Кино под небом

* * *

Когда все закончилось и татуировки вернулись на свои места, Король помахал, вернулся в палатку и закрыл дверь. Боб осторожно перебрался из кузова в кабину, завел грузовик, повернул направо, переехал мертвого байкера и его мотоцикл. Достиг дальнего конца автокинотеатра, у забора повернул направо и нашел передний ряд перед Восточным экраном Парковки А. Мы заняли место рядом с большим желтым автобусом, на борту которого было неряшливо, краской цвета ржавчины написано: «ХРИСТОС – ОТВЕТ НА ВСЕ ТВОИ ВОПРОСЫ, ВОТ ЧТО Я ПЫТАЮСЬ СКАЗАТЬ ТЕБЕ». Ниже, грязно-белыми буквами, только уже не так крупно, добавлено: «РАЗВЕ БЫТЬ БАПТИСТОМ НЕ КРУТО?»

С другой стороны от нас стоял старенький «Форд». Он казался пустым. Владельцы либо были мертвы, либо присоединились к остальным и перебрались в новое место.

Боб снял со стойки колонку, скорее по привычке, установил ее в окошке, включил на полную мощность, и мы стали смотреть «Зловещих мертвецов». Эш, главный герой, засовывал руку в зеркало, и оно превращалось в жидкость.

Мы сидели, ничего не соображая, пока Боб, наконец, не сказал:

– Не думаю, что переезд сюда чем-то поможет, но мне захотелось сменить обстановку… Возможно, забыться… И я не думаю, что его татуировки смогут забраться так далеко… между палаткой и нами слишком большое расстояние.

– Согласен, – произнес я.

Из всей территории автокинотеатра это место можно было назвать лучшим, хоть и с натяжкой, укрытием. По какой-то причине возле Восточного экрана творилось гораздо меньше безобразий. Конечно же, здесь тоже происходило всякое (об этом месте нам рассказал всезнающий Глашатай). Но по сравнению с остальной территорией Парковки А, не говоря уже о Парковке Б, тут было довольно спокойно.

Фильмы менялись, как обычно. И я представлял себе, как Попкорновый Король ходит в кинобудке от проектора к проектору, переключая их по мере надобности. (Разве ему не нужно спать?) Вот тут-то и вступала в игру та часть Уилларда, которая была киномехаником. Он знал, что делать, чтобы все работало.

Большую часть времени мы с Бобом дремали, а когда терпеть голод уже не было сил, забирались в кузов, ложились и ели, медленно пережевывая. Иногда разговаривали, если было, что сказать, слушали звуки фильмов, проникавших в кузов из колонки, установленной в окошке кабины. Дошло до того, что я с трудом уже мог вспомнить, какой была жизнь до автокинотеатра. Я помнил маму и папу, но не мог представить себе их лица, то, как они двигались или разговаривали. Я не помнил друзей и даже подружек, чьи лица раньше постоянно преследовали меня во сне. Мое прошлое исчезало, как испарина от дыхания на холодном зеркале.

А фильмы продолжали крутиться.

* * *

Через определенные промежутки времени задняя дверь стоящего рядом старого желтого автобуса открывалась, и из него появлялся тощий как жердь мужчина в черном пальто, белой рубашке и темном галстуке. Его сопровождала костлявая, широкоплечая невзрачного вида женщина в цветастом домашнем платье и шлепанцах из кожзаменителя. При ходьбе она буквально волочила ноги.

Они шли в центр ряда, где находились другие люди. Собиралась толпа, и мужчина в черном пальто, белой рубашке и темном галстуке вставал перед ними и начинал говорить, оживленно жестикулируя и расхаживая взад-вперед как бентамский петух. Время от времени он указывал на экран с фильмом, затем на толпу. Прыгал, строил гримасы, и к концу своего маленького ритуала увлекался жестикуляцией так сильно, что казалось, будто он отгоняет атакующих пчел.

