скачать книгу бесплатно
Маргарита
Бабуля вывела меня к довольно большому населенному пункту – оштукатуренные разноцветные домики, цветущие вишни и яблони. Темные крыши из толстых досок, крытых чем-то вроде сланцевых пластин. Улочки очень прихотливо изгибались и прятались за высокими цветущими деревьями. Вдалеке виднелась высокая крыша часовни. Я прищурилась: странно, на макушке не крест, и даже не полумесяц, а что-то похожее на солнышко с лучами.
– Вот, девка, и деревня наша. А ты куда шла-то? – довольно внятно проговорила бабулька, хотя производила впечатление очень старой и немощной.
– Домой, – вздохнула я. Подняла голову: – А где тут у вас почта?
Вроде бы на почте обязательно должен быть интернет, или хотя бы телефон. Вот только кому звонить? Родители уехали в отпуск, сестра к своему парню на каникулы, в соседний город, а я вообще через день должна была отбыть на педагогическую практику в детский санаторий!
Дома тишина и пустота. Вон, даже холодильник с утра отключила – чтобы разморозить перед отъездом.
– Почта? – Удивлению бабки не было предела. – Так тебе на голубятню надо?
Тут уж я обалдела: какую голубятню? Редкие сохранившиеся голубятники зарабатывали, сдавая птичек в аренду новобрачным для фотосессий, а вовсе не рассылкой и-мейлов.
Впереди показалась широкая мощеная улица. Каменные плитки кое-где потрескались и вросли в землю. Но в целом улица как улица, ничего необычного.
И тут меня словно по голове жахнуло – вдоль улицы ни одного столба! Асфальта на дороге тоже нет. Совсем.
Ну допустим, глухомань тут такая, что уличного освещения нет. Но ведь и дома стоят совершенно свободно, не тянутся к крышам привычные 'качели' проводов…
Видимо, я застыла на месте и как-то отключилась, потому что очнулась и полностью пришла в себя уже в добротном деревянном домике на широченной, как кровать, лавке. В руке у меня была кружка травяного настоя.
Я изумленно оглянулась и устыдилась. Ну я и красавица! Разлеглась у человека в доме, как у себя, а до сих пор даже представилась!
– Бабушка, а как вас зовут?
– Меня-то Руимой кличут, травница я здешняя. А ты кто будешь? – доброжелательно отозвалась необыкновенно энергичная старушка.
– Маргарита Ясновская, студентка я.
– Студентка… Студень, что ль, варишь?
Это уже совсем не смешно. Я чуть не застонала от непроходимой дремучести местных селян.
– Нет, – вздохнула я, – не студень.
– Ну и ладно.
Бабуська хлопотала у печки, приговаривая что-то утешительное, и все подливала мне чаек, сдабривая его вишневым вареньем и сухариками. Я сделала пару глотков, расширенными глазами разглядывая внутренность избы примерно семнадцатого-восемнадцатого века. Все как на картинке в альбоме «Русская изба», только икон нет. Поперхнулась. После чего поставила на пол кружку и вырубилась повторно. Можно сказать, выбило предохранители.
Проснулась я с ясной головой и хорошим настроением на все той же лавке, в своем сарафане, с сумкой, заткнутой под голову. Проснулась по интересной надобности. А вот куда идти?
На улицу, наверное. Раз уж тут такая глухомань.
Стояло раннее утро. Ночь не успела смениться днем – предрассветный сумрак густо окутывал дома и деревья.
Очки оказались заляпаны непонятно чем. Сарафан после вчерашнего склона не радовал, а уж футболка, надетая под него, – просто «фу»!
Откопав в кармане замусоленный платок, кое-как протерла очки.
И тут же подпрыгнула – возле крыльца на цепи лежала громадная собачища! Я их, в принципе, вообще боюсь – и больших, и малых, а тут мягко говоря, гигантские размеры внушали уважение. К тому же пес явно мог дотянуться до крыльца.
Робко приговаривая: «Хорошая собачка, хорошая», – я скатилась с крылечка, не обращая внимания на жалобно скрипнувшие доски, и постаралась отбежать подальше.
