители вынесли из музея богатейшую коллекцию минералов, среди которых было немало драгоценных каменей. Она-то и была спрятана до поры до времени в пещере в Хибинах. Грабители, конечно, никак не предполагали, что их тайник кто-нибудь откроет.

Но Мишку Косача, когда он с ребятами осматривал очередную пещеру, потянуло в то самое место, где были спрятаны драгоценные камни. И, найдя сундучок, он ничего никому не сказал, а вернулся за ним чуть позже, уже после того, как поход закончился и ребята разъехались по домам. Забрав сундучок, Косач отправился в Петербург. К тому времени он был уже знаком со Львом Штайнером и потащил свою находку прямиком к нему.

Припрятав камешки, Штайнер состряпал материал о сенсационной находке туриста, показав телезрителям пустой сундук с якобы завалявшимся на его дне минералом, не представлявшим для коллекционера никакой ценности. По его версии, некие местные жители ограбили музей и вынесли из него минералы, которые потом, вероятно, вывезли за границу. Часть репортажа была посвящена описанию коллекции, от которой в музее остались одни фотографии, другая часть – горным красотам Хибин, а третья – интервью с туристом Михаилом Косачем, нашедшим сундучок, а также беседе с представителями уголовного розыска города Кировска, ведущими дело по ограблению музея.

Штайнер утверждал, что легче всего скрыть тайну, выставив ее на всеобщее обозрение, в чем убедил и Косача. Только Мишка сейчас уже сам был не рад, что дал себя уговорить тогда и согласился на съемки. Теперь ему приходилось отдуваться не только перед милицией, но и перед Настей.

– И что за клад? – не уставала в расспросах Настя.

– Сундучок старый, а в нем один камень. Штайнер этим заинтересовался, вот и сделал передачу.

– Хорошо, а как он на тебя вышел? Как вы познакомились?

– Слушай, я уже не помню. Нас кто-то из знакомых свел, еще до похода в Хибины. Кажется эта была Вероника.

– Что за Вероника?

– Слепая певица. Штайнер о ней делал когда-то материал. Он же на канале «Искусство» работал. А мир тесен. Сама знаешь. Все друг друга знают.

– Ясно, – отмазка была принята. В конце концов, адрес Вероники Настя могла взять на канале, чтобы не доставать Мишку еще и этим сейчас. Тот уже, похоже, готовился послать ее открытым текстом куда подальше.

– Слушай, Миша, последний вопрос. А правда, что Штайнер голубой?

– Ну, наверное… – промямлил Косач.

– Наверное?..

– Да мне так показалось. Мы там сидели, пили и… – по глазам Косача Настя поняла, что Мишке не хочется об этом не только говорить, но и вспоминать.

– Ладно, – сдалась Настя. Ей уже самой стало неудобно, что она впилась в человека, как пиявка, пытаясь добыть информацию.

«В конце концов, не стоит мучить допросами человека, которому, похоже, так же, как и мне, есть что стирать из памяти. Соблазнил, наверное, Косача этот старпер Штайнер, педик долбаный, а я тут лезу со своими расспросами, что да как. Пусть живет, не мучаясь воспоминаниями, бедняжка», – подумала она.

– Ну, я пойду, – сказала она Мише. – Приятного тебе времяпрепровождения с твоей девушкой. Извини, за тупые расспросы. Это изъяны, как говорится, профессии. Ну, пока?! Будь здоров.

– Пока. – Проводив нежданную гостью до дверей, Миша облегченно вздохнул.

Оказавшись во дворе, Настя остановилась, чтобы подумать. Она достала из сумки сигареты и закурила.

В этот момент к стоявшему во дворе «уазику» подошел человек, лицо которого показалось Насте знакомым. Только вот чего-то в нем недоставало или что-то наоборот было лишним. Прокофьева машинально достала из сумки цифровой фотоаппарат, бывший всегда при ней, и сделала пару снимков. Человек заметил, что его снимают, и направился к Насте. Она успела спрятать фотоаппарат, но в тот же миг оказалось в его цепких руках.

– Вы что? Отпустите меня! Вы не имеете права! Куда вы меня тащите? Отпустите же меня, – визжала Прокофьева.