Когда он утомлялся, на какое-то время присутствующие окружали его плотным кольцом. Когда кольцо распадалось, все выглядели удовлетворенными. Они стояли, пока тощий мужчина, склонив голову, произносил несколько слов, после чего каждый делился своими проблемами.

Всякий раз, когда происходило это маленькое событие, я имею в виду, когда эта парочка выходила из автобуса, и Боб видел их, он говорил: «Что ж, сегодня опять будет молитвенное собрание».

Дошло до того, что меня стало раздражать, что он потешался над ними.

– У них хоть что-то есть, – сказал я. – Вера. Все эти люди не ели целую вечность… с тех пор, как Король захватил палатку, и посмотри, как они себя ведут. Дисциплинированно. Они полны сил и уверенности. А остальные в этом автокинотеатре…

Нередко слышались крики и рев бензопил, и не только с экрана. Время от времени воздух пронзал звук выстрела или доносился шум драки. Но здесь, у Восточного экрана, такого не было.

– Они где-то берут еду, Джек. Одной верой сыт не будешь. Поверь мне.

– Ты должен обладать верой, чтобы судить о ней, – сказал я.

– Думаешь, у тебя она есть?

– Нет, но я хотел бы, чтобы была.

– Это все вранье, Джек. Нет никакой волшебной формулы, никакого способа знать, как быть дальше. Астрология, нумерология, гадание на чайных листьях и крысином помете, все это – одно и то же. Это ничего не значит. Вообще ничего.

Глашатай зашел проведать нас.

Мы стояли, прислонившись к переднему бамперу грузовика, и наблюдали, как люди у Северного экрана носятся, как дикари, убивают друга и ломают машины. Боб держал при себе своего верного спутника 12-го калибра, на тот случай, если оттуда к нам придет компания радикалов, которые захотят убить нас или съесть.

Но никто не приходил.

Я подозревал, что на то было три причины. При каждом экране образовалось собственное сообщество, и как ни странно, все они старались держаться обособленно; предпочитали убивать и есть своих членов. По крайней мере, пока. Во-вторых, у Боба был дробовик, и он походил на человека, который уже им пользовался. И, кроме того, христиане, как я их назвал, создали собственный патруль, который регулярно обходил по периметру Восточный экран. На вооружении у них были, в основном, монтировки, автомобильные антенны и тому подобное, но также имелась пара пушек. Третья причина, по которой нас оставили в покое, была просто моим предположением. Я считал, что наши противники обладают терпением и оставили нас на десерт.

Что ж, как я уже сказал, мы сидели на бампере грузовика, и тут появился Глашатай. Выглядел он неважно. Губы потрескались, глаза впали, словно усохли в глазницах. Чтобы не упасть, он использовал ручку от мотыги. Казалось, каждый шаг давался ему с огромным трудом. Мне очень хотелось дать ему кусочек вяленки, но Боб, словно прочитав мои мысли, быстро посмотрел на меня и покачал головой.

Глашатай подошел к нам и сел рядом с Бобом на бампер, опустил голову, переводя дух.

– Надеюсь, вы, парни, не убьете меня и не съедите, – почти весело произнес он.

– Не сегодня, – сказал Боб.

– Тогда, может, у вас есть какая-нибудь еда для меня? А то я совсем дерьмово себя чувствую. А вы выглядите довольно неплохо. Похоже, у вас есть что поесть.

– Извини, – ответил Боб. – Было, но мы съели. Мы всякий раз откладывали понемногу от того, что получали в палатке, но все уже кончилось. Заначки не осталось.

– Что ж, – сказал Глашатай, – я просто спросил. Это же не больно. Мне больше нет смысла это делать, ходить и сообщать новости. Все сейчас сами себе новости, никто не хочет больше слушать. Все просто хотят убить и съесть меня. Эта ручка от мотыги спасала мне жизнь уже дюжину раз. Возможно, больше. Хотя мне довольно крепко досталось. Кажется, у меня сломаны ребра. Больно, когда глубоко дышу или быстро хожу.