Собак даже не пошевелился, продолжая лениво лежать на боку. Лишь поглядывал на меня удивленно – мол, чего это она?
Тут на крыльцо выперлась вчерашняя бабулька и, глядя на меня со скрытой насмешкой, показала пальцем:
– Уборная вон там, за кустами. А потом в баню пойдешь, ученица.
«Ученица?! Ученица?!!» Сделав несколько шагов, я поняла, что со вчерашнего дня ничего не изменилось: те же домики вокруг. Тот же чистый воздух, без запахов бензина и солярки. Прозрачное небо, не исписанное линиями инверсионного следа реактивных самолетов. Другое время, чужой мир. ЧУЖОЙ!
До бани я не добралась. Стекла на землю у грубой деревянной постройки и зарыдала. Сначала тихонечко заскулила, словно обиженный щенок. Потом начала подвывать, размазывая по лицу горючие слезы. И наконец заикала, давясь огромным горем.
Травница прибежала не сразу: сначала дала мне выреветь страх перед неизвестным. Проститься с родными. Оплакать надежды и мечты. Потом подошла неспешно и вылила на меня ведро воды!
– А-а-апчхи! – От неожиданности я замолчала и принялась чихать.
– Пойдем-ка, девка. Пыль да грязь смоешь – и на душе легче станет, – уверенно заявила местная ведунья.
Я, не сопротивляясь, позволила себя поднять. Шаг за шагом старуха привела меня в баню – низкое строение из потемневших от влаги и времени бревен. Внутри небольшие сени, скамья и печь. В большем отделении – широкие лавки, полок, огромная кадка у самой двери и две бадьи на печи.
– Мойся, сейчас платье принесу. И одежу постирай.
На маленьком окошечке стояли две керамические посудинки – одна покрупнее, небрежно закрытая крышкой, другая совсем крошечная, с плотно притертой деревянной пробкой, обернутой тканью.
– Этим вымоешь тело, этим – волосы, а вот тут для стирки, – и бабка ушла.
Вообще-то я не в первый раз оказалась в деревенской бане, но чтобы на полке не оказалось даже банального мыла?! И пол земляной. Толстенная доска, брошенная, как мостик к полку.
Даже от слабенького жара баньки голова у корней волос стала противно зудеть. С волосами у меня вечная проблема: жирные, тонкие, висят сосульками. И голову надо мыть каждый день, и стричь приходиться чуть ли не ежемесячно.
Поспешно стянула сарафан, стряхнула высохшую глину и бросила в бадью для стирки. Следом полетела футболка, вся в каких-то подозрительных разводах, и белье.
Водичка как раз – не горячая и не холодная. Мочалки нет, но под лавкой стоит горшок с мелким белым песком.
Вот как полезно смотреть передачи ВВС – однажды показывали, как бедуины моются песком вместо мыла. Пригоршня песка, немного воды и – и вуаля!
После песка настало время попробовать жидкость из горшочка – это оказался какой-то кисель с вкраплениями мелких белых цветов и листьев. Пах он почти как мой любимый «травяной шампунь».
Вздохнув, растерлась еще и этим киселем. Он почти не пенился, только шипел, словно гашеная сода, стекая на пол. Теперь споласкиваем голову пару раз…
В сенях завозилась старуха. Сунулась в дверь, внимательно осмотрела меня всю с ног до головы и вроде осталась довольна.
Бр-р! Вздрогнув от холодного воздуха, я взялась за притертую пробку, осторожно раскачала и потянула. Не идет! Еще покрутила. Фиг! Наконец удачно подцепила ногтем краешек и вытянула. В воздухе разлился – нет, торжественно поплыл! – одуренный аромат меда, мяты, перца и горьких трав. Замерев, я вдыхала его и бездумно улыбалась.
Бабка опять сунула длинный любопытный нос. Пришлось скорее мыть – точнее, дополаскивать голову. Хорошо, что волосы короткие и наклоняться не надо: плеснула воды, хлюпнула и растерла второй раз «шампунь». Подождала. Потерла у корней, особенно тщательно на темени и за ушами – и смыла парой ковшей водички. Теперь можно идти.