Человек, ухвативший Настю чуть выше локтя жесткой рукой, тащил ее по направлению к машине.

– Что вы делаете? – крикнула журналистка, но получила такой сильный удар по голове в височной области, что тотчас потеряла сознание. Она и не заметила, как оказалась внутри салона, куда ее просто впихнули, как обессилевшую куклу.

Машина завелась, тронулась с места и через несколько минут оказалась на безлюдной улице. Примерно в это же время Настя очнулась, открыла глаза, потом толкнула дверцу автомобиля и вывалилась из него на проезжую часть как раз на повороте, когда водитель был вынужден притормозить. Удостоверение на имя корреспондента газеты «Камни Петербурга» Прокофьевой Анастасии Григорьевны, вывалившись из кармана пиджака его обладательницы, осталось в салоне злосчастного «уазика».

Настя с трудом поднялась на ноги и поковыляла по направлению к проспекту. Добравшись до автобусной остановки, она вскочила в какой-то автобус и разрыдалась только тогда, когда машина отъехала на изрядное расстояние от места происшествия. Следующая остановка оказалась конечной для маршрута под номером «166». Вечерело.

– Девушка, вам плохо? – услышала она голос водителя.

– Нет, все в порядке, ничего страшного, – вытерла слезы журналистка.

Выйдя из автобуса, она надела темные очки, чтобы не было видно заплаканных глаз и ссадин на лице. Сумка была при ней, фотоаппарат тоже. Прокофьева поймала такси.

– В Купчино, пожалуйста, улица Димитрова. Если можно, быстрей, – сказала Настя таксисту и устало откинулась на спинку заднего сиденья.

«Вот так и началась моя новая жизнь – с расквашенного лица», – подумала Прокофьева и тихонько шмыгнула носом. Ей снова захотелось плакать, теперь уже от жалости к самой себе, такой одинокой, такой покалеченной.

Глава третья

Для того, чтобы жить

Русскую водку Настя ненавидела. Убойная вещь. Выпив водки, она тут же выпадала в осадок. Поэтому этот напиток Настя старалась не употреблять. А вот текила – другое дело. Это спиртосодержащее вещество помогало ей снять стресс и поднимало настроение. Вообще-то из спиртных напитков журналистке больше всего понравился лимонный фернет, которым ее когда-то угощали туристы из Чехии, но его в северной столице не продавали. Да и деньги тратить специально на алкоголь Настя не любила, если что-то и покупала, так разве что на случай появления гостей. Не с чертом же ей, в самом деле, пить, как пел когда-то Владимир Высоцкий. Пьянствовать сама с собой Прокофьева однозначно считала верхом деградации.

Она теперь жила совершенно одна в просторной двухкомнатной квартире на окраине Питера, которую сняла, оплатив проживание заранее за полгода. Причем занимала в ней только одну комнату, а вторая была такой же, какой оставили ее хозяева. У Насти, носившейся днями напролет по городу в поисках материала, просто не хватало ни сил, ни времени обживать еще одно, отгороженное от нее стенкой пространство соседней комнаты. Все, на что ее хватало в этой квартире, состояло в том, чтобы прийти на закате дня, умыться, перехватить чего-нибудь на кухне, если удавалось найти это что-нибудь в холодильнике, и завалиться спать. А утром встать, принять душ, поджарить яичницу, съесть ее, запивая кофе, и снова отправиться на работу. Словом, квартиру Настя не любила.

Но сейчас, после того, что приключилось с ней днем, неуютная квартира показалась ей раем, да и от рюмки водки она не отказалась бы. Прокофьеву просто трясло от происшедшего. У нее не укладывалось в голове, как с ней такое могло произойти. Главное, за что? И кто был этот сумасшедший тип, так дурно с ней поступивший среди бела дня в центре города, чуть ли не на глазах у людей.

Настя достала из сумки свой цифровой фотоаппарат фирмы «Кодак» и соединила его через шнур с USB-портом в ноутбуке. На экране компьютера появились фотоизображения, которые она тут же сохранила в отдельной папке под названием «Бандите».

– Ага, вот эта сволочь, которая меня чуть не угробила, – произнесла она вслух, присматриваясь к экрану.