– Что можешь рассказать нам про Попкорнового Короля? – спросил я.

– Он ушел в палатку и больше не выходил. Туда никто не может попасть. На том синем свете вокруг нее можно жарить яичницу. Видел, как один старик сжег себе руку, пытаясь войти туда вслед за Королем и раздобыть еды.

– Тогда почему этот свет не убил Короля? – спросил я.

– Не заставляйте меня лгать. Понятия не имею, – ответил Глашатай. – Может, тогда условия были просто другие.

– Значит, все дело в Короле, – сказал Боб.

– Ну, почти, – произнес Глашатай. – Те тела, которые тигр затащил в палатку. Он питается ими. Повесил их в витрине, и всякий раз, когда я их вижу, мяса на них становится все меньше.

А почему бы и нет, подумал я. Уиллард и Рэнди демонстрировали свою власть, показывали, что у них есть еда. Что она развешена за стеклом, красиво и аккуратно. А все мы – жалкие неудачники, клянчащие зернышки попкорна, убивающие друг друга и отдирающие мясо с костей, словно гиены. Но он, Попкорновый Король, – не такой. У него все чисто и опрятно, хорошее освещение, и он наверняка срезает мясо с помощью ножа. А еще у него есть газировка. Возможно, немного миндаля в шоколаде на десерт.

– А что насчет палатки на Парковке Б? – спросил Боб.

– Снова захвачена, – ответил Глашатай. – Только еды там не осталось. Те Бандитос уже все подчистили. Я не говорил вам, как нашел под одной машиной пакет попкорна несколько фильмов назад? Он был полным на треть. Это было возле Северного экрана. Он просто лежал там, и никто его не видел. В тени колеса, под машиной. Я съел все прямо там, на месте. Блин, а вы неплохо устроились в этой части автокинотеатра, ребята.

– Это только пока, – сказал Боб.

– Почему бы тебе не остаться здесь? – спросил я.

– Я всегда должен находиться в движении. Таков мой путь. К тому же я не уверен, что ваши соседи захотят, чтобы я остался. Когда я приходил сюда и уходил, они не возражали, но я не знаю, как они отнесутся к моему переезду сюда.

– Мы не сможем замолвить за тебя словечко, – сказал Боб. – Мы здесь нижнее звено социальной иерархии.

– Не нужно за меня ничего говорить. Будь, что будет, я должен продолжать двигаться. Вы же знаете, раньше я водил пивной грузовик. Был всегда в дороге… Дважды развелся, поскольку не мог сидеть на месте. Мне нужно всегда находиться в движении. Когда вернусь домой, снова буду везде ездить. Я люблю автокинотеатры по одной причине: ты приезжаешь и сидишь в машине, а когда смотришь фильм, кажется, будто ты едешь по новому миру, или типа того. Нужно лишь положить руки на руль и представить себе… Значит, парни, у вас нет ничего пожевать?

– Ничего, – ответил Боб.

– Тогда поковыляю дальше. Берегите себя. Надеюсь, в следующий раз, когда увижу вас, мы не испортимся настолько, что захотим съесть друг друга.

– Тоже надеюсь на это, – сказал Боб.

С помощью ручки от мотыги Глашатай поднялся на ноги и побрел прочь, вдоль ряда колонок, по направлению к проходу между Восточным экраном и Северным.

– Мы должны были накормить его, – сказал я. – Он плохо выглядит.

– Все здесь плохо выглядят, Джек. Непрактично кормить людей. Даже Глашатая. Иначе он придет в форму, а когда оголодает, даст нам по башке, и заберет все, что у нас есть. Глашатай – нормальный парень, но он – всего лишь человек.

– А ты не очень-то уважаешь этот вид, верно?

– Так получилась, что да, – ответил Боб.