В предбаннике мне показалось очень холодно. На лавке ждало мягкое тканое покрывало. Рядом лежало небольшое льняное полотенце и платье, тоже изо льна, но потоньше.
На утоптанном земляном полу вместо моих убитых босоножек стояли… ну, как бы их назвать?.. Первое, что приходило на ум – поршни. Куски кожи, сшитые на подъеме и на пятке, внутрь набита шерсть вместо стельки, дополнительная завязка тоже из кожи. Рядом с платьем обнаружилось что-то похожее на фартук, только узкий и длинный, как и рубаха, плюс плетеный из шерстяных ниток поясок с кистями.
Решив, что стирка в липнущем к телу платье – последнее дело, завернулась в покрывало. Голову обернула полотенцем и пошла стирать. Бельишко развесила у печки, чтобы высохло побыстрее, а футболку и сарафан пришлось долго отмывать от странных бурых пятен на боках. Потом поразвешивала мокрые вещи тут же, в бане, и отправилась мерить обновки.
Трусики и лифчик уже вполне высохли. Платье, хоть и с трудом, на них натянулось. Рукава «три четверти» с завязками. Простой ворот, украшенный узором у горловины, тоже стягивался тесемкой.
Фартук я одела, как поняла – одна половинка свисает с плеч вперед, другая – назад, а сверху все это держит поясок. В таком виде, да еще в кожаных поршнях на босу ногу, поплелась к дому.
Очки в бане тоже отмыла как следует, а вот голова оставалась в полотенце: расческу-то я с собой не взяла!
Пес так и лежал у крыльца, лениво повернув голову в мою сторону. Рядом с крыльцом стояла расписная миска на невысокой табуретке, в ней какая-то каша.
Я присмотрелась и едва не приствиснула: в миске с теплой, парующей кашей зазывно торчала крупная мясная косточка. Рядом ведро воды.
А пес в ту сторону и не смотрит. Худущий, будто его голодом морят. Такой тощий… через комки свалявшейся шерсти ребра наощупь посчитать можно! Хворый он, что ли?
Старуха стояла на крыльце и уговаривала его поесть ворчливым голосом.
– Вран, кому я готовлю, ешь! Смотри, скоро ноги протянешь!
Угрозы не производили на псину никакого впечатления, он гордо смотрел вдаль, словно и не ему говорено.
Потом опустил голову и устало прикрыл глаза: вид, словно у той говорящей цирковой лошади – когда ж вы отстанете, дайте сдохнуть!
А мне пса жалко стало – такой пыльный, худой, но осанистый, словно не двортерьер, а аристократ в – цатом поколении. Голова большая, тяжелая, покрыта она черной лоснящейся шерстью, а не бурыми свалявшимися клочьями, как бока.
Завидев меня, старуха кивнула каким-то своим мыслям, пожелала «с легким паром» и повела в дом.
На столе курился дымком самовар немного непривычного вида – почти квадратный, углы лишь слегка скруглялись под прихотливым узором.
Рядом с дородным самоваром меня ждала в миске нарезанная зелень вроде петрушки и укропа, пара теплых вареных яиц и блюдце сухарей.
Хозяйским жестом лекарка пригласила за стол и вознесла хвалу за трапезу неведомому мне пантеону. И придвинула мне миску:
– Ешь, девка, с голоду добрые мысли не появляются. Мне в твоем возрасте крепко поголодать пришлось, – старушка успокаивающе улыбнулась, – зато теперь пряниками утешаюсь.
На блюдце перед травницей и впрямь красовались печатные пряники с начинкой, и больше ничего.
Чай она мне наливала особо – довольно сладкий травяной отвар в большущую коричневую кружку с розовыми цветочками.
Завтрак сперва показался скудным, да и вареный белок я не очень люблю, но съев яйцо и сухарик, я поняла, что сыта и продолжала пить чай с хрустящими зелеными веточками, которые сначала приняла за петрушку
После еды полезла в сумку – надо же причесать волосы! Пусть они короткие и редкие, зато чистые!
