Кино под небом

Затем двинулся в правую часть палатки и скрылся из виду. Посетители, слонявшиеся поблизости и что-то еще соображавшие, поспешно ретировались. Некоторые лежали на земле, как побитые шавки. Стареющий хиппи так и не пошевелился.

В палатке прогремел выстрел.

Еще несколько посетителей бросились врассыпную.

Поскольку новых выстрелов не последовало, хиппи быстро откатился вправо, вскочил на ноги и убежал. Казалось, он брал уроки у парня, которого Уиллард приложил бейсбольной битой.

Время тянулось медленнее, чем в кабинете у дантиста. Затем, наконец, появился Мерве Кинсман. Он вышел из палатки, двигаясь, как пьяный, пытающийся казаться трезвым. Из правого глаза у него торчал нож Уилларда. Тот был вогнан до середины лезвия. Мерве Кинсман, который «никому не позволит делать это», жаловался, но не так громко, как раньше. Теперь он был Мерве Кинсман, с которым «лучше не связываться», и он хотел, чтобы каждый из нас знал это. Он сказал что-то о суровой каре, которая свершится, когда он найдет свой пистолет. Затем упал лицом вниз на парковку, и острие ножа вышло у него из затылка.

В следующий момент из палатки появился Уиллард. Рэнди по-прежнему сидел у него на плечах, с попкорновым ведерком на голове. Уилларду пришлось пригнуться, чтобы Рэнди прошел в дверь. В руке у него был револьвер. Выглядел Уиллард очень счастливым. Он улыбался. На зубах у него была кровь (или шоколад). Возможно, он получил удар по зубам или укусил кого-нибудь. Или съел батончик «Алмонд Джой».

– Палатка принадлежит нам, долбоносы! – закричал Уиллард. – Слышали меня? Нам!

Никто не стал возражать. Несколько человек, у которых не хватило ума убежать, переминались с ноги на ногу.

Мерве Кинсман, который «никому не позволит делать это», он же Мерве Кинсман, с которым «лучше не связываться», не стал возвращаться из мертвых, чтобы оспорить это заявление. И я решил, что если кто-то и был способен сделать это, то только этот парень.

Уиллард сделал несколько шагов вперед, размахивая револьвером. Рэнди ударил себя в грудь и издал вялый «тарзанский» крик. Когда они стояли в тени, в стороне от прямого света, падавшего от палатки, сложно было понять, где заканчивается одно тело и начинается другое, тем более что Уилларда покрывали асфальтово-черные татуировки.

– Теперь мы здесь главные, – закричал Рэнди.

Уиллард еще немного поразмахивал револьвером, повернулся, нырнул обратно в дверь палатки и закрыл ее. Прижавшись носом к стеклянной двери, выглянул наружу. Теперь видно было лишь ноги Рэнди. Остальная его часть находилась над дверью, за стеной. И я представил себе, как его попкорновая шляпа едва не задевает потолок.

Уиллард удалился, и лишь круглый отпечаток носа остался напоминать о его присутствии.

– Похоже, теперь палатка будет принадлежать им, – сказал Боб, – пока не появится кто-нибудь с большей огневой мощью.

– Есть какие-нибудь мысли? – спросил я.

– У меня нет, но у кого-то определенно есть.

* * *

Чернота над автокинотеатром все плотнее испещрялась синими электрическими прожилками, и довольно скоро синего стало больше, чем черного. Гром, а также змеиное шипение молний болезненно отзывались в ушах даже внутри грузовика.

Боб, осмелев, открыл заднюю дверь и выглянул наружу.

– Глянешь на это? – спросил он.

Я выглянул. Эмблема «Орбиты» и входной козырек притягивали молнии, словно гниль микробы. Электрические разряды плясали по всей эмблеме, отбрасывая синие всполохи, которые смешивались с бело-голубыми огоньками гирлянды. Красные буквы на козырьке походили на яркие, кровавые волдыри, готовые лопнуть.

Мы наблюдали, как электрические разряды тянутся от эмблемы к торговой палатке и касаются ее (словно Бог, передающий искру Адаму). Палатка светилась белыми и голубыми огнями, и те летучие мыши и черепа в витринах казались почти живыми.

– Посмотри на это, – сказал Боб.