Я думал о христианах, об их собраниях, об их вере. Это давало мне моральную силу. Их поведение убедило меня, что у человечества есть нечто большее, чем хорошая еда, холодное пиво и потрахушки на сеновале. Нечто сильное и благородное. Нечто, что, подобно семени, нуждается в удобрении. И я рассказал обо всем этом Бобу. А он сказал, что, по его мнению, пиво, хорошая еда и потрахушки на сеновале – это просто отлично. А что касается семени, которое нуждается в удобрении, он имел четкое представление, какой тип удобрения лучше всего подошел бы для такого семени.

Разговаривать с Бобом было невозможно. Он был слишком узколобым.

Утомившись, мы пошли спать. Из колонки продолжали греметь диалоги и музыка из фильмов, а мы переносились в ночные страны холодных теней и безрадостных снов. И именно тогда, через динамик к нам проник Попкорновый Король, просочился к нам в мозги и поделился своими планами, сообщил, какую мы сыграем в них роль. Соглашусь, эти планы звучали заманчиво. Он будет присматривать за нами, кормить нас, даст точку опоры для наших жалких жизней. И, конечно, этот голос, этот приятный голос, отчасти это был голос Рэнди, отчасти чей-то еще; может, Уилларда, а может и нет. Мягкий мурлыкающий голос, который дразнил и порол всякую чушь. Всегда находил нужное слово. И эти голоса, полные сладкого яда, жаркие и холодные, принадлежали Попкорновому Королю.

2

Так говорил Попкорновый Король – сперва одним ртом, а затем другим:

– Мои дорогушечки, мои маленькие попкорноешки и кинолюбы, мои язычники и смертные, вы, которые откладывают кучки возле своих машин, как дела, детки? Как вы? Сейчас слушайте меня внимательно, потому что вы привели сюда Попкорнового Короля. И я хочу вам кое-что сообщить по секрету, раскрыть некоторые тайны, сделать вашу жизнь полноценной, поговорить на тему, дорогую и моему и вашему сердцу.

Попкорн.

Еда, мои подданные. Нямка. Хавка. Жрачка. Твоя очередь, рот номер два.

(чавкачу, чавкачу, чавкчавччуу)

Да, братья мои…

(из другого рта звучит имитация органной музыки)

…я здесь, чтобы показать вам, как все будет. Как все есть на самом деле, хотя вы, возможно, этого еще не знаете. Но пока позвольте рассказать вам о кукурузе. О сладкой, хрустящей кукурузе, горячей, вкусной, готовой таять у вас во рту; о старом добром попкорне цвета свежего птичьего дерьма, но с текстурой и вкусом жизни.

Кукуруза, детки, кукуруза.

Давай еще раз, рот номер два.

(чавкачу, чавкачу, чавкчавччуу)

Спускаюсь с крыши в дом, в голове все кувырком, приплясывать взяв моду, иду по проходу. И здесь и там повисла синева, повсюду громоздятся мертвые тела.

(чавкачу, чавкачу, чавкчавччуу)

…кровь на конфетах, кровь на двери, запекшаяся, гадкая, попробуй, ототри.

(паппа пап, паппапап, папппап, папачучучу)

Сейчас, мои детишки, приятели, друзья, я расскажу вам сказку про Попкорнового Короля. Какой он танцор, гуляка, балагур, увидите сами. Попкорновый Король, детки, стоит перед вами.

(чукачу, чукачу, чукачучучу)

Поднесите уши к колонкам, будьте внимательны, слушайте, дорогуши, и не дерзите, попкорн – это магия.

(джуджуджуджуджуджуджуджуджу-пап, пап, пап, пап, да, чавкачу, чавкачу, чавкчавччуу)

Да, попкорн – волшебный, те, кто в рот его возьмет, получат в животе своем праздничный салют.

(чавкачу, чавкачу, чавкчавччуу)

Вам не нужно есть детишек, как и дохлых собак. У меня есть нечто лучшее, и я вам не враг.