Для себя отметила любопытный взгляд хозяйки дома. Пожалуй, это шанс проверить, действительно ли я не на Земле.
Не спеша раскрыла крышку из плотного кожзама…
Как раз вчера я получила стипендию. И зашла на небольшой рыночек возле колледжа закупить разные мелочи, необходимые приличной девушке для поездки в санаторий
Теперь сыто раздувшаяся сумка наводила меня на разные мысли: если я на Земле, и просто попала в Богом забытый поселок каких-нибудь староверов или никониан, то, возможно, получится подкупить кого-нибудь отвезти весточку в город.
А если я и впрямь оказалась в дремучем Средневековье – то содержимое сумки может дать мне неплохой шанс на благополучную жизнь.
Турбину я тут, конечно, не построю… образование не то, но благодаря любезной старушке смогу узнать, что здесь есть и чего нет. И сыграть на этом.
Хорошо бы попасть в город. Пусть в маленький. В любом городе есть модницы, а у меня в сумке есть косметичка! Помаду тут еще наверняка не делают, да и духи совсем простые, нестойкие. Блестящий серебристо-синий карандаш и тончайшая кисточка жидкой подводки… Да любая красавица за такую упаковку душу продаст! Эксклюзив!
Вдруг хозяйка к чему-то прислушалась и кивнула мне на занавеску у печки, которая прикрывала ход в горницу.
Понятливо кивнув в ответ, я вместе с вещами переместилась туда.
И замерла, прислушиваясь.
Скрипнули ворота. Пес молчал – наверное, все-таки свои. Раздались торопливые легкие шаги, потом голоса.
Две женщины, старая и молодая, громко подвывая, принесли к травнице заболевшего ребенка. Малыш, как ни странно молчал, даже не хныкал. И это пугало больше надрывного крика. Я расковыряла заплатку на занавеске, и выглянула.
Старуха, судя по звукам, быстро убрала все со стола. Плюхнула вода – хозяйка протерла столешницу тряпкой. Сухо зашуршала ткань – набросила холстину. Снова шорохи, и надрывный бабский вой. Впору хоронить кого-то.
Хозяйка скомандовала распеленать ребенка.
Пока тетки возились, лекарка все выспрашивала у ревущей мамашки симптомы.
Итог: дитя не ест, срыгивает все, что проглотил. Пеленки сухие.
Я задумалась, чем можно помочь, и невольно вцепилась в сумку: там есть аспирин! Еще пузырек но-шпы и кетарол. Надо показать таблетки травнице!
Забыв о незваных гостях, я выскочила в кухню и увидела настоящий концерт! Женщины валялись у старухи в ногах и вопили что-то несусветное. Наша бабка уже чуть ли владычица морская!
Из глаз молодой градом катились слезы, а прокушенная губа превращала ее в вампира. Та, что постарше, рвалась на улицу, рассказать всем о своем горе – младенец умирает! И при этом косилась на меня, как на благодарного зрителя: оценила я или нет?
– Ой, кровиночка наша умира-а-эт! Ой, как же я, старая, сыну в глаза посмотрю-у-у?
Нашей бабке концерт быстро надоел, и она решительно выставила женщину постарше из дому. Пинком. Молодке только кивнула:
– Ступай. Сделаю, что Светлые Боги позволят!
Концерт по заявкам продолжился еще немного во дворе и за калиткой. Пока наш Вран не начал им тоскливо подвывать, а ему не начали вторить соседские Бобики и Барбосы. После этого женщины ушли, оставив маленькую человеческую ляльку ведунье.
– Рита, иди сюда! – Позвала лекарка.
Ой, а знахарку нашу как зовут? Я позабыла, или она не представилась?
Стоя у печки, отбросила с лица влажные волосы, натянула очки и ободок, посмотрела – чистые ли руки. Чистые.
Дрожь била так сильно, что сережки в ушах стучали по шее. Я ведь ничего не умею и не помню! Анатомию учила по картинкам, педиатрию – по лекциям забавной молодящейся дамы с начесом и апломбом доктора наук. Чем я могу реально помочь?