Он снова указал на эмблему, или скорее на то, что находилось над ней. Из черноты высунулось нечто, похожее на черно-зеленое щупальце, хотя этот эффект мог быть вызван игрой молний – сочащаяся светом щель в черноте, похожая на хвост торнадо. Из щупальца (я предпочитал так это называть, поскольку это соответствовало моим снам об обитающих над нами богах) стремительно выстреливали молнии, целясь в эмблему «Орбиты», и перепрыгивали с нее на входной козырек. Слово «Резня» с шипением взорвалось облаком стеклянных осколков. Остальная часть надписи, казалось, тоже была готова взорваться, но выстояла.

Еще одно щупальце свесилось вниз, извиваясь в воздухе, и выстрелило молнией. Этот разряд прошел через эмблему и козырек и взорвал слово «Расчленил». Эмблема же стала стремительно вращаться, выбрасывая все новые энергетические импульсы, которые перекидывались на палатку.

Одна из черных летучих мышей в витрине взмахнула крыльями и улетела вглубь палатки. Бумажный череп завертелся, упал на пол, скрывшись из виду. Светильники внутри какое-то время мигали, словно стробоскоп. Затем погасли. Но энергетические всполохи продолжали испускать достаточно света, отчего палатка и внутри и снаружи светилась ярко и вульгарно, словно сцена в дешевом ночном клубе.

Затем я увидел на крыше палатки Уилларда и Рэнди. Уиллард все еще держал на себе Рэнди, у которого на голове по-прежнему было попкорновое ведерко. У Уилларда в руке был револьвер. Они кружились в синем свете, вскидывая вверх руки и, по всей видимости, ругаясь, хотя гром и шипение молний заглушали слова.

– Должно быть, в крыше есть люк, – сказал Боб.

– Да, но какого черта они там делают?

– Поверь мне, они не знают.

Уиллард поднял пистолет и выстрелил в эмблему «Орбиты». И, словно в ответ, более толстый стержень молнии выпрыгнул из нее, как раскаленный, костлявый палец с огромным количеством суставов, и ударил Рэнди в попкорновое ведерко, окрасив их с Уиллардом в цвет разряда и окутав дымом. Уиллард забегал по крыше, словно исполняя какой-то странный танец маленьких утят. Из-за молний его движения казались очень быстрыми. Рэнди же продолжал сидеть у него на плечах, совершенно неподвижно.

Уиллард приблизился к люку, и они вдвоем, светясь, как жертвы ядерной аварии, рухнули в отверстие.

Палатка мерцала синим светом, словно неоновая вывеска. Изначальное освещение так больше и не включилось. Фильмы, вопреки всякой логике, продолжали транслироваться.

Я посмотрел на витрину, которую раньше украшали бумажные летучие мыши и черепа. Она была пуста.

11

Положение дел продолжало ухудшаться.

Молнии по-прежнему выстреливали из черноты (хотя зеленовато-черных щупальцев больше не было видно), попадали в символ «Орбиты», оттуда перекидывались на торговую палатку, орошая ее синим дождем искр.

Слух о произошедшем распространился очень быстро по всему автокинотеатру, и вскоре появились байкеры.

Они принялись кружить на своих байках перед палаткой, что-то выкрикивая. Пару раз с ревом объехали грузовик Боба.

Большинство мотоциклистов имели при себе оружие: дробовики, револьверы всех видов. У некоторых в руках были ножи, цепи и монтировки. Выглядели они угрожающе. Их было двенадцать человек, и я не мог понять, что именно заставило их появиться, если только их не возбудила новость о том, что какой-то парень с пистолетом и еще одним парнем на плечах захватил торговую палатку. Возможно, они планировали сами ее захватить, и теперь, когда у них наконец дошли руки, очень разозлились, узнав, что какой-то лопух их опередил.

Я попытался вспомнить, когда именно они захватили киоск на Парковке Б, но не смог. Просто время сильно исказилось. Это могло быть вчера, на прошлой неделе, месяц назад или в прошлом году. Понятия не имею.

Так или иначе, сейчас они были здесь, разъезжали на своих байках и кричали, чтобы эти «сукины сыны» вышли и приняли казнь, как мужчины.

Чтобы устроить повешение, один из байкеров появился на эвакуаторе, который явно принадлежал не ему. Водитель больше походил под определение «ветер в волосах, жуки в зубах». К крюку эвакуатора была прикреплена петля из колючей проволоки, явно готовая к использованию; один размер, подходит всем. Я задался вопросом, где они взяли колючую проволоку, но вскоре выбросил его из головы. В багажниках своих пикапов, эвакуаторов и машин люди возили, что угодно; все орудия техасских ремесел.