(буп, буп, буп, тадтадтадтадчу, чукачучучу)

Я предложу вам особенный, вкуснейший корм. Расскажу вам сказку про королевский попкорн.

(чавкачу, чавкачу, чавкчавччуу)

Будьте верны мне, я не останусь в долгу. Слушайте внимательно, и я вам не солгу.

(джуджуджуджуджуджуджуджу, пап, пап, да, чавкачу, чавкачу, чавкачу чучу)

Ничего не светит тому, с кем я не дружу, так что лучше делайте, что скажу.

(буп, буп, буп-тадатада, тадачу, чавкачучучу)

Теперь нашей лавочке мы скажем «прощай», нас ждет путешествие в Попкорновый рай.

(понесем снопы, понесем снопы, с радостью вместе понесем снопы)

Да, братья мои, я пришел сегодня к вам и принес чистую истину. Пришел наполнить ваши сердца любовью или паникой, ненавистью или кровью, всем, что потребуется. Послушайте, грешники, позвольте рассказать вам о Властелинах Попкорна. Позвольте рассказать вам, что эти фильмы – лучи света из самих глаз этих Властелинов.

(аминь, братья мои, аминь)

Было время – хотя я лишь смутно это помню и не вижу этому объяснения, – когда я был человеком, как и вы. Если точно, двумя людьми. Грешниками в глазах Властелинов Попкорна.

(аминь)

Да, я, безусловно, был великим грешником… чертовски великим грешником. Где здесь место для самых усердных прихожан?

(аминь, братья мои, аминь)

Я не знал законов попкорна и газировки, хот-догов и миндаля в шоколаде, не знал, что кровь и смерть есть пути к разрушению, не знал, что сама плоть человека есть спасение. И все, что мы могли делать, это потворствовать нашим потребностям и инстинктам, а все остальное для нас не существовало. Да, я не знал ни любви, ни красоты, даже если они попадались мне на глаза.

(да, ты не знал, брат, да, ты не знал)

Верно, не знал, поэтому Властелины Попкорна с их безграничной мудростью – да будут они благословенны – увидели это, и, дети мои, они увидели, что я пытаюсь жить, как все остальные, и привели меня сюда.

(Да, это так, брат, да, это так)

И эти Властелины выбрали меня вашим мессией, вашим палачом, вашим любовником, вашим Попкорновым Королем. Они дали мне молнии, а молнии дали мне силы. И эти силы сделали меня лучше вас, вот и все.

(Говори, как есть, брат Попкорн)

Я спустился с той крыши новым человеком, сделанным из двух людей. Пришел сюда, посмотрел те фильмы, познал истину, и увидел во всем этом знак.

(этот знак пришел к тебе со вспышкой света)

Это верно, так оно и было. Скажи: «Аминь».

(АМИНЬ)

Но я чувствую себя отлично, я очищен, я гомогенизирован. Скажи это снова, мой добрый брат.

(АМИНЬ)

О как мне нравится этот звук. Еще раз.

(АМИНЬ)

Аллилуйя, славьтесь, попкорн и трупы.

(слава попкорну и мертвецам, аминь)

Понимаете, я посмотрел те фильмы, и понял, что это сок из мозгов Властелинов, сок, выжатый из их голов на те огромные белые штуковины, которые мы называем экранами. Это – то, как нужно жить, братья мои. В этом жестоком мире все едят друг друга, и ничто не имеет значения, кроме одной вещи. Вы не из тех, кого едят, если понимаете, о чем я.

(это – истина, брат Попкорн, которую нельзя отрицать)

И молвил я вслух собственными устами…

(да, это так)

…я был послан сюда с той крыши в виде измененной пары индивидуумов, чтобы у здешних людишек, которые даже близко не настолько хороши, как я, был пример, кто-то, за кем можно следовать… кто-то, у кого есть попкорн. Потому что это место полно попкорна, друзья мои. И вы тоже можете снова есть его, а не вашего соседа. Ваших соседей буду есть я, просто принесите их мне, когда они подохнут… а если устанете жить, тащите ко мне свои задницы, я с радостью вас порешу.