– Кто же ты такой? – увеличила она изображение. – Вроде что-то знакомое, а с другой стороны – вроде никогда я тебя не встречала, не держала за руку и не разговаривала. Может, случайно у знакомых пересекались? Гм-м… Но где-то же я видела гада. Нет, не могу вспомнить. Что-то мешает.

На фотографии был мужчина лет пятидесяти пяти, среднего роста, крепкого телосложения, но определенно не занимавшийся разгрузкой кирпичей или какой-нибудь другой тяжелой работой. Интеллигентное и как бы холеное бородатое лицо, энергичный поворот головы… Ее смущала какая-то деталь в его внешности. Но она не могла понять, какая.

– И все же, где я его могла видеть? – не оставлял ее вопрос. – Что тут не так? Нет, не могу сообразить. Совсем голова не работает. Так саданул по ней, что чуть было вообще ума не лишилась. Сволочь, – выругалась она, глядя на фотографию. – Подонок, садист престарелый. Чтоб тебя переклинило так же, как меня, скотина.

Самое время было рассмотреть в зеркале собственное изображение. Настя подошла к стенному шкафу.

– О-о-о, вот кровоподтек на скуле. Едва заметен, но все же. Хорошо, что по кости пришлось. А если бы в глаз, посадил бы синячище на все лицо. Сволочь, – хлюпнула носом Настя, – чуть не изуродовал меня.

Она подняла футболку и посмотрела на свой правый бок, на который пришелся удар при падении из машины. Его словно пропустили через терку.

– Завтра будет гематома на всю спину, – констатировала Прокофьева.

Разбитые коленки, с которых она стащила разорванные джинсы, выглядели устрашающе. То же самое можно было сказать о локтях, не говоря уже об ободранных ладонях.

Настя поплелась на кухню и вывернула на стол аптечку.

– Слава богу, фурацилин есть, – пробормотала она, найдя нужный антисептический раствор в клеенчатой упаковке. – Хоть в аптеку тащиться не надо, и то хорошо. Молодец, что заранее запаслась, – похвалила себя Настя.

Прокофьева знала по опыту, что заражения крови у нее не будет. Она неоднократно, начиная еще с детства, и падала, и разбивала коленки, и все неприятности с нее скатывались, как с гуся вода. Но, исповедуя принцип «на Бога надейся, а сам не плошай», Настя всегда держала при себе аптечный минимум.

С раствором фурацилина и ватными тампонами в руках она и направилась в душ. Там перед зеркалом Прокофьева сначала обработала антисептиком раны, а потом стала под теплый дождик. Чтобы окончательно прийти в себя, ей понадобилось минут двадцать медитации под душем. Минут десять заняла еще сушка волос феном. Затем, переодевшись в чистое белье и накинув халат, она вернулась на кухню и заглянула в холодильник. Остатки текилы, нашедшиеся там, пришлись как нельзя кстати. Они были тут же использованы по назначению.

«Эх, хорошо, да мало, – подумала Настя. – Вот бы пришел кто, принес еще. Было бы в самый раз». Сама она, исходя из своего физического и психологического состояния, выходить из дома не собиралась. Но спать ей тоже пока еще не хотелось.

– Боже, сделай так, чтобы кто-нибудь пришел или хотя бы позвонил, – попросила она, обратившись к высшим силам, о которых всегда в случае экстремальных ситуаций вспоминала. – Ну давай, давай – помогай.

Правда, рассчитывать на персональный звонок уже не приходилось. Настин мобильный телефон развалился на части прямо на дороге, когда она столь неуклюже вывалилась из чужого автомобиля. Оставалось надеяться на то, что кто-нибудь из знакомых вспомнит ее домашний номер, что тоже было маловероятно, поскольку она почти никому его не давала, или каким-то чудом появится у нее на пороге. Сама Прокофьева никому звонить не хотела. Было не то настроение.

И чудо не заставило себя долго ждать. Под окном Настиной квартиры, которая располагалась на пятом этаже девятиэтажного дома, раздался храповитый шум мотора не слишком новой машины. А спустя несколько минут послышался звонок в дверь страдалицы Анастасии. Прокофьева сначала даже ушам не поверила.