В задней части эвакуатора также лежал гриль для барбекю и пакет с древесным углем. Не похоже на стандартное оборудование. Это дало мне понять, что в среде байкеров каннибализм больше не являлся преступлением.

Самый крупный и уродливый из них остановился перед дверью палатки, приподнял одно бедро, пукнул, и крикнул, чтобы тот, кто находится внутри, выходил. Все остальные перестали орать, и он тоном дал понять, кто здесь главный. Мотоциклисты остановили свои байки и, сидя на них, стали наблюдать.

Тот, который предлагал Уилларду и Рэнди сдаться, весил добрых триста фунтов, большая часть из которых приходилась на живот, растянувший желтую футболку (похоже, ставшую такой от пота, а не от красителя) до такой степени, что та готова была лопнуть. Он, в отличие от большинства находившихся в автокинотеатре, явно не голодал. Я задался вопросом, насколько толстым он был раньше? Кстати, все байкеры выглядели довольно упитанными.

Но этот парень был не просто толстым. Руки у него были в обхвате, как моя голова, а голова в обхвате – чуть больше, чем мои руки. Длинные, сальные волосы были завязаны в хвост с помощью куска черной ткани. На нем были кожаные штаны, ботинки с цепями и кожаная куртка с надписью «БАНДИТОС» на спине. Часть куртки была отрезана, отчего казалось, что она слишком маленькая; она заканчивалась где-то на полпути между поясом и подмышками.

Я заметил, что остальные байкеры проделали со своими куртками то же самое. А те, кто был в кожаных штанах, укоротили себе штанины. До меня вдруг дошло, что отрезанную кожу они употребляли в пищу. Возможно, варили ее в коле, чтобы она была не такой жесткой; делали собственную разновидность вяленки.

Хотя, увидев эвакуатор с грилем, я предположил, что они не прочь попробовать и более экзотические блюда. Поэтому я сидел в грузовике совершенно неподвижно и смотрел в одно из его затонированных окошек, за которым тебя не видно. Сидел и радовался, что у Боба есть дробовик. Мы ходили вместе охотиться на уток и белок, и он знал, как пользоваться этой штукой.

Я беспокоился за Уилларда и Рэнди. Понимал, что у них нет шансов против этих парней, неважно, какой Уиллард крутыш и есть ли у него пистолет. Байкеров было слишком много, и все они были вооружены и агрессивно настроены.

Впрочем, я даже не знал, живы ли Рэнди и Уиллард. Мы видели, как они приняли на себя удар молнии, причем не одной, и ушли, но это не значит, что с ними все в порядке. Они вполне могли погибнуть. Лежат, наверное, там, на полу, Рэнди по-прежнему с попкорновым ведерком на голове, а Уиллард – с револьвером в руке.

Отталкиваясь ногами, толстяк подкатился на байке вперед, но едва достиг синего сияния, окружающего палатку, тут же дал задний ход. Он получил такой удар током, что руль и руки у него задымились. Он быстро замахал руками и нахмурился.

– Эй, вы, там, выходите и примите наказание, как мужчины. Это электричество вас не спасет. Ничто не спасет вас от Бандитос.

– Это верно, – произнес у него из-за спины один из его приспешников, и здоровяк повернулся и посмотрел на него так, будто его одобрение было ненужным и неуместным. Парень, открывший рот, выдавил тоскливую улыбку. Главарь не улыбнулся в ответ.

– Заткнись, Кутер, – крикнул он. – Я президент этого клуба, и я буду…

Он осекся, увидев выражение на лице Кутера, и сразу понял, что тот смотрит на палатку.

Главарь снова повернул голову вперед и увидел Рэнди и Уилларда. Они вышли из палатки, Рэнди все еще сидел на плечах у Уилларда, а на голове у него по-прежнему была шляпа из попкорнового ведерка. Края ведерка расплавились от удара молнией и стекали у него по голове. Черты лица деформировались так, что один глаз исчез, а другой переместился в центр лба. Его ноги слились с плечами Уилларда, колени напоминали узелки на обугленной палке.

Татуировки Уилларда ползали по всему его телу, словно черви, исчезая и появляясь из пустых, почерневших глазниц. Ноздри превратились в две большие крупные дыры, губы исчезли, обнажив широкий рот с тлеющими зубами. Уиллард по-прежнему держал револьвер, но в синем свете молний было видно, что тот слился с его рукой, став одним целым с плотью и костью. Тигр, которого Рэнди с такой любовью татуировал у Уилларда на животе, высунул наружу трехмерную голову и рычал; телесного цвета усы подрагивали на фоне темной морды.