(да, он с радостью сделает это)

А теперь вы спросите, какой во всем этом смысл? Это же сбивает с толку, брат Попкорн.

(спросим)

Конечно, спросите. А смысл в том, что я делаю то, что хочу, когда хочу, а вы делаете то, что я хочу, когда хочу. А хочу я очень малого.

(много не просит)

Нет, не прошу. Лишь того мяса, о котором я вам говорил, живого или мертвого. И еще одну маленькую вещь. Самую важную. Хочу, чтобы вы знали, что те фильмы реальны.

(реальней не бывает)

Они реальны, а вы – нет. Вы не можете доказать свою реальность, потрогав себя. Это ничего не значит.

(давайте, потрогайте себя, это ничего не значит)

Реально то, чего вы не можете потрогать.

(вы не сможете потрогать реальность, как бы вы не старались)

Если хотите стать такими же реальными, как огни на экране, вам придется отдать им себя, делать то, что они делают, жить, как живут они. Они есть священное писание, а я – их голос.

(говорящий за них предельно понятным языком)

Так перейдите на другую сторону, в Город Реальности. Примите истину мерцающих грез, держитесь за реальное, а нереальному дайте вытечь из себя, как моче из мочевого пузыря. Сделайте первый шаг к удовольствию, к превращению в реальное. И чтобы получить это и попкорн, вам нужно лишь…

(хвала попкорну)

…слушать меня, дорогие мои, голос священного писания. Нужно лишь слушать и давать мне то, что я хочу.

(аминь, брат Попкорн, аминь)

3

Чего хотел безумец из палатки, было ясно.

Власти.

Для Короля власть была концом и началом – змеей, кусающей себя за хвост. Больше он ничего не хотел. Ибо в мозгу у него хранились далекие и запутанные воспоминания о Рэнди и Уилларде. Двух людях, которые считали себя аутсайдерами, чувствовали себя автостопщиками на дороге жизни, бесконечно наблюдавшими лишь проезжающие мимо машины.

Но теперь они сами были водителями, крепко держащимися за руль. Вдавив педаль в металлический пол, они с улыбкой наблюдали за проносящимися мимо пешеходами, показывали им средний палец, грубо сигналили и коротко махали им.

И если б вы могли услышать голос Короля, этот невероятный голос, массирующий ваш мозг, словно кошка, мнущая подушку, то отчасти поняли бы, как он завлекал людей, заставлял их уверовать в религию насилия и жадности.

И если б у нас с Бобом не было вяленки, сок которой давал топливо для наших мыслей, сохранял мозги более чистыми, чем у большинства (хотя и не настолько чистыми, как у христиан, подпитываемых высокооктановым топливом веры), мы бы тут же присоединились к старине Королю. Восхваляли бы его, вымаливали у него попкорн, поклонялись действу, происходящему на экранах, и старались не думать о том, когда мы умрем.

Нужно также упомянуть, что Попкорновый Король обладал не только особым голосом, но еще и харизмой. Он стоял перед палаткой с улыбкой на обоих лицах, с полиэтиленовыми пакетами с попкорном в руках (у Рэнди в двух и у Уилларда в одной – вторая была постоянно занята револьвером). Закрыв глаза, он напрягался всем телом, и его татуировки начинали подрагивать. Открывал глаза, и попкорн начинал лопаться в пакетах, разрывая их изнутри. Король бросал пакеты вперед, за пределы синего сияния. Попкорн снегом сыпался на асфальт, и люди принимались драться (под сдавленный смех Короля) за обладание белыми зернышками. Но попкорна всегда было много – по крайней мере, в тот раз, про который я вам рассказываю – и драки случались не от отчаяния, а носили скорее ритуальный характер, как слэм у панк-рокеров.