– Кто бы это мог быть? Принесло же кого-то. А что, если это?.. Да нет, не может быть, тот мужик не мог меня вычислить так быстро. Хотя… – Настя на цыпочках подошла к двери и посмотрела в дверной глазок.

– Жар-птица! – облегченно воскликнула она и гостеприимно распахнула двери.

Что называется, с корабля на бал после вечерней смены с пакетом, нагруженным выпивкой и съестными припасами, к Насте заявилась ее не очень старая, но добрая знакомая Жанка по кличке Жар-птица.

Жанку Настя подобрала как-то на улице, когда еще снимала комнату на Суворовском проспекте. Случайно, возвращаясь поздно ночью пешком с какого-то мероприятия домой, она стала свидетельницей расправы, как ей показалось, клиента или сутенера с уличной проституткой, которую тот выбросил из машины в разорванных колготках и всю в слезах.

– Вали отсюда, шваль, х… тебе, а не денег, потаскуха чертова, – крикнул он и хлопнул дверью. А девушка, поскользнувшись, упала, вдобавок еще и разбив коленку. Из ее глаз вновь полились слезы, и она разревелась в полный голос от обиды и боли.

Настя помогла ей подняться на ноги, повела к себе, поскольку проживала тогда в десяти метрах от места уличного инцидента, накормила, напоила и спать уложила.

Умело разговорив эту простую девушку из провинции, которая стала, что называется, на стезю порока, Прокофьева обнаружила в ней добрую, не скурвившуюся душу. Прилипшее к Жанне Птициной погоняло Жар-птица в принципе правильно отражало то, что она собой представляла. В Жанке Жар-птице жизнь била ключом.

В первый день их знакомства с Жар-птицей Прокофьевой понравилось, как та в ответ на ее вопрос «Почему ты занялась проституцией» заявила:

– Мне было скучно жить в своем маленьком городе. И хотелось праздника, фейерверка каждый день.

В Питере все это она и нашла. Шампанское, веселье, рестораны каждый день. Пусть мишура, пусть пополам с грязью, зато Жар-птице было не скучно. Тусклая жизнь какой-нибудь санитарки, работницы на заводе или уборщицы ее вовсе не привлекала. А никакого дополнительного образования кроме девяти классов базовой школы у Жанки Птициной, чтобы рассчитывать не большее, не было. Ей этого и не нужно было. За одну ночь она могла получить все, что хотела, если, конечно, не считать ту самую ночь, в которую ее подобрала любознательная журналистка. Но, как говорила Жар-птица: «Раз на раз не приходится, чего тут обижаться. Это же жизнь».

Пройдя на кухню, Жанка Жар-птица вывалила на стол ворох закусок и выставила три бутылки любимой Настиной текилы.

– Оба-на, откуда такие деньги, Жар-птица? – воскликнула довольная исполнением своего желания Прокофьева.

– Живем, подруга, – улыбнулась Жар-птица. – Танцуй и пой, что я с тобой… Где стаканы? – произнесла она с ударением на последнем слоге.

Настя достала из шкафчика рюмки.

– Вчера и сегодня, – продолжала свой спич Жар-птица, – обслуживала одного клиента. Бабок немерено… Бандит, но не жадный. Денег дал… много… Так что живем. Сегодня весь «найт» у тебя. Ты не против? – посмотрела она искоса на Прокофьеву.

– Не против, не против, ты мне нужней сегодня, чем я тебе, Жар-птица, – ответила зарумянившаяся от удовольствия Настя.

– Да, я вижу тебя потрепала житуха-то? – заметила, присаживаясь за стол, Жанка. – Кто это тебя? Только не говори, что упала. Я по почерку вижу, что мужик.

– Так, одна сволочь на улице, – ответила Прокофьева.

– На улице? Ночью? – вопросительно посмотрела на нее Жар-птица.

– Нет, не ночью. Как раз среди бела дня. Я его сфотографировала. А он меня видишь как разрисовал? – показала Настя лицо, а затем локти. – Подскочил и чуть не убил. Я так ничего и не поняла. Сначала в машину заволок. Стукнул, я вырубилась. А когда очнулась, открыла дверцу и сиганула на асфальт.

– На всем ходу? – уставилась на нее Жар-птица.