– Мужик, – сказал главарь Бандитос, – ну тебя и расколбасило. Ничего, мы тебя починим.

С этими словами байкер сунул руку под мышку, вытащил пистолет (тоже револьвер 357-го калибра), и произвел профессиональный выстрел, попав прямо промеж ушей вытатуированному на животе у Уилларда тигру.

Уиллард слегка вздрогнул. Пуля угодила в одно из немногих розовых пятен у него на коже, плоть сморщилась, напомнив грубое ротовое отверстие, и выплюнула поражающий элемент. На мгновение из раны выступила пузырящаяся слизь цвета колы, а затем отверстие затянулось.

– Это что-то новенькое, – сказал Боб, прижавшись носом к стеклу.

Уиллард поднял револьвер и ухмыльнулся. Рот Рэнди тоже растянулся в ухмылке. Для человека без глаз Уиллард был ювелирно точным. Его выстрел поразил главаря Бандитос точно между глаз, и его мозги вылетели из затылка, забрызгав рукав байкера по имени Кутер.

– Блин, – воскликнул Кутер. – Круто!

Все байкеры, кто был с пушками, открыли огонь. На Уилларда и Рэнди посыпался свинцовый град, но их плоть продолжала выплевывать дробь и пули. Даже то чертово попкорновое ведерко на голове у Рэнди превратилось в плоть, приросло к его черепу, и тоже исторгало свинец.

Уиллард поднял револьвер и разрядил его. Каждый выстрел сразил по одному байкеру. Двоих Уиллард убил наповал, одного ранил. Теперь он был безоружен.

Или был бы безоружен, если б не нарисованный у него на груди патронташ. Уиллард поднял руку, вынул из него шесть темных мясных патронов, засунул их в револьвер, который принял их в себя, раскрывшись, словно морщинистый рот.

Это послужило для байкеров сигналом к отступлению. Моторы взревели, мотоциклы резко развернулись и умчали прочь. Парень по имени Кутер сделал поспешный разворот перед грузовиком Боба, и Уиллард пальнул в нашу сторону. Пуля вылетела из дула, зависла на мгновение, и, превратившись в нечто, похожее на длинный штрих, рванула вперед. Завернула вслед за Кутером за грузовик, и я услышал вскрик байкера.

Метнувшись к противоположному борту грузовика, я прильнул вместе с Бобом к окошку и увидел, как байк Кутера продолжает ехать вдоль ряда, слегка отклоняясь влево. Но сам байкер лежал на земле, лицом вниз. Верхняя часть головы у него отсутствовала. Мотоцикл ударился в стойку с колонкой, встал на дыбы, завалился на бок, проскользил вдоль дорожки, врезался в зад пикапа «Ранчеро», отскочил обратно в ряд и там упал, словно маленькая уставшая лошадка.

Я бросился к противоположному борту, чтобы взглянуть на Уилларда. Тот продолжал палить своими мясными пулями. Они преследовали свои цели, словно ракеты с тепловым наведением.

Отстрелявшись, Уиллард опустил револьвер и посмотрел вниз. Живот у него раздулся. Вытатуированный тигр вытянул шею. Появились плечи, затем высунулась передняя лапа. Казалось, будто тигр выбирается из глубокого черного колодца. Показалась еще одна лапа. Зверь подался вперед, коснулся обеими лапами земли, вытянул из живота Уилларда остальную часть туловища, увеличиваясь при этом в размерах. Постоял какое-то время перед Рэнди и Уиллардом, махая хвостом. Затем с ревом бросился в погоню за байкером, раненным во время стрельбы. Схватил его за голову своими челюстями и сомкнул их. Раздался звук, будто утиное яйцо разбили колотушкой. Для байкера все было кончено.

Тигр затащил его в торговую палатку за то, что осталось от его головы (куски черепа валялись тут и там, словно осколки фарфора), а Уиллард придержал для него дверь. Тигр оставил труп внутри и вышел, облизываясь. Вместе с ним из двери выпорхнула бумажная летучая мышь, устремилась вверх, за пределы синего сияния, снова спустилась вниз и вернулась в палатку. Затем к двери выкатились два черепа, выглянули наружу пустыми глазницами, заклацали зубами, словно трещотки гремучих змей, и укатились вглубь палатки, даже не решившись выбраться за ее пределы.