А еще Король приносил ведра газировки. Большие ведра с плавающими сверху бумажными стаканчиками. Люди выстраивались в спонтанные очереди, выходили по одному вперед, брали стаканчик, зачерпывали из ведер и пили приторно-сладкую жидкость, которая не утоляла, а лишь усиливала жажду. Но именно это и беспокоило меня больше всего, когда мы с Бобом стояли за Восточным экраном и, выглядывая из-за капота брошенной машины, смотрели, как люди поднимают те стаканчики и капельки газировки стекают по их подбородкам. Единственной жидкостью, которую мы получали, был сок из вяленки, но это была не вода, и мы чувствовали, как медленно наступает обезвоживание. И все же держались.

Затем слабые и умершие приносились Королю, складывались у края синего сияния, как жертвенные подношения. Тигр-татуировка спрыгивал с живота Короля, приканчивал еще живых, затем затаскивал тела в палатку, и позднее те появлялись в витрине, постепенно, кусок за куском, теряя свое мясо.

Люди приходили за едой и питьем не только с Парковки А, но и с Б. Все приходили поесть Королевского попкорна и попить его газировки, после чего возвращались к своим машинам, садились на капоты и крыши и цитировали диалоги из фильмов. Цитировали с благоговением, как священное писание.

А старый добрый Попкорновый Король, сидящий в палатке, говорил со своей паствой с помощью внутренней связи, через колонки. Затуманивал им мозги своим жарким и одновременно холодным голосом. Цитировал вместе с ними диалоги из фильмов. Убирая громкость звука, принимался проповедовать и напевать.

Это кормление продолжалось какое-то время, к блаженному удовлетворению его последователей. А потом попкорн кончился.

Облом.

Голяк.

Нет попкорна.

Король перестал появляться перед палаткой, и его голос больше не одаривал своей милостью колонки. Только фильмы продолжали крутиться, что говорило о том факте, что кто-то их менял и содержал в порядке. Но Король не появлялся.

Верные ему продолжали собираться перед палаткой, взывали к Королю, но тот не отвечал. Их воззвания превратились в скандирование, а затем в сердитые крики, но Короля так и не было. Мясо в витрине постепенно исчезало. Кто-то ел его. (Летучие мыши и черепа? Нет, мясо аккуратно срезалось с костей.)

Мы с Бобом осмелели и пошли туда посмотреть. Встали за той же брошенной машиной, но не увидели ничего, кроме толпы растерянных людей и тех жалких тел в витрине. Люди видели нас, но еще они видели дробовик. Боб постарался, чтобы они его увидели, демонстрировал его, как гордый петух свой гребень.

Я всегда носил с собой бейсбольную биту. Мне нравился ее вес. Она была моей подругой, бита фирмы «Луисвилл Слаггер».

Однажды мы стояли за тем старым автомобилем (добавлю, что это был «Фэрлейн Форд» с выбитыми стеклами), наблюдали, не ожидая ничего конкретно, хотя, возможно, на что-то надеясь. Мы стояли там с пересохшими ртами, с бушующей в животах бурей, возможно, мечтая о теплой пище и сладком питье, и усиленно думая о том мясе в витрине, когда из палатки вышел Попкорновый Король.

Он стал немного темнее, смешался природный цвет кожи Рэнди и Уилларда. Смешался в пепельный оттенок, лишь в некоторых местах сохранились завитушки того цвета, которым изначально была кожа у Уилларда, похожие на подтеки ванильного крема на шоколадном торте.

Шляпа из попкорнового ведерка теперь полностью срослась с головой Рэнди. Тянувшиеся из нее толстые, как садовые шланги, вены спускались на лоб и нависали над единственным глазом. Этот глаз напоминал мне старую рекламу детективного агентства «Пинкертон», с налитым кровью глазом и слоганом: «МЫ НИКОГДА НЕ СПИМ».