Чем дальше удалялся тигр от влияния синего цвета, тем более блеклым он становился, пока не принял светло-серый окрас. Казалось, он терял силы. Потом, когда возвращался, волоча за башку очередное тело, он постепенно темнел и начинал держать голову выше. И наконец, оказавшись в пределах синего сияния, возвращал свой истинный цвет и былую силу.

Когда тигр затаскивал труп в дверь, я видел, как из него, словно пчела из убежища, выпрыгивала черная точка и исчезала в патронташе Уилларда – маленькие пульки возвращались в свои гнезда.

Закончив свою работу, тигр прыгнул на Уилларда – казалось, будто кто-то бросил в того банку черной краски. Зверь буквально выплеснулся на его живот, превратившись в кляксу, растекшуюся, словно горячая смола. Усы у тигра затрепетали, он показал зубы и, наконец, замер. Теперь он был ничем иным, как реалистичной татуировкой.

Другие изображения на теле Уилларда (которые бились и метались вокруг) последовали примеру тигра. Последними вернулись надписи: «НАДЕРУ ЗАД» и «ПОЛИЖУ КИСКУ». Они взобрались по предплечьям Уилларда, словно большие, неуклюжие муравьи.

Рэнди продолжал мирно восседать на плечах Уилларда, словно агент по продаже недвижимости, только что заключивший крупную сделку. Я пытался разглядеть следы своего друга в этом деформированном одноглазом лице, но не мог.

Уиллард и Рэнди подняли руку и помахали влево, затем вправо. Со своей точки наблюдения я увидел, как несколько людей помахали в ответ – возможно, они сделали это инстинктивно, а возможно, после того как увидели, на что способны эти ребята, почувствовали к ним расположение.

Рот, принадлежавший Рэнди, открылся, и раздался зычный голос:

– Я – Попкорновый Король, и моему царствию положено начало. Я позабочусь о вас.

– Чертовски мило с его стороны, – сказал Боб.

Затем Король перестал махать и вошел внутрь наэлектризованной палатки. Так началось правление Попкорнового Короля.

Часть вторая

Попкорновый Король

с Кукурузной Шелухой и Прочими Гадостями

1

Попкорновый Король был счастлив.

Он был улыбчивый чувак – обоими ртами – и мог нести всякую чепуху. Я имею в виду, скажем, вы живете в этой маленькой вселенной автокинотеатра, а может, в микровселенной вашей машины или грузовика, и все, что у вас есть, это фильмы. У вас нет настоящей пищи, вместо необходимой жидкости вы пьете газировку, у вас в крови предельное количество сахара, и надежда давно вас оставила. У вас есть лишь этот голос, плавный, как изгиб бедер старлетки, мягкий, как утиный пух, пьянящий, как ром с медом. Голос, который льется из динамика, затекает вам в уши, и кристаллизуется вокруг мозга, подобно сахарной корке вокруг цуката.

Голос Попкорнового Короля, говорящий, как обстоят дела, предлагающий вам узнать правду, говорящий, что он любит вас, что будет вас кормить и заботиться о вас. И все, что вам нужно сделать, это ответить ему взаимностью. И вам необходимо лишь понять, что то, что вы видите на экранах – это видения богов, то, как устроен мир, то, как вы должны жить, ибо так говорит мессия, Попкорновый Король.

Да, Попкорновый Король был счастлив.

И он был безумен.

И он помог сделать всех еще более безумными, чем они уже были.

Сдайте назад.

И подумайте.

По-моему, именно так это произошло; рождение Попкорнового Короля.

Итак, Уиллард и Рэнди поднимаются на крышу во время грозы, бродят там, обезумев от нездоровой пищи. Они – паразиты, кормящиеся друг другом, пытающиеся сделать нечто целое из двух половинок.

Они бродят там, на крыше, зачистив палатку при помощи ножа, после всех тех убийств. И возможно, в глубине души осознают, что им не нравится то, что они творят. А может, они, как и я, так накачаны сахаром, что им все кажется зашибись. А может, им глубоко на все плевать.

Что ж, сложите все это вместе, добавьте их нестабильность, и получите совершенно отъехавшую парочку. Или, говоря приличным языком, «двух молодых людей на грани нервного срыва».

А еще эта гроза, треск, шипение и хлопки. Вспышки молний освещают небо. Словно лист металла, грохочет гром. Теми парнями на крыше едва ли движет нечто большее, чем импульсы первобытного мозга; та его часть, которая отвечает за примитивное выживание.

Поэтому они кричат на грозу (видите ли, их бесит шум), называют ее по-всякому. И возможно, это неспроста, поскольку боги категории «Б» там наверху ждут какого-то сюжетного поворота. А может, им просто не нравится, что с ними так разговаривают… Возможно, нет никаких богов категории «Б», и мои сны – это просто сны, и нам с Бобом лишь показалось, что мы видели щупальца, торчащие из черноты. И то, что выскочивший разряд поразил наших парней, сделав из них одно могущественное существо, это просто несчастный случай.

Они свалились в люк, дымясь, как бекон на сковородке. И они больше не злые и не сбитые с толку, но и не просто поджарились. Им была дана сила, и эта сила выпрямила их перекрученные мозги. Пробежала по ним, подобно быстрому и веселому раковому заболеванию, распространяя маленькие ростки энергии от головы к голове, от носков к носкам.

Сейчас они – один сплошной жуткий уродец, но это их не беспокоит. Они чувствуют себя вполне прилично. В их воображении они – лапочки. Такие милые, у одного – один глаз в центре лба, у другого нет глаз вообще, лишь две дыры, сочащиеся дымящейся слизью.

Их мозги уже не работают независимо друг от друга; тот веселый рак пустил сквозь них свои щупальца, поэтому их серое вещество функционирует как единый орган. Глаза Рэнди – это глаза Уилларда. Мышцы Уилларда отвечают потребностям Рэнди. Поэтому их уже не двое, теперь они – одно целое. Скажем, у его ног лежит несколько зернышек попкорна, заряженных электрическим током. Они высоко подскакивают, приветствуя его («возьми меня, возьми меня»), и он думает, «а веселые штучки, эти зернышки попкорна, не назваться ли мне Попкорновым Королем?»

Попкорновый Король безмерно счастлив, поскольку чувствует, будто услышал главную шутку от главного шутника, и прекрасно понял, в чем ее соль.

Теперь он знает, что является Избранным. Чувствует, что то, что привело его по лестнице на крышу, это больше, чем замешательство. Это было предопределено. Судьба.

Да, это так. Он снова думает об этом. Судьба.

Он чувствует, как сеть чистой энергии спиралью проходит сквозь него, заменяя кровь и кости чем-то новым; чем-то, что делает его хозяином своей плоти (татуировки извиваются, как личинки в навозе).

Воздух вокруг него гудит от синего электрического тока. (И пока я строю здесь гипотезы, фанаты спорта, давайте представим, как эти бумажные летучие мыши порхают вокруг его головы, а эти бумажные черепа катаются у него возле ног и кусают его за пятки, словно радостные щенки.) Он идет по палатке и видит всю эту бойню: менеджера, пробившего лицом стеклянный прилавок и залившего конфеты и коробки со сладостями кровью, которая загустела, словно холодный соус; маленькую девочку, забитую до смерти ногами и похожую на земляничную мякоть; других мертвецов, включая Конфетку (похоже, я увижу ее труп в витрине, вывешенный там, как призовой кусок мяса в лавке мясника).

Он идет сквозь голубой воздух в кинобудку, сопровождаемый летучими мышами и черепами, и видит, что там стоят три проектора, направленных, словно лучевые пушки, в разные стороны, на три шестиэтажных экрана.

Подходит к маленькому окошечку возле одного из проекторов, смотрит в него и видит на экране «Техасскую резню бензопилой». Подходит к другому и видит заключительную часть «Я расчленил маму». Смотрит в третье окошко и наблюдает «Кошмар дома на холмах».

Удовлетворенно вздыхает. Это – его владение. Его тронный зал. Эта чертова палатка. А все эти люди, которые смотрят фильмы, являются его подданными. Он – их Король, их Попкорновый Король. И он тот еще весельчак.

Но что это? Кучка толстяков кругами разъезжает на мотоциклах перед его дворцом, обзывает его по-всякому (неужели один из них действительно назвал его «собачьей блевотиной»? Похоже на то), кричит, чтобы он выходил.

Людишки расстроены. Назревает мятеж. Смерды бунтуют.

Пора пресечь это дерьмо в зародыше.

Поэтому он выходит наружу с пистолетом, слившимся с рукой, татуировки извиваются, слово змеи на раскаленном стекле…

С того момента я уже предоставил вам свидетельства очевидца.